Это было у моря

Я видел секретные карты Я знаю куда мы плывем Капитан, я пришёл попрощаться С тобой и твоим кораблём я спускался в трюм Я беседовал там С г-ном Начальником Крыс Крысы сходят на берег в ближайшем порту В надежде спастись На верхней палубе играет оркестр и пары танцуют фокстрот Стюард разливает огонь по бокалам И смотрит, как плавится лед Он глядит на танцоров, забывших о том что каждый из них умрёт. Но никто не хочет и думать об этом Пока «Титаник» плывет Никто не хочет и думать об этом Пока «Титаник» плывет Наши матросы продали винт Эскимосам за бочку вина И судья со священником спорят всю ночь Выясняя, чья это вина. И судья говорит, что все дело в законе, А священник — что дело в любви Но при свете молнии становится ясно: У каждого руки в крови Но никто не хочет и думать о том, Куда «Титаник» плывет Никто не хочет и думать о том, Куда «Титаник» плывет. Я видел акул за кормою, — Акулы глотают слюну Капитан, все акулы в курсе, Что мы скоро пойдем ко дну Впереди встает холодной стеною Арктический лед Но никто не хочет и думать о том, Куда «Титаник» плывет. Никто не хочет и думать о том, Куда «Титаник» плывет. Nautilus Pompilius Титаник

1. Арья. Прошло три дня, как Джона проводили на север. В доме царило всеобщее уныние — только Арья ходила туда-сюда с вполне довольным видом: она считала, что все эти изменения были к лучшему — и отъезд Джона, и срыв Сансы, и вся эта правда, что, наконец, вылезла наружу. Ну, не вечно же сидеть на секретиках. Все остальные закуклились по своим комнатам — в той мере, в какой им позволяли дела: Лианна возилась с мелкой и безо всякого удовольствия гуляла с младшими после школы. Рейегар, как всегда в таких ситуациях, запирался в кабинете — Арья была уверена, что вскоре ему надо будет выпускать в печать толстенький сборник грустных стихов. После обмена информацией в день отлета Сансы дядя с тетей больше не разговаривали — по крайней мере, на эту тему. Все делали вид, что ничего не произошло — из-за этого становилось еще более тошно. Бран с головой улез в свое программирование — и даже ужин стал забирать к себе в комнату — якобы чтобы не отрываться от схем, а на самом деле, чтобы не приходилось прятать глаза от виноватых физиономий за опустевшим столом. Дети шалили пуще прежнего, словно нарочно придумывая игры пошумнее, вроде догонялок и пряток по всему дому. Арья вспомнила, что почти так же было, когда пришло известие о гибели Роберта — когда Лианна заперлась у себя в комнате, а Рейегар — у себя. Тогда после полусуток, проведенных в кабинете, дядя завис под дверью жены глубокой ночью, сначала потратив с полчаса на уговоры, а потом в бешенстве грозясь выломать «мерзкую заслонку». Удивленная Арья, которая в душе считала Таргариена человеком с полным отсутствием какого бы то ни было темперамента или страсти — только занудство и чувство долга (для проявления других эмоций в этой паре была нужна Лианна), с большим интересом уселась под собственной дверью, слушая, как отчаявшийся Рейегар орет: «Лиа, выходи, или я сломаю этот треклятый дом! Я клянусь тебе, что сейчас сяду в корвет и сшибу стену!» Лианна, в свою очередь, тихо отвечала из-за закрытой двери: «Я никогда не разрешала тебе так звать меня, Рейегар. И не надо ломать стену. До той стены, что нас разделяет, тебя не довезет никакой корвет.» В конце концов, она его все-таки впустила, и раздосадованная Арья нарочно включила погромче музыку — чтобы не слышать, как они мирятся и делают все, что за этим обычно следует. На этот раз Рейегар явно прощения просить не собирался — хотя, в этом случае, вина как раз лежала на нем. Когда он бывал дома, то тихо сидел у себя — не играл на виолончели и не слушал записи. С утра он, как обычно, ходил в консерваторию, а вечером выгуливал собак. Все, вроде, было нормально — а, меж тем, ничего нормального в доме не наблюдалось. От Сансы до сих пор не было никаких вестей — хоть Арья звонила ей не один раз, там вечно срабатывал автоответчик — сестра просто не подходила. Надо полагать, что и Лианна тоже пыталась достучаться до старшей племянницы — и, похоже, тоже безрезультатно. Дети, похоже, пытались компенсировать зловещее затишье - ну кто-то же должен издавать звуки! Они носились из детской в гостиную и обратно, топотали по лестнице, играя в "королевскую охоту" — Рейелла, судя по всему, была королевой, мальчишки изображали рыцарей, а щенки предполагались на роль коней. Лохматик должен был быть волком, которого они затравливают, но, похоже, с охотой не очень-то ладилось. В какой-то момент озверевший хаски загнал всю визжащую братию в мансарду — в комнату Сансы. Арья, лениво сидевшая на подоконнике — тесты уже были кое-как сданы, и уроков не задавали — отложила миску с черешней, выплюнула косточку прямо в окно и, решив, что пора все же разобраться с этим хаосом, двинулась к двери. Но потом услышала шум на лестнице — ее, похоже, опередили. Сверху раздался какой-то грохот, визг Эйка и испуганный лепет Рейеллы. Арья услышала резкие, отрывистые приказания дяди — он крайне редко повышал голос, и то, как правило, на собак, но ни разу — на собственных детей. Потом дверь хлопнула, вся толпа вывалилась из бывшей комнаты ее старшей сестры и протопала на второй этаж, в детскую. Там Рейегар — это уже было слышно отчетливо — зло рявкнул детям не выходить из комнаты до ужина, потом, судя по звуку, выпихнул щенков и Лохматика из детской и, шипя на них, сбежал вниз. Хлопнула дверь кабинета. Через пять минут в дверь поскреблись. Арья открыла — на пороге стоял Рикон с круглыми, как плошки, глазами. Она кивком пригласила его зайти. Брат двумя руками — Арья заметила, что ногти у него давно не стрижены — Лианна стала очень рассеянной, хоть самой делай — взъерошил влажные от бега рыжие кудри и возбужденно зашептал:  — Арья, дядя оттаскал Эйка за ухо! Ты представляешь? Ухо стало, как слива… Арья подняла бровь. Так-так. У кого-то, похоже, начало сносить крышу.  — За что?  — Мы всего лишь хотели загнать волка. Лохматик прыгнул на Сансину кровать, а мы его закутали в одеяло, чтобы поймать в сеть — ну, это сеть была. А тут пришел дядя — глаза бешеные, мы даже испугались. И вытащил Эйка оттуда за ухо! И запер нас до ужина! Я даже и не знал, что он такой злой! Мама и папа нас никогда не таскали за уши…  — Знаешь что, после того, что вы устроили наверху — это все еще Сансина комната, дружок — а Санса, между прочим, твоя сестра, не забывай — я бы сама всех трех оттаскала бы за уши — или еще за что-нибудь! Висенья, может, спит — а вы орете, как три больные обезьяны! Надо вам — идите на улицу — там и голосите… Погода пока держится.  — Ничего подобного. Смотри, там дождь… И потом…  — Что потом? Где это видано, чтобы в «королевскую охоту» играли в доме? Вы просто слабаки. В дворе вы бы в жизни не поймали Лохматика — вот и гоняете его по комнатам. Вернее, он вас гоняет. Иди-иди. Сказано сидеть в детской - так сиди. Нечего жаловаться! Кто-то же должен был устроить вам взбучку! И бузите там тихо — а то я и тебе сделаю симметричное ухо. Арья вытолкала обиженного брата, подпихивая его коленкой под зад в коридор. Тот показал ей язык и юркнул в комнату близнецов. Арья покачала головой — надо было бы догнать его, но ей было лениво. Вместо этого она поплелась обратно к подоконнику и выглянула в окно. И верно — Рикон был прав — затирая приглушенное темнотой весеннее буйство красок, сумерки расчертил мерцающий мелкий дождь — он шел неслышно, но видно было, что он упорен и, видимо, продлится до утра. Все небо заволокло серой пеленой низких туч, ветер давно стих. Арья с минуту смотрела на блестящую в свете фонарей мокрую кору диких яблонь во дворе, не затворяя окна — оттуда веяло прохладой и тем запахом, что бывает лишь весной, под дождем: трава, разогретая за день почва, аромат клейких кленовых листочков, первые, самые невзрачные весенние цветы, вроде мать-и-мачехи, и дальний резкий запах унавоженной за городом земли — потом взяла свою черешню и двинулась в коридор. Надо было перекинуться парой слов с Браном. Опять, как и в прошлый раз, она уже дотронулась до ручки двери, как услышала, что мимо кто-то легко прошел — видимо, тетя уложила Висенью и направилась на кухню — готовить ужин. Однако после замершая у выхода Арья услышала стук — похоже, Лианна решила навестить супруга и забить на ужин. Тихонько скрипнула дверь — и затворилась. Щелкнул замок — боги, что они там собираются делать? Арья беззвучно, придерживая коленкой дверь, открыла ее; скинув шлепки, спустилась босиком по лестнице, зашла в темную кухню и села на пол — у той стены, что прилегала к кабинету Рейегара. Вот так — ее не видно — а ей самой слышно все, что говорится в келье домашнего затворника и внезапного ушедергателя. Кто-то завел в комнате музыку — один из любимых дисков Рейегара с подборкой нудных блюзов — специально, чтобы приглушить голоса — вот так молодцы! Арья вздохнула и вновь занялась черешней, тихо сплевывая косточки в ладонь. Если шпионишь — никто не мешает тебе делать это с комфортом.

Если ты хочешь любить меня Полюби и мою тень Открой для нее свою дверь, Впусти ее в дом Тонкая длинная черная тварь Прилипла к моим ногам Она ненавидит свет Но без света ее нет Если ты хочешь — сделай белой мою тень Если ты можешь — сделай белой мою тень Кто же, кто еще кроме тебя? Кто же, кто еще если не ты? Если ты хочешь любить меня — Приготовь для нее кров. Слова ее все ложь, Но это мои слова. От долгих ночных бесед Под утро болит голова Слезы падают в чай, Но чай нам горек без слез… Если ты хочешь — сделай белой мою тень Если ты можешь — сделай белой мою тень Кто же, кто еще кроме тебя? Кто же, кто еще если не ты? Nautilus Pompilius- Кто еще

2. Лианна Лианна глянула на младшую дочь — та лежала на животе, прижавшись к мягкой ткани простыни — губы раскрыты, светлые, почти еще незаметные ресницы подрагивают — что-то снится. Висенья так утомилась, что даже забыла запихать в рот свой любимый большой палец левой ручонки. Лианна подозревала, что малышка будет левшой. Да хоть всем сразу — лишь бы была здорова. К вопросу о здоровье — надо было выяснить, что же случилось в детской. Лианна как раз кормила Висенью, когда начался этот ужасный грохот и ор. Больше все ее напугало вмешательство мужа — но не скакать же было с голой грудью и сосущим ребенком на руках только для того, чтобы влезть в разборку и, таким образом, подорвать авторитет мужа, который и так, к слову, не слишком-то часто злоупотребляет своим правом воспитывать. Лианна бы хотела, чтобы он больше времени проводил с детьми, особенно с мальчиками — те ее совершенно выматывали, и им явно были нужны какие-то мужские занятия — с отцом, а не с матерью. Она не стала заходить в детскую — комната граничила с их с Рейегаром спальней, и через стену ей был слышен разговор Рикона и Эйка. Если она сейчас пойдет к близнецам, там поднимется такой шум-гам, что Висенья, наверняка, проснется, и ее запланированный разговор с мужем сорвется. И так было понятно, что Эйк, в последнее время часто и с удовольствием шаливший, на этот раз — в первый раз в своей жизни — огреб от отца по-крупному. Лианна не была сторонницей телесных наказаний и то, что изредка себе позволяла — щелбаны или отвешенные в сердцах подзатыльники — случалось примерно раз в год и чаще всего, когда детям угрожала какая-то опасность, а они ее игнорировали — вопреки здравому смыслу и указаниям старших. Что же произошло наверху — стоило прояснить у самого Рейегара. После