Like a bird on the wire, Like a drunk in a midnight choir I have tried in my way to be free. Like a worm on a hook, Like a knight from some old fashioned book I have saved all my ribbons for thee. If I, if I have been unkind, I hope that you can just let it go by. If I, if I have been untrue I hope you know it was never to you. Like a baby, stillborn, Like a beast with his horn I have torn everyone who reached out for me. But I swear by this song And by all that I have done wrong I will make it all up to thee. I saw a beggar leaning on his wooden crutch, He said to me, «You must not ask for so much.» And a pretty woman leaning in her darkened door, She cried to me, «Hey, why not ask for more?» Oh, like a bird on the wire, Like a drunk in a midnight choir have tried in my way to be free. Leonard Cоhen Like a bird on the wire
1 Сандор выкурил одну за другой две сигареты в процессе раздумья. Девочку совершенно несло куда-то в тартарары — какое-то безумие. Возникало ощущение, что он зря с ней цацкается. Внутри боролось два чувства — желание воспринимать ее как равную и горькое осознание того, что это совершенно нереально. Порой Пташка так по-взрослому себя вела, так разумно и трезво оценивала ситуацию, что Сандор уже начинал верить, что чудеса возможны — но тут же следующим жестом — ну вот как сейчас — она ввергала его обратно в омут сожалений на тему того, что он опять неизвестно за каким хреном занимается самообманом. Этот приезд Ланнистера высветил перед ним простую истину — сидеть тут не было больше никакого смысла. Надо было отправить ее к тетке — да не сажать ее на самолет — отвезти лично, до двери и, возможно, остаться там рядом, пока все не прояснится -по крайней мере, насчет ее брака. Не любовником — охранником. Пусть их себе осуждают. Какая, в сущности, разница? Ситуация была полубезнадежная, это ясно. У них на руках не было никаких козырей — ну, кроме этой Пташкиной телефонной записи. Ну хоть что-то. Если найти какого-нибудь товарища, что возьмется за это дело — товарища, не связанного с Григором — будет очень неплохо. Пройти мимо Лианны все равно не удастся — муж ее человек довольно богатый, судя по слухам, авось все же найдет средства на адвоката для племянницы. А его задача — держать Мизинца подальше. Тут любые средства были хороши. Возьмут его там — или раньше — какая разница? Лишь бы ее довезти до места. Терять ему было уже совершенно нечего. Сандор выбросил бычок в снег. Когда Ланнистер с Бриенной уберутся, начнут собираться и они. Иначе не дождаться бы им еще парочки гостей. Хотя, может, оно было и к лучшему, если бы все случилось здесь, сейчас. Была одна проблема — Пташка. Уж ей-то точно не пойдет на пользу смотреть на побоище в снегах. Тем более, исход неясен. Был бы только один Мизинец — тут и разговаривать бы не пришлось. Но вот Мизинец, да еще братец, да еще может кто-то быть с ними… Патронов не хватит… Нет, однозначно стоило продвинуться. Когда он свалит Пташку на тетку и сестру — и руки окажутся свободными, а голова не будет забита ненужными мыслями и идиотскими терзаниями — тогда можно будет прекратить драпать и начать, наоборот, действовать в ответ. От принятого наконец решения Сандору сразу стало легче. Это зрело уже много дней — и от откладывания размышлений на тему становилось только гаже. Пташка, надо заметить, его успешно отвлекала — когда у них все шло хорошо, было сложно думать о дальнейшем — голову словно туманом заволакивало. Но когда начинался раздрай — ясность мыслей поражала. Все к лучшему… Сандор стряхнул с волос снег и зашел в дом. Наверху голосил Ланнистер. Похоже, Бриенна подсунула ему приятный сюрприз в виде женского недомогания. Сандор не мог не порадоваться на тему. Не все коту масленица. Другое дело, это означало что этот фат не уберется в койку, а засядет внизу и будет доставать. Ну, а ему-то что, впрочем? Пойдет себе наверх, ляжет спать. Пусть Джейме говорит сам с собой. Или с мышами, которых он так любит. Одну реплику за себя — другую за мышей… А вот и он сам. Не