В последний месяц лета я встретил тебя, В последний месяц лета ты стала моей, В последний месяц лета речная вода Еще хранила тепло июльских дождей. И мы вошли в эту воду однажды, В которую нельзя войти дважды. С тех пор я пил из тысячи рек, Но не смог утолить этой жажды. Первая любовь была слепа, Первая любовь была, как зверь. Ломала свои хрупкие кости, Когда ломилась сдуру в открытую дверь. И мы вошли в эту воду однажды, В которую нельзя войти дважды. С тех пор я пил из тысячи рек, Но не смог утолить этой жажды. В последний месяц мы распрощались с тобой, В последний месяц мы не сумели простить. В последний месяц лета жестокие дети Умеют влюбляться, не умеют любить. И мы вошли в эту воду однажды, В которую нельзя войти дважды. С тех пор я пил из тысячи рек, Но не смог утолить этой жажды.
Nautilus Pompilius — Жажда
Санса 1. После телефонного разговора с сестрой Санса оборвала связь — больше она слышать ничего не хотела. И так было слишком. Слишком много, слишком больно. Она сама искала правды — сама ее и получила. Что теперь было делать со всей этой бесформенной грудой обломков, осколков и разбитых надежд, которые теперь невозможно было собрать воедино (да и незачем было) — она не знала. По сути, она сейчас понимала, что ко всей этой горе фактов, рассказов, чужих домыслов она была просто не готова. Ей думалось, что правда будет представлена в виде какой-то законченной книги, где сутью, словно нитью, проходит вся их история и где ей все будет понятно. И, может быть, даже приятно. Но было совсем не так. Это было наваждением — как ждешь новенький, сверкающий эмалью, веселенький автомобиль, предвкушаешь запах его новеньких скрипящих кожаных сидений и незапятнанную блестящую гладь окон — а вместо этого получаешь груду металлолома, из которого тебе предлагают собрать собственное транспортное средство. Санса не хотела ничего собирать. Она хотела готовое обвинительное заключение — даже не читать вслух — судить. Это оказалась еще тяжелее, чем просто смотреть со скамьи. Своих же судишь — не чужих! Но когда выяснилось, что осуждать и приговаривать ей придется собственную любовь, Санса замерла и отступила. Отступила, пряча взгляд и теряя все свои аргументы и претензии. Обвинительное заключение не выдерживало критики, свидетели перешли на сторону подсудимого, а прокурор медлил и брал паузу за паузой. Все было в ее руках — а руки дрожали. И не спрятаться было ни за париком, ни за судейской мантией. Это был только карнавал — но приговором, как всегда, была смерть. Честнее было бы выйти из-за трибуны и встать рядом с обвиняемым — плечом к плечу, рука об руку. Но на такой подвиг Санса была, как выяснилось, не готова. Поэтому она просто сбежала из зала суда, заслоняясь собственной тенью как щитом от слишком жёсткой истины. А когда оказалась на улице, в тумане — поняла, что двери, что закрылись за ней, больше не откроются. Она вышла из своей же собственной сказки — в чужую. Куда тут было идти — она не знала. Но за свои поступки надо было отвечать. Она теперь взрослая — и путь, что лежал впереди, начинался у дверей и вел в неизведанные еще дали. В конце концов, она сама туда рвалась. Санса прошла из гостиной и приоткрытую дверь хозяйской спальни, где Бриенна, уже одевшись, собиралась на какой-то прием. Оставаться одна Санса не хотела и боялась. В тишине ее бы начали догонять оставленные позади мысли, что, словно призраки, толпились теперь у дверей в ожидании своей очереди. Поэтому надо было всеми правдами и неправдами увязаться за радушной хозяйкой, у которой не хватило бы духу на решительный отказ. И Санса решила рискнуть: — Бриенна, можно я пойду с тобой? Бриенна, шёпотом ругаясь, перекладывала из увесистого рюкзака в некое подобие барсетки внушительных размеров кошелек и какие-то бумаги — бедная сумка уже раздулась до необычайных размеров и явно не собиралась закрываться. Она бросила свое полубезнадежное занятие, выпрямилась и с удивлением взглянула на Сансу. — Что? Ты уже закончила с телефоном? — Да, я поговорила с сестрой. — И что там? — Потом. Я сейчас не готова это обсуждать. Просто возьми меня с собой. — Куда? — Бриенна смотрела с таким недоумением, словно Санса, как минимум, попросила ее спрыгнуть за компанию с крыши высотки. — Ну, на прием. — Но как же я тебя возьму? Ты же не одета… К Тириону еще, положим, ты поехать можешь… Но на раут в таком виде могут даже и не пустить, с них станется… Бриенна критически осмотрела Сансу и ее одежду. — Нет, в таком виде решительно не годится! Магазины уже все закрылись… А размер у тебя такой, что ничего из моего мы на тебя надеть не сможем — в любой моей хламиде ты просто утонешь. Хотя, постой. Если убрать эту майку — и надеть сверху, скажем, белую рубашку — ну, в принципе, учитывая, что ты все -таки в туфлях (Санса зачем-то прилетела в черных низких лодочках) и в черных джинсах — может и сойти. Хорошо! Давай попробуем! Бриенна нырнула в свой не слишком большой гардероб и вытащила оттуда белую сорочку и темный шнурок галстука. — Ну вот как-то так. Лучше бы тебе, полагаю, помыться. Освежиться. Сможешь сделать это быстро? И потом надень вот это — она не прозрачная, так что надевай прямо на майку. И подвяжи ее, что ли. А то она тебе до колен дойдет. Санса забрала рубашку, благодарно кивнув хозяйке и метнулась в ванную. Через десять минут она, приглаживая мокрые волосы, благоухающая любимыми Бриенниными духами, вышла оттуда — уже в новой рубашке, которую она завязала не очень тесным узлом на талии. — Да, так сойдет. Поехали, поехали тогда! А то мне непременно надо к Тириону — отдать ему флэшку Джейме. Там старые правки этого его сценария. — А что, дело движется? — боязливо спросила Санса. — Да, и очень неплохо. К лету, возможно, будет даже искать кандидатуры на главные роли — если все сложится. У меня даже спонсоры уже нарисовались. А ты не хочешь попробовать себя в актерстве? — Нет, спасибо. Лицедей из меня, прямо скажем, никудышный. Да и не мое это. Мне бы в колледж поступить. — Ну, как знаешь. Внешность у тебя очень яркая — могла бы сделать себе неплохую карьеру. Ну, да это дело такое — не хочется, значит — не надо. Надо то, к чему душа лежит. Ты нас еще всех удивишь по части искусства — я в это верю! — Спасибо. Ну что, едем? — Санса взглянула на себя в большое зеркало, едва ли замечая, что она там увидела. Поправила черный шнурок, овивающий слишком широкий воротник рубашки. — Да, да. А то времени почти нет. И вот что, Санса, — Бриенна