Это было у моря

Вариант 2

Не надо отпевать меня, любить. нести Надрывно. Я теперь хожу сама Тебе бы слиться, спиться, справиться, спасти Терзаясь, вешаясь, сходя с ума С путей накатанных и ненавистных: Еда, поллюция, рассвет, мигрень Я мотылёк над лампой. Я не приз твой, Сгорю, как хочется, воронкой- в тень И в темя тебе, ангел, обоснуем Вот жизнь, вот койка, вот — дверной проем За ним, как раньше: осень ты — тебе весну я Всегда не вместе и опять вдвоем Утонем в темени, взлетаем в белом под простынью сырой в рассвет Ловлю строфу, с тобой я стала смелой Я пела, пепел превращая в свет.

1. Санса Она доехала до усадьбы, но идти туда Сансе совершенно не хотелось. Везде зависали эти окаянные воспоминания. А делать ей было совершенно нечего: как в этом треклятом доме, так и вообще в этом городишке. Скорее бы уж были готовы бумаги! Джон так и не позвонил. Значит, надо было достучаться до него самой и, возможно, заставить его приехать и заняться всей этой мурой самолично. Толку все равно, конечно, было мало — подписывать сам договор о купле-продаже придется ей. Но, возможно, легче было уехать домой сейчас и вернуться через две недели, или когда там выйдет, уже на самолете. Это имело смысл — уж лучше так, чем торчать тут и каждый день встречаться с этим ублюдком. В этой дыре куда ни иди, а все равно придется тащиться мимо его мерзкой лавчонки. Вот не будет этого. Санса решительно газанула и погнала Импалу на трассу. Поедет в город и там позавтракает, как человек: теплыми булочками, беконом и нормально сваренным кофе, а не этим растворимым пойлом. Не будет она сидеть и зализывать себе раны — да и нет никаких ран. Как говорила циничная Ним: лишь бы не порвалось. А с этим было все в порядке. В чем-в чем, а в габаритах, странным образом, они с этим уродом всегда совпадали. Это, впрочем, не имело значения. Закрытая книга, прочитанная история со смутным началом и бездарным концом. Хорошо, когда книги можно читать с последней страницы — тогда сразу поймешь, что и начинать не стоит. Этот том можно было сжечь в камине, как мусор. Мусор и есть. Санса со злости гнала так, что не сразу заметила позади полицейскую машину, по-видимому, мигающую ей. Копы редко стояли на трассе — в основном, околачивались на всяких скверных городских пересечениях: там чаще нарушали. Санса старалась следовать правилам, за одним-единственным исключением — соблюдение лимитов скорости. Тут она ничего не могла с собой поделать — это было выше нее. Пару раз ее уже штрафовали в столице и один раз — в Ключах, у тетки, на выезде из аэропорта. Сейчас Санса надеялась на бумажку с вычетом баллов за нарушение и скромный штраф, не больше полтинника. Она перестроилась в правый ряд и, съехав с основной полосы на добавочную, аварийную, остановилась. Внедорожник с мигалками обогнул Импалу и встал на обочине перед ней. Санса знала, что лучше не рыпаться и сидеть в машине. Тем более, могли возникнуть вопросы по поводу арбалета или — еще хуже — пистолетика в бардачке. Матерь всеблагая, пожалуйста, пусть это будет нарушение скорости! В ее открытое окно заглянула дама — блондинка в офицерской форме, которая топорщилась у нее на груди: то ли рубашка тесновата, то ли природа слишком щедро одарила суровую, не старше тридцати лет, служительницу закона. — Мэм? Ваши права, регистрационный талон и свидетельство о страховании автомобиля. Санса покорно полезла в бардачок — счастье, что пистолет лежит в том, что под локтем, за углублениями для стаканов. Нашла нужные бумаги и со вздохом протянула их тетке-полицейскому. — Мне жаль, офицер, я, кажется, слегка превысила скорость… Дама-коп спустила на кончик носа солнечные очки и весело, почти с издевкой поглядела на Сансу поверх темных стекол-авиаторов. — Слегка? Да неужели? От чего вы так удирали: от маньяков или от призраков прошлого? Камера слежения отметила девяносто два, и мой прибор это подтвердил. Вы превысили скорость на двадцать с лишним миль, юная леди! -Н-на сколько? — только