слишком уже твердо стоящий на ногах, Ланнистер спускался со ступенек, продолжая негодовать и орать. Так-так, как и предполагалось, в его планы входило догоняться выпивкой внизу и спать на диване. Отлично, пусть себе забирает это кожаное убоище. А последняя комната наверху достанется Сандору. Поэтому ни спорить, ни доказывать он Джейме ничего не стал, спокойно дожидаясь, пока неудачливый повеса спустится вниз. — А, вот ты где, Пес! А я ору, ору… — Зря орешь. На твои вопли скоро медведи из лесу придут. С ними и будешь миловаться — у них-то, небось, цикл не сейчас… Опять же, в берлоге удобнее, чем на диване — и мышей там тоже нет… — А ты почем знаешь, уже бывал, что ли? И вообще, за что такое ерничество? А где мужская солидарность? — Какая на хрен солидарность? Много ее было у тебя, когда ты беседовал с девочкой на улице? Чего ты ей наговорил? Джейме проплелся к дивану и шлепнулся на него, попутно сцапав со стола Сандоров бокал с виски. — Ничего такого, что стоило бы обсуждения. Сказал ей, что ты — прекрасная партия, и как только она отправит на тот свет Мизинца, ей тотчас же нужно будет выскочить за тебя замуж — и вы будете жить долго и счастливо… — Очень смешно. Стакан отдай — не твое. — Ну, налей мне тогда, жадина. — Сам себе налей. Развалился тут… — Вот сволочь! Видишь, мне грустно… Обломали в лучших моих побуждениях… — Ага, как же, в лучших. Сама природа восстала против твоих побуждений, Ланнистер. Почему меня это не удивляет? Зачем тебе эта Тарт? Поглумиться хочешь? Разве она тебе ровня? — Ну да, ты-то все знаешь и про ровню, и про то, куда и кому. Вот что я тебе скажу — не суди по внешности. Ни ее, ни меня. Уж, казалось бы, ты-то должен понимать. В обратную сторону это тоже работает, не только по части уродства и увечий. Знаешь, как надоедает, когда на тебе заранее ставят клеймо — пусть бы и красавца-вертопраха? Я из актеров в режиссеры пересел поэтому. Надоело играть одну и ту же роль в разных ипостасях. — Твои проблемы — одно расстройство, Ланнистер, я погляжу. — А ты не ерничай. А то и я ведь могу. Ты мне вот что лучше скажи — ты спал с моей сестрой? Сандор поперхнулся виски. Очень уместно, седьмое пекло! — Чего? Джейме протащился к столу, забрал с него бутылку и пустой стакан и вернулся обратно на диван. — Что слышал. Не придуривайся. То я не знаю, какие у нее повадки. Сам был в тех же силках… Вот оно что. Значит, его подозрения все же имеют под собой почву. Тьфу! — Если тебе очень хочется знать, спроси у нее сам. — Да ведь не скажет она. Да и соврет — недорого возьмет. Это мне Тирион сказал — про то, кто у нее в фаворитах ходит. Он ее, в отличие от меня, видит насквозь. А для меня она — как отражение в зеркале. Внутрь я заглянуть не могу… Я даже не знаю, кто реальный отец ее детей. Мне она говорила одно, Роберту другое — а правду, похоже, не знает даже она сама. Одно сплошное вранье. Да я с ней уже давно завязал. Просто так, из общих соображений, для истории. — Ну, если для истории… я скажу тебе — если ты мне скажешь, что ты наговорил Сансе, идет? Мне тоже — для истории… — Мы уже сползли на пакты? Ну, лады. Идет. Выпьем же за этот достойный договор! Они чокнулись. Джейме лениво потягивая виски, устроился поудобнее на диване. — Ну давай уже, рассказывай, Ланнистер. Не тяни резину. Я спать хочу. — А мне выгодно ее тянуть-то. Скучно тут одному… — Пожалуй, я свалю прямо сейчас. Не так уж это все и важно… — Да-да, как же. Если бы было неважно, ты бы и не спросил. Половину сцены-то мы с Бриенной слышали. Чем вот кончилось, непонятно. Видимо, скверно, если ты начал любопытствовать. Ладно, ладно. Что я там ей наболтал, припомнить бы… Сказал, что у тебя перманентный синдром страдальца — как у покойного Роберта. Что если она останется с тобой, ты не дашь ей продыху — ревностью, терзаниями и прочим вздором. Что в конце концов ты скиснешь окончательно — а она ожесточится и станет чем-то вроде Серсеи. Или вообще будет вынуждена уйти. Что, короче, будущее у вас херовое. И — уже от меня личная, не построенная ни на