явно собиралась поднять этот вопрос раньше, но, похоже, что-то ее смущало, — на рауте ты можешь встретить своих старых знакомых. — А именно? — Серсею, например. Или ее детей. Они иногда появляются и отдельно от матери. Санса почувствовала, что у нее запылали уши. Ну, все один к одному! Старые воспоминания, встречи из прошлого — тени за дверью сгрудились в кучу и ждут ее. Ничего — она не боится. После всего того, что они сами с собой и с друг другом сделали — чем ей может навредить какая-то Серсея? — Это ничего. Она же не будет скандалить на публике! Бриенна покачала головой: — Едва ли. У Серсеи неприятностей и так хватает. Да и редко она сейчас выходит в свет. Это я так, на всякий случай тебя предупреждаю. Кто предупрежден — тот вооружен… — А Тирион? Он тоже поедет на прием? — Это уж совсем вряд ли. Если бы он ехал — я бы знала. Но нет, вроде бы, этот он решил пропустить. У него сейчас хватает дел. Он и сам говорит — вместо того, чтобы тратить время на глупости, лучше поработать в тишине, глядя в лица собственных героев, а не на всякую досужую шушеру, транжирящую на платья деньги родителей. Он выходит только когда ему становятся нужны новые впечатления для писанины. И он прав. Мне по работе положено — а то бы тоже ни за что не пошла. Они вышли на лестничную площадку, гася за собой свет. Санса нервно комкала в руке одолженную у Бриенну черную сумочку-клатч, куда положила свои документы. Бриенна вызвала лифт, и они поехали вниз — с двадцать седьмого этажа, в подземный гараж — за машиной.Дом за плечами Дразнит перламутром, Как раковина Зябкого моллюска. И впереди закат, А за спиною утро, И шаг неровен По дороге узкой. Я вне политики, Вне подозрений И безразличьем собственным Довольна И в маскараде Звонких уверений, Я — развлеченье, Мне уже не больно. Как ветер пустоши Скользит по травам, Я прикасаюсь тенью К будням смутным. И черный омут Псевдопереправы, Уж не страшит Слепо и безрассудно. Лишь предрассветный Холод перламутра Горбатит плечи Безнадежным зовом, Сметает с мыслей Рисовую пудру, Лишая душу Призрачного крова.
2. Пока они ехали по городу — у Бриенны была темная легковушка, незаметная в потоке таких же черных и серых машин — Санса решилась-таки спросить про Джейме. Она хотела сделать это сразу, но в начале, посреди всех этих ее псевдотерзаний обсуждать такое Сансе показалось неуместным. А теперь момент был правильный — тем более, они едут к младшему брату Джейме. Ей очень не хотелось расстраивать Бриенну — даже при ее адекватности и спокойствии, тема все равно была крайне болезненной и животрепещущей и, возможно, не очень подходила для муссирования перед светским раутом. Но, вроде, все было нормально. Видимо, Бриенна была готова к такому вопросу — и даже ждала его. Она начала рассказывать, и на какой-то секунде повествования Санса вдруг поняла, что было бы непростительной ошибкой не задать этот вопрос. Именно это — а не неуклюжее любопытство могло бы навечно оттолкнуть от нее Бриенну. История, конечно, была чудовищна. Почему за грехи мерзкого Джоффри должен был платить Джейме, Санса никак не могла взять в толк. Но потом, по некоторым фразам и намекам, до нее это вдруг дошло, и она ужаснулась. Этот мир полон неприятных открытий — и все они для нее начались в доме Баратеонов-Ланнистеров. Как такое было возможно в принципе — Санса не вникала. Она вспомнила о своих братьях, об Эйке и Рейелле, и ей стало настолько тошно, что просто не было сил об этом думать. Потом с отвращением поймала себя на мысли, что она осуждает, не зная подноготной. Вспомнила себя саму — и Сандора. Об этом было размышлять было еще тяжелее, чем о кровосмесительных связях, и Санса просто оборвала весь поток сознания на эту тему, стараясь более внимательно вслушиваться в негромкую, какую-то совсем будничную речь Бриенны, которая рассказывала о реабилитации Джейме и его отношениях с Тирионом. Из того, что она услышала, Санса поняла, что младший Ланнистер - человек очень непростой, и ей еще больше захотелось на него взглянуть и познакомиться. Особенно заинтересовывал тот факт, что его терпеть не могла Серсея. Серсея, впрочем, вообще мало кого любила — и из своих родственников тоже. Как она могла проигнорировать увечье столь любимого брата — а если там было что-то еще, так тем более — Санса понять не могла. Все это лежало за пределами очертаний ее реальности. Какой-то параллельный мир. Впрочем, как в последнее время выяснилось, некоторые параллельные миры находятся в столь близком соседстве, что порой нити событий начинают переплетаться. Когда Бриенна закончила — эпизодом о том, как Джейме капризничает по телефону, рассказывая, как пугают и ужасают показанные ему импланты, которые шевелятся сами по себе (Санса живописно это представила и искренне посочувствовала Ланнистеру, но не улыбнуться тоже не смогла) — все, что ей оставалось делать — это прощебетать что-то учтивое на тему, что все у них будет хорошо. Бриенна кивнула, не отрывая взгляда от дороги. Санса посмотрела на ее спокойное и сосредоточенное лицо, на то, как уверенно двумя руками держала она руль и подумала, что да — непременно будет хорошо — иначе и быть не могло. И еще повторила это Бриенне — на этот раз совершенно искренне. Когда они подъехали к дому Ланнистера, было без малого восемь. Бриенна запарковалась на дорожке перед очень странной конструкцией. Дома, по сути, было два. Передний — небольшой и вполне банальный: низкий и приземистый домик-колбаса — с уютной открытой верандой и красной черепичной новой крышей — таких было полно в каждом городе — маленьком или большом. Второй, который соединялся узким коридором с первым, был явным новостроем с претензиями. Конструкция походила не то на обсерваторию, не то на улей, не то на вкопанное в землю яйцо: по спирали змеилась широкая сплошная полоса окон, в верхнем ярусе переходящая в витраж. Строение было из светлого некрашеного дерева с солнечными панелями по бокам от закругленной крыши, в которой тоже — прямо на «темечке» было, судя по всему, стекло. Санса стояла, задрав голову, и изучала оригинальное сооружение, когда ее едва заметно тронула за плечо Бриенна, что, наконец, закончила с машиной. — Что, занятно? Не спрашивай, зачем это ему надо — по-моему, человеку просто захотелось выпендриться. — Он это купил или сам спроектировал? — Сам. Ему досталась приличная часть наследства отца, но, похоже, Тирион очень расстраивался, что фамильный особняк отошел Серсее. Джейме сказал, что