исчезновения Сансы он был сам не свой — тем более, Лианна, в процессе описания разговора с племянницей, не смогла удержаться от попреков в адрес мужа. Они и сейчас думала — чем дальше, тем больше — что ему не стоило вообще влезать в эту историю. Все равно вон как получилось — Санса сбежала, и по-любому теперь поедет искать своего возлюбленного. Одна радость — хоть школу закончила. Результаты ее последних тестов Лианна получила сегодня по электронной почте — все было более чем хорошо. Обычные школьники должны были отходить еще месяц занятий. Для студентов, находящихся на домашнем обучении, кабала была закончена. Если бы Рейегар зажал в кулак свои предубеждения и желание всеми руководить, и дал бы Клигану возможность хоть видеться с Сансой — глядишь, все бы прошло глаже и без всех этих терзаний. Лианна мрачно спустилась по лестнице и постучалась в кабинет мужа. За дверью было непривычно тихо. Даже музыку не слушает. Может, его вообще дома нет? Лианна постучалась еще раз и уже готова была уйти — надо еще было приготовить ужин — как вдруг дверь распахнулась, и Рейегар впустил ее внутрь, сразу же заперев за ней задвижку — непонятно зачем. В комнате были раскрыты оба окна, и пахло яблоневым цветом и мокрой травой со двора. И еще чем-то совершенно непривычным в этом контексте. Лианна покосилась на мужа.  — Рейегар, ты что, пил? Тот, не глядя на жену, прошел к своему креслу и тяжело плюхнулся в него.  — Пил. И немало.  — Боги! Зачем? Я за двадцать два года нашей совместной жизни ни разу не видела тебя пьяным!  — Один раз видела. На нашей свадьбе. Ты не помнишь? Я и тогда здорово набрался… Тебе было нельзя — вот я один. Тебе и сейчас нельзя. Все неправильное, что я делаю — делаю в одиночестве…  — Да, сейчас припоминаю. Меня так тошнило, что я вообще не обращала внимания на то, что делали другие… Даже ты… — Лианна подошла к проигрывателю и включила то, что там было внутри — раз дело обстоит так, не стоит выносить это на всеуслышание. Да и Арья вечно бродит вокруг, как шпион, — мало ли что.  — Я напился тогда. Напился сейчас. Она села в привычное кресло — отодвинув лапы Луны, что тоскливо покосилась на хозяйку. Солнце лежал под окном, периодически поднимая голову и принюхиваясь к вечернему воздуху и запаху дождя. Рейегар уныло чертил на столе какие узоры пальцем — в бронзовом шипастом канделябре, потрескивая от капель дождя, изредка залетающих в окно, горела темно-красная свеча, и он, по дурной своей старой привычке, ковырял горячий воск и катал из него шарики или размазывал по столу. Когда появились младшие дети, он, вроде, перестал этим развлекаться на публике — но кто его знает, чем он занимается тут в одиночестве? Лианна поморщилась:  — Ты мне так и не сказал, зачем. Зачем ты напился?  — Не зачем, а почему. Потому что мне стыдно. Я оказался неправ. Лианна даже руками всплеснула:  — Это повод, по-твоему? И нажираться, и крутить сыну уши?  — Уши я ему не крутил. То есть, да. Я вытащил его за ухо из Сансиной кровати, где он кутал Риконова пса в белый плед, что ты связала для Рейеллы и что лежал там в качестве покрывала. Потом я просто оттащил его в детскую за шкирку. Они меня достали сегодня. Они шумят — не дают ни подумать, ни сконцерти… тьфу, сконцентрироваться. Именно сегодня! — Рейегар треснул кулаком по столу, и в его бокале нежно звякнули два кубика льда, тающие на дне.  — А что случилось сегодня? — осторожно спросила Лианна, — И в чем ты неправ — скажи, пожалуйста! Муж поднял на нее совершенно пустые лиловые глаза:  — Я получил звонок. Из столицы. От одного старого знакомого из художественного колледжа. Ее приняли — первый тур она прошла с блеском. Официальные письма придут лишь через месяц — но он, так скажем, поспешил меня обрадовать…  — Кого приняли? Сансу? Она-таки добралась дотуда и сдала наброски? Как хорошо!  — Ты с ума сошла? Хорошо? Да что за бред ты несешь, Лиа! Как это может быть хорошо? Иные бы забрали эту академию вместе со всеми ее обитателями… Хорошо! Воистину, в этом доме никто ничего не понимает… — Боюсь, что я и вправду не понимаю тебя… Я думала, мы хотим, чтобы Санса начала учиться в колледже. А теперь ты мне говоришь, что она поступила — и выдаешь это за трагедию. В чем тогда был весь смысл, Рейегар? — Ну, давай, я тебе объясню. — он оторвался от своих узоров и выпрямился в кресле, сведя вместе кончики пальцев. Лианна проследила за его не слишком уверенными движениями. Рейегар весь испачкался в воске, и теперь пальцы у него были красные — как будто в крови. — Смотри. Я думал, что Санса сунется со своими набросками в эту богемную клоаку, и ее просто отошьют. Там без блата и связей не берут. Или берут редко. Полагал, что она после пойдет куда-то еще — ну, хоть в наш университет. И будет себе спокойно учиться, найдет там нормального мужа, и жизнь ее наладится. А тут, — Рейегар глотнул из практически пустого стакана, злобно поставил его на стол и плеснул туда, на растаявший лед, щедрую порцию виски — бутылка, как выяснилось, стояла под столом. — А тут я уж не знаю, или имя и связи сыграли роль, или ее рисунки так уж хороши — или сама она… В общем, она выиграла в лотерею. Еще и на стипендию может претендовать, сказал завкафедрой. Ее работами заинтересовались те, кто эти стипендии отстегивает по округу.  — И я продолжаю не понимать, — недоумевала Лианна, — Чем плохо-то?  — А тем плохо, что она там утонет! Это гнуснейшее место, пойми ты! Чтобы там выплыть, ей придется либо изолироваться, становиться аутсайдером и уходить в чистое искусство — мне кажется, не ее случай — либо меняться, подстраиваясь под общий коленкор! Ты знаешь, например, что большая часть девушек из этого колледжа проходит через постель собственных доцентов? Это там норма. Не заставляют — а просто такая форма знакомства… А еще — в качестве расслабления и слияния с мировыми флюидами — наркотики, выпивка без меры, оргии всякие… и ты еще спрашиваешь — почему я напился? Потом что я сам — именно я, а не кто-то другой, толкнул ее на этот путь. Будь у меня побольше мозгов и поменьше эмоций — я бы все просчитал заранее. А теперь — она отличилась, удачно прошла конкурс — и пойдет дальше, как любая шестнадцатилетка, которую поманили щедрым куском пирога. Тут же все построено на тонкой игре на самолюбии и на юношеских комплексах — никто не верит в себя настолько, чтобы ждать успеха и потом, получив хоть какое-то подтверждение собственного таланта, настолько этим окрылен, что перестает замечать, что талант ведет тебя совсем не туда, куда бы стоило идти.  — Тебе не кажется, что ты трагедизируешь?  — Да боги, нет! Это везде так — и в мое время в консерватории было похоже. Но эта столичная дыра — вообще притча во языцех. Про это знают все — кроме тех, кто туда поступает! И теперь туда попала и Санса! Если бы знать заранее…  — То что? — Лианна уже догадалась об ответе, это печалило ее настолько, что она была готова встать и уйти, прежде чем хмельной муж скажет то, что лучше бы не слушать — и не произносить.  — Если бы я знал — то не стал бы препятствовать этому нелицеприятному типу в его рвении. Видят боги, от их союза было бы меньше неприятностей… Вот и сказал. Ход был за ней. Лианна вздохнула и пожалела, что она кормит и не может так же, как сейчас Рейегар, хлебнуть виски — так, чтобы глаза заслезились…  — Ты допускаешь этот союз, чтобы спасти Сансу — или свое доброе имя — от неприятностей, но при этом не задумался ни на минуту, чтобы дать им шанс — просто ради того, чтобы его дать? Рейегар покрутил головой с видом человека, втолковывающего азбучные истины ребенку:  — Лианна, ты не понимаешь! По выходу из этого чудесного места мы получим курящую, пьющую бисексуалку со сбитыми ориентирами, чудовищным самомнением и, как от наркотика, зависящую от чужого мнения и так называемой «светской жизни». И Неведомый знает, какие еще замечательные привычки и хвосты она оттуда притащит! Все возможно: болезни, наркомания — настоящая, какие-нибудь сомнительные связи… И это при том, что она и так излишне эмоциональна, если не сказать — истерична…  — Ага, Клиган хорошеет на глазах, да? Ты пустил под откос жизнь этого человека ради того, чтобы отстоять право Сансы на собственную жизнь — и теперь, оказывается, это было не надо? Что надо было — посадить ее, как репу, в местный университет и выдать ее замуж — да хоть за Зяблика, или за твоего параноидального братца? И все были бы довольны…  — Да. Да хоть за того же Клигана. Пусть бы себе… Его можно было бы взять под контроль, полагаю… Может, еще не поздно? Лианна встала. Все, хватит с нее этого кошмара. Есть бездны, в которые лучше не вглядываться…  — Ну да. Он был плох сам по себе - и все чувства этого мира для тебя не значили ничего. Равно как и то, что эти двое любили друг друга так, что после разрыва буквально кровоточили! А тебе было наплевать, и ты убедил меня, что это пройдет! А теперь говоришь мне, что все это было сделано неизвестно ради чего! Что план был плох, и фигурки были никудышно расставлены, поэтому и партия получилась дрянная. Что еще не поздно переиграть. Право, Рейегар, иногда мне кажется, что у тебя нет сердца! Таргариен вскинул на нее глаза — в них была безумная усталость. И ни грамма сожаления.  — Все, что осталось — принадлежит тебе. Ты же знаешь.  — Знаю. Но иногда этого слишком мало. И вправду, осталось совсем ничего….  — Ну, извини. Жизнь почти что прожита — а мне пришлось принимать непопулярные решения. На каждом таком шаге теряешь, пока не остаётся… Знаешь, я возьму телефон Клигана у Арьи. Уверен, он у нее есть. Она очень походит на тебя, ты знаешь — эта твоя племяшка…  — Зачем? — Лианна остановилась у двери, уже взявшись за резную ручку. — Ты хочешь извиниться?  — Я хочу предложить ему сделку. Он убедит Сансу не поступать в этот треклятый колледж — я в ответ дам согласие на этот брак. Пусть себе живут тут — или на севере…  — Рейегар, это же мерзость! Это твоя племянница — а не кусок мяса! А ты собираешься положить ее на блюдце и протянуть в качестве подачки человеку, для которого она была всем миром — а ты этот мир у него отнял — ради развлекухи и отвлеченных рассуждений…  — Об этом ты мне скажешь, когда она не пойдет в колледж. Пусть будет, как кусок мяса — лишь бы не на эту жаровню! — Рейегар для пущей убедительности облокотился на стол и, сцепив свои «кровавые» пальцы в замок, оперся на них подбородком и уставился на жену. Лианна поразилась его сходству с его собственным отцом, сидящим который год в лечебнице, и с младшим братом, когда тот, задумав какую-нибудь гадость в своем роде, нисколько не заморачиваясь, сообщал об этом, чтобы произвести впечатление. Самое страшное было в том, что все эти трое искренне верили в то, что они правы…  — Я уверена, что Арья тебе этот телефон не даст. По-моему, она с тобой даже не разговаривает.  — Ты что, считаешь всерьез, что я буду обижаться на резкие слова маленькой бунтарки, когда ее же собственная семья под угрозой — по крайней мере, ее часть? Да пусть хоть стены испишет своими инсинуациями! Лишь бы номер дала… Лианна усмехнулась:  — А ты конформист, однако!  — Я не конформист, Лиа, я глава семьи. Кто-то должен отвечать за весь этот бардак! А то у вас у всех чувства, эмоции, — а потом вдруг внезапно становится плохо и тошно. Ты тоже в свое время приняла решение — против чувств и за здравый смысл… Лианна опустила голову. И даже этот аргумент пошел в ход. Пора была заканчивать.  — Рейегар, я сделала это не ради себя. И не без чувств. На этом «бесчувствии» теперь стоит вся наша семья — как у тебя вообще язык повернулся сравнивать! А ты — я не знаю. Ты думаешь о нас, как о фигурках в кайвассе. Но у нас тоже есть чувства и желания. Об этом ты забываешь. Вот и твои фигурки взбунтовались — и напомнили тебе, что ты не демиург и не небожитель. Никто не давал тебе права решать за других. Если не веришь мне — попробуй собрать осколки того, что уже было разбито. Я не буду тебе помогать. Я уже помогла — и мне стыдно. Не из-за колледжа — а просто. Мучительно неловко и перед Сансой, и перед Клиганом. Обратно уже не поворотишь. Ни для них, ни для нас. Зря ты так… Она, наконец, повернула ручку и вышла вон. Рейегар за спиной ничего не ответил, только заскрипел креслом. Было и вправду мучительно стыдно — за то, что она, в общем, по доброй воле, ввязалась в эту игру. Но как теперь с этим обходиться, Лианна не знала. Это уже не залечишь — она знала по опыту, что придется просто с этим жить. И отвечать за последствия — перед собой. Санса уже встала на свой путь — и пойдёт по нему, как и куда ей захочется. И будет ли она с Клиганом или, как говорил Рейегар, увязнет в богемной жизни — уже было решать не им. Им остается только наблюдать — и помогать, если понадобится. И если после всей этой мерзости, что выплыла на поверхность, Санса еще захочет их помощи… 3. Бран. Сегодня программа не писалась — даже выученные наизусть обозначения, что обычно успокаивали, как известные сызмальства привычные ритуалы: текст, синее, красное, черное: лесенка спускающихся вниз параметров, ввод, проверка — не помогали. Все было не так. Бран вздохнул и полез в чат — посмотреть, нет ли там Миры. Миры не было, как не было и Жойена, зато в сети оказалась Арья — с телефона. Она написала: «Привет, унылый бесколесый — можно я загляну? Есть разговор. Потом пришло следующее сообщение: «Мира ушла ловить жаб в другом болоте — берегись!» Бран скривился, как от зубной боли, и ответил: «Хорошо, закатывайся. Еще одна шутка в этом духе — будешь пару месяцев кататься мимо моей двери. И получишь ты у меня тот шнур к следующей зиме. PS — в этом болоте сегодня только горластые большеротые лягушки… Жду!» Меньше чем через минуту Арья зашла в комнату. Без стука, разумеется.  — Где ты сидела? Под дверью, что ли?  — Ага. И слушала, как ты кисло стучишь по клавишам. Не идет? Бран устало помотал головой.  — Нет, ничего не клеится. День нехороший.  — У нас теперь все дни такие. Слышал разборочку?  — Которую — с Эйком?  — С Эйком это была лишь моментная вспышка. Дядюшка наклюкался в зюзю.  — Чего?  — Что слышал. Он терзается муками совести, которой у него нет.  — Арья, прекрати! Ты заходишься!  — Вот ничуть. После Лебяжьего Залива мне все кажется — я недобрала.  — Тебе все плохи. А что ты ему, кстати, тогда сказала?  — Кому? Клигану?  — Да нет. Дяде.  — Что я ему сказала… — Арья села на пол и вытянула босые ноги — и впрямь, лягушка! — Да ничего особенного. Сказала, что он зря мнит себя игроком, и что примеры, которым он уподобляется, плохо кончают.  — Так и сказала?  — Много будешь знать — чипы слетят! Бран отвернулся и заскрипел неудобным креслом. Его каталку отдали на ревизию — из-за этого теперь поле деятельности стало узко ограниченным — комната и кровать. Скорее бы уж они там закончили с техосмотром! Арья чем-то деловито чавкала.  — Что ты ешь?  — Тянучку. Ужин-то не поспел… Придется, видимо, самой.  — Нет, не надо. После твоих изысков придется ползти в кухню — пить откуда придется.  — У тебя же кулер стоит.  — Его не хватит — на твои огнеедские блюда!  — Ну и ладно. Тогда жди, пока Лианна утешит дядюшку и сварит тебе кашу!  — А она у него? - Бран с трудом развернулся и глянул на бесстрастное лицо сестры, что-то тыкающей в телефоне.  — Да уже давненько. Нет, погоди. Вот, кажется, вышла. Слышишь? Бран прислушался. На кухне кто-то включил свет. Вряд ли это был Рейегар. Скорее всего, Арья права. Ну и хорошо, хоть ужин будет съедобным — хотя тетя в последние дни ограничивала себя тем, что размораживала полуфабрикаты — готовить ей явно не хотелось. Видимо, и у нее пропала охота к чему бы то ни было, кроме самого необходимого. Зато дети третий день едят слегка раскисшие чизкейки с какао. Брану не нравилось то, что происходило с теткой — как и вообще все. Но с этой ревизией кресла он сам стал как мебель или музейный экспонат — видит только тех, кто его навещает. Единственным окном, что ему оставалось,  был компьютер. Он мог заглянуть вдаль, но, к сожалению, не мог взаимодействовать с близкими. Детей, например, он уже второй день видел только через стекло - или слышал за стеной. Наверное, он мог отследить Сансу в столице — но зачем это было нужно? Брану было досадно, что сестра так и не зашла к нему — и даже не позвонила, и не написала. Ну, может, потом… — Арья, Санса так и не появлялась? — Нет. Она не подходит к телефону. Но с ней все в порядке, даже более того. Бран глянул на сестру: — То есть? — Я немножко подслушала родственников. Рейегару позвонил какой-то хрен из столичного колледжа — похоже, наша художница прошла первый тур, и ею там все восторгаются. — А дядя доволен? Чего же он тогда напился? Неужели, с радости? — недоумевающе спросил Бран. Арья хохотнула и помотала головой: — Доволен он, как же! Сидит, рвет на себе свои белые волосы. Он считает, что в этом колледже Сансу растлят — думаю, с этим они припозднятся — посадят на наркотики и вообще развратят. Но, поскольку она всех послала и обиделась на весь мир, он боится, что слушать его она не будет. — Ого! Вот оно что! Теперь понятны все эти метания — хотя накручивание ушей я все равно не понимаю… Арья посмотрела на брата с безнадежным видом. — Ты все же жуткий тормоз, Бран. Я даже не понимаю