Как трудно мне с тобою говорить с другого берега реки, Ни слов не разобрать, ни разглядеть, что говорят твои глаза. И под воду уходят друг за другом пониманья островки, Все дальше к горизонту отступает отчужденья полоса. Как трудно мне с тобою говорить в тени опущенных гардин, Все это ни к чему, и ты устал от всех иллюзий и страстей. Как хочется случайно раствориться в сонме женщин и мужчин, Порхающих по комнатам, старательно играющих гостей. Я буду яркой бабочкой на бархате слепого ночника, А, может быть, бегонией на белом подоконнике твоем, Пусти меня, пожалуйста, мне больно сжала кисть твоя рука, Мне дальше этой комнаты не выпорхнуть со сломанным крылом. Ты все раздашь до ниточки вздыхающим соседям и друзьям, И громко хлопнув дверью, ты оставишь этот город навсегда. Ты будешь дальним парусом, блуждающим по призрачным морям, Я буду вольной рыбкою, попавшей в золотые невода.
Белая Гвардия. Как трудно
Когда они доехали наконец, метель так разыгралась, что вокруг с трудом можно было разглядеть очертания зданий и деревьев. Джон припарковал машину к гаражу красного кирпичного дома и с облегчением заглушил мотор. Вел он вроде уверенно, но видно было, что процесс не доставляет ему никакой радости— хотя бы по тому, с каким удовольствием он теперь отстёгивался и вылезал из-за руля. Рикон уже расчехлился, выскочил из машины и теперь нетерпеливо оттанцовывал возле двери. Санса тоже вылезла, захватив свои мешки и рюкзак, и смотрела, как дядя отпирает дверь. А потом наружу вылетело неимоверное количество людей, детей и собак, и все побежали к ней, обнимаясь, перебивая и отталкивая друг друга. На пороге появилась Лианна — она похудела и казалась моложе, несмотря на появившиеся на носу очки. Темные густые волосы — вечный предмет ее гордости — были собраны в небрежный пучок на затылке. Дети с опаской оглянулись и отцепились от Сансы. Тетка кратким кивком отослала их в дом — и, осторожно ступая, сошла со ступенек, принимая Сансу в душистые объятья. От Лианны пахло домом, печеньем и немного собаками. Она шепнула на ухо племяннице: «Ну наконец-то. Заставила ты нас понервничать. Добро пожаловать домой!» Санса неуверенно ее обняла. В отчерченной светом рамке двери маячило кресло Брана и за ним — не очень знакомая девичья фигура. Неужели это Арья? Тетя обняла Сансу за талию и повела к дому, с улыбкой оглянувшись на стоящего позади Джона. Он последовал за ними. За ним с достоинством вышагивал белоснежный щенок хаски. Девица в дверях действительно оказалась Арьей. Она была чуть пониже Сансы, слегка плотнее, но, в общем, была сложена на диво ладно. Санса помнила костлявую вредную девчонку и была поражена этими изменениями. Перед ней стояла почти взрослая девушка — когда же она успела так вырасти? Виделись они каких-то семь месяцев назад — когда Робб в последний раз прилетал на каникулы, и по этому поводу старшие дети собрались дома — под крыло соскучившейся матери. Тогда Арья была еще совсем девочкой — худой и угловатой. Теперь она постриглась как-то по-модному — похоже на то, что соорудила мамина парикмахер на голове Сансы — но более радикально. На одной стороне волосы были длиннее, чем на другой, и с короткой стороны торчала длинная прядь белого цвета. И боги — у нее появилась грудь! Санса уже раздумывала, как бы съязвить — но, вспомнив себя саму пару месяцев назад и издевки Джоффа, прикусила язык. Арья оглядела Сансу, ухмыльнулась и небрежно, отталкивая коляску Брана, обняла сестру. — А я-то думала, что ты и Пса своего приволочешь на поводке. Но, смотрю, ты одна… — Арья, оставь. Не могу… — Да все, все. Пусть себе его катится. И сами справимся. На хрен нам псы? Тут своего зверья хватает. Рада, что вижу тебя живой… Ты даже грудь отрастила, принцесска — видно, за ней хорошо ухаживали… — Я тоже рада тебя видеть… На этот раз Санса говорила правду, не лукавя. Арья странным образом казалась ей чуть ли не сообщницей — в конце концов, она была в курсе всего произошедшего — хоть и без подробностей. И потом, у нее не имелось привычки лезть