и смогла пролепетать обескураженная Санса. Она так отвлеклась мыслями о том, как будет сидеть на солнышке и пить горячий кофе с горой взбитых сливок, заедая это великолепие свежеиспеченным рогаликом с маслом и джемом, в то время как треклятый ее насильник попрется пешком в свою тухлую лавочку, что забыла даже глянуть на спидометр. Так что коп, скорее всего, была в своем праве. Мерзкий Клиган! И чтобы у него еще год не стояло! Санса почти пожалела, что она не больна одной из тех болезней, о которых периодически шушукались Змейки: зато бы и его заразила! Хоть бы молочница была — чесаться тоже не сахар, особенно когда вынужден торчать на людях… Но нет — к этой поездке Санса бессознательно привела себя в порядок: сходила в парикмахерскую и на депиляцию, избавилась от неприятностей вроде этого кандидоза, и даже обновила ассортимент нижнего белья! Пока офицер что-то набивала на своем планшете, прислонив его к лобовому стеклу снаружи, Санса мрачно размышляла на тему: неужели же она искала этой встречи со своим бывшим? Не осознанно, но подспудно на что-то надеялась? На подобных мыслях Санса себя ни разу не ловила, но ее поступки говорили и выглядели чересчур подозрительно — как будто к первому свиданию готовилась. К первому долбаному изнасилованию! Женщина-коп меж тем закончила свое ковыряние в виртуальном пространстве и уже безо всякой улыбки протянула Сансе ее талон и страховку. Однако, права остались у полисвуман — она как раз прятала их в нагрудный, с трудом застегнувшийся карман. Санса растерянно и тупо смотрела, как офицерша недовольно, скосив глаза на собственную грудь (она опустила лицо так, что у нее сразу обнаружился двойной, если не тройной подбородок), сражается с тугой металлической пуговицей. Очки у полисменши от всех этих процедур съехали на шею. — Офицер, а…, а как же я буду ездить без прав? — Очень просто. Никак. Ваше водительское удостоверение изымается — пока на тридцать дней и до соответствующего расследования в административном суде, — офицер поправила очки, скрывая под ними ничего не выражающие светло-серые глаза, — Там и решится судьба ваших прав. С сегодняшним нарушением вы превысили лимит возможных набранных штрафных пунктов за последние два года. Увы, мисс Старк. Похоже, вы не совсем понимаете, что такое безопасное поведение на дороге. Я не исключаю, что суд обяжет вас к посещению соответствующих курсов, где вам все подробно объяснят. Но это уже не в моей компетенции. — А как же моя машина? Коп глянула на навороченные часы с толстущим кожаным тройным ремешком, плотно охватывающим обсыпанное веснушками запястье. — Я провожу вас до дома. По уму, надо было бы дождаться напарника, но время не позволяет. Вы живете на побережье? — Да, здесь рядом. — Ну, вот туда машину и отгоним. Но я вас предупреждаю — одна выходка, и автомобиль лишится регистрации и отправится на штрафную стоянку. — Я все поняла. Проблем не будет, обещаю. — Очень хорошо, мисс Старк. Трогайтесь потихоньку и езжайте на минимальной допустимой до ближайшего съезда. А дальше развернемся — и обратно, до вашего дома. Отрываться, разгоняться — не допускается. Вам все ясно? — Да. — Ну, отлично. Вперед тогда. Санса дождалась, пока коп доберется до своей тачки и заведет мотор. Когда та махнула ей рукой, Санса тихонько поехала к маячащему вдалеке рукаву съезда с трассы. Вот тебе и позавтракала, блин! А ведь ей надо было еще и в аптеку! Рисковать Санса не хотела — а на такие случаи всегда есть «таблетки на завтрашний день». Ага. У тех, кто может доехать до города. А ей остается теперь молиться Семерым, чтобы пронесло. Или прыгать со шкафа. Ну, не к Клигану же ей обращаться с этим вопросом! Он скажет, что она сама виновата — и отчасти будет прав. Никто ее в эту постель не тащил. Сама поперлась. Сама его совратила. Ну, и отвечать теперь придется самой. Не говоря уже о том, что Сансе совершенно не хотелось ставить треклятого экс в известность об этой петрушке с правами. Вот уж он вдоволь поглумится! Ну, нет. Про это она точно ему не скажет — слишком много ему удовольствий для одного дня! Но как невыносимо досадно! А ведь Обара ей как-то в шутку намекала, что она доиграется со своими необоснованными разгонами и любви к восьмерке с нулем на трассе. Надо будет срочно позвонить Джону. Но Санса уже отдавала себе отчет, что едва ли кузен сможет ей чем-то помочь. Разве что тачку перегонит в столицу. А ей придется теперь ножками ходить. От Ти-Марта до дома и обратно. Джон хотел, чтобы она гуляла — вот и будет гулять. Все равно без вариантов. 