порой, как ты так ловко управляешься с компом. У него нервишки пошаливают — ситуация выходит из-под контроля. Теперь он готов завернуть Сансу в подарочную упаковку и выдать Клигану. Потому что Рейегар думает, что в сложившейся диспозиции Пес лучше, чем десяток его коллег по артистическому цеху. — Что, он так сказал? Ты серьезно? — Бран снял очки и протер усталые глаза. Все-таки, иногда надо отрываться от экрана. Ага, доползти до кровати и плевать в потолок. Арья встала и, шлепая босыми ногами по паркету, прошла к окну, открыла его и высунулась наружу. — А дождь все так и моросит. Да, почти так и сказал. Хочет взять у меня телефон Клигана. Я его, пожалуй, ему дам. Страшно хочется послушать, как Пес его пошлет. Слышь, дай мне свой жесткий диск, а то у меня места нет. Если этот разговор состоится, я хочу его записать. — А он пошлет? — В ответ на такое предложение? — Арья уселась на подоконник. — Непременно. Пошлет — и грубо. Полагаю, в этом случае ему важно лишь то, что решит сама Санса. Хотя… Ну, хоть таким образом Рейегар наконец выкажет свою истинную личину — авось, этого паленого горе-рыцаря, наконец, отпустит по поводу его «долга чести ». Все встанет на свои места. — Блин, как хочется к окну… — Бран завистливо покосился на сестру, болтающую ногами. — Я тебя не дотащу. Хочешь, попробуем подвинуть кресло? Пол исцарапается, конечно… И почему дядя не купил нормальные офисные стулья — и держится за это старье! Бред же собачий… — Не надо, хрен с ним. Ты лучше скажи, что, по-твоему, будет делать Санса? Ты последняя ее слышала… Арья на секунду замерла, потом задрала ноги на подоконник, положив подбородок на коленки. — Вот фиг ее знает. Она была очень решительна — как самоубийца перед прыжком в пропасть. Решительно отрицала не то что вероятность встречи со своим Псом, но чуть ли не сам факт его существования. Но, думаю, это недолго продлится. Теперь она знает, где он — и долго не выдержит. Поскачет туда, чтобы его размазать по стенке — раздерет ему всю его и так красивую физиономию — а потом сама же сядет его лечить. Бран лукаво посмотрел на сестру: — С помощью поцелуев? — И не только. Они оба так упрямы и так друг на друге зациклены — я в них верю! Никуда им не деться — чем больше упираются, тем сильнее их потом вместе схлопнет, — Арья спрыгнула с подоконника и подошла к брату, облокотясь на спинку его кресла. Глянула на страницу кода и поморщилась, — Боги, как все запущено! Просто в глазах рябит… О, Санса сказала, что будет жить на севере и нас с собой возьмет. Хочешь домой? Бран задумался. Вернуться на север было бы замечательно — а с другой стороны, что он будет там делать? — Честно говоря, я хочу закончить школу здесь. А потом… есть один профессор — тоже на севере, но не в нашем городе. Жойен сказал, что он просто волшебник по части программирования серверов и подключения к ним сложного харда. — На кой тебе этот профессор? Ты сам кого хочешь запрограммируешь… — Я только неофит. Мне еще идти и идти… — Ну, я не знаю. Твой дружок-киберпророк тебе еще не то насоветует. Так глядишь — сам станешь сервером… Будешь сидеть в центре сети и посылать по миру мозговые импульсы. — Иди ты в пень! — Бран сохранил программку и закрыл редактор. — Все же, давай подвинем это кресло. Я сползу, а ты поставь его туда поближе. Идет? Так паркет не поцарапаем. Сестра молча кивнула, отойдя в сторону. Бран с трудом отодвинулся назад вместе с креслом и неловко опустился на пол, задевая нечувствительными коленками железяки компьютерных коробов, стоящих под столом. Арья аккуратно подняла тяжелое деревянное седалище и оттащила его к окну. Помогла подползшему на локтях Брану взгромоздиться обратно. Все было привычно отработано. Имелись, конечно, и костыли, и даже сложной системы ходунок, чтобы можно было волочить за собой мертвые ноги, но все это Брану катастрофически не нравилось. Лучше самому. — Ну что, так лучше? — Ага. Хоть голова отдохнет. Интересно, ужин скоро? — Пойду узнаю. Сиди тут. Бран горько усмехнулся: — Куда же я денусь? Арья тихонько вышла в коридор и через минуту вернулась. — Вишневый чизкейк и молоко. Тетя ушла к себе. У нас, я так понимаю, самообслуживание. Дети, видимо, опять едят в детской. Принести тебе кусок пирога? — Ага, только без молока. Сок нальешь, если есть? Или просто воду можно. Пожалуйста! — Сок, вроде, был. Жди. Через несколько минут она притащила Брану тарелку с пирогом и стакан яблочного сока. — Вот, что нашла. Пойду сделаю себе сандвич. — А пирог? — На десерт! — хохотнула Арья. — Потом, у меня были кое-какие дела… — Как всегда? — Не знаю. Дождь этот… Ну, как пойдет. — Ох, засекут тебя. Арья сверкнула глазами. — Не думаю. Им сейчас до нас дела нет. С собой бы разобрались… Ну, пока! — Пока! Бран занялся пирогом, рассеянно вглядываясь в шуршащую дождем мглу. У всех свои дела. А у него — эта комната и страница кода. Из компьютера пиликнула программка чата. Ну вот, теперь надо было тащиться обратно. Зато, может, это Мира. Говорить с Жоейном Брану сейчас не хотелось. Настроение и так не очень — а приятель любил напускать в беседу тумана. И так хватает. Но с другой стороны — лучше Жойен, чем одиночество. Бран отставил тарелку на бок сидения и уныло плюхнулся вниз. Теперь задача была сложнее — дотащить кресло, еду и себя до стола, при этом не уронив чизкейк на пол. Он мог бы позвать Арью, но не хотелось. В конце концов, это его жизнь, надо было справляться самому. 