отец так решил, потому что у Серсеи, формально, на тот момент у единственной была своя семья — но что подспудно сделано это было назло Тириону. Они не ладили: отец и младший сын. Можно сказать, враждовали. — Это очень грустно, — сказала Санса, глядя на маленькие каштаны, посаженные вокруг «улья», — не представляю себе, каково это — быть не в ладах с собственным отцом. — Поверь мне, это случается чаще, чем хотелось бы… — мрачно бросила Бриенна. Они позвонили в дверь (ручка, явно новая, была сделана в форме льва с круглыми, как у обезьяны, глазами) Им долго никто не открывал. Санса уже начала недовольно приплясывать — она поехала без куртки, а вечера все еще были прохладными. Бриенна, заметив ее телодвижения, шепнула: — Он ходит не очень быстро, а дом большой. Его кабинет в новой части постройки. — Ага, — Санса обняла сама себя руками за плечи — рубашка была тонкая. Она и забыла, что карлики, должно быть, двигаются медленнее, чем другие. У них в школе на севере была девочка с теми же проблемами, что у младшего брата Джейме, но она училась на три класса младше, и Сансе не приходило в голову заводить с ней знакомство — только исподтишка таращиться, как она ковыляет по школьным коридорам. Помнится, эта картина всегда вызывала у Сансы чувство болезненного недоумения и сочувствия, смешанного с нетерпением и желанием поскорее избавится от тревожащего разум зрелища. На девочку хотелось одновременно и смотреть, и помочь и ей и спрятать ее куда-нибудь подальше, чтобы не терзала взгляд. Сансу передернуло. Неужели она будет чувствовать то же и сейчас? Тирион - человек умный — она как-то читала несколько его пьес, когда они подбирали тему для школьной постановки два года назад (грустный опус о первой любви, что плохо кончается — Санса прочла его, но, как и все болезненные воспоминания последних лет, он тут же вылетел у нее из головы). Ее мысли он, наверняка, прочтет, как раскрытую книгу. Впрочем, в последнее время она тоже изменилась — особенно по части суждения по внешности. Перестала оценивать людей по тому, как они выглядят, — слишком уж часто она ошибалась. Научилась смотреть вглубь, заглядывать сквозь оболочку. Чаще всего она, конечно, промахивалась. Не все черное — чёрное, а в белом встречаются чернильные пятна. А иногда так серо, что можно утонуть, потерять себя и даже этого не заметить. Зависимость — обоюдная или односторонняя? Или все же любовь? Или одно может переходить в другое, сосуществовать, переплетаться? Нет, с этим покончено. Нет никакой любви. Никакой зависимости. Она выздоровела, она - взрослая девушка, стоящая на пороге новой жизни, так же, как стоит сейчас на пороге незнакомого ей дома. Это все пережитки прошлого — ничего более. Санса опустила руки и сделала глубокий вдох. Надо расслабиться и перестать дрожать. Ее тело — под ее контролем. В этот момент в коридоре вспыхнул свет, и голос из-за двери — вкрадчиво, но с ехидством, сквозящем даже в такой короткой фразе, спросил: — Кто еще решил навестить меня в такой час? Отшельник не принимает. Хозяин — тем более. — Тирион, это я. — Бриенна? Погоди. Тут слишком много цепей. Ты одна? — Не совсем. Прости. После непродолжительного звяканья и возни дверь, наконец, распахнулась, и на пороге обнаружился человек в половину Сансиного роста, с лохматой шевелюрой, странно и причудливо одетый, словно одежда была специально подобрана, чтобы бросаться в глаза: белый вязаный свитер и красные бархатные брюки, сшитые по заказу — ну, а где еще такие возьмёшь? Даже на ногах у него было что-то странное — какие-то восточные не то туфли, не то тапки с загнутыми носами. Ланнистер явно не привык сидеть в уголке и прятать себя от взоров толпы. Он был весь, словно вызов — и, вместе с тем, знал себе цену. Редкое сочетание. Санса бессознательно поправила лезущую в глаза отросшую прядь у виска. Тирион молча изучал ее. Бриенна кашлянула и, положив тяжелую ладонь Сансе на плечо, пробубнила: — Тирион, это… — Это Санса Старк, я сам вижу. Прошу вас, леди! Он кивнул головой — или даже слегка поклонился, отступил, впуская их в дом. Бриенна подтолкнула Сансу вперед и сама зашла следом. В доме было темно, лишь на столе у стены горела толстая свеча. Впереди, в конце небольшого узкого коридора, светлым куполом сияла освещенная зала нижнего этажа «улья». Тирион жестом пригласил их в новую часть дома, сам же задержался на небольшой кухне, чем-то там шурша. Бриенна покачала головой и проследовала вперед. Санса осторожно пошла следом. Позади нее невдалеке шел карлик, шаркая своими дурацкими туфлями. Она спиной чувствовала, что он разглядывает ее. Ну и что, собственно? Ее многие разглядывают. А Тирион тоже мужчина. Судя по слухам, довольно темпераментный… Пусть его себе. Это было даже забавно. Санса расправила плечи и пошла медленнее. Если на нее смотрят — пора прекращать тушеваться. В конце концов, ей есть что показать. В зале было очень светло — по стенам висели нескончаемые бра в форме свечей, уходящие вверх по спирали, бросающие блики на золотистый ковер, что устилал довольно крутой подъем — никаких ступенек, просто дорожка, уводящая вверх, на следующие этажи «улья». Тирион, похоже, любил, чтобы света было много: «подсвечники», все поголовно зажжённые, располагались по три в промежутках между незанавешенными окнами, которые, чем дальше уходили к центру конструкции, тем меньше формой напоминали исходный прямоугольник, становясь все более и более обтекаемыми. Наверху они, наверное, вообще были круглыми. Впрочем, наверх их Тирион не приглашал, а жестом указал на низкий бордовый диван, а сам сел в крутящееся кресло за стол — настоящее сокровище литератора: антикварный, массивный, красного дерева, с массой ящиков и ящичков, на толстых, причудливого вида ножках, напоминающих лапы. Столешница затянута алым бархатом, на котором беспорядочно были навалены бумаги и несколько увесистых фолиантов. Посредине всего этого творческого беспорядка, нелепым вкраплением не слишком адекватной современности, стоял допотопный компьютер с большим экраном, от которого черные змеи проводов тянулись к ящику с хардом и ревущими вентиляторами. Впрочем, Санса уже успела заметить белый ноутбук последней модели, небрежно брошенный на журнальном столике: между потрепанным географическим атласом северных территорий — такой был и у них дома — и каким-то женским романом, заложенным ближе к концу индюшачьим пестрым пером. Санса огляделась — весь нижний ярус был занят очень внушительной