Почем тут покупают счастье? За пенни, за пятак, за крест? Я прячусь за привычной мастью Смотрю окрест Выискивая взглядом полку Заветную, где пыль и тлен По плоти тростника. Без толку Тянусь с колен - Мое это - отдайте, черти, Оторванное от молитв! От памяти, от круговерти Любви и битв... - Тебе оно не по карману, детка По правилам - душа на кон! Таким она дается редко: Блюди закон Усерднее проси, прилежней У выхода не узнавай Казаться не пытайся прежней И не вставай. Рассохнется авось - так даром! Негодная - зато своя. И клетка к ней в подарок - парой Для воронья.
Санса II 1. К тому времени, когда Санса добралась до площади, уже почти совсем стемнело. Хорошо, что лавка превратилась в Ти-Март – он работал круглосуточно. Даже сквозь туман было видно, что пустырь был сильно облагорожен. Никаких луж – всея территория была выровнена и чисто выметена. Площадь окольцовывал теперь бордюр, засыпанный пахучими деревянными щепками, откуда выглядывали тусклыми пятнами краски разные цветы. Санса разглядела возле себя кустик бархатцев и усмехнулась. Вот и призраки начали выглядывать. Старые деревянные скамейки были заменены на пластиковые аккуратненькие бежевые с зеленой окантовкой лавочки. Возле каждой стояла большая урна. Вместо белого обшарпанного крытого сайдингом домика магазина теперь вдоль всей площади шло длинное, приземистое, с застекленным торцом, ярко освещенное здание Ти-марта, обвешанное большим аляповатыми картонками с промо-акциями. Супермаркет занимал всю территорию, на которой раньше располагалась дискотека. От ангара не осталось и следа. Самолет тоже исчез, как и сомнительные личности, что раньше все время отирались на площади. Сейчас у Ти-Марта (позади него, где раньше было заросшее полынью поле, теперь разлеглось гладенькое пространство заасфальтированной парковки) топтался какой-то пожилой мужик в залитом дождем пиджаке и старательно тыкал пальцами в телефон. Санса, в общем, была морально готова к такого рода переменам – Джон рассказал ей, что все началось после выборов мэра и прихода к власти в Гавани относительно молодой (пятьдесят — для политика не возраст) и очень энергичной дамы. Развитие города радикально поменяло направление и с бешеной скоростью рвануло в сторону благоустроенной банальности среднестатистического курортного оазиса. Даже часть дикого пляжа была отгорожена, вычищена и застроена кабинками для прохладительных напитков и общественными туалетами. Про это она прочла на каком-то сайте поборников экологии - как про пример вопиющего безобразия в обращении с дикой природой. К счастью, экологисты с не меньшим усердием взялись за борьбу против нового мэра, и им удалось отстоять большую часть песчаной дюны, тянущейся вдоль окраин города. Песчаные пляжи на побережье были переданы в руки одного из крупных природных охранных фондов – что означало их полную неприкосновенность. Для Сансы все эти процессы выглядели неизбежными сопровождающими прогресса, но все же теперь, когда она была на месте, не могла не заметить, что где-то глубоко внутри ей стало грустно и жалко того, прежнего, что было и чего уже никогда не вернуть. Да, Закатная Гавань из ее прошлого была уродлива, не ухожена, практически заброшена и доведена до состояния помойки - и все же она являлась частью ее молодости, как бы там ни было, и поэтому, как все, связанное с юными годами, вызывала щемящую ностальгию. Больше всего Сансе было жалко самолета. Она вспомнила, как ободрала себе живот, когда не то залезала, не то вылезала из кабины заброшенного кукурузника и подумала, что где-то еще сохранилась коробка, в которой лежали какие-то коллекции предметов, выцарапанные из тех безумных дней пятилетней давности. Был там и кусочек кожаной обивки кресла самолёта. Какая, в сущности, глупость была собирать всю эту белиберду! В эти коробки Санса не заглядывала сто лет – они так и остались валяться в доме на севере, запихнутые в бывшую комнату Робба, где у нее был склад вещей с пометкой «просмотреть и выбросить» Даже просматривать ей их не хотелось – но, надо полагать, там все осталось, как было – полным составом музейных экспонатов – за исключением нескольких рисунков и двух колец. Об этом Сансе вообще думать не хотелось. Она еще раз окинула взглядом площадь, отметив про себя, что из прежнего остались только старая шелковица в углу, теперь с аккуратно обрезанными ветками, и слегка подремонтированная, с новым желтым навесом, винная лавка. Точка, где сконцентрировались все ее призраки и скелеты - этакая шкатулка с сюрпризом. Идти туда не хотелось совсем – но это было нужно – для подведения итогов и избавления от очередной порции фобий. В конце концов, она должна старику виноделу некоторые извинения за свое некорректное поведение четыре года назад. Он видел ее из окна вместе с Джоном – а она даже не зашла поздороваться. А меж тем, хозяин лавки ничего плохого ей не сделал – он просто был частью истории, о которой ей не хотелось вспоминать. А если зайдет речь о его возможном бывшем работнике – ну что же – она давно научилась улыбаться и делать хорошую мину при плохой игре. Это всего лишь очередная маска – ей было не привыкать. 