в душу и задавать идиотские вопросы. — Слышь, заноза, ты дашь в конце концов посмотреть на сестру? Ты ее видела не так давно — по сравнению со мной… Арья отступила, скорчив рожу в сторону коляски. Санса с интересом взглянула на младшего брата. Еще один сюрприз. Брана она не видела уже год. Из миловидного застенчивого мальчишки с задумчивыми серыми глазами — он был ни на кого не похож — он превратился в длинного прыщавого юнца с копной слишком длинных, слегка вьющихся волос. На носу старомодные очки, которые еще больше подчёркивают узколицесть и общий нердообразный вид. Санса нагнулась, чтобы обнять брата, и почувствовала, как он неумело прижал ее к себе худыми и неожиданно сильными руками. Да, Арья говорила — он тренируется, подтягивается, что ли… Накачался… — Ты как? В порядке? Одна приехала? Санса улыбнулась. Разговоры никогда не были сильной стороной Брана. Вся мощь его мозгов, казалось, отключалась, когда он открывал рот. Когда Бран говорил, всем обычно становилось неловко. Помня эту его особенность, Санса даже не стала заморачиваться по поводу неуместного вопроса. Только кратко кивнула. Лианна из коридора крикнула: — Закройте наконец дверь, дети! Холодно же! Мойте руки — и за стол. Надо наконец поесть! И оставьте уже Сансу в покое. Арья — покажи сестре ее комнату… Девушки поднялись наверх. Сансу поселили в мансарде — на самом последнем этаже. Кроме нее, там никто не спал. Уютная комната — светлые занавески, мягкий палас на полу, узкая кровать в углу. Тут ей могло бы быть очень хорошо — попади она сюда парой месяцев раньше… В незатворенную дверь просунулся любопытный собачий нос. — Иди прочь, Ним! — Кто это? — Моя подружка. Тетя подарила нам этих щенков на начало учебного года… — Какая милая… — Не милая, а умная и злобная. Ты бы видела, как она набрасывается на своих братьев — питомцев Брана и Рикона. А щенок Рикона — это демон во плоти, невоспитанная тварь. И тот ее боится… — Ну, ты как всегда… Злая собака, ядовитые улитки… Фехтование? — Ага. И суперкомп. Мне так нравится быть плохой… — Это заметно. Ты выросла, знаешь? — Да неужели? Вот уж странно-то. Ты, кстати, тоже. Вообще с трудом тебя узнала. И даже не волосы — взгляд. Ты теперь больше похожа на тетю, чем на меня или на кого-то из этих дур в школе… — Уж не знаю, что ты имеешь в виду… — А я думаю — знаешь. Звонил уже тебе? Арья смотрела на нее без улыбки — прямо и жестко. Санса отвела взгляд. — Нет. Пока нет. — Позвонит. Как пить дать. Ну, а сейчас пошли уже ужинать — нет сил. С этим взрослением я все время хочу жрать… 2. Ужин прошел весело, сумбурно и дружески. Сансе ничего не пришлось даже говорить — все с удовольствием говорили за нее. Рикон не уставал хвастаться свои пирогом — и вполне заслуженно, кстати. Миловидная худышка Рейелла все ахала по поводу Сансиных волос и бесконечно спрашивала мать, когда и ей уже можно будет краситься вот так. Санса в душе пожелала ей, чтобы подобное «вот так» никогда не наступало. У малышки были отцовские волосы — почти белые, волнистые и прекрасные — такие же, как у ее брата-близнеца, сверкающего из угла иссиня-фиолетовыми глазами. Арья ела за двоих — и молчала тоже за двоих, время от времени отпуская ехидные замечания в адрес братьев. Лианна мягко ее осаживала — что, кстати, не приводило ни к какому эффекту. После особенно ернической фразы, адресованной надоевшему всем Рикону, тетя многозначительно посмотрела на старшего сына — и тот тут же отработал. Обмена взглядами с ним Арье хватило для того, чтобы извиниться перед младшим братом, который уже начал обиженно сопеть носом. — Честное слово, Рикон, несмотря на ужасающий вид твоего пирога, на вкус он отличный! В конце концов, это же не конкурс красоты. Что? Я же извиняюсь! Прости, не хотела тебя обидеть, честно… Арья встала, потрепала набычившегося брата по кудлатой голове и ушла к себе наверх. За ней потащилась чем-то чавкающая на ходу Ним. Санса машинально отметила про себя, что сестра, как всегда, забыла сказать «спасибо» за ужин. Некоторые вещи не меняются… Она