библиотекой — шкафы, тоже явно сделанные по заказу под странную структуру круглого дома, гармонировали цветом со столом, но были не в пример новее. За стеклами стояли книги самых причудливых размеров. Шкафы были высокими — по всей длине библиотеки над полками шел металлический, сперва незаметный, карниз, по которому ездила небольшая, спрятанная в углу лестница: если у хозяина возникала надобность залезть наверх за толстыми томами явно иностранной литературы — Санса поежилась — то он мог сделать это в любое время без чьей-либо помощи. Интересно, он живет один? В доме было очень чисто — тут явно кто-то регулярно убирается — даже корешки валяющихся там и здесь книг были не слишком пыльными, а поверхности столика и дверей книжных полок искрились так, как обычно блестят стекла, помытые накануне. — У вас очень красивый и уютный дом, сэр! — не могла не похвалить странное и оригинальное жилище Санса. Она вообще старалась быть вежливой — особенно если ее впустили без приглашения, особенно после такой «предыстории» общения семей. А тут не надо было и притворяться — дом был воистину шикарен. Тирион бросил на нее быстрый взгляд. Санса заметила, что глаза у него разного цвета: один темный, другой зеленый. Вот ведь повезло человеку с внешностью! Она вспомнила, что Джоффри называл дядю «Бесом» — и, надо сказать, видимо, было за что. По крайней мере, внешность вполне соответствовала. Санса одернула себя — еще не хватало полагаться на суждение этого чудовища — сам-то он хорош был, и это при вполне гармоничном облике. Санса обратила внимание, что теперь, чем человек был непригляднее, тем больше доверия он у нее вызывал: опыт общения с Джоффри, Гарри-Наследником и Серсеей лег на ее восприятие тяжелым наследием — от такого теперь так просто не избавишься. — Благодарствую, миледи Старк. Или вы предпочитаете, чтобы вас звали по мужу? — Нет-нет, совсем наоборот. Я совсем не хочу об этом вспоминать! — Ну, если бы я оказался на вашем месте, я бы тоже предпочел забыть о таком браке. Мне искренне жаль. Вы очень неудачно попали между Мизинцем и моим чудовищным племянником. Я даже не знаю, что вам на это сказать. Только то, что мне жаль. И по поводу ваших потерь — тоже. Мне досадно, что во всем этом замешана моя сестра — но мы с ней друг друга не слишком жалуем, вы знаете, наверное. — Да, спасибо сэр. Я знаю. Мне жаль по поводу ваших потерь. Тирион поднял бровь. — Моих, миледи? — Ну, ваш племянник. — Боги, он и так прожил больше, чем требуется. Ровно на четыре жизни. Некоторые должны были бы умирать от удушья в колыбели — оно для всех было бы лучше. Я знал женщину, которую он замочил в столице — неплохая была тетка, даром, что мужик. Бедняге не повезло с цветом волос — он у нее был такой же, как у вас, мэм — красивый натуральный рыжий цвет. Вы знали, что все его жертвы — за исключением девочки-горничной — были рыжими? Меня это наводит на разные мысли — чем больше я думаю, тем хуже мысли. Я думаю, вы счастливо от него избавились. И ваш фиктивный брак с Мизинцем, возможно, спас вас от еще больших неприятностей. Санса содрогнулась и опустила глаза. Бриенна с тревогой переводила взгляд со своей соседки на Ланнистера и обратно. Потом спохватившись, полезла в свой клатч и старательно начала там копаться. — Тирион, та вещь, о которой мы говорили… — Флэшка? — Да, я ее привезла, только… так, похоже она в машине осталась. Я, видимо, оставила ее в пиджаке. Погоди минуту, пойду, заберу ее… Санса, ты посидишь? — Да, конечно. Бриенна встала и тяжелым шагом направилась в коридор. Санса прислушалась. Наверху играла музыка — что-то вроде джаза. — Я забыл выключить музыку, — объяснил Тирион, поймав взгляд Сансы, — там, в спальне. — Вы спите наверху? — Ага. Там отлично можно наблюдать звездное небо, когда погода позволяет. — Я думала, у вас там обсерватория, — засмеялась Санса., — уже представила себе огромный телескоп… Тирион тоже улыбнулся: — Я не ученый, миледи, я гедонист-бездельник. По ночам я люблю спать. Под звёздами, но все же спать. Ну, или не спать. Но, в любом случае, проводить время в собственной кровати в свое удовольствие, а не за сложными приборами. Для этого я слишком ленив и непостоянен. Хотя, конечно, более усидчив, чем мой красавчик-братец, не говоря уже о сестрице. Оттуда и выбор профессий. Я могу писать. Джейме и с этим справиться не может — у него всегда еж под задницей. А Серсея… ну, про это лучше вообще не упоминать в приличных домах. Санса еще раз огляделась вокруг и заметила на одной из стен, там, где кончались книжные шкафы, и библиотека переходила в коридор наверх, писаный маслом портрет — все трое отпрысков Ланнистеров в нежном возрасте. Она поднялась, чтобы получше рассмотреть картину: Серсея и Джейме — им там было лет по тринадцать - почти неразличимы, и оба страшно похожи на Джоффри. Тирион тут совсем мал — в детстве он был более отталкивающим, чем сейчас. — Подарочек отца. — ехидно бросил Тирион, — он вообще всегда дарил мне исключительно полезные вещи. Велосипеды, на которых я не мог кататься. Кровать такой высоты, чтобы на нее надо было карабкаться с лестницей. Тот еще был родитель… — Я сожалею, — машинально пробубнила Санса. — Не стоит. Старый хрыч умер, а деньги все равно достались мне - частично. Баловал бы он меня больше — может, и мозгов у меня было бы меньше. Потери закаляют человека, вы же знаете. Вот Серсее достался фамильный дом — а меня это сподвигло на создание этого несообразия, что вы видите вокруг. Очень хотелось что-то свое, оригинальное. И это - еще один пример закалки мозгов. — Да, вы, безусловно, правы. — вежливо сказала Санса, просматривая остальные картины: гравюры, пейзажи, старинные карты, висящие там и тут, где было место. Все говорило о незаурядности хозяина и его хорошем вкусе. Жаль, что сам он столь непригляден. Санса вздохнула и направилась к своему месту. Тирион проводил ее изучающим взглядом. Заметив это, Санса, сама не зная, зачем, села, приняв более кокетливую позу, чем раньше — закинула ногу на ногу и облокотилась на спинку дивана так, что верхняя пуговица рубашки сама собой расстегнулась. Ей не хотелось думать о потерях. Не захотелось думать о закалке чувств. О прошлом. Куда проще было думать о будущем и приобретениях. Ее маневр не остался незамеченным. Тирион потер переносицу и заерзал на кресле. Бросил взгляд в коридор, в сторону двери, — и верно, Бриенна где-то явно залипла — видимо, флэшка куда-то затерялась. Санса подумала про