2. Они доехали до усадьбы, где недовольная Санса загнала тачку в гараж под бдительным оком офицера. Та проследила, как Санса закрыла гараж и ворота, потом выдала ей несколько бумаг по поводу изъятых прав, ее дальнейших перспектив и вдобавок — штраф на весьма солидную сумму, которую требовалось заплатить в течение этих самых треклятых тридцати дней, Иные их побери! Потом взяла у Сансы номер телефона — та подозревала, что это чистая формальность: ее номер наверняка был давно занесен в досье — и отбыла. Санса в бешенстве плюхнулась на собственное крыльцо и закурила. Что было делать — совершенно неясно. Позвонить Джону было объективно надо, но не хотелось. Так же как и набирать подругам. Джон начнет выпытывать, что именно произошло, и может докопаться до правды. А Змеек вообще хрен проведешь. Сарелла знает ее, как облупленную, да и не хотелось сейчас Сансе слушать ехидные комментарии на тему «девочки, что любит обгонять ветер», как обозвала ее Ним. Теперь разве что черепах обгонять, или там крабов. Мысль о крабах напомнила ей о том, что злополучный завтрак так и не состоялся. Санса встала, отпихнула ногой половик, у которого завернулся уголок, да так, что тот отлетел до самой стены веранды — он мешал ей отворить внешнюю, затянутую сеткой от комаров дверь. С трудом попадая ключом в скважину — руки не то чтобы тряслись, но словно ей не принадлежали — Санса отперла замок и вошла в дом. Двинулась на кухню. Аппетит, несмотря ни на что, и не думал пропадать. Голод так вгрызся в желудок, что, казалось, Санса слышит, как тот сам себя переваривает. Для начала она налила себе стакан молока и выдула его залпом — пить тоже хотелось до безобразия. «Вот, ты же, возможно, будущая мамочка — вот и пей теперь молоко, бездарь!» Когда она полезла в холодильник за сыром и маслом, снаружи раздался гудок. Ну, что еще там? Дама-коп забыла впендюрить ей порцию нравоучений? Санса наскоро запихала в рот кусок сыра и вышла на крыльцо. У дома стоял кабриолет образца шестидесятых, белый, как свежевыпавший снег, а в нем восседал довольный Гэйвен, в шелковой цветастой рубашке и нелепой шляпе-федоре, вроде тех, что носили старички, посещавшие частные курсы живописи при ее колледже. — Доброго вам утра, Санса! Не хотел являться без предупреждения, но вы к телефону не подходили. Санса вспомнила, что пока лежала в кровати Клигана и отходила от произошедшего, вроде слышала, как в куче ее белья в углу в кармане кофты пиликал телефон. Подходить она, конечно, не стала. День тянулся уже целую вечность, подумалось ей, — и все, что случается, не в ее пользу. Словно она сошла с колеи на каком-то шаге, и поэтому все теперь катится в тартарары. Это все Сандор. До того, как она пришла в его магазин, все шло замечательно. Не надо было ей туда заруливать — это она знала заранее. Подарочное вино оказалось смертельным ядом для всей ее жизни. Есть бездны, куда лучше не заглядывать. А то бездна начинает вглядываться в тебя. Вот она и начала… Санса вздохнула и, засунув руки в карманы брюк (тех самых, вчерашних — она так и не переоделась, а шустрый меценат, уж как пить дать, это заметил), спустилась еще на одну ступеньку. — Здравствуйте, Гэйвен! Извините, к телефону не успела подойти. Проспала. Здесь такой воздух! (Зачем она все это говорит? Она не нуждается в том, чтобы оправдываться. Не подошла — значит, была причина.) — Воздух тут и вправду чудесный. Располагает, кхм, к