Я двигаюсь в сторону От, И больше никто со мной не идёт, Никто не поёт о том, что никто, Кроме меня, не движется В сторону От. Всё шито-крыто у тех, Кто, Они запивают железом слова, Их экскаватор шагает вперёд, Их бронепоезд, увы, не идёт В сторону От. На клавишах снега танцует плеть, Я иду спиной, чтобы не смотреть, Чтоб не успеть, чтобы опоздать К часу, когда они будут петь оду од Стороне От. Они забывают о том, что их ждёт, Но они не забудут нажать на курок, Xоть мушка сломалась и ствол не бьёт, Они целят в цель, а не наоборот В сторону От. Кто-то идет В, Кто-то идет К, Кто-то идет На, Кто-то идет Под, Но никто не поёт — Смотрите, она Идёт В сторону От.
Ольга Арефьева. Сторона От
Санса гнала лошадь вперед. Она проскакала мимо Бейлиша, стоящего во дворе, мимо Серсеи, Мирцеллы и Томмена, лениво ездящих по кругу в показушных позах. Как все это надоело: притворство, кривляние… Смотрите, какие мы удачливые, какие красивые, глядите и завидуйте — нашим улыбкам, нашим занятиям, местам, недоступным для вас, удовольствиям, которые вы никогда не познаете. Ничего, что улыбки слегка фальшивы, что занятия себя исчерпали, превращаясь из удовольствия в механическое сотрясание обмякшей плоти. Как дефибриллятор для покойника. Неужели нельзя просто делать, что хочется — раз уж у тебя есть такая возможность? Или единственное реальное развлечение для подобных этому семейству — это лишь подтверждение своего статуса? Как скучно… Лучше вообще не жить… Вот Джоффри точно все знает про удовлетворение потребностей… Со своими ракетками. И еще и ее научит. Да уж, как пить дать. Санса поймала себя на мысли, что ей все равно, в сущности, выйдет она замуж за Баратеона или за кого-то другого. Того, что ей хочется, она все равно делать не может, да ей и не дадут. И сама она себе не даст. Тогда какая разница? У Джоффри хоть денег больше. Продаваться — так задорого. И чтобы и семье был от этого толк. Но она покажет ему загребучие ракетки! Хватит изображать из себя цыпленка! Она не хочет быть птичкой! Пташки никому не нужны, это только видимость. Если все так складывается — пора растить клыки. Чтобы ее тоже боялись. Чтобы опускали глаза перед ней. Боги, как это прекрасно — скорость… Пташка, и впрямь, очень резвая — мчалась, как стрела, поперек поля. Завороженный фотограф отвлекся от томной Серсеи и успел-таки щелкнуть несколько раз это невообразимое зрелище — наездница, с развевающимися от встречного воздуха широкими рукавами рубашки, с пылающими от гнева щеками, летела по выгоревшей траве, сминая головки барвинков и заскорузлых ромашек. Хвост ее кобылы струился темным потоком позади, и обе они — и всадница, и лошадь — казалось, промелькнули в смутном предгрозовом сне, беспокойным свинцовым облаком, там и сям вспыхивающими молниями, отдавшись на волю причуд ветра. — Эй, любезный, я долго должна тут гарцевать? Делайте то, за что вам платят! Вам еще Мирцеллу надо снять. — Да, мадам, конечно, извините. Продолжим. Фотографу стоило бы снять девчонку на берегу — там как раз ветер нагнал тучи вдоль моря: освещение — чума… С такими кадрами можно сразу и на выставку… Не то, что эта приторная пастораль. С притворным рвением он защелкал своей машинкой вокруг Серсеи, поминутно бегая поправлять экраны-зонтики и направление подсветки. Серсея обернулась к детям. — Это что, Санса проскакала там? Или мне померещилось? — Да, мама, это была Санса, — ответила Мирцелла, потрепывая Искру по белой челке, — Я и не знала, что она так умеет носиться… — Я тоже. Словно в нее бес вселился, в эту девчонку. Все-таки, она себе на уме… Но она играет в опасные игры… Пес, ты будешь