Это было у моря

Помнишь, как стонут звоном Ветви мои в ночи? Брошена —полутоном Ты на межи — молчишь. Ты на межи — отрезан Собственным страхом злым Робостью затрапезной Прячутся в тень стволы. Думаешь, эта глупость Завтра тебя спасет? Ветер по крышам лупит Путь твой — не занесен. Путь твой — утонет в скуке, В серых касаньях дней. Жив ли — слепой разлукой? Вздрогнешь по мне — о ней? Ветви хрупки — морозом Скованные хрустят. Песня потухла прозой В сплетнях и новостях Я понимаю — страшно Верить и жить внахлест Тенью у старой башни Пленником летних грез Я отпущу — терзайся, Если милее мгла. Вечно с виной лобзайся Это — твоя игла. Вмерзну ветвями в небо, В розовый бархат штор Большое не жди — не требуй. Свой разжигай костер.

Санса III 1. К обеду Санса спустилась молчаливая, с черными кругами под глазами. Никто не задавал ей вопросов, только осторожно смотрели в ее сторону — словно взгляды могли ранить. Она уныло ковыряла в тарелке, ела, но явно без всякого желания. Помогла тете убрать со стола, как обычно, потом подошла к Джону.  — Отвезешь меня в магазин? Пожалуйста? Очень надо… Кузен изумленно на нее воззрился. Арья уже промыла всем мозги, чтобы не спорили и не приставали. Что произошло точно, никто не знал, но понимали — что-то нехорошее. Нехорошее — и окончательное.  — Ладно. Собирайся. Куда тебе надо?  — В любой супермаркет. Где техника есть. Они выехали получасом позже. Санса молчала в стекло, прислонившись лбом к окну корвета. Джон вел машину, периодически поглядывая на сестру. Изредка словно собирался ее о чем-то спросить, но так и не решился. Когда доехали до большого здания торгового центра, Санса отстегнулась и бросив на Джона невидящий взгляд, тихо попросила:  — Подождешь меня? Я быстро. Она вернулась через двадцать минут, с небольшим пакетом в руке.  — Ну все, можем ехать домой.  — И вправду ты быстро. Уверена, что купила все, что нужно?  — Да. Все что нужно. Спасибо… После этого Санса опять уставилась в окно и не проронила до самого дома больше ни слова. Приехав, забрала свой пакет, коротко кивнула Джону и ушла в свою комнату. Лианна, стоявшая в холле, проводила ее недоумевающим взглядом. Спросила у сына:  — Все хорошо? Как она? Джон устало помотал головой.  — Почему-то мне кажется, мам, что ничего не хорошо. Вот совершенно. Она как живой труп. Ходит, дышит — но без всякого желания…  — Бедная девочка! Лианна метнула на кабинет мужа уничижительный взгляд. Потом решительно отправилась в комнату Брана, где брат с сестрой тихонько о чем-то шептались. Младшие сидели у Эйка и Рейеллы — притихшие, словно почуяв неладное, играли в какую-то настольную игру. Обычно такое поведение было совершенно нетипичным. Лианне сейчас не было до них дела. Она не постучавшись, зашла к Брану, села на кровать Рикона и недовольно уставилась на Арью, что сидела боком на столе у брата. Когда зашла тетка она, до этого что-то яростно бубнившая младшему брату, отпрянула и уставилась в окно.  — Так, народ, колитесь. Что произошло? Бран нерешительно глянул на тетку, потом перевел взгляд на сестру и опять покосился на Лианну. Арья даже голову не повернула, так и таращилась в окно, где серый день постепенно сменялся столь же унылыми сумерками. Бран откашлялся, и уставившись в пол, пробурчал:  — Санса получила письмо. По почте. Ммм… не очень хорошее.  — Что за письмо? Тут повернула голову Арья. Брови сдвинуты, даже челюсть вперед выдвинула — словно драться собралась.  — Прощальное. От этого козла.  — Арья!  — Ну, а как его еще назвать? Он типа, бросил ее. Изменил, вроде как. Другую нашел.  — Что?  — Вот то. Нашел себе другую. Ровесницу. А Сансе сделал ручкой — дескать, живи, малютка, не парься, было очень вкусно. Лианна охнула, поднесла ладонь к щеке. Доигрались! Впрочем, обсуждать с племянниками она это не намеревалась. А вот кое-кому стоило об этом узнать. Одному любителю вершить чужие судьбы… Бран тихо произнёс:  — Я читал. Санса сама мне дала то письмо. Тетя — мне кажется, это лажа. Ну не в том смысле, что фальшивка, а что он врет. Как-то очень все коряво. Я не поверил.  — А Санса?  — Не знаю. Но, похоже, да. Арья раздраженно бросила:  — Да ее хлебом не корми, дай пострадать! Конечно, поверила! Небось сидит там и волосы на себе рвет. И рыдает…  — Арья, тише! Думаете, мне стоит с ней поговорить?  — А она не хочет. Специально просила, чтобы ее никто не трогал. Сказала, что суицидальных глупостей делать не будет. Лианна возмущенно поднялась:  — Ну спасибо вам, успокоили! Думаю, надо. Может, не сегодня — пусть сама отсидится и обдумает как оно… Выходя из комнаты, она повернулась, обращаясь к Арье.  — Послушай, Арья, вот что… Я понимаю твой гнев, но, возможно, нам не стоит делать поспешных выводов. Бран говорит, что письмо неправдоподобно, и я склонна доверять ему. В любом случае сестре нужна твоя поддержка. И не в виде обвинений в сторону ее… Ну ты поняла. Тебе возможно покажется это странным, но в определенных ситуациях сякие обличительные речи только хуже делают. Тебе будет казаться, что ты ее утешаешь, а на самом деле ты будешь причинять ей дополнительную боль. Просто будь рядом.  — Да она не хочет, чтобы кто-то был рядом. Особенно я.  — Вот то опять же доказывает, что судишь ты очень поверхностно. Она сейчас одна против всего мира. Санса наверняка ощущает вокруг себя что-то вроде вакуума. И потом не надо забывать, через что она прошла. Вы все…мы все потеряли дико много за эти месяцы, но вы были с нами вместе — а она…  — А она была с ним, — мрачно закончил Бран. — и после этого он ее бросил.  — Этого мы точно не знаем.  — Но по крайней мере захотел, чтобы она думала так. Он же знал, что делает ей больно, нет? Я все же не понимаю.  — Да. Я тоже не совсем понимаю. Но возможно, себе он делал еще больнее — этим своим жестом. Арья скривила рот:  — Я надеюсь он там скопытится, от этой своей боли. Заползёт под корягу и сдохнет, пес несчастный…  — Арья! Я же просила!  — Все. Ничего не буду больше ничего говорить.  — Да уж, пожалуйста. Ради сестры.  — Вот только ради нее — хоть она меня и ненавидит. Лианна вздохнула.  — Она тебя не ненавидит. Просто сейчас она мало способна ощущать любовь. Она пытается забыть, что это. Иначе — слишком болезненно… 2. Лианна раздраженно раздувая ноздри зашла без стука в кабинет к мужу. Тот сидел за столом и что-то строчил. «Стихи, небось. Про любовь, — зло подумала она, — отрешился от мира, по своей привычке, и выходит на связь с мировым камертоном. Молодец какой! А девчонка там мучается!»  — Что случилось, милая?  — Ничего хорошего. Вот ровным счетом ничего.  — Что-то с тобой и ребенком?  — Нет. Со мной и нашим ребёнком все в порядке. А вот с чужим ребёнком — плохо. И, похоже, в этом виноваты мы.  — Ты о чем?  — Санса. Сегодня — или вчера, не поняла точно, ей пришло письмо. Рейегар поднял голову от своей писанины и бросил печальный взгляд на жену.  — От него?  — Да.  — И что там?  — Он ее бросил. Официально. Оставил ради другой. Якобы.  — То есть? Это блеф, ты полагаешь?  — А ты сам что полагаешь — это правда? Тоже мне, знаток человеческих душ. Ты же его видел, не я. А я не верю.  — Тебе видней.  — Давай только без намеков. Это уже просто низко…  — Прости. Но тебе и вправду яснее его мотивация. Я не понимаю этого человека. Неужели он не мог делать просто то, что собирался? Поехать дальше, найти себе работу какую-нибудь приличную, встать на ноги, дождаться ее…  — Рейегар, порой мне кажется, что ты сделан изо льда. Ты так все планируешь. Так последовательно чувствуешь. Как будто у тебя все расписано на сто веков вперед. Но есть же и другие. Не такие как ты. Это ты хотя бы допускаешь?  — Допускаю. И я совсем не так последователен, как хотелось бы. Ты — тому прямое доказательство…  — Не поняла. Что ты хочешь этим сказать?  — Я хочу сказать, что, если бы не ушла от Роберта тогда — я бы тебя украл. Ты предназначалась мне — не ему. Слава небесам, ты это тоже почувствовала, и мы обошлись без скандалов и дуэлей. Лианна усмехнулась, представив себе сцену драки Таргариена и Баратеона.  — Ну хорошо, тогда слава не знаю там чему. Но если ты понимаешь — то почему тогда так повел себя с Клиганом? Зачем ты поставил его перед выбором?  — Во-первых потому что уже тебе сказал — это неправильно сбивать теперь девочку с пути. Пусть хоть школу закончит. Нельзя же так. А во-вторых, — Рейегар повернулся к ней на крутящемся кресле и уставился куда-то мимо, в дверной проем, — возможно, я хотел понять, что он за человек, этот Сандор Клиган ака Пес. Отчасти это была провокация. Проверка на вшивость. И он ее не прошел.  — Что за вздор?  — Он сам, понимаешь ты, сам был готов ее отпустить. Не был готов бороться — ни за любовь эту их, ни за право быть рядом с ней. Ну как ты думаешь, если бы они явились сюда вместе, если бы он поселился где-то в городе — ну что тут, места мало, работы нет? — я бы мог его отсюда прогнать? Я бы не стал пытаться даже. Потому что, если человек прет напролом к цели — он достоин уважения. Хотя бы уважения. А если это не ради денег, не ради власти, а ради любви — тем более. Ясное дело, я бы не стал аплодировать ни ему, ни Сансе, когда бы она начала к нему бегать в ночи — ты, надо полагать, понимаешь, что у них за отношения. Но препятствовать двум людям, вместе прошедшим то, что прошли эти двое, я не считаю себя вправе. И что бы там ни говорила эта дура-директриса — про мораль-нравственность — я не считаю, что кто-то может их судить. Потому что это не всякая там гнусность-педофилия-похоть. У него это на лбу было написано. Санса для него — свет в окне. В чернющей ночи. Первый шанс — и последний, возможно. И все же — он не стал за нее бороться. Дал ей ускользнуть. И тут я его не понимаю. Он послушал первого встречного, досужего, почти постороннего ему человека, скуксился, поджал хвост и удрал. Ну что это?  — А что он должен был делать — бить тебе морду? Красть Сансу из школы верхом на байке?  — Да хотя бы. Если бы попытался набить мне морду — я бы понял. Но он не пытался. Я сказал ему не контактировать с ней — и он не стал. Как послушный мальчик. Боги, Лианна, да Санса, похоже, его морально старше ! А ведь он почти твой ровесник! Как такое возможно? Она хотя бы борется — за него и за себя… Лианна прошла к креслу в углу и села. К вечеру у нее порой начинали опухать ноги, и хотелось поднять их повыше. Рейегар встал и заботливо подставил ей под ступни скамеечку, что служила ему лестницей для того, чтобы доставать с книги с верхней полки. Книжные шкафы были под самый потолок — их делали по заказу. Лианна ласково кивнула мужу. Все же она совершенно не могла злиться на него долго.  — Спасибо. Но, Рейегар, не все же так устроены как ты. Да, непохоже, чтобы Сандор был очень зрелой личностью. Особенно по отношению к женщинам. Судя по тому, что я поняла из рассказов Арьи и самой Сансы, он ведет себя крайне неуверенно. Но и семейная его история не располагает к уверенности в себе. Он, похоже, страшно закомплексован. Да и ты должен помнить, кто его воспитывал…  — Я помню. Это и пугает. Брата своего он, похоже, ненавидит еще больше, чем даже я его ненавидел. Я вообще не уверен, что этот товарищ знает, что такое любовь. В его жизни была одна лишь злоба и ненависть и жажда мести.  — Ну да. Но если у него не было возможности узнать, что это такое раньше, это не значит, что человек не может ее испытывать, любовь. Наоборот даже… Рейегар встал с кресла, подошел к окну. На улице уже стемнело, и видны были вдалеке хлопья снега, порхающие вокруг мутно-желтых фонарей вдоль дороги.  — Вот не знаю. Что-то как-то он странно себя ведет. А потом Лианна, пора уже и отрешиться от детства в этом-то возрасте. Большой уже мальчик. В какой-то момент человек — особенно мужчина — должен выбирать, что он из себя представляет, и каким бы он хотел себя видеть. Начинать делать себя самому. Меня тоже не святые воспитывали. Не все же время тащится на поводу у семейных обстоятельств и ныть: «Ах меня не так вырастили, и поэтому я такой неудачник-слабак»! Вот у меня возникло ощущение, что младшему Клигану просто комфортно плыть по течению и ждать, когда за него решат другие.  — Ты опять за свое? Судишь, не зная человека? Ведь ты даже не поинтересовался, почему он так поступил. Почему отправил ее сюда одну — а потом вернулся…  — Да, не спросил. Мне казалось это очевидным. Сюда он ее отправил, потому что стыдно было цепляться за молоденькую девочку и портить ей будущее. А потом через две недели пожалел, начал кусать себе локти и вернулся — не выбором, но истерикой. Решение отправить ее к нам — понятно мне. Как Сансин родственник, я его очень понимаю и одобряю — оно достойно уважения. А как мужчина — нет, уволь. Ты видела, какая она приехала? А ведь именно эта разлука с ней все это сотворила. Я ему это сказал, кстати. Постучись он в мой дом — не стал бы я хлопать дверью ему в нос, даже если эта его обожженная физиономия мне не симпатична. Но дело не во мне и не в тебе, а в Сансе. Если для нее он годится - и значит и мы бы подстроились. Да боги, приди он к ней — или к нам с честным предложением руки и сердца — и то бы я подумал. А он что? Сначала отправил ее как бандероль, даже не удосужился ее привезти самолично — а потом притащился и прятался? Нет, Лианна, он и сам не готов. Поэтому его так легко было сбить с толку. Он чувствует себя виноватым, как нашкодивший щенок и боится нас, боится себя, боится ее. А пуще всего опасается брать на себя ответственность. И это заметно. Причем, твой драгоценный Клиган и сам это знает и осознает. Он понимает, что ведет себя как тряпка. И тем не менее, продолжает. В этом возрасте уже нельзя не отдавать себе отчет в собственных проколах. Вопрос не в этом, а в том, что происходит дальше. Одно дело — знать, другое — действовать. Знать он знает — а вот действовать не хочет. Пока что-то: обстоятельства, ситуация, опасность — не заставляет его включиться в жизнь, а не просто за ней наблюдать.  — Да ты сам такой же!  — Вот и нет. Я на шаг впереди. Я знаю, когда надо вмешиваться, а когда нет. И да — по возможности стараюсь не встревать. Но, когда надо — делаю первый шаг навстречу ветру, а не второй. Не только защита — нападение тоже иногда объективно нужно. Особенно мужчине. Особенно с такими своенравными женщинами, как барышни из клана Старков. Что, мы своенравны? — улыбнулась Лианна  — Еще бы. Про тебя и про Арью я вообще молчу. Но даже в Сансе кроется жесткий стержень и упертый характер. Просто она более сдержана, чем ты и ее младшая сестричка. Но и она умеет за себя постоять. Иначе бы ее здесь сейчас не было.  — Ее бы здесь не было, если бы не Клиган. — напомнила Лианна. Рейегар устало кивнул.  — Да, я не исключаю, что он — во многом ее простимулировал на взросление. Еще и потому что сам не всегда решителен. Когда взрослый рядом с тобой — она-то не знает, что он еще больший ребенок чем она сама — мнется и не делает первый шаг — приходится самой. Но едва ли такой стимул хорош. Он приучает тебя с годами думать — что все мужчины — это такой смутный кисель. И поневоле превращает хорошую, адекватную девочку в холодную, циничную, умеющую за себя постоять даму. Таких я уж навидался. Неужели ты хочешь, чтобы Санса стала такой?  — Нет, не хочу. Но это не нам решать. А потом ты, на мой взгляд, нагнетаешь. Она растет — но и партнёр ее не может уж совсем стоять на месте. Тоже, небось, не совсем дурак.  — Наверное. Но может быть — он уже и закоснел в своей этой позиции. А ей нужен адекватный партнер. Для того чтобы и в дальнейшем развиваться гармонично.  — Боги, Рейегар, не ты ли мне говорил, что хочешь свести Сансу с Визерисом? Куда уж адекватнее…  — Я тебе уже сказал — это была лишь мысль. Визерису нужна сильная, способная за себя постоять девушка. -Ага. Чтобы исподтишка ее ненавидеть и кулуарно устраивать истерики. Она бы у него через неделю начала бы ходить в синяках.  — Лианна! Ну не до такой же степени. Да, мой брат не такой, как я. Отчасти и я сам в этом виноват. Он слишком долго оставался рядом с отцом — даже когда тот уже был далеко не самым адекватным. А Визерис был всегда самым слабым из нас. Даже Дени его превосходит по всем параметрам. - За что он ей успешно платит все эти годы. И финалом стало ее замужество.  — Ты, я вижу никак не можешь перестать мне об этом напоминать. Ну да, я это упустил. Но я не могу все время идти против матери. Хватает уже того, что они все трое меня осуждают за решение, связанное с помещением отца в лечебницу. А мать в последнее время слушает лишь Визериса. А зачем тому понадобилось отдавать Дени этому иностранцу — убей боги, не знаю. Может, это ему самому дает ощущение уверенности в себе — он малость параноидален, как и отец. А теперь у него вроде как есть сильный родственник, который якобы поддерживает его во всей этой семейной возне с финансами. И тут я тоже виноват. Мать просто не тянет всю эту историю — а мне сызмальства не хотелось наследовать отцу — ни в чем — и даже в этом его бизнесе. Ну вот и оказалось, что я не захотел — а Визерис просто не может. Лучше бы Дени родилась мальчиком. Тогда все бы было на своих местах. Ты же знаешь…  — Да — у дракона три головы — боги, Рейегар! И как тебе не надоест это твердить! Дени вам всем даст фору — и девочкой тоже. Вот увидишь.  — Наверное. Хоть мне этого и не хочется. Я бы предпочел, чтобы она была просто счастлива. Кстати, я получил от Визериса электронное послание. Они официально подтвердили, что приедут на каникулы. Без матери. Та остаётся «чтобы должным образом заботиться об отце» — очередная шпилька. Неясно, приедет ли Дени с мужем или одна. Но что мои брат с сестрой нас посетят — это уже точно. Лианна вздохнула и встала.  — Значит, придется поработать. Хорошо бы Санса пришла в себя к тому времени…  — Она придет. В ней твоя кровь — так что я не сомневаюсь.  — Мы будем что-то делать по поводу этого письма?  — Нет, не будем. Даже если он наврал — значит таково его решение. Мы не можем бросаться его искать и молить передумать — тебе так не кажется?  — Не знаю. Я чувствую себя перед ним виноватой. И перед Сансой.  — Перед Сансой — возможно, но не исключаю, что это пойдет ей на пользу. Визерис Визерисом, а ведь есть и другие, более достойные кандидатуры. А перед Клиганом — нет, Лианна. Он сам выбрал свой путь. Я лишь дунул в его сторону — и он полетел, как осенний лист. Это мне странно, подозрительно и не вызывает уважения. Посмотрим. Хотя в виду последних событий, я уже почти совсем не верю, что у этой пары есть будущее. Это письмо — ну да, понятно — так она не станет его искать, попытается забыть — но какой ценой! Стоит ли его желание уйти от ответственности ее разбитого сердца? Едва ли. Честнее было бы просто все объяснить.  — Приняла бы Санса такое решение?  — Если правильно объяснить — уверен, что да. Лианна улыбнулась:  — Ты как всегда переоцениваешь силу уговоров и дар убеждения. И недооцениваешь нашу «страстную натуру». Она бы не остановилась. Пока не выяснила что к чему. Она же любит его — самозабвенно. А мы вообще однолюбы по жизни. Еще неизвестно, как Санса отреагирует сейчас. Кстати, мне надо с ней поговорить — пока у меня еще есть силы. Рейегар глянул на жену с неудовольствием:  — Ты себя выматываешь. Хорошо, если хочешь — поговори, но после. Сейчас иди и ляг.  — Хорошо, мой повелитель!  — Какой там повелитель! Ты же стихийное бедствие — сила природы — как тобой можно повелевать в принципе? Только лавировать, чтобы лавиной не снесло… Лианна засмеялась.  — Сейчас стихийному бедствию надо лечь — ты прав. Но после ужина я с ней таки переговорю… Он открыла дверь и вышла из кабинета в полутемный непривычно тихий холл. 3. Санса спустилась в холл только к ужину. Когда она вошла в столовую, все семья окаменела. Волос на голове почти не осталось — она побрилась — почти под ноль. Джон с ужасом подумал, что стоило пойти в магазин с ней. Что она там купила — машинку для стрижки овец? Арья поперхнулась в салат. Бран отвел взгляд. Рикон уставился на Лианну, словно ожидая команды, как себя вести. У Рейеллы, похоже, даже слезы на глаза навернулись. В восторг пришел один Эйк — громко воскликнув, что круто — чем короче, тем круче! Лианна должна было что-то сказать. В конце концов это всего лишь волосы. Она откашлялась, глянула на Рейегара, сидящего со своим привычным каменно-отсутствующим выражением лица И сказала то, что пришло ей в голову первым делом, когда племянница открыла дверь.  — Ну вот, теперь ты вернулась к своем исходному цвету волос. Так и перекрашиваться не придется. Мне все же он нравился больше, чем этот черный. И проблема отрастающих корней решена. Теперь мы сможем посмотреть, правду ли говорят парикмахеры, вещая, что короткие стрижки укрепляют волосы. Мне нравится твоя новая прическа. Санса едва заметно улыбнулась — какой-то лунной, скользящей жутковатой улыбкой.  — Спасибо, тетя. Как-то захотелось перемен. И еще — мне надоело быть полосатой. Либо одно, либо другое. Нельзя вечно разрываться надвое.  — Да, ты безусловно права. Садись, ешь. За обедом у тебя, похоже, не было аппетита. На меня, например, после стрижки всегда находит дикое желание есть сладкое. А сегодня на третье — пирог с вишней. Так что давай, навёрстывай.  — Конечно, спасибо. Ужин прошел в молчании, лишь к пирогу народ развеселился, особенно младшие. Санса, надо отдать ей должное, ела с аппетитом, но в разговоре не участвовала. После еды, она, как всегда начала помогать тете убрать со стола, но на этот раз их неожиданно вытолкали прочь Рейегар и Джон.  — Идите-идите. Мы тут сами. И детей тоже положим.  — Санса, пойдем, мне надо с тобой поговорить. Девочка кинула на Лианну обреченный взгляда и послушно поплелась наверх. За ними было пошла и Арья, но, вспомнив общение и встретив очень возмущённый взгляд Брана, со вздохом остановилась и спустилась обратно в холл. Зло напялила куртку и крикнув:  — Ну и пожалуйста, я иду гулять с собакой! — решительно выволокла упирающуюся Ним на заснеженный двор. К двери подошли Луна и Солнце, терпеливо ожидающие своей очереди. Рейегар подождал, пока Арья отойдет от дома — понимая, что любой, кто подвернется недовольной девчонке под руку, так или иначе огребет, — и одевшись, тоже вышел в ночь. Луна и Солнце резво поскакали по следам Ним. Арьи и след простыл. Рейегар тихонько свистнул и послушные борзые вернулись к крыльцу. На сегодня ему было достаточно бесед с представительницами рода Старков. Спор с женой встревожил его и дал кучу материала для осмысления. Рейегар двинулся в противоположную от следов Арьи сторону, размышляя о своём диалоге с Клиганом, прокручивая каждое слово, задаваясь себе вопросами, что бы сделал его собеседник, дай ему Рейегар полную свободу действий. И что бы из этого вышло, самое главное… 4. Лианна зашла в комнату племянницы и села на кровать. Санса устроилась на подоконнике — у нее была общая с сестрой слабость сидеть с задранными ногами, прижимая колени к груди.  — Итак? Санса вопросительно взглянула на тетку, и та вновь поразилась, какой у девочки безжизненный взгляд и какие темные круги под словно выцветшими потухшими глазами. С утра, когда она приехала от подруги — вид у нее был конечно бледноватый и не выспавшийся — но чтобы так… Нет, это все произошло после прочтения ею этого треклятого письма.  — Может, все же расскажешь? Девочка воздохнула и отведя взгляд, нехотя промолвила.  — Да не о чем рассказывать. Тетя, вы, наверное, уже все знаете и так. Арья не умеет держать язык за зубами, да и Бран…  — Ты права: в общих чертах знаю. В очень общих.  — Хорошо. Я бы дала вам это письмо — но не могу. Я его сожгла.  — Зачем?  — А на что оно мне? Раз все кончилось, мне нет надобности хранить его письма. Я бы вернула их ему — но не знаю, куда. Так что лучше все сжечь. Чтоб не терзаться и не перечитывать. Мне надоело страдать попусту. Толку все равно ноль.  — Это да. Но ты не допускаешь…  — Что? Что он наврал, как сказал Бран? Да какая теперь разница? Теперь пришла очередь Лианны удивлённо смотреть на племянницу.  — В каком смысле? Что ты имеешь в виду?  — Да вот что. Если он бросил меня из-за женщины — как написал — то он просто скотина. Дурная, безмозглая и грязная. И зачем мне тогда все это надо? Значит, не было никакой любви, а была только похоть — как говорила Серсея. Это мне не интересно. Таких товарищей — свистни — набежит туча, как мотыльков на лампу летним вечером. Вон Гарри — или тот же Грейджой из школы. Один другого стоит. А мне и вообще не надо. Пока. Лианна выслушала все это, с ужасом отдавая себе отчет, что прав был Рейегар: девочка становится жесткой и циничной. И есть повод.  — Ну, а если…  — Что, если он написал это ради очередной благой цели? Если солгал, блефуя, как и говорит Бран? Тогда еще хуже. Тогда он подлец. Потому что только подлец пойдет на такое чтобы избавиться от любящей его женщины — и неважно, какая там преследуется цель. Потому что врать партнёру — последнее дело, а врать так жестоко — просто гнусно. Страшно себе представить, что в голове у человека, совершающего подобный жест. Я не знаю. По всем параметрам выходит, что я его совсем не знаю. Что все это время я принимала желаемое за действительное. Наделяла его чертами, что не были ему свой свойственны. Потому что человек, которого я любила — которому доверяла — никогда бы так не сделал. Не для того, чтобы меня пожалеть — а просто не смог бы. По своей природе. Значит, природу его я не разгадала. А просто обманывалась, дурила себе голову. И зачем мне тогда себя теперь терзать? Я его не знаю. Этот человек — чужой. Ни друг, ни враг — а просто незнакомец. А из-за незнакомца я переживать не буду. И так хватает неприятностей. Пусть себе идет, куда ему надо. Он все время туда рвался, если вдуматься. С самого начала это я его уговаривала, соблазняла, почти шантажировала. Теперь понятно, почему. Он сыграл свою роль — ну, хорошо. Жалко только, что на это ушло так много времени, и что цена была столь высока. Глаза у Сансы вдруг загорелись такой ненавистью, что Лианне стало не по себе. Она, верно, думает о родных. Вспоминает о том, что не успела уберечь мать. На самом деле, из объяснений адвокатов, Лианна поняла, что ни Клиган, ни Санса ничего толком сделать бы и не смогли. План был разработан Бейлишем, и причем давно, а отсутствие Сансы лишь ускорило процесс. Но девочка, похоже, этого не понимает, винит себя и их с Сандором историю в том, что случилось с матерью и братом…  — Санса, послушай, а если бы ну предположить, что кто-то его убедил — ну подтолкнул к этому решению — к разрыву и последующему шагу с письмом? Это бы что-то изменило для тебя?  — Нет. Еще хуже. Значит, он мало того, что подлец — так еще и тряпка. Это классное сочетание! Слабак, что увиливает от любой ответственности за свои поступки, в душе держит планы — и ждет подходящего случая, чтобы было потом на кого свалить всю эту гадость: «Вот я бедненький, меня вынудили — жизнь, тяжелое детство, плохие люди, скверная погода — а я не виноват! Теперь пойду напьюсь и пожалею себя! Вы знаете, тетя, какой он алкаш? Он бухал каждый день — а я терпела, все думала: это потому что он одинок, и Баратеоны его унижают. Что стоит ему вырваться из порочного круга, и он перестанет. А он при первой же возможности, при первом же самом мелком негативном опыте бежал надираться. Это так скучно. Я так устала от него! Я так устала от всего этого! В одном этот товарищ был прав — мне не стоит даже жалеть обо всей это дряни. Стоит жить своей жизнью — соответствующей шестнадцатилетнему возрасту. Друзья, школа, будущее. По крайней мере, у меня оно есть. Мне все время про это долдонили — ну и вот, я, наконец, поняла! А что касается мужчин — сейчас вообще не до того. Вот школу закончу — а там колледж, ну и вообще. Да каждый вокруг будет лучше. Даже Зяблик — и тот чище. Искреннее. По крайней мере он за мной бегает — не я за ним. Уже большой шаг вперед. Санса засмеялась странным, неестественным смехом и Лианна подумала, что как раз к этому-то она и не была готова. Готова была к слезам, к тоске, — но не к этой отчаянной, жесткой безжалостной и безнадежной реакции, И что странно — все причины, побуждения и поступки Санса подлавливала верно — только выводы делала в соответствии с этой новой, выбранной ролью. И это пугало больше всего. Лианна вдруг почувствовала себя девочкой — пред этим неприкрытым цинизмом и горечью — словно перед ней была не шестнадцатилетка, а прожжённая жизнью старуха. Она не знала, что сказать. Поэтому просто предпочла промолчать, совершенно бессознательным жестом прижимая обе ладони к животу, словно прикрывая от этого жгучего потока разочарования своего нерожденного малыша. А Санса закончила смеяться и деловито встала, словно вспомнив что-то, подошла к столу и взяв оттуда какую-то бумажку, сунула ее в увесистый мешок, что валялся посреди комнаты.  — Что это? — очнулась от своих раздумий Лианна.  — Труп.  — Что?  — Труп моей подохшей любви. Все что было. Все что осталось от него. Не хочу. Думала сжечь и это — но побоялась устроить вам тут пожар. Потом подумала- лучше сохраню. Чтобы помнить о своей глупости и не повторять. Никогда. Можно, я положу это все на чердак?  — Конечно.  — Надеюсь, туда проберется кошка Рейеллы и написает на все эту дрянь Будет очень к месту. Кажется, все. Ах нет, не все… Санса начала с остервенением стаскивать с пальца колечко с аквамарином. Лианна внимательно за ней наблюдала. В какой-то момент мстительная улыбка на лице племянницы растаяла, лицо на секунду исказилось — как раз в то мгновенье, когда несчастное кольцо наконец соскользнуло с пальца. Тут тетка внезапно разглядела то, что ожидала — спрятанную за всей это циничной бравадой боль и полнейшую растерянность. Теперь стало понятно. Сансе нужен был план. Чтобы спрятаться. И она его себе придумала. Выдумала персонажа, вошла в роль. «Пусть так! — подумала совершенно опустошенная Лианна, — Что ей еще остается? Так хоть не будет себя корить и терзаться. Не станет сходить с ума. Хотя…», — она вновь кинула на Сансу настороженный взгляд и ей почему-то, совершенно некстати, пришел на ум ее собственный свекор, нынче пребывающий в уютной одноместной палате в частной клинике, которую им в свое время посоветовали , обойдясь эвфемизмом «санаторий для чувствительных личностей», а попросту говоря — в дурдоме. Иногда маска прилипает так сильно — что потом уже от лица не отделишь. Приходится иметь дело уже с ней, а не с тем, что спрятано в глубине. В глубину в какой-то момент доступ просто закрывается. Санса меж тем вернула себе прежнее выражение лица и прошла мимо тетки в коридор — к чулану, что был на той же лестничной площадке — напротив комнаты в мезонине. Лианна слышала, как племянница зажгла там свет — и что-то замурлыкав — боги! — начала шуршать какими-то пакетами. Снизу зазвенели сразу три детских голоса- требуя немедленного присутствия матери по срочному и важному вопросу. Она встала и с внутренним облегчением, и при этом испытывая то жгучее чувство вины, что бывает у дезертира, что под благовидным предлогом сбегает с поля боя в самый разгар битвы, прошла к лестнице и окликнула Сансу. Та вышла, раскрасневшаяся, с паутиной на брови — единственной черной деталью, оставшейся от ее прежнего образа. «Теперь все поменялось — встало с ног на голову», — подумала Лианна. Снаружи свет — внутри тьма. Стриженная голова Сансы отливала золотом, как и длинные пушистые ресницы — но вот не было в этих светлых, почти прозрачных глазах ни надежды, ни проблеска жизни. Словно они отражали какую-то внутреннюю бездонную пропасть, куда солнце вообще не попадает. Лианна вздохнула. «Может, не сегодня?» Надо посмотреть, что будет дальше. Не стоит ее выдергивать из этого театра. У каждого — свой способ бороться с разочарованием. Когда она сама ушла от Роберта — ей было за что прятаться. У нее уже был Джон. А у Сансы нет ничего. Ничего, кроме осознания, что ее бросили, и кучки ненужного хлама: вещей, рисунков, воспоминаний — которые в мешок не положишь и на чердак не закинешь…  — Санса, милая, меня дети позвали. Пойду разберусь, что они там не поделили. А то поздно уже. Да и ты, наверное, устала.  — Конечно, тетя. До завтра. Спокойной ночи. На лицо племянницы опять вернулась прежняя ехидно-циничная, всезнающая ухмылка. Лианну передернуло. Она торопливо, не оборачиваясь, спустилась вниз, спиной ощущая на себе взгляд так и стоящей на лестничной площадке Сансы. В процессе спуска она подумала, что на самом деле ей и не понять, что чувствует сейчас эта шлепнутая плашмя об землю девочка. Об это надо было спрашивать не ее. И не Рейегара. Это мог сказать только ныне покойный Роберт Баратеон. Потому что в этой комбинации его место как раз и заняла Санса…