чьем опыте ремарка — что иной раз неплохо переждать. Дать времени время. Что если оно настоящее — выживет… — Ну, спасибо тебе, дружок. На добром слове. А позволь полюбопытствовать — зачем ты все это ей поведал? — Да потому что это правда. Нет, понимаю, что правда эта тебе неприятна. Но давай и я уже спрошу — а сам-то ты что думаешь? Небось, тоже все пытаешься ее убедить, что пора уже вперед — и подальше? Что ты ей не пара, что будущего у вас быть не может, что ей надо возвращаться к нормальной — можно подумать она у нее может быть теперь — жизни? Ходить в школу, встречаться с ровесниками, еще какая-нибудь бредятина в этом роде… Нет-нет, ты прав. Я бы тоже так сделал. Я и сделал в свое время. Что возвращает нас к твоей части договора. Итак, я свое условие выполнил. Успокойся — повода для ревности у тебя нет. Я не смотрел проникновенно в ее дивные глаза, не оценивал размер груди под белой ее кофтой — твой, кстати, подарок? — не раздумывал над тем, как она будет выглядеть без одежды… Черт, я на нее даже не дышал, пока поджигал ей сигарету! Странно, почему у меня до сих пор не начали прорезываться крылья… Просто поговорили — и все. Без обид. Кто-то ведь должен ей поведать, как жизнь обстоит на самом деле… — Ты олух. Она дико нестабильна, а ты еще масла в огонь подлил. Спросил бы сначала, прежде чем начинать обличать. Все это и так уже говорено… — Тогда какая разница? — Такая, что момент неподходящий. И она винит себя в смерти Роберта, похоже… — Зачем? Все равно же он помер, какая теперь разница? Виновата сигарета, что Роберт назло взял у Серсеи. Или его запой. Вообще — виноват он сам. Или ты уже, как я и предполагал, заразил девочку манией страдать и себя жалеть? Или — о, боги, нет — может, это она тебя ею заразила? Оба, я так чувствую, тут хороши… — Да уж получше некоторых. Ты меня достал. Ответ на твой вопрос: да, я с ней спал. И не один раз. И не только я — и я не имею в виду Роберта. Она темпераментна, твоя сестрица. Бешеная и холодная — как анаконда. Не знаю, доставила ли ей радость эта наша связь, если так можно сказать. Мне — не слишком. И я с облегчением от нее избавился. Как, похоже, и ты сам. Возможно, если бы ты не оставил ее когда-то там — она бы не ползала по досужим веткам в поисках жертвы. А может, и ползала бы. Ей, похоже, все было мало — слишком велика жажда власти и обладания. Все эти игры мне были на хрен не нужны. Так что теперь можешь забирать ее всю — после того, как она прикончила наконец своего муженька, хоть бы и с помощью сигареты… Джейме пригорюнился над стаканом. Похоже, на этот раз Сандор попал в точку — и умудрился-таки заткнуть этого псевдофилософа, любителя просвещать и обличать. Почему-то радости Сандору это не доставило. Он допил свой виски, поставил стакан на стол. — Так, курю последнюю и иду спать. Ты пойдешь, горе-пророк? — Пойду. Надо освежить голову… — Вот-вот. Может, тебя в сугроб башкой ткнуть? — Спасибо, обойдусь. Они молча вышли на улицу, молча закурили — каждый свое, каждый — размышляя о собственном наболевшем. Потом Джейме бросил, глядя в темноту: — Я же не просто ее трахал. Я любил ее — когда-то — понимаешь ты? А потом оно прошло. Потом возникло ощущение, что меня используют. Как вещь. Затыкают какие-то дыры. Мне это пришлось не по вкусу, вот я и ушел в свободное плавание. И не жалею. И то, что притащил сюда это чудо природы — он кивнул на второй этаж дома — не случайность, и не хочу я над ней поглумиться. Просто в ней есть какая-то чистота, что я раньше не встречал. Наивность какая-то, честность, что ли. Кто знает, что из этого может получиться… — Зная тебя, Ланнистер, ничего хорошего. Да шучу я. Алаверды. Я тебя понимаю. Могу, по крайней мере, понять. И вот еще что — мне не нравится страдать. Я просто не хочу, чтобы страдала она… — У меня, вообще-то, такое возникло ощущение, что она страдает больше, когда ты ее отшиваешь. Или когда она тебя отшивает. Ну, сам смотри. Ей нужно время — чтобы вырасти, переступить и пойти дальше. Возможно, и в твою сторону… Я от своих слов