себя: «Ну и тем лучше». Потом Ланнистер еще раз оглядел ее от макушки до колен и вежливо осведомился — без привычного ехидства: — А как поживает наш общий приятель, миледи? — Кто? — У Сансы упало сердце, она прекрасно поняла, о ком сейчас пойдет речь — и это было ей крайне неприятно. — Пес, он же Сандор Клиган. Я слышал, вы с ним были в близких дружеских отношениях. Санса нахмурилась. Он умнее, чем она думала. И более жесток, чем она предполагала. — Я не знаю. Мы с ним давно не говорили. — Странно. Я думал, ваша связь - одна из тех, что предполагают частое общение. — Моя связь? — Боги, мадам — Джоффри расписывал все в таких подробностях, что трудно было сомневаться. А Джейме только подтвердил эту информацию. Мне жаль, что вы с ним больше не общаетесь. Я всегда полагал, что этот человек стоит больше, чем он сам себе придумал. И уж точно больше, чем считала моя милейшая сестра. Ну, ей нравилось его опускать — это в ее натуре, — постоянная потребность глумиться над теми, кого она считает слабее себя. Это я уж на своей шкуре хорошо прочувствовал. Но мне, в общем-то, это было по барабану — а вот Клигану явно на пользу не шло. Ему, как и любому из нас, нужна была рядом нормальная тетка, что смотрит на него, как на героя — а не как на чудовище. Я уж, было, порадовался за него — когда узнал об этой вашей романтической истории. И что — все вот так и кончилось? Ничем? — Вот так и кончилось. Можно сказать, ничем. Санса обнаружила, что она плачет, не сразу — а когда увидела, что на белой рубашке образовалось мокрое пятно, быстро расползающееся по шелковистой поверхности ткани. Слезы самым прозаическим образом зависали на кончике носа, так, что ей пришлось утереться рукавом — платка у нее не было. Тирион подошел к ней, протягивая коробку с бумажными салфетками, сел рядом и неловко похлопал ее по коленке. — Я не хотел задеть ваши чувства, мэм. Честное слово. Вы совершенно прелестны, и, будь ситуация иной — я бы ни на секунду не задумался… Но так уж вышло, что у меня уже есть все, что мне надо — и даже больше. Я был бы ослом, если бы начал — при моих-то сомнительных достоинствах — кидаться на каждую симпатичную девушку и забывать, о том, что мне и так досталось совершенно незаслуженно. И потом — вот еще что — почему-то мне кажется, что эта ваша история — та, что случилось у моря — каким-то образом связана с вашим желанием казаться взрослее и свободнее. Вы уверены, что это именно то, что вам надо? Положа руку на сердце? Он смотрел на нее, прищурившись, и улыбался: лицо — словно маска из страшной сказки — но голос был совершенно искренним, и Сансе не пришло на ум искать в его словах подвоха, что было, на самом деле, еще хуже. — Я уже не кладу руку на сердце, сэр. Мне это надоело. От сердца осталась одна рванина… — Мне жаль. А кто был виноват, он — или…? — Мы оба. Думаю, что оно так. Вообще, я запуталась. А еще — он слишком желал мне добра… — Так желал добра, что бросил вас, да? Я так и думал, вообще-то, — Тирион отвернулся и с обреченным видом помотал головой. — Я же говорил — у этого товарища слишком плохо с самооценкой. Безнадежно плохо. — Я знаю. Но с этим тяжело бороться… — Ага. Вы за ним — а он от вас. Веселенькая история для шестнадцатилетки, ничего не скажешь. Вам надо быть взрослее — и за себя, и за него, вот в чем дело. Какая глупость, в сущности. Слушайте, хотите выпить? Санса помотала головой. Алкоголь в таких ситуациях ей никогда не помогал. Тирион проковылял к своему писательскому столу и налил себе чего-то из графина в хрустальный бокал — то ли виски, то ли какой-то диковинный сорт вина. — А я вот хочу. От нашего разговора на меня наползла тоска и нехорошие воспоминания. Я понимаю. Это не метод. Хорошо, что вы не пьете. А вот Клиган, думаю, очень даже пьет, а? — Не знаю. Похоже, да. Ланнистер отхлебнул из своего бокала, слегка поморщился и посмотрел сквозь него на свет. — Пивал я в его компании. С ним и с покойником-душкой Баратеоном. Уже не помню, кто кого побеждал в этом диком соревновании. Вроде как, точно не Роберт — его обычно загружали в машину тушкой. Пес и загружал — вместе с водителем. От меня, как понимаете, толку не было. Но я еще ходил на своих двоих. С трудом, как обычно, впрочем. Ну, Клиган тоже держался. Соблюдал пиетет и нес службу. Ох, уж эти его цепи… Санса подняла голову: — Вы про них тоже знаете? Джейме говорил. — Да, знаю. Очень он их любит. И кличка вполне заслуженная. Как и моя. Брат его уже помер, а цепи все еще звенят. — Но вы же сказали — однажды он их сбросит? Вместе со шкурой. Это же вы сказали? — Я, — Тирион выпил еще и снова вернулся на свое крутящееся кресло. — Ну, я же не пророк и не психиатр. Сказал, было дело. При соответствующих условиях, полагаю, это было бы возможно. Но это всего лишь версия. Как тут можно что-то гарантировать? Да он сам прежде всего должен захотеть. Или что-то должно случиться, что даст ему понять, что хватит — и пора идти вперед. Что-то, чего он захочет больше чем алкоголя, больше, чем ковыряния в этой своей вине. Этакий фигуральный пинок под зад. — Я, видимо, не справилась. — Санса вздохнула и застегнула дурацкую пуговицу на рубашке, — Интересно, где Бриенна? — Я думаю, что она забыла свою драгоценную флэшку дома и потащилась за ней. Давайте, я ей звякну, если вы тревожитесь. Тирион взял с стола сотовый и быстро набрал, видимо, висящий где-то в закладках, номер. Спросил: «Леди Бриенна, куда вас унесло? Мы уже забеспокоились». Выслушав ответ, кивнул головой и отложил телефон. — Так и есть. Вернулась домой. Уже едет обратно. Насчет «не справилась» — а вы уверены, что с правильной стороны к нему подходили? Пинать надо точно — куда надо. Иначе только хуже будет. — Я же не знаю, какая сторона правильная! — Увы. И я не знаю. Тут надо действовать по наитию. Я думаю, пытаться надо — авось, повезет. Если у вас есть желание, конечно. — И этого я пока еще не поняла. — Ну и лет-то вам мало. Может, поймете еще. Да и Клиган не старик. Если не сопьется раньше — возможно, у вас еще есть время. Ну, сколько-то… Успеете и подрасти, и на ноги встать, и испинать его до синяков. Санса, не зная, как реагировать на подобный юмор, сдавленно хихикнула. В коридоре хлопнула дверь. Топая, как солдат, в залу ворвалась Бриенна. Злая и даже слегка взлохмаченная. — Идиотская флэшка! Вместо сумки положила ее в рюкзак, представляете! Ох уж эти перекладывания! Когда они, наконец, изменят дресс-код? — Бриенна, этот — никогда. Большинству женщин