романтике, — Гэйвен лукаво на нее покосился и продолжил, — Поэтому я и выбрал это место для своего санатория. Старичкам нужно встряхнуться, помечтать… С этим вопросом я к вам и приехал. Мне бы хотелось привезти специалистов по реконструкции дома, чтобы они осмотрели помещение — что время терять, раз все на мази? Пусть начинают работать над проектом, верно ведь? Вы согласны нас потерпеть полчаса? — Хорошо. Только давайте завтра. Сегодня я не слишком хорошо себя чувствую — голова болит. Видимо, кислородное отравление — я же городское животное, — Санса виновато улыбнулась и потерла висок. — А мое присутствие вам нужно, кстати? — Я подозреваю, что даже мое им будет мешать, — засмеялся Гэйвен. — Они там все сами. Впрочем, как хотите. Можете присутствовать, можете даже бросить все на меня. Кстати, в городе открылась чудная выставка работ местной молодежи. Живопись, фотография. Вам, как профессионалу, будет интересно. Обязательно съездите и гляньте. Она бесплатная — в центре, в библиотеке. — Спасибо за совет! Непременно! (Разве что на твоем хваленом катере — или вплавь) А насчет осмотра — ну, давайте завтра в два, идет? — В два — отлично! Тогда до завтра! И не перебарщивайте с… мгм… кислородными ваннами. А то досадно проводить время в таком чудном месте и страдать от мигрени. Надеюсь, у вас все скоро пройдет! Привет! Он еще раз махнул Сансе пухлой ладонью с печаткой на мизинце. Перстень ему явно был мал, и плоть выпирала из-под металлического обода, как улитка из раковины. «Видимо, он ими слишком злоупотреблял», — хихикнула про себя Санса. Кабриолет фыркнул, подняв клубы пыли, и быстро (нет на него зловредной офицерши!) поехал в сторону Ти-Марта. Санса устало поплелась в дом. Дадут ей, наконец, позавтракать — пока не наступит время обеда? Она решила забрести в ванную, пока еще кто-нибудь не приперся. Желудок-то может и подождать, а вот мочевой пузырь вряд ли будет таким сговорчивым. Мимолетом взглянула в зеркало и забыла, зачем сюда пришла — настолько ее потрясло то, что она узрела. После спальни Клигана она себя еще не видела. Волосы с одной стороны стоят дыбом, с другой слиплись и висят сосульками (боги знают, от чего — даже думать не хотелось). На шее слева — чудовищный засос. Кофта сидит криво, из-под выреза, заляпанного вином, торчит лямка кружевного лифчика. Вдобавок ширинка была застегнута не до конца — она торопилась, когда уходила из дома в полях. Губы все потрескались и были неестественного, какого-то багрового цвета, с запекшимися по краям корочками. Это было странно. Насколько Санса помнила, они вчера не целовались. Видимо, это от вина. И в таком виде она предстала перед покупателем? Вот откуда взялись эти двусмысленные шутки по поводу романтики! Все остальное еще можно списать на что-то другое — спала, например, но блямба на шее была слишком красноречивым знаком. Она выглядела даже не как проститутка — а как самая последняя шалава, что обжималась с первым попавшимся забулдыгой под забором, в крапиве. Неудивительно, что она лишилась прав! Спасибо еще, что тест на алкоголь делать не стали… Санса закончила с унитазом и скорбно полезла мыться. С души и с тела не убрать — ну, хоть внешне пригладиться. Проторчав под душем с полчаса, со злостью разодрав спутанные мокрые волосы и заплетя их в косу, Санса оделась в чистое, наделала себе вреднющих бутербродов и тут же их и съела. Выпила кофе — тот самый, гнусный, растворимый, от которого ей почему-то тут же захотелось спать. Она кое-как дотащилась до спальни, не раздеваясь, залезла под одеяло и через минуту уснула. 