Душеедка

4. Я был путником, знающим тайну путей. Я был ветром, познавшим секреты дорог. Я был морем и небом, и множество дней Путешествовал миром. Но я не смог… Возвратиться домой, где теплеет очаг, Где встречают с улыбкой, где смех и вино. Пепелище от дома, и правит им мрак. И могилки за лесом… Я понял одно… Если ты очагом дорожишь и женой, Если счастлив ты, сидя в тени у огня, Свет улыбок детей всегда рядом с тобой – Не спеши покидать их. Но если тебя… Манят тайны дорог и бескрайность небес, Манускриптов секреты и древностей прах, Будь готов плыть морями, идти через лес. Будь к мозолям готов От меча на руках. И не спать, и не есть – лишь брести по пути Доедая краюху, что нищий подал. Без надежды, что время есть, чтобы спасти Жажду знаний и силы. Я их потерял. Старый песенник закашлялся, и девочка с рыжей косицей, сестренка Вырьки, подала ему кружку родниковой воды смочить горло. Собравшиеся в центре просторного трапезного зала селяне и заглянувшие к вечеру путники терпеливо ждали. Селяне сидели на лавках, парочки, получившие благословение хозяйки на свадьбу, сидели, сжав руки, друг с дружкой. Детвора разместилась на потертом ковре у ног песенника, подавая ему то воду, то румяный пирожок, и заглядывая в скрытые кустистыми бровями очи, чтобы послушать еще. Были тут и старосты с женами, Лесьяр и Громаш. Они вели тихую беседу за кубками с игристым вином, и до присутствующих доносились обрывки фраз про надои, дожди и запасы зерна. Кайлинэ, одетая в тяжелое черное платье в пол, казалась бледным призраком. Она сидела на ковре с детьми, у самого камина, где громко потрескивали щедро преданные пламени дрова. У нее на коленях лежала вышивка, в проворных пальцах поблескивала иголочка, но вышивка с начала вечера не продвинулась и на стежок. Гостей было трое, они прибыли к замку едва начало смеркаться, все вместе, хотя путешествовали явно врозь. На двоих мужчинах были торговые медальоны, говорившие остальным, что перед ними – зажиточные купцы. Они ехали в Гладу, через Ул и Скаю, в надежде заключить договора на поставку товаров с гномами, живущими в горном массиве Глады. Мужчины выглядели уставшими и потными, даром, что им выделили комнатку для слуг, где стояла бочка с натасканной и подогретой водой. После теплого и сухого Ула высокая влажность Скаи была многим непривычна, и, если селяне одевались в рубахи да легкие сарафаны, а детвора могла вообще бегать в одних панталонах, то приезжие не торопились снимать дорогие расшитые хламиды, маркие светлые рубахи да тяжелые походные сапоги. В отличии от второго путешественника, которым и оказался старый песенник, с благодарностью принявший приглашение заночевать в одном из домов, и пополнить заплечную сумку продуктами за одно выступление. На вид старцу было под сотню, даже странно, как он умудрялся передвигаться и скакать по дорогам, не рассыпаясь. Щуплый, замотанный с пыльные тряпки, которые не снял, даже когда тетушка Петра предложила их простирнуть или заменить на чистые и добротные вещи своего утопшего мужа. - Дядя, дядя, а вы знаете песню про Леду, дочку пекаря?- спросила румяная и полногрудая Ладушка. – Лишь пару строк и успела записать, когда пришлый песенник пел. Купцы переглянулись, оценив вопрос по-своему. -Да вы еще и грамоте обучены? -А у нас все обучаются, - рыжекосая малышка привлекла к себе внимание ответом. – Все-все. -А хозяйка знает, что селян грамоте обучают? – уточнил один.- Не гневается? -Так Кайлинэ и учит! – сдала хозяйку замка девочка. – Даже нищих, что милостынку просили подать. Мой тятя такой был, без ноги возвратился с похода, и осел тут. Дядя, - она подергала второго торговца за край хламиды, - а почему говорят «осел тут»? У нас же нет осла, только старенький мерин, на котором Виська воду в поле возит. Громаш закашлялся, пряча смех, а пышная матушка подхватила ребенка на руки. -Ой, егоза, ох, балаболка. Посиди хоть минутку в тишине, послушай умных, может, сама наберешься. Песенник повернулся к Ладушке, попросив ее напеть начало про дочь пекаря, и вот уже зал заполнил красивый молодой голос девушки, постукивающей ножкой по полу в такт: Нет лучше девицы, чем пекаря дочь. Нет краше, смешливей и ладней. Но все деревенские парни… Песенник допел «со страхом уносятся прочь», продолжая уже своим голосом историю о красивой девице, руки у которой не лежали к домашнему хозяйству настолько, что любое желание привлечь жениха своими талантами, его лишь отпугивало. Конец у песни был хороший, девушка все же вышла замуж за сына мельника, страшного лицом, но хозяйственного и доброго. Ладушка старательно выводила закорючки буковок на бересте угольком.