нравятся сумки и не нравятся рюкзаки. Мне лично не нравится ни то, ни другое. Пусть бы вообще ничего не носили. Любая ноша гнет женщину к земле. Делает из бабочки ежа. Лучше бы летали, — Тирион приставил короткопалые ладони к ушам и помахал ими, как крыльями. — Не всем же летать, Ланнистер! И потом, это больше похоже на слона… — Не всем, согласен. Но помечтать-то не вредно. Особенно о летающих чудо-слонах… — Лучше помечтай над текстом Джейме. Время не терпит, а проект подвис. Сейчас совсем нет времени — нам надо ехать. Я позвоню тебе завтра. А ты все же глянь, что там. — На флэшке-то? Хорошо. Время еще детское. Вы на раут в зале Собраний? — Ага. — Серсеи там быть не должно. Можете спокойно ехать. Бриенна, береги Сансу — там будет все семейство наших «табачных королей» — кроме бабули и хромого. — Откуда ты знаешь? — От бабули и знаю. Пересекся с ней вчера в банке. Старая ведьма умотала за город — дышать воздухом и смотреть какие-то посадки. Только внучки остались. Ты же знаешь… — Знаю. Пригляжу. Санса, ничего не понимая, мотала головой туда-сюда. Бриенна не стала присаживаться, только бросила взгляд наверх, к куполу, кивнула Тириону и, развернувшись, пошла к выходу. Санса встала и последовала за ней. На прощанье улыбнулась Тириону: — Спасибо за совет, сэр. И за благородство. Он небрежно махнул рукой — то ли приветствие, то ли просто отмахнулся: — Пожалуйста. И нет никакого благородства, простой расчет. С моей неширокой задницей трудно сидеть на двух стульях. Если мой стул по каким-то причинам кто-нибудь унесет или займет — я вас найду, мадам. А Клиган все же осёл. Передайте ему, когда увидитесь. — Я не думаю… — А я вот почти уверен. Но, опять же — пророк из меня никудышный. Может, опять ошибаюсь. Увидим. Прощайте, мадам — или мисс? Надеюсь, я вас не обидел. Всегда милости прошу. Поступите в колледж — приходите без приглашения. Буду рад вам в любое время. — Спасибо. До свиданья! — Удачи вам — с этим раутом. И со всем остальным… Он опять прошли узким коридором к выходу. Бриенна, уже зная систему замков — видимо, бывала здесь не один раз, повернула одну из ручек и потянула на себя звякнувшую цепочками дверь. В лицо им пахнуло сыростью и предчувствием скорого дождя. Санса вышла на улицу и оглянулась на освещенный дом-улей. В одном из верхних окон она разглядела едва заметный — видимо, человек стоял не у окна, а поодаль — женский силуэт. Хотя бы этот не солгал — уже неплохо. Но осадок на душе все же остался. Неприятно, когда тебя отшивают. Ну что же делать! Можно отыграться на ком-нибудь на рауте. Там же много народа! Люди, знакомства, возможности… Толпа, в которой можно затеряться, под маской, спрятаться самой от себя… И от мыслей. Все, что сказал ей Тирион, Санса сбросила на тот же чердак, куда до этого была сдвинута куча искомой «правды». Потом. Она подумает об это потом. Время еще детское. Ей хотелось забыться и отключиться. Не давать никому пинков. Не спасать никому жизнь. Просто насладится весенним вечером. Она поправила сбившийся узел рубашки и села в машину рядом с Бриенной, которая уже завела двигатель. Та тут же тронула автомобиль, и они медленно покатили из дремлющего предместья в сторону ярко освещенного центра города.Снова на маскараде Девочка — перезвон Смех — не забавы ради Танцем — от мыслей вон. Крылья не пухом, шелком — Проволочный каркас Плечи укроет с толком От любопытных глаз. Душно — здесь столько лести, — Жемчугом — в пунше слов. Ты не одна, ты вместе С местью кроишь улов. Думаешь, незаметны Шрамы от прежних крыл? Просьбы — не безответны Пламень почти остыл. Глупая — ты порхаешь, Бьешься в стекло ночи Призраком. Сон, вздыхая, Сотнею лиц молчит. И до сих пор неясно Твой ли кошмар? Его? Явь прорастает в маски Ложной весны травой.
3. Пустить их пустили без проблем. Бриенну, как видно, тут знали — а Сансу, возможно, приняли за ее протеже — этакая молодая актриска, не знающая порядков, но желающая произвести впечатление. Этого она добиться смогла. В толпе, которая поглотила их с Бриенной сразу же при входе (то был огромный ярко освещенный зал, с окнами от пола до потолка и с аляповатой золоченой лепниной по углам и на потолке — типичный пример дурной романтической архитектуры позапрошлого века), ее пропускали, не толкались, заглядывали ей в глаза и в более откровенные места. Вежливый официант вручил ей бокал с игристым вином в странном витом бокале, другой пытался впихнуть какие-то закусочные бутербродики с непонятным сочетанием продуктов — то ли рыба с фруктами, то ли сыр с полусырым мясом, намертво соединенные полосатыми деревянными шпажками. Вино Санса взяла, а от бутербродов с подозрением отказалась — уж больно экзотично они выглядели. Есть, по правде, хотелось сильно — сегодня она по-настоящему только завтракала — а на обед был бутерброд, кофе и бесконечные терзания. Не слишком сытно. Поэтому, когда она наткнулась на блюдо с пирожными — там были и лимонные — она решила не отходить от него слишком далеко. Бриенну она найти не смогла — та безнадежно потерялась среди высоких мужчин в смокингах и пиджаках — были и такие неформалы. Вокруг все жужжало, чирикало и звенело от разговоров и неискреннего смеха. Санса чувствовала себя весьма неуютно — она не любила большого скопления народа. С другой стороны — тут ее никто не знает, поэтому и судить никто не будет. А если будет, то за внешность, за повадку, за фигуру. Она ловила на себе взгляды мужчин и даже женщин (по большей части завистливые) и не краснела. Пила свое вино и легко улыбалась — как делала это в свое время Серсея во время своих ужинов: всем и никому. Обменялась несколькими фразами о погоде с представительным мужчиной с торчащим вперед, как горная скала, подбородком. Улыбнулась в ответ на комплимент двух длинноволосых юнцов об «оригинальности прикида». Рискнула съесть один из странных канапе по совету улыбчивого толстяка во фраке — от него пахло вермутом и пудрой. Есть уже не так хотелось, а от вина кружилась голова — словно после танца. Она как раз раздумывала, не съесть ли ей еще одно пирожное, как кто-то дернул ее за рубашку сзади. Санса обернулась — перед ней стояла сильно подросшая и вполне оформившаяся Мирцелла в розовом легком платье: золотые волосы собраны наверху, в узел, и даже лицо слегка подкрашено: ни дать, ни взять — взрослая девушка. — Вот уж не ожидала! Санса! Как ты сюда попала! Они обнялись и приложились щечками — как полагалось на таких сборищах — не переходя границ: меньше искренности, больше ритуалов. От Мирцеллы пахло вином, и Санса удивилась — все же ей лет меньше, чем Арье. Интересно, с кем она тут? — Я тут с одной знакомой. Случайно. А ты? — А я с невесткой. И с ее братьями. А мама не поехала -у нее голова болела. — С невесткой? — Ну да. С женой — то есть с вдовой Джоффа. С Маргери. — Маргери Тирелл? — Санса вспомнила разговор Бриенны и Тириона о «бабуле». Похоже, речь шла именно о них. Мирцелла улыбнулась и взяла с подноса пирожное с кремом. — Да. А вот и она — я вас познакомлю, погоди! К ним подошла темноволосая девушка — судя по всему, чуть постарше Сансы — возможно, года на два или на три, очень симпатичная и очень улыбчивая. Санса вспомнила, что уже видела ее — на фотографии в газете со статьей о помолвке Джоффри. Она заняла ее место — и справилась со всем изящнее и легче, чем Санса смогла бы себе представить. Нет человека — нет проблемы. По крайней мере, Маргери Тирелл-Баратеон отягощенной проблемами не казалась. — Привет! Мирцелла, представишь меня? — Конечно! Это Санса Старк, наша родственница и моя подруга. Санса — это Маргери, моя невестка. — Санса! Как приятно и интересно с тобой, наконец-то, встретиться! — Маргери казалась совершенно искренней, но что-то в ее глазах настораживало Сансу — какая-то неуловимая то ли смешинка, то ли искорка — значение ее было неясно. Маргери пальчиком поманила официанта, поставила свой пустой бокал на поднос, одновременно с нарочитым изяществом подтягивая к себе полный. Санса тоже взяла еще одни бокал — третий по счету. Официант отплыл в сторону двух пожилых дам, а Маргери, все с той же озорной искоркой в глазах, переплела свою руку с рукой Сансы. — За знакомство! Мы тоже почти что родственницы! И уж точно подружимся — я чувствую! Они выпили и расцеловались — не щечками, а по-дружески. Мирцелла стояла рядом и что-то щебетала про совпадения и танцы после ужина. Маргери взяла Сансу под локоть и повела по зале — показывая и представляя ей разных людей и комментируя, с юмором, но беззлобно. Санса с удовольствием включилась в игру, хотя порой у нее возникало ощущение, что Маргери играет по своим собственным, одной ей известным правилам. Она тут же вспомнила стальную бабулю Тирелл — и подивилась тому, что при огромной разнице в возрасте и общей очаровательности Маргери она была до неприличного похожа на свою пожилую родственницу. Та же проницательность, хоть и умело скрытая за шутками и милым зубоскальством, так и сквозила в каждом замечании вдовы Джоффри, и Санса слегка насторожилась. Маргери познакомила Сансу с двумя своими братьями: таким же улыбчивым, как и сестра, симпатичным Гарланом, что вместе со своей миниатюрной женой стоял, обсуждая политику в кругу столь же молодых и представительных мужчин, и со своим погодком Лорасом. Второй брат превосходил, пожалуй, обоих своих родственников — он был не симпатичен — ослепителен. Даже Санса, еще недавно говорившая сама себе, что не любит красивых мужчин и не доверяет им, поймала себя на мысли, что стоит с раскрытым ртом, как деревенская дурочка, что впервые увидела метрополитен. Лорас Тирелл был совершенным идеалом: в нем было все, что можно представить себе, думая об идеальном мужчине, принце. Он был высок, с правильными чертами лица, но с ноткой той индивидуальности, что придает даже невзрачным лицам особый шарм, а его делала воистину неотразимым. И, помимо этого, он был приятен в обхождении, воспитан и, насколько Санса успела заметить в коротком их разговоре, неплохо образован и начитан. Но, увы — и это она тоже заметила, — его, похоже, совершенно не интересовали женщины. Рядом с ним мялся невысокий приятный брюнет со смутно знакомыми Сансе чертами лица, который оказался братом покойного Роберта Баратеона и, соответственно, ее очень дальним родственником. Между двумя мужчинами явно что-то было — Санса предпочла не задаваться лишними вопросами — тем более, кто ей на них ответит? После трех кругов по залу и еще двух дополнительных бокалов вина Санса уже дошла до той степени расслабления, что начала что-то рассказывать о своем поступлении в колледж и завтрашней надобности ехать сдавать наброски. Маргери была на последнем курсе местного университета — и готовилась получить степень бакалавра по истории костюма и сценографии. Санса очень заинтересовалась этим выбором профессии и барышни, усевшись в укромном уголке, где их никто не видел, стащив у рассеянного официанта блюдо с оставшимися пирожными, проболтали с полчаса о курьезах обучения и дальнейших перспективах для того, кто выбирает себе творческую профессию. Ни та, ни другая ни словом не обмолвились об отпрыске семейства Баратеонов и их странной связи — и та, и другая были невестами Джоффри, одна умудрилась стать женой, но обе они, похоже, так и не добрались до его спальни. И Санса полагала, что и для нее, и для Маргери, что с каждой минутой казалась ей все более и более симпатичной (возможно тут не обошлось без помощи игристого вина), это факт был однозначным плюсом — они обе избежали крайне неприятных открытий и еще более неприятного опыта. А Маргери, время от времени бросая на Сансу быстрый взгляд своих искрящихся глаз, все щебетала о том, о сем — сообщила она и промежду делом, что Серсея начала продвигать Томмена по музыкальной линии, проча его на место старшего брата. Томмен же неожиданно проявил себя как серьезное юное дарование и начал по уши вянуть в классике и оперной музыке, чем сильно расстроил мать и обрадовал всех остальных родственников. Его вынуждены были отдать в музыкальную специализированную школу, и теперь вся столица ходит слушать его еще не сломавшийся звонкий голос. Санса, вспомнив наивного толстячка Томмена, искренне за него порадовалась — особенно тому факту, что он не уступил матери и не пошел по стопам брата. Это обнадеживало. Маргери неожиданно встала и, сообщив, что у нее от всего шума и духоты кружится голова и что ей хочется выйти на свежий воздух, увлекла Сансу на широкую лоджию, выходящую во внутренний двор, скупо освещенный бегущими по рядам ухоженных дорожек фонариками. Там она торопливо достала из сумочки пачку сигарет и прикурила. Санса с изумлением смотрела, как изящная Маргери дымит, как заправский моряк, выпуская дым через ноздри и пуская колечки. Ее новая приятельница со смехом спросила, почему у Сансы такой обескураженный вид. Та пробубнила что-то уж совсем невразумительное по поводу имиджа и нелюбви к запаху табака. Маргери повеселилась