2. Санса еще раз утерла платком влажное лицо и направилась ко входу в Ти-Март. Прошла мимо мужика с телефоном — он нудным голосом что-то переспрашивал в трубку — похоже, проблема была в списке покупок. Его жена так громко орала на другом конце связи, что Санса могла слышать каждое слово. «Красное вино, а не белое! И не бери пикули с чесноком — с укропом! Почему ты всегда теряешь список, бестолочь? В следующий раз я буду писать прямо на тебе — на ладони или еще где-нибудь…» Санса улыбнулась. Вот она, семейная жизнь. Мужик поднял глаза и посмотрел на нее затравленным взглядом. Хорошо, в сущности, что она отказала Уилласу. При его увечье навряд ли он бы стал таскаться по ночам по магазинам под дождем — для этого существовало папино состояние, водители и слуги, в изобилии водившиеся в их светлом особняке на вершине холма в десяти милях от столицы. Сансе нравилось, что Уиллас, в отличие от Маргери и Лораса, жил со своей семьей в отчем доме — но ей не нравился ни дом, ни его семья. Кроме бабули Оленны, конечно. Но та как раз сидела дома редко, разъезжая по делам сына и проявляя недюжинную энергию для столь почтенного возраста — в прошлом году ей стукнуло восемьдесят семь. Санса была на дне рожденья — как раз только вернувшись с похорон Рейегара. Глядя на слегка постаревшую, но все такую же живую старушонку, она тогда размышляла об иронии судьбы и жестокости жизни — дядя не дожил и до пятидесяти, когда рак вцепился в его внутренности не на жизнь, а на смерть, а кто-то умудряется переживать мужей на десятилетия, идти вперед и не сдаваться, и даже умудряться находить в этой самой сволочной жизни какое-то удовольствие. Иногда Сансе казалось, что весь ее путь — это неровные скачки от похорон к похоронам: близкие, друзья, даже женихи. Возможно, вехами жизни и можно считать только похороны. Дни рожденья — вещь пустая и формальная — это все для детей. Свои она уже давно не праздновала, особенно учитывая, что даты смерти брата и матери тесно примкнули к дате ее появления на свет. После этого Санса еще не раз практически сходила на нет и потом с трудом восстанавливала хоть какое-то человеческое обличие. Так что себя она тоже похоронила — первый раз вместе с родственниками, и впоследствии еще пару раз — остаточными явлениями, пока от Сансы Старк — такой, какой она выехала из дома пять лет назад, провожаемая матерью — ничего не осталось, кроме внешней оболочки и цвета волос. Дверь в супермаркет с готовностью раскрылась, встречая ее светом и теплым воздухом, дующим откуда-то сверху. Входя внутрь, Санса подумала, что все ушедшее, возможно, и должно было умереть — из-за полной нежизнеспособности. Природа редко делает ошибки, а если делает — то имеет тенденцию их подправлять на ходу. Кто-то может сказать, что это жестоко, но Сансе все больше начинало казаться, что то, что людям кажется жестоким, в большинстве своем справедливо. Она взяла тележку и двинулась по рядам магазина, в поисках белья. Можно было спросить продавца на кассе, дремлющего над сотовым телефоном, но она предпочитала найти все сама. Если есть возможность обойтись без помощи — Санса всегда предпочитала сделать так. Этой привычке она следовала методично уже пятый год — и если поначалу получалось из рук вон плохо, потом это постепенно стало частью ее натуры. Ее собранного по кусочкам, логически продуманного образа. Если начинаешь с чистого листа - стоит начинать правильно и с того, как ты реально хочешь себя видеть. Санса была довольна проделанным результатом. Оставалось изжить некоторое количество неприятных задолженностей, которые были частью ее прежней жизни. Одна из таких, самая болезненная, сподвигла ее на приезд сюда. Через десять минут она уже стояла на кассе: в корзине было только то, в чем она нуждалась. Белье — ровного серого цвета — никаких цветочков и сердечек, зато высокого качества. Некоторое количество продуктов, среди которых превалировали