не отказываюсь… Было бы забавно, если бы в итоге вы все же соединились в экстазе. И это уже не попытки пророчить — просто пожелание удачи. А еще — если понадобится там помощь с адвокатами — я не большой знаток, но помочь смогу: знакомых-то целая туча накопилась за годы лицедейства. Так что рассчитывай. Или просто пристрели этого фрика — ее муженька… — Это тоже вариант. Я над этим подумаю. Спасибо. Ты, хоть и Ланнистер, но не столь отвратительный, как другие твои родственнички… Ладно, пойду я спать, сил нет. Ты идешь в дом? — Нет, я еще погуляю. А то как ты уйдешь — тут же явится призрак Роберта. Придется еще и с ним обсуждать наши дела. Это так скучно… — Напои его — это лучший способ справиться с Робертом — что с живым, что с бестелесным. Ну, или дыши на него перегаром — тоже вариант… — Спасибо за совет, хорошая, кстати, мысль — насчет перегара… Лучше на призрак Роберта, чем на Бриенну завтра в машине… Ты пойдешь в эту свою занюханную каморку? — Вот нет. У меня уже есть место и есть постель — и есть, с кем ее делить. Меня же не гнали, как тебя, Ланнистер. По крайней мере, пока. Надо ловить момент… — Удачи! — И тебе. С Робертом. Или с мышами… 2.Oh, God, I havenʼt read your book I'm sure it was divine Especially the part where You turned water into wine Oh, God, I want you to clear my mind It's covered up with dirt And I want to taste your skin One time before I taste the earth Oh, God, I apologize Didn't knock when I arrived Oh, God, I apologize Didn't say goodbye last night Oh, God Now I guess, you have your way As I taste the earth today Now I guess, you have your way As I taste the earth today Kʼs Choice — Elegia
2. Сандор тихо и медленно поднялся по лестнице. В доме царила тишина. В этой треклятой избушке даже не тикали часы — ничего не демонстрировало признаков летящего времени. Только он был тут лишним — внутри, в голове, безнадежно и неумолимо отщелкивало, секунда за секундой — вперед, вперёд, вперёд… Он зашел в их спальню. Тут тоже было тихо, слишком тихо — не слышно было даже ее дыхания… Сандор наощупь добрался до ванной, зажег там свет, что слегка осветил комнату. Ага. Не слышно ее дыхания, потому что Пташки тут и нет. Постель смята, но пуста. Как и кресло. А больше тут и прятаться негде. Ну не в шкаф же она залезла? Сандор подошел к окну, отодвинул занавеску. В сливочно-желтом свете фонаря падали мокрые тяжелые хлопья. По поляне неверными — судя по следам — шагами бродил Ланнистер, периодически поднимая запорошенную снегом голову, словно в поисках ответа, к мутному красноватому небу. Пусть себе его ходит. Но где же Пташка? Спустилась вниз, в кухню? Но тогда бы он ее должен был заметить. В домике не то что было очень много мест, где можно спрятаться… Может, пошла в гости к Тарт? Ага — и они там сидят молча и смотрят друг на друга… И вообще, поздновато для дружеских визитов… Сандор глянул на прикроватные часы — полпервого ночи. Мда. Он вышел из спальни, для верности прошел по коридору до двери Бриенны — там все было тихо — и обратно. На всякий случай заглянул в комнату, что отвел себе на эту ночь. Там Пташка и обнаружилась — дремлющая поперёк кровати поверх одеяла — в ночнушке и белой кофте, свернувшая клубочком от одиночества и холода необжитой комнаты. К тому же в их спальне Сандор днем топил камин, а тут даже воздух был какой-то спёртый и леденящий. Сандор осторожно поднял спящую под коленки и под шею; голова Пташки упала ему на плечо, словно это была не девочка, а кукла. Отнёс ее в спальню, уложил на кровать, кое-как выпростав из-под нее одеяло, накрыл по самый подбородок. Пташка все спала и никак не реагировала на все его телодвижения. Это Сандору не показалось подозрительным — в конце концов, свои пару бокалов она выпила. Да еще, похоже, и заела таблеткой от головы: вон, на столе стоит пузырек, даже не стала закрывать. Сандор разделся, улегся рядом с неслышно сопящей Пташкой. Она лежала на боку, и он уткнулся по обыкновению ей в затылок. Девочка продолжала сопеть, даже не дернувшись. Эко ей