там шевелиться или нет? Задрых ты там, что ли, в этом стойле? Неужели не выспался в люксе в приятной компании? Я, кстати, заметила, в каком состоянии моя машина — после прогулки отвезешь ее на мойку! Садись на свое чудовище и догони эту дуру Старк, пока она не сломала свою бессмысленную шею. Это нам совсем не нужно. Сандор вывел Неведомого из конюшни, глянул на хозяйку. — А что произошло-то? — А ты пропустил все самое интересное, как всегда. Твоя подопечная сошла с ума. Она тут промчалась, как фурия, — вон, уже и след простыл. Это все, конечно, весело, но надо и совесть иметь. В конце концов, я за нее отвечаю. И что на нее нашло? То канючит, то впадает в неистовство… Найди ее, короче, проследи, чтобы была в здравии. Да езжай же, что стоишь, как истукан. Самая уродливая статуя на свете… Катись… Клиган сжал ногами бока коня, и чуткий Неведомый пошел рысью, потом быстро перешел на галоп. Бейлиш посмотрел ему вслед, вскочил на свою рыжую кобылу и подъехал к Серсее. — Вас не снимают, надеюсь? Боюсь испортить кадр. — Нет, сейчас очередь Мирцеллы. Что вы думаете про все это, Бейлиш? Что происходит? — Откуда мне знать, дорогая моя, — я же не волшебник, не чтец человеческих душ… Но кой-какие соображения у меня все же имеются. Мой вам совет: не стоит затягивать эту игру со свадьбой. Или откажитесь от нее совсем. Для вас она может оказаться весьма невыгодной, эта сделка. Если вы будете продолжать сидеть на двух стульях, то есть вероятность того, что упадете прямо между ними и останетесь ни с чем. — О чем это вы? И почему, собственно? — Да так, к слову пришлось. Я еще поразмыслю над этим всем. И выскажу вам свои соображения перед отъездом, завтра. — А вы разве завтра уезжаете? Я думала, вы хотели остаться до воскресенья… — Нет, увы, дела, дела, Серсея, срочные дела накопились… Надо ехать. И вот еще что: пусть Джоффри пока отдохнет от теннисных выездов. Вы понимаете? — Да, я отлично вас поняла, Бейлиш. Я прослежу. Хотя это будет трудно… С Джоффри всегда трудно… — Ну, отвлеките его чем-нибудь, вы же мать — знаете, что ему нравится. Сами давеча говорили, все под контролем. Вот и докажите на деле. — Прошу мне не указывать! Вы забываетесь, Мизинец! — Я никогда не забываюсь. Впрочем, воля ваша. Но все же примите мой совет к сведению. А теперь я поехал — очень хочется продолжения столь занимательного зрелища… Бейлиш похлопал по боку свою рыжую лошадь, и та покорно пошла в ту сторону, куда до этого направились Санса и Пес. Серсея раздраженно мотнула головой — все решили ее сегодня допечь: то истерики, то загадки. Никто не облегчает задачу. Томмен с упоением ездил кругами по лужку. Грум бегал рядом с ним. — Ну что, может, мы уже продвинемся? Вы отсняли наконец Мирцеллу, унылый вы человек? А ты, Томмен, приноровился? Не упадешь в первую же канаву? — Нет, мама, все отлично. Правда же, я могу скакать на берег? — обратился сияющий Томмен к служащему. Тот кивнул. — Тогда поехали, поехали. Мы тут уже полчаса торчим. Будем надеяться, хоть снимки выйдут неплохо. А вы, маэстро неспешного кадра, следуйте за нами, сфотографируете всех группой на берегу. Да пошевеливайтесь! Все расселись наконец по коням, и процессия устремилась по направлению к начинающему уже редеть лесу и дальним, почти не отличимым от конюшен дюнам. Солнце играло само с собой в прятки меж набегающих белоснежных, подернутых снизу серо-синим, кучевых облаков, особенно четко обрисовывающих дугу неба, уходящую в перспективу. Тучи марширующими солдатами выстроились, словно на поверхности гигантского невидимого купола, уменьшаясь к горизонту, где сверкающей полоской голубело море.