на тему нелепых ответов юной абитуриентки и сообщила, что уж если та собирается и вправду пробовать себя на поприще искусства, ей придется привыкать к этому — и ко многому другому. Санса, поразмыслив, все же решилась спросить, что же это — другое, и внезапно обнаружила себя в объятьях выбросившей сигарету Маргери — а та со знанием дела положила ей тёплую руку на талию — как раз между рубашкой и поясом брюк и завладела ее губами. Все это показалось каким-то бредом — полусном-полуявью, Санса не знала, как реагировать — и просто обмякла, прислушиваясь к незнакомым ощущениям. Когда-то она уже целовалась с девочкой: лет в восемь, с подружкой на даче, когда они, хихикая и дурачась «учились целоваться» — сначала на помидорах, а потом друг на друге. Но тут все было иначе. Маргери, по-видимому, уже имела в таких делах определенный опыт и действовала вполне серьезно и даже напористо. Было легче просто закрыть глаза и представить, что она — мужчина. Какой-то незнакомый — вроде ее красавца-брата. Вроде Зяблика. Но в голову почему-то полезли, совершенно некстати, воспоминания о Сандоре и их первом поцелуе, а когда Санса вдруг почувствовала, что к ее груди прижимается такая же теплая женская грудь, ее вдруг обожгла мысль — это не сон и не фантазия — это реальность, и она стоит на балконе здания, полного незнакомого народа и целуется взасос — с женщиной! Санса отскочила и прикрыла рот тыльной стороной ладони. Не то, чтобы все было очень противно — просто ей было это все совершенно не в масть. Виной тому было минутное помутнение, безусловно, избыточное количество алкоголя и общее ее раздрызганное истерическое состояние и весь тот кошмар, в который превратился, в общем-то, светлый день сдачи ее последнего экзамена. Впервые Санса ощутила, что она стремительно летит в бездну — сама, по своей воле. Надо было срочно остановится, уцепиться за что-нибудь надежное. За свое прежнее «я». Вспомнить, что она такое и зачем сюда приехала. А Маргери, меж тем, улыбнулась и, вытащив из сумочки тюбик с блеском для губ, деловито намазалась и предложила его Сансе. Та помотала головой, размышляя, как бы теперь найти Бриенну и убраться отсюда восвояси. На сегодня приключений было явно достаточно. Маргери пожала плечами и, убрав помаду обратно в сумку, заявила: — Ну, вот. Будем считать, что ты прошла проверку! Я тебя поздравляю! — Что? Какую еще проверку? — Знаешь, чтобы понять, с кем мы вообще имеем дело, временами приходится вот так грубовато зондировать почву. Ты уж прости. Из глубинки порой приезжают такие персонажи, что не соскучишься. Агрессивные, дикие и отрицающие любое проявление инаковости. Ты явно не из их числа. Если поступишь — я буду рада принять тебя в свой круг. Ты тоже, конечно, диковата — но столица тебя живо обтешет. Это происходит со всеми — просто надо расслабиться и получить удовольствие. — Значит, это было не по-настоящему? — Санса с облегчением перевела дух. Маргери рассмеялась: — Ну, это уж на твое усмотрение. Шутка, проба, развлечение. Возможность. Думай сама. Пойдем, а то нас хватятся. Не хочу, чтобы папочка опять устраивал скандал на тему курения. Хочешь жвачку? — Нет, спасибо… — Моя бабуля, вообще-то, рассказывала о тебе. В основном, хорошее. Ну, у бабушки свои, весьма странные критерии суждения — никогда не знаешь, что она имеет в виду. Я должна была посмотреть сама. В конце концов, ты была до меня — в смысле, в этом аду головы Джоффри. Ну, и хотелось понять — чем ты его взяла. Быть вторым выбором всегда напрягает. — Я не была его выбором, — резко сказала Санса — это был выбор наших родителей. — Еще как была, — заметила Маргери, — Мне стоило немалых усилий выбить тебя у него из головы. Особенно тот факт, что ты предпочла не его, а какого-то уродского охранника. Ну, у всех у нас свои причуды… — Это не причуды, и он не урод! — Санса почти кричала. — Почему же ты тогда его бросила? — с недоумением спросила Маргери. — Я его не бросала. И вообще, я не хочу это обсуждать. Мне пора. Извини. Она зашла обратно в зал и очень кстати разглядела Бриенну, которая недовольно озиралась в толпе. Санса быстро направилась к ней, задевая людей локтями и чувствуя, что действие алкоголя, к счастью, почти выветрилось. — Ты где была? — подозрительно спросила Бриенна, с удивлением разглядывая насупленную Сансу. — Так. Встретила знакомых. Долго нам еще тут быть? — Нет, я свои дела уже закончила. Хочешь, поедем домой? — Очень хочу. Я как-то устала. — Ну, еще бы. Тогда вперед. Они пробились сквозь толпу к выходу и вышли на улицу, где начинал накрапывать легкий дождик. Воздух благоухал цветущими яблонями, посаженными вдоль стены здания Собраний. Бриенна, долго кликая дистанционным пультом ключа, отыскала все же на боковой улице свою машину и они, быстро усевшись, двинулись в сторону дома. По пути Санса дремала, прислонившись горящим лбом к холодному стеклу двери. Когда они приехали к высотке и поднялись наверх, Бриенна заботливо застелила кровать для сонной, замученной головной болью гостьи и оставила ее одну — терзаться и задаваться кучей ненужных вопросов в полной тьме и тишине. К двум часам ночи Санса все же умудрилась отключится. Во сне она впервые за много дней увидела Сандора. Она была фотографией, засунутой между разрозненных томов, — она почти чувствовала запах пыли и едкого книжного клея — и сквозь узкую щелочку наблюдала, как он пьет, вновь и вновь глядя сквозь янтарную жидкость, плещущуюся в бокале, на страшный зубастый, ощерившийся белыми клыками маяк за окном. Вокруг маяка было море. Его Санса не видела, но знала — и оно заледенело — от линии берега до серо-лилового горизонта. Проведя в столице три дня, сдав свои наброски в пыльной приёмной художественного колледжа в руки высокомерной черноволосой старшекурсницы, которая выдала ей маленькую бумажку с печатью и краткой информацией о датах следующих экзаменов, Санса позвонила Джону, чтобы выяснить, как обстоят дела с домом на севере. Кузен мрачно сообщил ей, что обстоятельства изменились, и что он был вынужден срочно вылететь на побережье — разбираться с ее вхождением в наследство Бейлиша. Санса, не раздумывая, взяла билет туда же, и утром следующего дня, сердечно попрощавшись с Бриенной, что отвезла ее в аэропорт, и заверив ее, что позвонит по прилету и напишет, как только устроится дома, на севере, села в самолет, который должен был унести ее туда, где все когда-то началось — в маленький городок с нелепым названием «Закатная Гавань».