спится! Сандор легко обнял торчащие из-под складок одеяла плечи — холодные. Уж не простыла ли? Он очень осторожно пощупал Пташке лоб. Тоже ледяной, как и все остальное. Ему самому cтало холодно и слегка не по себе. Пташка едва слышно застонала — снится ей, что ли, что-то? Видимо, опять один из ее пресловутых ночных кошмаров. Сандор потряс ее за плечи — легко, словно она могла сломаться от неосторожного движения. Никакого толку. Тогда он развернул ее — спиной на подушки — холодея от внезапной догадки. Включил лампу возле кровати — ее свет бил Пташке в лицо, но она даже не пыталась заслониться — ничего. Бледная, как привидение — даже губы словно выцвели — под синеватыми веками движутся беспокойные глаза — кошмар продолжается. И этот раскрытый пузырек с лекарством продолжал мучить Сандора. Он приподнял девушку над подушкой, посадил и уже резко потряс. Ничего. Седьмое пекло, да что же она учудила? — Пташка! Просыпайся уже! Ты слышишь меня! Шептать он перестал уже давно и сейчас осознал, что просто орет. Пташке, похоже, было все равно. Скорее уж он разбудит Бриенну через коридор… На тумбочке стояла бутылка с водой. Недолго думая, Сандор, прислонив заваливающуюся девочку к своему плечу, освободив руки, набрал в пригоршню холодной воды и плеснул ей в лицо. Это возымело действие — хотя не столь радикальное, как он ожидал. Пташка не проснулась, но завозилась, нахмурив свои тонкие брови и бормоча: «В чем дело?» — Пташка, не спи! Не спи, слышишь! Что же ты наделала… — Почему не спать? Мне хочется… — Сколько ты проглотила этих гребаных таблеток? Отвечай мне, или я тебя оболью опять. — Не надо. Холодно. Я не помню… Сколько-то… — Но зачем? Тебе жить надоело? Пташка подняла не слушающуюся руку, словно отгоняя от лица мух. С трудом открыла глаза — зрачки по-прежнему заполняли всю радужку, даже еще хуже, чем вечером. — Я не знаю. Что-то нашло. Было так… тоскливо… хотелось заснуть. На подольше. — Ты почти добилась того, чтобы заснуть вечным сном. Так сколько было таблеток? — Не помню, говорю же тебе. Пятнадцать? Двадцать? Сандор застонал. Двадцать? Он потянул ее с кровати. Кое-как поставил на ноги. — Куда? Куда ты меня тянешь? — В душ. Тебе нельзя спать. Ты добилась ровно противоположного — спать тебе вообще не придется. И еще — дай подумать — ага. Это потом. Пошли в ванную. Она не сопротивлялась, но и не помогала. Седьмое пекло, какого хрена ей вечно неймется? И верно говорят: самоубийца однажды — самоубийца вечно. Еще до конца не зажили эти кретинские шрамы на запястьях — а она уже туда же, но другим методом. Объективно, жизнь у нее кошмарна, но не до такой же степени… Он запихал ее в душ, прямо в ночнушке. Вода поначалу шла теплая, но Сандор решительно выкрутил кран на холодную. Пусть лучше простынет, чем перекинется. Пташке этот маневр не понравился, и она даже потянулась к смесителю, чтобы отрегулировать его. — Фиг тебе. Будешь мыться так. — Но холодно же! Меня трясет. — Зато проснулась. Еще и не так затрясет сейчас. Мы только начали… — Что ты еще собираешься со мной делать? — Ничего. Придется попить немого водички. — Что? — Надо вымыть из тебя эти таблетки. Извини. — Но я не буду. — Нет, будешь. Или сама, или я заставлю. Силой. Ты жить хочешь? — Не знаю. Наверное. — Тогда придется слушаться. Или знаешь что — мне надоело. Стой сама под душем. Он отпустил ее, вышел в комнату, через пару минут вернулся. В одной руке был кувшин для воды, в другой — пистолет. — Вот тебе две альтернативы. Хочешь свести счеты с жизнью? Сделай это чисто. И быстро. Пистолет надежнее таблеток или тупого лезвия. Этого ты хочешь? Вперед. Я тебе сам все покажу. И потом закопаю. Под елкой или под сосной предпочитаешь? Пташка смотрела на него с ужасом. Даже глаза начали приобретать осмысленный вид. Сандор не осознавал, что он почти орет. — Или ты выпьешь этот треклятый графин с водой и прочистишь свой дурацкий желудок — от блевни еще никто не умирал — по крайней мере, от блевни в вертикальном положении — или вперед — в райские кущи — вот тебе оружие. Но уже