сама помогла тете собрать со стола. Когда они отнесли всю грязную посуду на кухню, к ее изумлению туда пришел дядя Рейегар и начал молча загружать тарелки в посудомойку. Лианна шепнула Сансе, что та может уже идти спать — наверняка она устала. Когда Санса выходила из кухни, она оглянулась — и увидела, как дядя обнял тетку, нежно целуя ее в лоб — а та положила ему руки на плечи. Санса спешно ретировалась. Смотреть на такое было неловко и больно. Больнее, чем она предполагала. В своей комнате она застала Арью, с интересом изучающую урну, что лежала в мешке. — И это твой муженек? Не много же он места теперь занимает! Хотя я слышала, что он и при жизни был не слишком велик… ты будешь держать это в спальне? — Как раз думала, куда бы ее сунуть. — Давай, отнесу на чердак. Там спокойно. Если только кошка Рейеллы не заглянет и не примет твою баночку за лоток со своим наполнителем… — Это будет очень некстати. — А может, напротив, кстати? — Арья ехидно засмеялась. Потом посерьезнела. — Сестричка, ты совершенно уверена, что это его прах туда насыпали? Не хотелось бы неприятных сюрпризов… — Я не знаю. Он же не появлялся. На сто процентов я не уверена. Но какой ему резон скрываться от меня? — Такой, что ты его тут же заложишь. И он это прекрасно знает. А еще — он по самые помидоры увяз в неприятностях, связанных с Джоффри и его семейкой. На месте Мизинца я бы тоже ушла в тину. А тут такой случай предоставляется… Другое дело, что ему трудненько будет потом вернуться в прежнюю колею — даже если он захочет через некоторое время выплыть на поверхность. Да и вряд ли он будет с тобой воевать… — Не знаю. Мне кажется, что он ничего не забывает. — Вот и прекрасно. Если жив — пусть не забывает. И мы не будем. А если забудет и задумает появиться — напомним… Санса едва заметно улыбнулась. Арья… — А ты чего так быстро сбежала из идиллической столовой? Я думала, что ты там еще час будешь колупаться с тетей… — Я хотела помочь с посудой… А там пришел Рейегар… — А, ежевечерние телячьи нежности? — Арья поморщилась. — Это у них в ходу. Я поэтому и не задерживаюсь… Он недавно начал вдруг помогать на кухне… А тетя и рада. Мне так кажется… До этого все в кабинете у себя отсиживался, мучил свою виолончель. А ты что? Санса помотала головой. Губы ее предательски дрогнули. — Это тяжело. Я как-то не ожидала, что будет настолько тяжело… — Ты уже скучаешь? Боги, Санса, прошло ведь меньше суток! — Может, поэтому и скучаю. Мы были почти все время вместе… — Фу. Как дурно иметь такую зависимость. Даже из самых трезвых людей делает овец… Погоди, ну позвонит же он! Должен. — Я знаю. Но, может, ему не хочется? — Не выдумывай! Знаю я тебя — сейчас начнешь себя накручивать! Уже небось начала… Санса подошла к окну. В щелочку между занавесками она увидела, как за стеклом тихо падает снег… Вдруг запиликал телефон. Она рванулась к столу. Арья вопросительно подняла бровь, глядя на Сансу. Та сделала ей большие глаза, и Арья, покрутив головой, беззвучно вышла из комнаты. За ней неспешно вышла Ним, до сих пор терпеливо дожидавшаяся ее, лежа на прикроватном коврике. — Алло? — Пташка? Здравствуй. Как ты? — Почему ты так поздно звонишь? Я уже вся извелась… Сандор? Ну что же ты? Не молчи! — Я и не молчу. Я нормально. А ты-то как? — Тоже. Я долетела. Рада, что ты спросил… — Я, вообще-то, знаю. Эта твоя сестра отписала мне, как только ты вышла из самолета. А ей родственники сказали, видимо. У них там круговая связь… — Жаль, что я в ней не состою. Ты в более выигрышном положении, я чувствую. Ты все знаешь, а я — ничего. — Да уж. Прости. Как там родственники? Не съели еще? — Нет. Но местами пытаются. Пока накормили меня. Комнату выделили. Вопросы задают, но не слишком много. А ты сам где? — Да нигде. Просто встал в зоне отдыха посреди загребучего снегопада и вот, звоню тебе. — На ночь останавливаться не будешь? — Нет. Спать я не хочу. Лучше ехать. Я-то дрых все ночь. В отличие от тебя… — Да, меня срубает. Сейчас буду ложиться… Сандор? — Да? — Спасибо за подарок. Он пришелся