Это было у моря

Отпусти меня в поле, радость Отреши меня от любви Мне уже не нужны награды Руки, волосы, жар в крови Я темнее закатной тени Путь свой чувствую, как в бреду И от судеб переплетений Рвусь и падаю, прочь бреду. Что там, в сумерках воет в поле? Ветер северный, черный волк? Ты богинею на престоле Шлешь вдогонку мне вихрей полк И поземкой змеится память Позабытая позади. День грядущий решен не нами Не бросайся. Не береди. Горизонт окольцован раной Располосанного огня Ты же знаешь: все слишком рано Для тебя, как и для меня. Ты останешься — светлой нотой Я — не песня, я — камертон. Мы на завтра оставим что-то, Беглой искрой — в края дремоты. И не в первый раз, и не в сотый Разрушая судьбы оплоты, Ты под утро узнаешь — кто ты На вершине сверкнув крестом.

Теперь-то уж надо было вставать без промедления. По ощущениям была где-то половина десятого. Пташка под одеялом потягивалась, как сытая кошка. Ее черные патлы все отчетливее отливали рыжим — скоро она будет вполне узнаваема. Вот только брови почему-то остались черными. Она ведь их той же краской вроде красила… Сандор еще раз оглянулся в сторону кровати. Пташка выглядела осунувшейся и более взрослой. Темные брови, летящие к вискам, словно крылья испуганной птицы. Рыжие ресницы даже в сером свете пасмурного дня, жемчужной вкрадчивостью заливающего комнату, словно светятся. Вид у нее довольный и сонный — выпростала свои до невозможности белые руки из-под одеяла — опять потягивается. Тонкие пальцы прихотливо распрямляются — в мягкой полутьме спальни розовеют морскими звездами ладони. Такой он ее запомнит. И эта картинка упадет в копилку — где уже спрятаны десятки таких же никчемных драгоценных образов — сохраненных со времен моря, во время их отчаянного путешествия, и довершающихся здесь, в этом доме, что им суждено скоро покинуть. Слишком много картинок — но будет ли их достаточно, чтобы дать ему возможность идти вперёд, когда Пташка останется позади? Не будет ли их чересчур много, чтобы подрубить ему колени навечно, стянув их плотной цепью безнадежной зависимости? Этого Сандор не знал. Все, что он делал, шло от инстинктов, когда-то работавших как часы, а теперь часто сбивающихся — из-за того, что голова, как и все остальное, было слишком переполнено ею. Инстинкты подводили, внутренние часы давали сбой или вовсе останавливались: все это было как слишком затянувшееся наваждение, как снегопад среди нежаркого лета, что, застав его врасплох, проник в каждую клетку тела, заставляя ржаветь до этого идеально отлаженный механизм его личности. Но снег кончился — за окном была оттепель — пауза уже и так слишком затянулась. Глупые Пташкины попытки уйти от реальности подействовали на Сандора как хороший холодный душ, смывая с души все, что так некстати блокировало его в течение последнего месяца. Осознание безнадежности их ситуации теперь ясно стояло у него перед глазами — покровы пали, как падали девичьи одежды под вечер, обнажая сущность во всей ее пронзительности. Будущего нет. А если оно есть — то далекое, несбыточное, нереальное. И не будь у Пташки вообще никаких родственников — это не меняло бы дела. Ей надо было расти, надо было учиться летать. А так она сидит возле него и сгорает, как загребучая свеча, тратя свои и так-то небогатые ресурсы жизнеспособности на сведение к общему знаменателю задачи, у которой вообще нет решения. "Все разрешится довольно скоро," — подумал Сандор. Родственники активизировались, и даже у него самого появился маленький шанс просочиться сквозь игольное ушко правосудия. Хорошо бы так — тогда Пташка угомонится и (возможно) с большей легкостью отпустит его. Отпустит его на все четыре стороны — которые были ему на хрен не нужны.  — Чего ты на меня так смотришь? Сандор покосился на наконец-то изволившую открыть свои прозрачные глазищи девчонку.  — Как так? Она поморщилась.  — Так, словно ты смотришь на меня последний раз. У тебя какой-то безнадежный вид. Ты так же смотрел на меня… вчера. Когда думал, что я…  — Когда думал, что ты закинулась слишком большой дозой снотворного? Да неужели?  — Мне уже надоело говорить — это было не снотворное. А успокоительное…  — Извини. Когда ты закинулась слишком большой дозой НЕснотворного успокоительного всего лишь чтобы поглубже провалится в сладкую нирвану?  — Иди в пень. Какая еще нирвана… И ты не ответил на вопрос.  — После вчерашнего, радость моя, у тебя паранойя. Никак я ТАК на тебя не смотрю. Просто хотел проверить — ты вообще проснешься когда-нибудь…  — Какой ты мерзкий сегодня, — заметила Пташка, — а полчаса назад таким ли ты был…  — Давай без пафоса. Вставай. Дел сегодня до хрена. И нам предстоит разговор с товарищами внизу, помнишь? А то ты так рвалась меня спасать давеча…  — Ой, я забыла, да! Надо вставать, конечно. Тем более, очень есть хочется…  — Уверен, это тебя стимулирует больше, чем миссия спасения. При мысли о завтраке вон как ты подскочила!  — Нет, ты определенно повышенной мерзкости сегодня. Да что такое? Сандор усмехнулся. Пусть лучше возмущается, чем выпытывает, что у него на душе. Пташка в этом смысле была совершенно подобна Серсее Ланнистер — по большей части видела его насквозь. Что сейчас было совсем некстати — а то еще разнюнится опять. А сейчас она вон какая бодрая, боевая. Это, видать, промывка желудка так подействовала… Все проблемы с пищеварением отлично прочищают мозги — надо будет взять на заметку…  — Пташка, не заговаривай мне зубы. Ты встанешь, или тебя оттуда тащить, как морковку?  — Сам ты морковка. Я уже сменила масть, помнишь?  — Ага. А покинутая масть, похоже, тебя нашла и уже догоняет. Ты уже не черная — ты каштановая. А скоро опять безнадежно порыжеешь… ну это, впрочем, и неважно. Скоро ты будешь в безопасности — под теткиным крылом…  — Хм. Она нахмурилась и, выскользнув из кровати, потащилась в ванную — изучать свои линяющие волосы. Вот уж воистину, захочешь поднять женщину с постели — скажи ей что угодно по поводу внешности! Вскочит как ошпаренная…  — А ты знаешь, тетя тоже впала в депрессию от известия от смерти Роберта, — сказала Пташка, намазывая зубную пасту на щетку.  — Чего это?  — Ну как. Ты видел же фотографию в компьютере у Роберта. Они же были близки до ее замужества — насколько уж — я не знаю. А потом она его послала — вроде как. И вышла замуж за дядю Рейегара, очень скоропостижно так.  — И потом вскоре у них родился ребенок, да?  — Да. Джон… боги, не хочешь же ты сказать… Пташка даже уронила зубную щетку в раковину.  — Ну не может такого быть. Зачем тогда… Но и вправду: у Джона — у единственного — волосы темные, а глаза серые, как у Старков. Как у моего отца. Я всегда думала — это он пошел в тетю. Но у других у двоих волосы светлые, как у всех Таргариенов… Матерь всеблагая… Неужели Джон — сын Роберта? Но почему они не поженились? Они же были помолвлены… Ничего не понимаю… Сандор вспомнил тирады Ланнистера на крыльце — заходы, что касались его собственного сходства с Робертом — и предпочел не отвечать на звенящие вопросы Пташки.  — Этого я не могу тебе сказать. Я не настолько близко знаком с твоим семейством. Может, просто поссорились. Или, может, Роберт не хотел этого ребенка, а?  — Не думаю. Скорее всего, он даже и не знал.  — Не знал, но догадаться мог. Или просто банально просчитал. А может это все домыслы, и она действительно влюбилась в этого Таргариена — а потом и залетела в процессе. Иной раз так башку сносит — сама же знаешь… Тогда как раз все понятно…  — Да, это скорее походит на правду. И мы этого не узнаем — истину знает только сама тетя. Но не буду же я ее об этом спрашивать! Это совсем неудобно. Разве что она сама захочет поделиться…  — Ну, это вряд ли.  — Тогда и ладно. Хотя, конечно, странно все это. У каждого есть скелеты в шкафу…  — Пусть себе там и остаются. Иной раз скелетам уютнее в шкафу. А то снаружи ветер дует — и каждый норовит тебе пересчитать все кости — а кое-кто даже и потрогать…  — Кого — кости?  — Ага. Закачивай чистить зубы — пойдем будить этих двух голубков внизу… Санса хихикнула.  — Как думаешь, может у них что-то получиться?  — Думаю, все возможно. Они оба такие нелепые — почему бы и нет. Если только Серсея не станет встревать. А может, даже наоборот — когда кто-то встревает — всегда хочется сделать наперекор… Ланнистер, по-моему, как раз к этой породе относится…  — Ну нет. Он просто делает, что ему хочется. Или что ему можется…  — Пташка — великий знаток человеческих характеров. Когда ты успела так в этом поднатореть, а?  — Пока сидела в углу и наблюдала. Это очень образовывает…  — Помню я тебя в углу. Такая рыжая птичка с затравленным взглядом. Ты не производила впечатление счастливого наблюдателя…  — А кто тебе сказал, что наблюдатель обязательно счастлив? Когда ты счастлив — ты никого не замечаешь…  — Это верно. У меня даже внутренние часы отключаются, когда я с тобой…  — Получается — ты со мной счастлив?  — Да. И нет. Все вместе… Все очень. Слишком много — и того и другого… Они спустились вниз. Картина, что обнаружилась в гостиной, завораживала. Сандор недоумевающе глядел на узкий кожаный диван, на котором, вцепившись друг в друга, спали Джейме и Бриенна. И какого Иного они не пошли к ней в спальню? Боялись, что ли, чрезмерного интима? Тут они спали одетые — хотя рубашка Бриенны оказалась расстегнутой почти наполовину. А Ланнистер вообще оказался в майке — хотя вчера, когда он задрых на этом диване, Сандор был готов поклясться, что на нем было как минимум два слоя одежды. Ну да, вон свитер на полу валяется. Пташка едва слышно вздохнула.  — Ты чего? — спросил он шепотом.  — Так хорошо…  — Да куда уж лучше. Только не плачь…  — С чего мне плакать?  — Ну, ты такая чувствительная, а они такие, как это…  — Трогательные?  — Ага. Как котята в корзинке с розовым бантиком…  — Вот дурак-то ты. Мне они напомнили, как это было у нас…  — У нас было иначе. Не помню, чтобы мы втискивались на дурацкий узкий диван…  — А помнишь, ну, в твоей комнате? В тот самый день рожденья…  — А, да. Было дело. Хотя я был сильно тогда датый. Но что-то припоминаю… Ты тоже — как она — все рвалась уйти. А в итоге — сама осталась…  — Я не могла уйти. Я вообще от тебя не могу уйти. У меня от этого внутри все словно замирает — и грозится разорваться…  — Боги, Пташка, ты неисправима. Кто будет их будить?  — Давай я. А то ты такой мерзкенький…  — Ну да — что может быть проще — окатить их водой — и ладно. Живо проснутся…  — Тебя-то водой никто не окатывал… А может, и стоило бы.  — Я всегда сам просыпался — и тебя еще будил. А эти — дрыхнут, хоть бы хны им. Прямо зло берет…  — Завидуешь, что ли?  — Может, и так. Им все дается проще…  — Я не думаю… Пташка тихонько подошла к дивану, потрясла Бриенну за мощное плечо. Та мгновенно открыла глаза и, отцепившись от Ланнистера, едва не упала на пол, красная как кумач. "И что они все так падки на смущение?" — досадливо подумал Сандор. Эта-то уж большая уже девочка, но видимо — слишком девочка…  — А… Что… сколько времени?  — Сандор, сколько времени?  — Почти десять уже.  — Боги, так поздно… Бриенна тяжело приземлилась на пол и судорожно начала застегивать рубашку, стараясь ни на кого не глядеть. Это все было так неловко, что Сандору мучительно захотелось, чтобы этот момент уже поскорее закончился. Он отвернулся к окну, краем уха услышав, как Тарт прошла в ванную. На диване завозился Ланнистер.  — Что происходит? А где моя женщина? Таки унес ее серенький волчок? Клиган, твоя работа?  — Чего? В ванную она пошла. А насчёт серенького волчка не знаю, хренов ты любитель животных. То мыши, то волки, то призрак Роберта… ты чего-то не то куришь, Ланнистер. У сестры учишься?  — А, вот чего мне хочется. Покурить… Раз дама моего сердца удалилась в купальню… Сандор и Пташка оба в один голос спросили: «Куда?»  — Боги, в вас никакой романтики, товарищи. Я имел в виду, если она пошла мыться — я пойду курить, что мне еще остается-то? Клиган — ты со мной?  — Ага. Не помешало бы… Ланнистер сел на диване, подобрал валяющийся на полу свитер, влез в него. Пташка ковырялась с кофейной машиной. Очень кстати. Сандор подождал с минутку, пока Джейме оденется, и прошел к двери. На улице было до невозможности мерзко. Снег весь куда-то делся, хлюпать уже прекратило, но все равно было сыро, промозгло и холодно. У крыльца образовались две огромные лужи, а за деревьями клубился странный серый туман. Сандор щёлкнул зажигалкой. На такой сырости и у сигареты был мерзкий привкус. На крыльцо позади него вывалился Ланнистер, кутаясь в свой щегольской белый кожаный плащ.  — Сыро как. Ну, хоть снег стаял. Как жизнь, Клиган? Как девочка? Я слышал, были проблемы?  — Были. Ты все продрых. Теперь уже все устаканилось… ты, кстати, привез весьма полезного члена общества — твоя Бриенна очень помогла. И как тебе все же удалось затащить ее в койку?  — Секрет фирмы, Пес. С тобой я не стану делиться — у тебя у самого губа не дура. Даже после этой неуклюжей ее попытки самоубийства ты своего не упустишь. Ты же собирался спать отдельно, нет?  — Не мог же я ее бросить там одну — после… И вообще, тебе-то что?  — Да вообще ничего. Я, на самом деле, рад. Люблю, когда все делают, что им хочется. Если это не мешает мне, конечно… А вы как раз своим уединением помогли сдвинуть ситуацию с Бриенной с мертвой точки. Не знай я ее, я бы сказал, что Тарт вам позавидовала. Но она такая безответная местами…  — Местами?  — Это не то, о чем ты подумал, пошляк. Там все очень неплохо. Даром что у нее и вправду месячные… Ну это не суть. Просто поспали вместе. Очень приятно, кстати.  — Несмотря на неудобный диван?  — Да при чем тут диван! Иной раз неудобство только стимулирует. Нам было так на нем тесно — Бриенна ведь не Дюймовочка — что поневоле пришлось держаться друг к другу поближе…  — Рад за вас. Поедете сегодня?  — Думал задержаться, если честно. Но она не даст ведь — деловая женщина, Иные бы уволокли в пекло ее дела…  — А у меня для тебя новости. Твой племянник завтра женится. Свадьбу перенесли. Джейме даже присвистнул.  — Да ты что! А откуда узнал?  — Санса с утра созвонилась с сеструхой. Та в интернете про это прочла.  — Тогда нам и вправду стоит поторопиться. На эту свадьбу я хочу успеть. Придется бросать машину и возвращаться на самолете. Ну да фиг с ней, потом пришлю кого-нибудь отогнать. Ты не возьмёшься?  — Ну нет. Мне-то на кой? Своя есть.  — Какой ты вредный, Клиган! Можно подумать, тебе есть чем заняться…  — Теперь есть. Надо отвезти девочку домой, к тете.  — К Лианне и Рейегару, ты хочешь сказать? А Мизинца побоку?  — Рейегар нашел для Сансы адвокатов. Что-то они там уже склепали. Этот хмырь теперь не может ее забрать до решения суда.  — Вот это молодцы! Как подсуетились! Тогда вы тоже пуститесь в путь вскоре?  — Вроде того. Завтра, возможно.  — А ты?  — А что я?  — Не боишься, что тебя возьмут где-нибудь?  — Меньше, чем раньше. В моем деле тоже есть повороты. В столице обнаружился еще один труп. Проститутка, убитая по той же кальке. Похоже, наш маньяк из оврага переместился…  — А ты, таким образом, выходишь из-под подозрения, если подтвердится твое алиби, так? Готов свидетельствовать в твою пользу. Но не Горе же?  — Нет, там новый следователь, дополнительный. Братец где-то пропадает…  — Дай мне контакты этого нового — я сам ему позвоню, как долечу. И Бриенна, уверен, не откажется. Она тут случайно напоролась на твою подборку новостей в компе — и теперь в курсе… Там, кстати, было еще любопытное письмецо твоего бывшего хозяина к его зазнобе — к той самой тетке, к которой ты везешь Сансу.  — Ты читал?  — Она читала. Что-то шибко романтичное. Я не люблю такое чтиво. Если только не сам его написал… Если хочешь — оно в текстовом редакторе висит…  — Пусть Санса посмотрит, если захочет. Я не люблю читать чужие письма…  — Какой ты благородный, Клиган, ну прям рыцарь. На белом коне. Нет, на темно-сером…  — Почему на темно-сером-то? Сам ты рыцарь!  — У тебя машина серенькая. Я ее вчера в гараже видел. Оба мы тут не очень… Заржали они оба в унисон. Потом пошли в дом. Бриенна, как выяснилось, уже вернулась и теперь сидела на несчастном диване с кружкой дымящегося кофе. Санса неуклюже делала бутерброды на кухне, роняя то нож, то сыр на пол.  — Ну что, барышни? Бриенна, давай скоренько — надо ехать, однако. Дела образовались и у меня.  — Ты про свадьбу? Так не успеем же…  — Если поедем быстро — а потом еще и полетим — успеем. Это я не могу пропустить. Серсея меня придушит — и будет права. Не знаю, какого Неведомого она решила перенести сие торжественное событие — но теперь надо соответствовать. Поэтому допивай свой кофе, собирайся — и едем. Ты за рулем, помнишь?  — Помню. Я уже собралась. Санса, сделаешь пару бутербродов на дорогу?  — Ага, уже. Извини. Бриенна — тут те контакты, о которых я говорила. Сандор, Бриенна обещала помочь с тем делом про подтверждение алиби. А Арья уже нашла контакты следователя. Говорит, он странный.  — Бриенна, спасибо, очень обязан! Что значит странный?  — Арья сказала — какой-то толстоватый чудак. Она с ним списалась. Говорит, мозги у него вроде работают. И он не склоняется к версии другого следователя. Ну, про Сандора. Наоборот, горит рвением открыть собственную истину… Шерстит, бегает, собирает свидетельства… Так здорово, Сандор!  — Да уж. Не очень-то приятно слыть маньяком из оврага…  — Надо быть идиотом, чтобы всерьез подумать, что ты маньяк…  — Похоже, ты одна такого мнения придерживаешься… Бриенна встала.  — Вот и нет. Я тоже так считаю. И помогаю не потому, что вы мои друзья, а потому что это правда. Чистой воды вздор. Как въедем в зону, где телефон берет, сразу позвоним.  — Тарт, ты же за рулем!  — Вот ты позвонишь — ты же нужен зачем-то! А что ты думал — будешь сидеть в машине и загадочно дымить в окно? Не выйдет.  — Ох и злая же ты, женщина! У меня похмелье, между прочим. Голова дурная…  — А кто в этом виноват? Сам же набуздался… А я теперь злая…  — Ты очень злая. Пока ты меня не задушила — надо тебе чем-то руки занять. Допивай свой кофе и берись за руль — а ты что подумала?  — Ничего я не подумала, Ланнистер. Санса, ты хотела мне какой-то файл дать?  — Да, телефонную запись. Пойдем. Женщины ушли, а Джейме и Сандор замерли каждый в своем углу, словно с уходом этих двух из комнаты у обоих кончился заряд бодрости.  — Слушай, Клиган, не держи зла! Я, в общем, не такой уж мерзавец. Извини, если невольно спровоцировал Сансу на тот отчаянный истеричный шаг. Береги ее. Она ничего девочка. Я рад, если у вас получится что-то путное. И ты, безусловно, ей больше подходишь, чем мой племянник, не говоря уже о Мизинце. А мы уж поможем, чем сможем…  — Спасибо, Ланнистер. И впрямь — ты не такой мерзавец. Хотя очень хочешь им казаться. И тебе удачи — и с Бриенной, и со свадьбой этой завтрашней… И тоже надеюсь, у вас как-то сложится. Она отличная тетка — даром что почти с меня ростом. Но это ничему не мешает, верно?  — Ага. Даже наоборот. Ее много. И вся, надеюсь, достанется мне. Не частями, а полностью… А то от разрозненности, как и от двуличия, я уже устал. Надеюсь, Бриенна не из той породы…  — Не из той, точно.  — Ну, если ты говоришь — то уж наверное. Ты такой эксперт, Пес. Вообще, должен тебе сказать, что ты стал меньше похож на пса и больше — на Сандора. Тирион об этом когда-то предупредил Роберта.  — Что значит предупредил?  — Он сказал: «Когда-нибудь этот ваш Пес тебя удивит и неожиданно сбросит шкуру вместе с цепью». Серсея тогда очень смеялась. Но она, как всегда, была неправа — а Тирион, как обычно, прав.  — Интересный у тебя брат. Поинтересуйся у него при встрече, что он имел в виду, а?  — Да и у тебя брат тоже ничего себе. Интересный…  — Нет, вот он как раз совершенно неинтересный. И вообще по разговорам не специалист… Он больше по действиям…  — Пусть себе действует от всех нас подальше — а то даже меня оторопь берет, когда я его вижу.  — Да, это всем бы пожелать… чем дальше Гора — тем лучше. Но я все же надеюсь к нему однажды приблизиться — чтобы засунуть ему в задницу пучок динамита. — Сначала все же Санса?  — Она — всегда первая в моем списке. И единственная.  — Не зарекайся. Помнишь — слово изреченное есть ложь... А вот и наши девочки. Ну что, натолковались? Едем уже, Бриенна!  — Едем. До свиданья, друзья! Это было хорошее знакомство. Надеюсь, не в последний раз видимся. Санса — не потеряй телефон и адрес! Женщины неловко обнялись. Сандор и Джейме вышли на крыльцо. Снаружи зарядил мелкий дождик. За ними вышла Бриенна, подошла к Сандору, протянула ему руку:  — Это была честь узнать вас, сэр. И тоже — не в последний раз.  — Надеюсь. Следите за этим болтуном. И не пускайте его за руль, а то будет точно в последний… И для меня — честь.  — Не пущу, не беспокойтесь. Он у меня сейчас засядет звонить — вместо птицы-секретаря… Удачи! Прощайте! И она, уже не оборачиваясь, поплелась к машине, громко шлепая по лужам. Джейме на этот раз почему-то не нашелся, что сказать, только молча пожал Клигану руку, обнял, с усмешкой стрельнув взглядом в его в сторону, выскользнувшую без верхней одежды на крыльцо Пташку и, подхватив свою и Бриеннину сумки, прошагал к машине. На подходе уже обернулся и крикнул:  — Хорошая у нее фигура все же, Клиган! Держи ее в тепле, а то вся трясется эта твоя Пташка! Бывайте! Хлопнула дверца, и тут же зарычал мотор. Машина, медленно залипая колесами в грязном месиве двора, тронулась. Сандор обнял Пташку за плечи, а она — ну конечно же — тихонько всхлипывала, дрожа от сырости и набегающего временами ветра. Когда золотистый Форд скрылся за деревьями на просеке, они развернулись и зашли в дом.