без дураков. Тебе надо сделать выбор — дальше играть в прятки со смертью я тебе не позволю… Пташка еще раз посмотрела на него — виноватым, несчастным взглядом — и мокрой рукой коснулась кувшина. — Очень хорошо. Вылезай оттуда. Вот тебе полотенце. Сандор положил пистолет на подзеркальник, закутал дрожащую девочку в полотенце — вода лила с нее ручьями. Помог ей кое-как вытереться, но мокрую ночную рубашку снять не позволил. — Тебе в ней гадко — вот и прекрасно. Не даст спать. А теперь приступим в следующей фазе… Налил полный кувшин воды — на вскидку нем было около галлона. Дал ей стакан. — Начинай. Надо выпить все… Пташка бросила на кувшин тоскливый взгляд: — Но это же дико много. — Нет, это просто вода. А «дико много» — это твоих гребаных таблеток. Ты спорить еще будешь? — Нет, не буду. Прости. Она выпила залпом два стакана. Потом третий — уже с трудом. На четвертом ее начало выворачивать. Сандор помог ей кое-как устроиться перед сортиром, убрав от лица мешающие волосы. Держал за плечи. Вытирал полотенцем бегущие слезы. И не забывал бдительно впаривать ей между приступами тошноты очередной стакан воды — пока большая часть еще не успевших раствориться полностью таблеток не оказалась снаружи. В какой-то момент Сандор обернулся, почувствовав на себе чужой взгляд — и обнаружил стоящую в комнате Бриенну. Отлично. На спектакль — и зрители. Бриенна, похоже, тут же просекла, что тут происходит — и беззвучно прошептав: «Пойду сварю кофе» — вышла. Наконец вода в кувшине закончилась — а у Пташки стал вид совершенно мокрого, измученного цыпленка. Тогда он оставил ее в покое, опять запихал в душ — на этот раз теплый — помог снять мокрую ночнушку. Пока она отмокала под душем, пошел поискать ей какую-нибудь сухую одежду. В комнату вернулась Бриенна с двумя чашками кофе. — Одну — вам. Другую — ей, когда вылезет из душа… — Спасибо. Вот ее тряпки. Не могли бы вы… — Конечно. Вы кофе пейте, а о ней я теперь позабочусь. Мне тоже приходилось это проделывать уже. Вы отлично справились… — Отлично бы я справился, если бы этого не допустил… — Она еще молода. Такие моменты бывают у каждого. У нее не самый лучший период в жизни. Если бы не вы, подозреваю, он был бы еще хуже… Так что винить себя вообще не за что. Это, конечно, тяжело — но после такой встряски она, скорее всего, больше этого не повторит. Достаточно почувствовать дыхание смерти на щеках, чтобы испугаться. Будем надеяться, она испугалась… — Да уж. А где Джейме? — Дрыхнет на диване… Оба в унисон улыбнулись. И даже призрак Роберта не помешал! — Мне надо перекурить, я что-то зарываюсь. Оденьте, пожалуйста, эту горе-самоубийцу, а то еще простынет. Я скоро вернусь… Он вышел за дверь, спустился по лестнице. Прошел в полутьме мимо спящего Джейме (у подножья дивана возились две маленькие мышки), распахнул дверь в снегопад. Мокрые хлопья смешивались с дождем — похоже, начало теплеть. Сандор закурил и только теперь заметил, что руки у него дрожат, словно с перепоя. Треклятая девчонка! Надо увозить ее отсюда, пока еще что-нибудь не учудила… Он вышел на поляну, погулял туда-сюда по следам Джейме. Снег залеплял лицо и тут же таял, стекая холодными ручейками за шиворот. Сандор был даже этому рад. И ему хорошая промывка не помешала бы. По крайней мере, промывка мозгов. Подмокшая сигарета потухла, и он, стряхнув воду с лица, закурил следующую. Это было еще не все. Предстала еще третья фаза — приятный разговор… Очередная ночная, выносящая мозг беседа. Может, вывести ее сюда и говорить здесь? По крайней мере, точно не заснет… А он сможет курить… Да хрен с ними, с сигаретами — у нее же мокрая голова. Нет, нельзя. Придется идти внутрь. Сандор вдохнул и поплёлся к дому, раздраженно убирая мокрые волосы от лица. Вокруг, казалось, начался всемирный потоп — белоснежное превращалось в серое, снег уходил в землю, а деревья словно превратились в водопады. Сандор толкнул дурно открывающуюся, отсыревшую и разбухшую дверь — зато перестала скрипеть — и вошел в сонный, тихий, кажущийся таким спокойным дом.