салаты, фрукты, сыр и орехи — все это отлично сочеталось и насыщало не хуже мяса. Небольшая бутылка молока и бутылка воды с газом с цитрусовым вкусом. Упаковка зажигалок и набор свечей. В конце ее взгляд пал на лимонный пирог на стойке рядом с кассой — тут даже была своя выпечка. Санса постояла над ним с минуту, потом прошла дальше. Она редко ела сладкое и никогда его не покупала. Если она поменяла местонахождение, это не значит, что надо было отказываться от режима и привычек. В конце концов это не отпуск, что бы там ни говорил Джон. Это просто деловая поездка. Упихав все в пакеты и заплатив неожиданно проснувшемуся юнцу на кассе — нет, она не хочет ни лотерейных билетов, ни дисконтную карту — Санса пристроилась в уголке на столике возле входа аккуратно, без спешки укладывая мешки с продуктами в рюкзак. Из-за ее близости автоматическая дверь тут же начала хлопать, что, видимо сильно нервировало мальчика-продавца. Он смущенно, пряча взгляд, попросил ее отодвинуться от двери, потому что в магазин якобы заливался дождь. И это при том, что никакого дождя на улице давно уже не было — только туман и сырость! Санса без улыбки посмотрела в сторону кассы и спокойно ответила, что двигаться тут некуда, а пока вещи не будут убраны, на улицу она не выйдет. «Тем более, если там дождь, хотя его там нет…» — бросила она напоследок, надела свой потяжелевший рюкзак и вышла в ночь. 3. Теперь стоило решить, что предпринять дальше. В усадьбу? В лавку? Для начала Санса подошла к влажной, покрытой крупными, как виноградины, каплями воды скамейке. Кое-как вытерла ее рукавом, села на краешек, подтянув пониже куртку, закурила. Решения не было. Оно лежало на поверхности и зависело от нее — и все же, его не было. Не было оптимального выхода из ситуации. Уйти домой означало, по сути дела, бегство — очередной уход от проблемы. Тогда вся эта поездка имела мало смысла — Санса хотела закрыть открытые счета, даже самые мелкие. Понятно, что лишняя информация может довольно здорово ударить по нервам — но это было едва ли хуже того, что она могла себе сама напридумывать, если бы сейчас ушла домой. Завтра будет встреча с покупателем, дальше, возможно, у нее и не будет надобности здесь задерживаться. Что означало, что она уедет домой, так и не расшаркавшись перед стариком, который ей когда-то помог — а это было вопиющим свинством — а также не узнает… что ей там надо узнать? Ничего. Это все осталось позади. К старым людям Санса в последнее время испытывала большую симпатию, чем ко многим своим сверстникам — возможно, потому, что чаще всего они говорили то, что думали, и не хотели при этом тебя ни обмануть, ни перетащить на свою сторону; в общем, не преследовали вообще никаких — подспудных или открытых — корыстных целей. Просто говорили, просто общались, просто делились. Это ей импонировало. Именно поэтому поход или не поход в лавку теперь вызывал такие двойственные чувства. С одной стороны, сделать это было надо, — просто потому, что это было честно и правильно, с другой — она никак не могла дозировать информацию, что получит внутри. А это могло здорово сбить ее с толку. Однако, Санса больше не была впечатлительной девочкой-подростком, от любой чепухи впадающей в истерику. Она умела держать себя в руках. Умела стирать лишнее из головы — отбрасывать ненужную ей информацию, абстрагироваться. Это хорошее испытание. Как учебный бой. Значит, решено. Она докурила, аккуратно затушила сигарету в сетчатом поддоне, прикрывающем край урны — окурков тут почти не было, что было показательно: либо жители города больше стали следить за здоровьем, либо стыдятся плохих привычек и дымят дома. Санса поднялась, подтянула на спине лямки рюкзака и, не спеша, направилась к лавке, бросающей на влажный асфальт неяркое золотистое пятно. Если все пойдет хорошо, и хозяин лавки захочет с ней разговаривать, всегда можно будет приобрести пару бутылок вина: одну для Джона, одну для Змеек. Сарелла туманно намекала на то, что этот день рождения можно и отпраздновать — все же не каждый день исполняется двадцать один. Санса тогда от нее отмахнулась, а сейчас начинала думать, что, пожалуй, подруга и была права. Действительно, не каждый день. Иногда можно. По старой памяти, возможно, старик закроет один глаз на то, что до легального возраста осталась одна неделя — и продаст ей спиртное. Не ждать же ей тут только для того, чтобы купить две баклажки с вином? Ну, как пойдет. Санса дернула неподатливую деревянную разбухшую от дождя дверь и вошла внутрь.III
14 февраля 2017 г. в 18:30