3. Сандор. Рабочий день подходил к концу — в принципе, уже можно было закрываться. Постоянные клиенты уже его посетили — а из новых приперлась лишь какая-то дурацкая парочка длинноволосых парней: то ли друзья, то ли — думать об этом не хотелось. Они купили бутылку белого и бутылку игристого и еще долго изучали все в лавке — от декоративной бочки до него самого. К этому Сандор давно привык — с такой-то рожей, да за прилавком — еще бы. Обычно в магазине дежурил мальчик из городских — молодой, но из прытких. Но сейчас у него были каникулы: школьник уехал в какой-то летний лагерь, не то жуков копать, не то мяч гонять. Вот и приходилось соответствовать. Сандор предпочёл бы сидеть на посадках и следить за обработкой ягод — тут была вечная проблема сырости, плесени и всевозможных малоуничтожаемых грибков, что вполне способны были сожрать весь годовой урожай. Но нормальных кандидатур на роль продавца, особенно учитывая курортный сезон, просто не было — разве что Джейлу взять. Она была обходительна и любезна, и порой отлично (превосходя хозяина) его заменяла, но ее положение не давало девчонке работать в полную силу — то голова кружится, то тошнит — в общем, тоже не дело. Сандор искренне считал, что женщине в положении надо сидеть дома и отдыхать, подальше от всего, в особенности от мужей. Весь процесс будущего материнства для него был невообразимым, и потому оценивать реальную работоспособность беременной он не брался, а тяжесть того, что взваливала на себя Джейла, отдавал ей на откуп, полагая, что, наверное, у нее хватит мозгов не вредить себе и будущему младенцу. Впрочем, в ее способности здраво судить он тоже временами сомневался, глядя, как девчонка лезет на подоконник с тряпкой и аммиаком для протирания окна или носится, как тайфун, с каким-то тряпками, которые, по ее мнению, нужно было срочно постирать, заменить или выбросить — вроде пыльной клетчатой скатерки на той самой декоративной бочке, что так приглянулась фрикам из города. Джейла напоминала Сандору распушившуюся курицу, в которой проснулась неожиданная мания вить гнездо — везде, где угодно, из всего, что попадется под клюв. Это очень утомляло. Вообще, рыжая дочка его старой подзаборной знакомой — местная-разместная, бывшая фанатка Джоффри — порой раздражала Сандора именно тем фактом, что она стала отчасти очевидицей их с Пташкой истории, была в курсе всех слухов и сплетен, что, хоть и вяло, но продолжали ползти по Закатной Гавани. Девчонка с интересом наблюдала за развитием их отношений и сейчас тоже. «Словно сериал смотрит», — сердито думал он, когда встречал ее лукавый взгляд или слышал вопрос: — «Сэр, вы опять гулять? К морю?» Да, блин, к морю. Ходил по берегу и пил соленую воду — и уже помешался. Неужели не видно? Вот Пташка — та уж точно не в себе — и никакой морской воды не надо. Сегодня после обеда его посетила одна из его старых клиенток, Делия — полицейский и по совместительству жена полицейского Делла, что звучало, как анекдот, если бы не одна особенность — парень уже давно разъезжал в инвалидной коляске. Делия заходила к нему пару раз в неделю и покупала своему бородачу красное вино — якобы для укрепления чего-то там — Сандор подозревал, что, по большей части, ее собственного боевого духа. И несладкая у тетки была жизнь — это тебе не Джейла и даже не Пташка. Тут и вино обоснуешь. Делия поведала ему интереснейшую историю про девушку-торпеду, которую она сегодня отловила на трассе. По словам Делии, это была «столичная фиглярка», и ехала она за девяносто. Фамилий она не называла. Насколько Сандору было известно, это и не приветствовалось — существовала какая-то форма прайваси и у полицейских тоже. Понятно было, что рассказывает ему Делия это все не случайно — ну кто же в Гавани еще не знал про великую историю любви Пса и Пташки? Иногда это сильно напрягало, особенно ввиду того, что произошло вчера. Хорошо, что Санса держала язык за зубами — при ее темпераменте могла и бы и выложить тетке-полицейскому, что ее принудили к сексу. С другой стороны, учитывая обстоятельства, выкладывать эту историю ей было невыгодно — себе уж точно дороже. История с изнасилованиями вообще всегда была себе дороже для женщин — легче смолчать, лишь бы не позориться. Это была одна из прекрасных отличительных черт этого ублюдочного мира. Сандор вспомнил про Ленор, про всех барышень Джоффри — и ужаснулся мысли о том, что теперь