4. Арья Арья, не спеша, сделала себе бутерброд, и, взгромоздив его на тарелку с пирогом, налила себе молока и потащила это все в комнату. Рейегар выключил у себя музыку и, судя по звукам, бегал по кабинету, как тигр. Очень хорошо, пусть помучается — не все же другим с ума сходить. Она тихо поднялась наверх, по пути вспоминая их вечерний разговор после ее возвращения из Лебяжьего Залива. В комнате было сыро и почему-то пахло грибами. Арья уселась на кровать и занялась ужином. Дяде нравилось строить из себя полководца — ну и пусть его. Арья, согласно образу нашкодившей плохой девочки, стояла, потупившись, на пороге и ждала, пока будет надет черный плащ (непременно не застёгнутый — чтобы крылья по ветру развевались картинно) и будут накормлены собаки (обычно это делала тетя, но она была в больнице). Рейегару пришлось на минуту выйти из роли и самым прозаическим образом открыть банку с консервами — причем не мечом и не кинжалом, а слегка проржавевшим консервным ножом, который из-за этого шел туго и, сорвавшись, раскромсал дяде палец. Арья с интересом наблюдала все эту нелепицу на кухне и шикала на поскуливающую Ним. Лишь бы та не напрудила в коридоре — со всеми этими красивостями. А то будет еще красивее — она будет мыть пол от мочи, а дядя — расхаживать с важным видом, как цапля, туда-сюда по холлу и, взирая на нее сверху вниз, читать ей лекцию о неблагодарности. Ну уж нет! Она выпустила мающуюся псину во двор, и сама выскользнула следом. Путь этот властитель душ сам себе ищет пластырь! Через пять минут (Ним уже успела наложить кучу на газоне соседей, и Арья как раз успела за ней убрать) дверь хлопнула. Луна и Солнце бежали впереди, позади брёл Рейегар, замотав порезанный палец какой-то тряпочкой (пластырь он так и не нашел). Арья фыркнула в рукав — трудновато будет соблюдать серьезную мину, глядя на эту тряпочку с цветочками — обрезок новой занавески, что Лианна готовила на весну. Они сошлись на тротуаре — Арья, болтающая мешочком с какашками, и Рейегар, безостановочно теребящий свой цветастый палец. Мешок Арья не выбросила нарочно, хотя иногда за ней водилось закидывать подобные вещи в мусорный бак к соседям — Рейегар, чтобы не "портить вид", держал все ведра и баки в гараже — и домашним приходилось таскаться через кухню в гараж по-любому. Для пластика, может, и неплохо — а вот убирать за собаками немного проблематично. — Итак? Арья похлопала ресницами. Чего он от нее ждал — признаний и слез? Она же не Санса… Через минуту она все же решила нарушить молчание — с Рейегара станется, он был способен и полчаса ждать — если считает, что ему должны ответ. — Мне очень жаль. — Жаль чего? Что ты удрала в самый неподходящий момент неизвестно куда, когда семья наиболее нуждалась в поддержке? — Нет. Что ты порезал палец. Что удрала, совершенно не жаль. Повторись все еще раз — сделала бы все так же. А палец жалко — нож ржавый, мне следовало тебя предупредить. — Арья! Мы не шутки тут шутим! — дядя метнул на нее проницательный взгляд. — А что мы делаем? — Арья взглянула на Рейегара с самым невинным видом. — Мы пытаемся прийти к тому, чтобы выяснить, куда и зачем ты ездила. — Это не надо выяснять. Это и так известно. Тому, кто в этом замешан. Ты — нет.  — Ты начинаешь переходить границы! — Я учусь у тебя, дядя. У тебя-то все с этим в порядке, верно?  — Что ты имеешь в виду?  — Я все сказала. Рейегар задумался, даже приостановился, чтобы подождать Луну и Солнце, что задержались возле фонаря — там был местный нюхательный «газетный собачий киоск».  — Ты ведь нашла Клигана, да? За этим ты моталась — и поэтому молчишь? Молчи и дальше. Не мучай Сансу.  — Ну да — куда уж мне! Я и так не собиралась. Мне нечего ей сказать. Ты уже все сам сделал, — Арья пошарила в карманах в поиске жвачки. Ничего не было. Она почти заподозрила Рикона — но потом вспомнила, что ее не было почти неделю — сама, небось, и съела, просто не заметила.  — Я боюсь, что не понимаю тебя.  — А я вот думаю — понимаешь. Ты классно поработал, дядя. Санса бы одна ни за что не справилась! От товарища осталась одна тень. И та рваная. Я на него посмотрела — и до сих пор не могу понять — зачем? Он мне не нравится — но твои методы мне нравятся еще меньше. Если они потом сойдутся, и Санса узнает, как ты ловко провернул эту историю с исчезновением — как ты думаешь оправдаться, а?  — Мне не надо оправдываться. Все совершенно понятно. Жизнь сама это оправдает.  — Классно все сваливать на жизнь! Но она поворачивается по-разному. Ты уже, наверное, слышал о крахе твоего собрата по цеху — иногда жизнь из судьи становится еще и палачом… Рейегар оторвал взгляд от цветастого платочка и изумленно глянул на племянницу.  — Что? Какого коллеги по цеху?  — Коллеги по цеху доморощенных демиургов. Сансиного экс-муженька. Знаешь, у меня такое ощущение, что судьба, про которую ты так любишь говорить, благоволит к этим двум влюбленным дурням. И сметает с доски тех, кто им мешает — в той или иной степени.  — Ты что, угрожаешь?  — Да я-то тут при чем? Я же не демиург. Я только учусь, — Арья засмеялась и свистнула Ним, которая устремилась на чужой участок. — Я просто подмечаю закономерности. Джоффри, Мизинец. Гора этот… Стоит ли? Да и не противно тебе становиться в этот ряд, дядя? Рожи-то все как на подбор — гаже некуда. И чего ты хочешь этим всем добиться? Неужели так уж обидно?  — Что обидно?  — Когда первый выбор — верен? Иногда и такое случается. Пес, на мой взгляд — больной на голову, закомплексованный, страшный, как незнамо кто, дурень. Но он ей подходит. Он — ее дурень. Особенно если она так говорит и думает. Это же вопрос выбора — нет — не только судьбы?  — Возможно. Но он еще и алкоголик, — Рейегар сунул руки в карманы — может, так отстанет от своего пальца?  — И это так. Но, я думаю, алкоголизм — это вечная хроника, с которой можно временно слезть — опять же, по выбору — и опять увязнуть. Если обстоятельства располагают. Если почва из-под ног выбита. Если становиться лучше незачем, тогда все, что остаётся — быть хуже — всем назло. Я поэтому и говорю — дурень. Ведь это классно льет воду на твою мельницу — теории сходятся! Нельзя отдавать девочку злому, уродливому, пропитанному алкоголем чудищу!  — Я рад, что ты понимаешь. Только слегка утрируешь.  — Я все понимаю. Но вот согласиться с таким раскладом не могу, — Арья остановилась и уставилась на дядю — в упор. Тот стоял в тени — глаз не видно, но почему-то ей казалось, что взгляд его не столько рассерженный, сколько тоскливый и потерянный — как у столетнего старика в маразме. — Поэтому и действую. И, если понадобится — продолжу. Без оправданий и без предупреждений. Тут я пока ни при чем — они сами должны разобраться. Теперь уже — как пить дать. Но, если они разберутся, боюсь, ты останешься не у дел. И ты рискуешь потерять — ну, не свою, но нашу часть семьи. Потому что мы встанем на сторону Сансы. Она у меня вечная заноза в заднице — нытик, недотрога и принцесска. Но она наша — часть стаи. Если она взяла себе в партнеры Пса — ну что ж, это ее выбор, хоть и дурной. Мы ей его даем. Я, Бран, Рикон. Понадобится — будем стоять стеной. Она не должна быть одна. Никто не должен. А вот потворствовать тебе мы не обязаны. Ты же не наш муж. Не наш отец. И дом у нас в другом месте. Я впервые почувствовала себя тут чужой. Ты все беспокоился — хороший ли ты отец семейства. Для своих — да. Но не для нас. Потому что, врезав по Сансе, ты задел всех нас. А нам этого не надо — и так год тот еще. Хватит с нас уже. Мы все на одной нитке висим, все связаны, намертво. Так что, не трогай ее больше. И его не трогай.  — Ты опять угрожаешь? — Дядя потер узкой рукой висок. «Неужели голова заболела?» — подумалось Арье.  — Нет. Но, знаешь — Лианна ведь тоже из нашей стаи. Ты уверен, что если эта игра затеется по серьезному — она выберет тебя?  — Она уже один раз выбрала — меня! — Арья в душе посмеялась, как распетушился приближающийся к полтиннику дядя. Клиган со своим пафосом бы позавидовал.  — Тогда у нее было меньше выбора. И опыта тоже. А теперь — я бы не поставила на это все. Вот нет. Я не уверена, что тебе стоит рисковать. Просто не лезь в это дело. Это совет. Или предупреждение. Заместо того, что я тебе задолжала за консервный нож. Мне жаль, дядя, что ты порезался. И я рада, что у вас все хорошо — и что родилась Висенья! Я и впредь хочу, чтобы все было хорошо. У всех. И чтобы у всех была свобода.  — Свобода — это не всегда хорошо. Рано или поздно ты поймешь, — Рейегар внезапно успокоился: к нему опять вернулся его фирменный отсутствующий взгляд.  — Может быть. А может быть, и нет. Свою свободу я сама берегу. А у некоторых на это не хватает... уж не знаю, чего, вежливости, что ли. Или того, что они думают, что что-то кому-то должны. Вот и приходится за них. Но пусть она все же у них будет — раз уж ты забыл спросить, нужна ли она им, эта свобода. Ответа ты все равно уже не узнаешь. Или узнаешь, но предпочтешь игнорировать… Мы - дикие звери и любим наше личное пространство. Ты, может, не знал — но теперь ты знаешь. Так же, как я знаю — про Клигана. Вот и посмотрим, что выйдет из всего этого знания… Рейегар почти с ненавистью взглянул на племянницу. Арья пожала плечами. Взгляды ее не пугали. У дяди зазвонил телефон — судя по всему, на линии была Лианна. Похоже, их с дядей «серьезный разговор» был окончен. Арья подозвала Ним — вместе с ней примчались Луна и Солнце, — и, размахнувшись мешком с дерьмом, метко попала в маленькую урну, закрепленную на фонарном столбе, едва не задев плащ Рейегара, что стоял почти вплотную. Развернулась и пошла к дому — страшно хотелось есть, а ей еще ужин готовить… С тех пор Рейегар, надо отдать ему должное, разговоров больше не затевал — а с племянницей общался так же ровно, как и раньше. Ни неприязни, ни косых взглядов. Словно этого разговора и не было. Но Арья понимала — он помнит. И ей это было по душе. Особенно когда она глядела на теряющую последние остатки индивидуальности сестру — или когда вспоминала, как Пес смотрел на Сансину фотографию, прожигая ночь пламенем, которое он так не жаловал. Тогда ей было чуть менее тошно думать обо всей этой истории, и не так сильно хотелось кого-нибудь пнуть. По крайней мере, она что-то сделала. Ну, хоть попыталась. Иногда попытка — уже результат. Арья вздохнула и, доев последний кусок чизкейка, отставила тарелку. Дождь, вроде бы, перестал. Мимо двери, трогая стены руками — словно летучая мышь прошелестела — проплелся Рейегар и неуверенным шагом свернул к своей собственной спальне. Арья прислушалась — пустит ли его тетя в семейный храм, или он отправится на вечное орудие пыток для проштрафившихся мужиков — на диван в гостиной? Дверь едва слышно скрипнула — как она и думала. Любовь — все же странная штука. Она открыла шкаф и напялила кроссовки. Накинула легкую куртку и выскользнула в открытое окно — внизу очень удачно располагался навес над входом — лучше лестницы не придумаешь. Возможно, под шумок и мини-революцию Сансы ей тоже стоило выйти на поверхность и отвоевать право ходить куда и когда она хочет. Но, по-честному, Арье этого не хотелось. Ее свобода — свобода хранить собственные секреты. В этом доме, похоже, больше вони будет от правды. Или эта самая правда будет истолкована превратно. Ей, в общем-то, скрывать нечего — ни любви, ни других важных тайн у нее не было. Но даже то, что отличало ее от других, Арья предпочитала не трепать, где ни попадя. В конце концов, сказанное вслух чаще всего не сбывается. А в этом случае ей был важен результат — четыре струны она почти одолела. А все остальное — домыслы, все то, что осталось в предположениях — и обсуждать не стоило. Она приземлилась на влажный газон и припустила бегом — до ближайшей оживленной улицы. Там можно было поймать попутку…