Это было у моря

Зима началась внезапно Как саван сдавила дни. А образ твой, поэтапно Стирается в снов тени. Дорога свернет исходом Наш пройденный путь в кольцо Бреду к окончанью года, Теряя твое лицо. Уже не помогут бредни Предутренние — вспоминать. И волн беспокойных гребням Не скрыть перепады дна. Далекая — даже голос Не слышен в плену снегов. Холодная верность мола Поглотит дуэт шагов. Того, что искал — не понял, Все предано страхом жить. Надежда в безверье тонет, Отпетая на межи. Бесправный и отрешенный Замру, как корабль в штиль. По белому режет черный Прорехой в вины сети. И права в сомненьях нету. — Я сам все права спалил. Стою — и не жду ответа, Отверженный на мели. И рвусь сквозь полёты чаек В невидимый горизонт. Ты больше не отвечаешь, Зима нас взяла на понт.

Дезертир 1. Зачем он завис в этом городишке, Сандор и сам не знал. Изначально предлогом стала непогода — когда он остановился на заправке, мокрый и замерзший, и провел полчаса в захудалой кафешке, пытаясь хоть как-то обсушиться, выйдя наружу, был неприятно огорошен тем фактом, что к дождю прибавился еще и снег. Температура стремительно падала — согласно цифровому табло на бензоколонке, уже сползло до 30 градусов (-1 по Цельсию — прим. автора). А ведь когда он останавливался в прошлый раз, тремя часами раньше, точно такие же красные цифры на мониторе вблизи трассы А-89 показывали 45 градусов(+7 градусов по Цельсию)! Там-то и начался треклятый дождь, в теперь по лицу секла еще ледяная крупа, Иные ее побери! Тащиться куда-либо по такой погоде было немыслимо даже для него. Поэтому, кое-как добравшись до первой попавшейся гостиницы, он снял номер на сутки. К вечеру бушующая стихия поутихла, но температура продолжала ползти вниз. Красный столбик спирта в уличном градуснике за окном медленно коснулся отметки «20»(-6 по Цельсию). Сандор даже не успел затовариться бухлом, поэтому теперь сидел и досадовал на себя, не зная, чем заняться. От нечего делать, включил телевизор и тут же наткнулся на сводку новостей, в которой промелькнула знакомая рожа. Известный столичный актер и режиссер пробыл неделю в руках отморозков в глубинке, на севере страны. После был отпущен, но не без потерь. Был найден на дороге с раздробленной кистью правой руки и срочно госпитализирован. По комментарию, оставленному врачом, пожелавшим остаться неизвестным: «Руку спасти вряд ли удастся» По последней информации, столичная знаменитость приходит в себя в местной больнице. Вот оно как. Сандор, недолго думая, набрал Бриенне. Та ответила не сразу, примерно с третьего гудка, безжизненным и тусклым голосом.  — Да. Кто это?  — Бриенна, это Сандор. Просто номер сменил.  — Сандор? Здравствуй.  — Ты где? Знаешь про то, что произошло?  — Я на севере. Уже давно. С тех пор, как он пропал.  — Была в больнице?  — Только что оттуда.  — Как он?  — Ну, а ты как думаешь? Плохо.  — А что с рукой?  — Там ничего нельзя было сделать, — Бриенна судорожно сглотнула, даже в трубку было слышно, — Отняли по запястье. Теперь он на лекарствах. Надеются, что не будет дальнейшего некроза тканей. — Понятно. А как у него настрой?  — Он вообще не хочет разговаривать. Таращится в одну точку. Глаза словно выключены. Я с ним просто сижу рядом. Есть заставляю — он отказывается. Одна радость — он так упрям, что есть надежда, что и болезнь он сможет переупрямить.  — А что родственники? Приехали?  — Тирион за границей. До него даже не смогли дозвониться. Серсея ехать отказалась, по причине неотложных дел в столице…  — Вот уж не ожидал от нее ничего иного. Надежда, впрочем, умирает последней. В ее случае, пожалуй, и время тратить не стоит. А тех, кто это сотворил, нашли?  — Нет. Джейме даже ни разу не видел их в лицо. Они действовали вполне профессионально. Видимо, подготовились. Джейме в этом городе был уже три дня к тому времени. Вел переговоры с одним местным бизнесменом на тему кооперации. Возвращался после банкета домой — решил пешком прогуляться. Прогулялся. Они все были в масках. Взяли его, отвезли в какой-то загородный дом. А там… Нет, не могу. В общем, я рада, что он выбрался. Они за него сначала выкуп хотели взять. Но потом решили, что игра не стоит свеч. И руку уже изуродовали к тому времени.  — Ясно. Ну хоть живой.  — Иной раз это не в радость. Он сам так говорит. Когда говорит. Ладит, что заслужил.  — Почему вдруг?  — Потому что эти уроды взяли его, чтобы отомстить за зверства Джоффри. По их собственным словам, один из них был отцом мальчика, что был убит на побережье. Мальчика с протезом. Тот тип и искалечил Джейме. Око за око. Он и дальше собирался действовать, но у других возобладал здравый смысл. У одного из них, что его и отпустил.  — Но Джейме-то тут при чем?  — Он говорит, что это расплата. За то, что не был отцом собственному сыну.  — Он тебе сказал?  — Да.  — Ясно. А что полиция?  — Ничего. Ищет. Зацепок мало. Дом тот нашли — но там никого. А хозяин давно переехал. Джейме мало что помнит — его все время били и не кормили почти. Только одно — что главарь сильно косноязычный. Тот все время шепелявил.  — Ну, по этим приметам они быстро найдут. Особенно если еще пару недель подождут…  — Сюда приехал этот детектив, Тарли. Его повысили после дела на море, и, поскольку эта история неким образом связана с той, он теперь тут роет.  — Тарли? Ну, тогда у этого дела появились шансы не уползти в «висяки». Сандор, сам того не замечая, закурил прямо в номере. Когда дошел до половины сигареты, выругался и рванул на балкон. Там его тут же стегнуло по лицу ледяным обжигающим ветром.  — Тарт, ты там?  — Да. Как ты сам? И где ты?  — Нигде. Я нормально.  — А как Санса?  — Не знаю. Я до нее не доехал. Решил, что не стоит.  — Сандор, ты кретин. Прости, конечно. Законченный кретин.  — Спасибо тебе. Я и сам это знаю, не стоит так орать.  — Ты знаешь, но идешь все равно в своем кретинском направлении! Для чего это все? Ради чего? — Ради нее.  — Ради себя, я бы сказала. Все жалеешь себя. Иногда случается, что жалеть начинаешь по-настоящему. Но уже поздно бывает. Невозвратно. Когда сущность уже разрушена.  — Я знаю, как бы. Помнишь, ожог?  — А я не про тебя. Если знаешь, то тем более. Ей ты тоже этого желаешь?  — Ты сбрендила, женщина? Я оставил ее, чтобы она могла идти вперед.  — Ага. А она так и поскачет! Радостно хлопая крыльями, навстречу солнцу! Ей шестнадцать лет, Иные тебя забери! Сколько раз она уже пыталась покончить с собой? Тебе все мало? Ты что же, думаешь, что от того, что ты отвез ее к тете и та записала ее в школу, она перестала быть той самой девочкой, что мы все наблюдали в горах? Да она каждое дуновение ветра чувствует! И ты всерьез надеешься, что, бросив ее там в неопределенности, с редкими телефонными звонками, ты сподвигнешь свою эту Пташку на счастье?  — Я ей не звоню.  — Еще лучше. Ты, значит, исчез в неизвестном направлении и ждешь, что она там будет наслаждаться жизнью и решать задачки по математике? Санса, которую я знала, уже бы пустилась на поиски тебя. Не удивлюсь, если она вскоре тебя найдет.  — Я не исчез. Я с ней официально расстался.  — Это как?  — Написал ей письмо.  — И что там было, в этом письме?  — Я сообщил ей, что повстречал другую. Старше ее, опытнее. Что собираюсь продолжить эту историю. Пожелал ей удачи.  — Нет, ты еще больший кретин, что я думала. У тебя вообще отсутствует мозг! Как и совесть! Ты же ее фактически уничтожил, размазал по земле, как бульдозером! Девочка и так не уверена в себе, а тут такой удар в спину! Лучше бы ты ей написал, что ты гей. Или что собираешься пальнуть себе в висок. Так бы она хоть тебя оплакивала — ей бы было чем жить и утешать себя! А ты отнял у нее все, чем она жила, да еще и унизил этим своим «женщина старше». Хрен знает, сможет ли она теперь вообще подняться с земли.  — Она должна. Она сильнее, чем все эти твои ахи-охи.  — Ничего она тебе не должна. Она же человек, а не деревянный человечек, как ты. Может и сломаться. И все твоя будет заслуга. С чем тебя и поздравляю!  — Иди в пень. Все с ней будет хорошо. Иначе бы я почувствовал.  — Ты не умеешь чувствовать. Или боишься. Вернулся бы ты к своей бывшей хозяйке, Сандор. К Серсее. Она как раз тебе подходит. По абсолютной черствости, бездушию и эгоцентризму. Вы вполне друг друга стоите!  — Я думаю, хватит об этом.  — Я думаю, этот разговор вообще пора заканчивать. Я передам Джейме от тебя привет. Может быть. Ты меня очень разочаровал. Надо будет на досуге позвонить Сансе.  — Не вздумай ей ничего рассказывать, Тарт, или я клянусь, что сверну эту твою толстую шею!  — Не дотянешься. Но в любом случае, я и не собиралась. Человек, что так поступил с девочкой, что любила его так, как Санса любила тебя, вообще не заслуживает второго шанса. Если она выжила — ей будет лучше без тебя.  — В этом я с тобой согласен.  — В жизни не видела никого более бесхребетного и жалкого. Сделал гадость, уполз на брюхе и теперь сидишь под скамейкой и жалеешь себя? Лучше бы ты не звонил, честное слово. И так тошно, а теперь совсем на душе гадко стало. Прощай! Тарт бросила трубку. Глупая баба. Под стать Ланнистеру. И что они все так и рвутся из штанов — пророчить, выдавать вердикты и судить? Себя пусть судит и своего хахаля, что спал с собственной сестрой, да еще и обрюхатил ее чудовищем! 2. Сандор сплюнул с балкона попав в бродячего пса, что таскался возле входа в гостиницу в поисках какой-нибудь жрачки или просто укрытия. Закурил еще одну — даром, что все удовольствие от двух предыдущих пошло коту под хвост из-за мерзкого разговора с Бриенной. Сигаретный дым вился мелким бесом от причудливых завихрений ветра и уносился в темную даль. Туда, где спало море. Он докурил и, одевшись, вышел из номера. Холод — не холод, но надраться хотелось до невозможности. Ежась от ветра, прошел три квартала до магазинчика, что торговал выпивкой и жалким набором продуктов. Сонный мужик за прилавком продал ему бутыль рома и две пачки сигарет, за которые он безобразно переплатил. Все в этом мире надо делать вовремя. Вместо того, чтобы идти в гостиницу, он зачем-то потащился вперед и, пройдя еще квартал, свернул направо, на набережную. Городок был невелик, так что буквально через пару минут, минуя темные переулки и обоссанные бестиями о четырех и двух ногах мусорные баки, Сандор вышел на слабо освещенный желтым дрожащим на ветру фонарем берег. Слева белым шрамом на черной воде простирался вдаль обледеневший мол, справа, на длинной, выдающейся в море каменистой гряде, стоял серый с белым маяк. К нему вела странная металлическая конструкция, вроде мостков, вся обросшая чудовищными, как бивни доисторических мамонтов, желтовато-молочными сосульками, видимо, появившимися от штормовых волн, схваченных морозом. От всей это картины становилось, мягко говоря, не по себе, и Сандор уже пожалел, что вообще сюда поперся. Стараясь не глядеть на зубастый маяк, он приложился к бутылке — ром, хоть и дорогой, был отличный. После пары глотков ему стало даже как-то теплее — ветер уже не обжигал так сильно. Море пока билось свободно — все же морозы вдарили только сейчас. Серо-лилового цвета вода лизала скованный изморозью берег, сливаясь к горизонту с красноватыми низкими зимними облаками. Сунув в карман куртки бутылку, Сандор закурил — дым полетел к ощерившемуся ему навстречу маяку, спокойно просачиваясь между острых, как мечи, зубьев, словно и не замечая их. Да, море бывает и таким. Ему больше хотелось держать в голове те картинки, что всплывали из августа — того, что был, казалось, тысячу лет назад. Но всему этому нынешнему дерьмовому опустошению и безнадеге в голове больше соответствовал этот брошенный и закованный во льды маяк, — ничего человеческого, одно бесстрастное торжество стихии над материей. Он торопливо докурил и, с трудом оторвав взгляд от апокалиптического зрелища, двинулся в обратный путь. Видимо, по пути он свернул не туда и попал к какому-то кабаку — где толпилась кучка мерзнущей молодежи, и явно шла какая-то разборка. Влезать совершенно не хотелось, поэтому Сандор поспешил пройти мимо, в очередной вонючий, размалеванный граффити переулок. Неожиданно ему в плечо влетел какой-то худосочный юнец в куртке на рыбьем меху. Не дай боги, бутылку разбил!  — Хрена ли? Смотри куда падаешь, чувак!  — Сам смотри, урод. Ой…  — Вот тебе и «ой». Если ты разбил мой ром — бить буду долго…  — Я не виноват — пискнул парень, — Это все эта сучка…  — Какая еще сучка? Ты оборзел? Что мне за дело до ваших сопливых разборок? И вообще, валить вину на бабу — последнее дело… Твое счастье, ром цел…  — Извините, сэр… я не нарочно. Она меня толкнула.  — Иди-иди. Клиган уже было зашагал дальше, как его остановил очередной вопль — на этот раз девичий. Он оглянулся. Возле налетевшего на него паренька образовалась девица — миленькая блондинка в белой курточке и каких-то немыслимых фиолетовых валенках.  — Еще раз посмеешь меня тронуть, козел, я тебе уши откручу и к яйцам подвешу. Мы все стоим в очереди — а ты сзади пристроился, извращенец хренов! Ненавижу это место — вечно тут всякая мразь таскается… Девица зло топнула ногой, взметнув облако снежной пыли и мрачно удалилась, бросив подозрительный взгляд на Клигана и уничижительный — на любителя близостей в толкучке. Паренек рванул в очередь, тем более двери как раз открылись. На пороге дискотеки — теперь уже было понятно, что это такое — судя по скверной музыке, доносящейся изнутри — возник лысоватый толстяк, злобно и растерянно оглядывающий толпу.  — Пять человек запускаю, остальные гуляйте до завтра. Кто тут первый?  — Я! — чирикнула блондинка в фиолетовых шузах. За ней глядя в землю, потянулся незадачливый паренек.  — Ты не идешь, урод!  — Мисс, если он стоял за вами, он тоже имеет право! Не шумите тут, а то сейчас домой пошлю. Документы приготовьте, — малолеток я не пускаю. Вы все знаете правила. Девица принялась копаться в карманах, вытаскивая все, что там завалялось — от помады до прокладок. Клиган нехотя подошел ко входу и тихо сказал зябко поеживающемуся толстяку:  — Гони парня, хозяин. Тут была небольшая разборка. Не надо ему внутрь. Запустишь — пожалеешь. Пусть себе дома дрочит. Тебе охота еще дополнительные неприятности на свою голову зарабатывать?  — Ты видел, что ли?  — Я видел и слышал достаточно. Гнилое дело. Неожиданно ко входу подрулила помятая с одного бока полицейская машина.  — У вас все в порядке сэр? А то тут из дома напротив звонили, что какие-то крики были. Этот мужчина вам мешает?  — Нет, все в порядке. Этот мужчина работает на меня. Спасибо, офицер. Сейчас мы этот детский сад разгоним. Я знаю законы. Коп недоверчиво посмотрел на Клигана и тронул машину. Толстяк с прищуром глянул на своего собеседника и осклабившись, спросил:  — Хочешь, работу, друг? Меня не интересует, кто ты и что у тебя за спиной. Я вижу, ты сечешь тему. Меня до смерти достали эти сосунки. Вместо того, чтобы заниматься делами, я тут торчу и провожу фейсконтроль. Для хозяина заведения  это несолидно. После того, как Бруно свалил, я уже вторую неделю не могу за вечер присесть — и то малолетки все время проскакивают. Плата подходящая. Даже квартиру тебе могу сосватать — полагаю, ты не местный. У меня свояченица тут сдает комнаты в соседнем доме. Соглашайся, дело стоящее. Никаких вопросов, никаких придирок. По понедельникам — выходной. Ну что?  — Идет. По рукам.  — Ну вот и славненько! Тогда приступай прямо сейчас. А то там внутри уже, небось, буза. Датых и обкуренных — все равно умудряются, гады — на мороз. Скандальных — туда же. Отбой в пять утра. Начинаем по вечерам с шести.  — Ладно. Мне это подходит.  — Гони остальных в шею. Как тебя величать то?  — Пес.  — Очень хорошо, Пес. Вот еще четверых. Документы у них проверь — особенно у девок. До восемнадцати пусть валят домой, к маме и учебникам. Все время норовят обмануть. Деньги с них моя племянница внутри собирает. Тем, кому меньше двадцати одного года, приходится платить больше — одно разорение без выпивки-то. Совсем уродок тоже лучше не пускать. Ну, ты понимаешь. Потом прикрой дверь и внутрь. Толстяк юркнул обратно, в здание дискотеки, а Сандор занял его место напротив двери. Первой к нему подошла уже известная шумная блондинка. Ему почему-то пришла в голову мысль о том, что сестра Пташки должно быть барышней в этом роде. Хотя вряд ли она носит фиолетовые валенки… Он прилежно изучил сунутые ему в руки водительские права. Все вроде соответствовало. Барышне уже стукнуло восемнадцать. А так, по виду не скажешь…  — Проходите.  — Спасибо, сэр. Вот и началась новая фаза в его жизни. Закрылась одна дверь, открылась другая. В конце концов, все люди должны работать. Да и Серсеины деньги не бесконечны. В любом случае, дальше ехать не имело смысла. Если останавливаться — почему бы и не тут? Вонючие баки, грязные улицы. Все, как полагается такому, как он. А еще в качестве бонуса — зубастый маяк, к которому он будет каждый день гулять, проверяя новые наросты. Море… Интересно, когда оно замерзнет? И замерзнет ли…