как раз. Буду носить… — Хорошо. Не за что. Надо было его тебе раньше отдать… Голос у него был хриплый, словно он был простужен или долго кричал. Санса прикусила губу. — Мне так плохо без тебя. Просто невыносимо. Когда вокруг люди — вроде незаметно, но как остаюсь одна — накатывает, хоть вой… — Понятно. — Что? — Пташка, не начинай. Ну кому от этого станет легче, а? Ты хочешь от меня услышать то же? Да, невыносимо. Да, тошно. Но мы же про это уже говорили. Так было нужно… — Я вот думаю и все не могу понять — кому? — Тебе, прежде всего. Да и мне… — Ну, тогда я рада, что тебе угодила… Потому что мне от этого пока не лучше. От меня почти ничего не осталось. Все улетело в прошлое. Туда, где мы вместе. — Пташка, мне пора ехать. Прости. — Ты позвонишь завтра? — А надо? — Сандор, пожалуйста! Ну хоть этого меня не лишай! Пожалуйста… — Хорошо, я позвоню в это же время. Наверное, я уже буду возле столицы, если буду ехать в том же темпе… — Я буду ждать… — Лучше не надо. Живи, Пташка! Не надо сидеть у телефона. Иначе во всем этом нашем расставании не будет ни капли смысла… — Его и так нет. Ни капли. Море боли, океан одиночества — и никакого смысла… — Плыви вперед. Авось найдется… — Хорошо. Я попробую…но ты звони. Это мой островок надежды… — Я же сказал. Позвоню. Спокойной ночи, Пташка… — Я люблю тебя… — Пока! И он отключил связь. Санса быстренько нажала нужные кнопки на экране, занося в телефон его номер. Теперь хотя бы это будет не односторонняя связь. Если он забудет — она сможет сама ему позвонить… Спать расхотелось. Сейчас бы всласть порыдать в подушку — но слез не было. Санса встала, подошла к окну. Там все так же тихо падал снег, как ни в чем не бывало. Словно злой мятеж бушевал только у нее внутри. Санса посмотрела вниз. Возле двери неподвижно стояла высокая фигура — ветер чуть заметно шевелил дяде волосы — длинные, сейчас не собранные в хвост, как обычно. Рядом с ним топтались две его борзые —Луна и Солнце. Во время ужина они предпочитали отлеживаться в его кабинете подальше от неуемных детских щенков. Санса простояла еще с минуту, глядя на то, как грациозные собаки лениво ходят по двору, обнюхивая свежевыпавший снег. Рейегар прошел от двери к дороге, оставляя за собой цепочку четко проложенных следов. Санса отошла от окна. В дверь тихонько постучали. Нет, только не сейчас. Надеясь, что это не Джон и не тетя, Санса молча открыла дверь. На пороге стоял Рикон, уже в пижаме, держа в руках плюшевую синюю кошку. — Я вот тут подумал… Это мне мама прислала. Тебе нужнее сегодня… Санса присела на корточки перед братом и улыбнулась, обняв его. Этого кота они покупали вместе прошлой весной. Мама еще сомневалась — кошку или собаку… Ну, щенок у него теперь есть. Он всегда мечтал об этом… щенок есть, даже этот глупый плюшевый кот сохранился, а мамы — нет… — Спасибо, родной. Ты уверен? — Ну конечно! И потом — у меня же есть Лохматик. А у тебя никого. Спокойной ночи, Санса. Пойду, а то мама — то есть тетя — хватится… Я уже должен спать. Бран укатил в ванную — а я решил вот… — Спасибо. Я очень ценю. Ну, беги, а то холодно! — Ага! До завтра! Он неловко чмокнул ее, оставляя мокрое пятнышко на щеке, и, сверкая голыми пятками, сбежал по ступенькам. Санса посмотрела на дурацкого кота. Ну все что-то… Она закрыла дверь и без сил шлепнулась на узкую кровать. Погасила свет. В темноте разделась и скользнула под одеяло. Кровать была, как ледяной гроб. Санса уткнулась в подушку, обнимая себя руками. Хорошо, что она все же оставила его рубашку. Хоть кусочек от того, что у них было. В темноте пришли слезы — бесконечные, выматывающие душу и не приносящие облегчения. Санса вытиралась рукавом, хлюпая носом и пытаясь прочувствовать хотя бы его запах от тонкой ткани. Но все было тщетно — рубашка пахла ей самой и еще тем противным запахом, что вечно бывает в самолетах. Все уходило, просачиваясь между пальцами — как вода… Так она и задремала — в слезах, вцепившись в собственные слишком длинные манжеты и в синего безмятежно улыбающегося в усы кота.