примкнул к тому же лагерю. Рыцарь, блин, сорванного покрова. Была Пташка да сплыла. И кто его дергал за язык с этими обличительными фразами? И за другие места тоже… Кто ее знает, что она там пережила, в этой своей столице — что сделало ее такой? Колючей. Нетерпимой. Пугливой и при этом прячущейся за напускной наглостью, как за занавеской — а ткань прозрачная и просвечивает — а за ней все та же Пташка, как какой-то куплет или молитву (где-то встречал нужное слово, но не помнил точно, про что шла речь) твердящая «это всего лишь… ». Все лишь жизнь. Всего лишь любовь. Всего лишь смерть. Смерть последних надежд — на него? Сандор вздохнул и уставился в окно. Так и мотается, змея. Уже третий раз — туда-обратно. Дойдет до площади, постоит с минуту — и назад, шлепая по дороге. И что ей приспичило? Неужели опять жаждет пообщаться? Старый боров Гэйвен, заезжавший за своим любимым белым — вероятно, чтобы запивать обожаемых им слизняков, бросил, что «мисс Старк явно нездорова — вот уж непонятно, почему на молодую красивую особу так дурно действует морской климат» — и уставился, как допросчик, на Клигана, словно ждал от него, как минимум, добровольной исповеди и признания во всех грехах. Сандора он явно не любил и частенько вздыхал по «старым добрым временам» — что он имел в виду, одни Иные знают — но зато любил пожрать и выпить, что было по нему заметно. И за вином заезжал регулярно, периодически осведомляясь, не продается ли Венделловская лавка — на что Сандор неизменно отвечал отрицательно и спроваживал торгаша с его баклажками — тот ему тоже был мало симпатичен. Особенно это стало ощущаться, когда он узнал, что пузан покупает Бейлишеву усадьбу. Ну, в каком-то смысле Сандор должен был быть ему благодарен — не случись этой сделки, Пташка бы вряд ли сюда наведалась. Вот именно — не наведалась бы, не напилась, не навязалась бы, и не случилось бы этой паскудной ночи. Так что благодарен вдвойне: и за Пташку, и за новости. Как будто они сегодня все специально сговорились — ходить сюда, как на паломничество: приложиться к священной бутылке и поведать истину, как на духу! Именно сегодня им должно было приспичить! Ну да — суббота. Все отдыхают… все пьют — а у него уже похмелье. Он давно отучил себя от мысли, что если тошно, то надо бухнуть. Это даже была не привычка, а почти условный рефлекс. Лишняя мысль, неприятный чужой взгляд — дополнительный глоток из бутылки. Простая компенсация мерзости этого мира. Теперь компенсировать было нечем. Сигареты справлялись с этим плохо, скорее нагнетая мысли, а не уводя их в темноту. И все же это было лучше, чем ничего. Одна сигарета — и стакан эля. Где-то там, в задних комнатах имелась кружка старика Корвена. Ага. Пузатая хрень с отколотой ручкой и надписью — «Тронь меня — дам в глаз». Можно было сходить за ней. Закрыть жалюзи, запереть их замком. И просто сесть в темноте и выпить эту долбаную пинту темного пива, и забыть ее утренний взгляд. И ночной тоже. Сделать вид, что он не видел, как она шляется мимо площади. Зачем? На кой хрен ей теперь сюда ходить — словно во всей Гавани не нашлось более подходящего места для ее моциона! Море там, волны, всякая романтическая дурь… Сандор затянулся — огонь почти дошел до фильтра. Подумал, что не будет срываться из-за какой-то там взбалмошной дурехи, которой неохота лежать на пляже жопой кверху, а приспичило сегодня помотаться по дороге. Потом ему пришло на ум, что, не отними у нее Делия права, девчонка поехала бы куда-нибудь в город — в кафе, или там в театр. Ну, куда-нибудь, где обычно развлекаются пташки вроде нее. Холодные маленькие мерзавки в красивых одеждах. Он выглянул в окно. Сейчас-то вон какая вся из себя спортивная: в обтягивающих джинсах и белой майке, пылит кроссовками по дороге, словно ей тут самое место. А это вовсе не так. Сандор подумал, что все это было странно — что-то, как всегда, от него ускользало. Она ни разу не вышла на берег. Не пришла со стороны моря — хотя тут был прямой проход с мыса у гостиницы. Она просто моталась по дороге — или до инцидента с правами носилась на своей серой пулеобразной тачке. Цеплялась — за видимую надежность цивилизации, за грязные границы, проведённые обочинами и вымеренные чужими стопами. Что-то в этом всем было непташечье. Ну, она сама все время твердит, что больше не Пташка. Недопташка. Полуцыпленок-полусерсея. Он отошёл от окна, присел на прилавок. Мысли все так же крутились в голове — «Я сюда не для прогулок приехала…» Тогда зачем? Какой во всем этом был смысл? Сандор вспомнил, как далекие пять лет назад она носилась колбасой по округе и собирала какие-то дары природы — то ли на память, то ли авансом за непрожитое. А теперь только дорога. Назад и вперёд. Чего она так старательно избегала? У всех в мире были свои страхи — чем больше Клиган жил на свете, тем больше убеждался, что именно они во многих случаях диктуют поведение и подспудно ограничивают движение вперед, перекрывая направления, вгрызаясь в плечи непомерной тяжестью или лимитируя общее восприятие картины вокруг. Так было и с ним самим — пока он не дополз до своего персонального шкафа с призраками, не открыл дверцу, чтобы обнаружить, что там ничего нет, кроме пыли времен. Серсея опасалась одиночества — до одури, до плохо скрываемого безумия, цепляясь за детей, за дела и ненужные встречи с глупыми, несимпатичными людьми. Он сам бегал много лет от теней прошлого, затаившихся в овраге, в далёком городке, который стал для него концентрацией всей тьмы мира, живым пеклом на земле. Прятался от запахов, звуков и жестов, напоминающих ему врезавшиеся в память моменты, которые он не смог предотвратить. Джоффри боялся всего — не нужный никому, кроме медленно теряющей рассудок матери — поэтому изобрел себе собственный мир, где игра шла по его собственным правилам. Роберт запирался в доме и страшился свободы — она была ему без надобности, и он не хотел лишний раз вспоминать, что есть мир, где люди еще ценят этот пустяк. Страхи, побеги, ошибки. Если допустить, что Пташка зациклилась на своем последнем дне, проведенном тут четыре с лишним года назад — или на своих финальных шагах в сторону новой жизни — то можно было предположить, что все в Гавани стало ей ненавистно — как напоминание. Ее собственный персональный овраг. Правда, это никак не вязалось с ее нынешним образом — этакой циничной оторвы, которой на все плевать. Постороннему это показалось бы так — но не Сандору. И не после Серсеи. Даже тогда — пять лет назад, он думал, что из Пташки может получиться клон его бывшей хозяйки, выйди она замуж за Джоффри и проживи какое-то количество лет в соответствующей компании и с вытекающими из этого образа жизни проблемами. От судьбы, как видно, не уйдешь. Джоффри, не Джоффри — а клетка все равно захлопнулась. Это стоило выяснить. Если это так — не нужно ему стоять у окна и смотреть. Надо было гнать ее вперед — пинками, тычками, уговорами, шантажом. Так она перепрыгнет наконец нарисованные перед ней барьеры — и расстанется с этим окаянным городком, на этот раз навсегда. Уйдет в перспективу в подобии полета. Отставит его в покое. Станет невозвращенцем. Насколько это необходимо самой Пташке, Сандор боялся представить. Но это было невыносимо нужно ему самому. Едва ли он сможет от нее отделаться, если она так и будет мотаться тут под окнами, как стрелка, вечно указывающая на него и постоянно стремящаяся проскочить мимо неминуемым движением времени. Надо было гнать ее в шею, пока она не повисла на его собственной — мертвым неоплаченным грузом. Неужели ему опять предстояла миссия спасения? «Убережем Пташку от призраков прошлого, ага», — сказал самый главный призрак, потирая руки. Сандор встал с прилавка и направился к выходу, по дороге вырубив верхний свет. Чтобы вернуться, ему достаточно фонаря на крыльце. Если вообще понадобится возвращаться. После всего, после самого непотребного свинства, самых гнусных возможных жестов, он все еще надеялся — сам не зная, на что.