Душеедка

5. Гости еще шумели, наевшись пирогов с морсом, опрокинув чарки вина, и вспомнив, что песни можно петь и застольные, пока молодки укладывают детей спать на лавках в соседних комнатах. Я люблю такие вечера – когда шумно до ночи, весело от компании и выпитого, тепло от потрескивающих поленьев. Потому и оставляю гостевые комнаты для тех, кто решит задержаться на ночь. Чаще народ расходится по домам, но бывают и те, кто остается, особенно, если закончат под утро. Мне они не мешали, сплю я чутко, но странно как-то – от песен и плясок не проснусь, а от лихого замысла, подозрительно скрипнувшей половицы – вскакиваю тут же, без следа сна. Еще и охранка какая может сработать – я их в свое время раскидала по темным нишам, да в подпол попрятала. Хорошие охранки, их еще Илла готовила. Ох, Илла…Как мне не хватает серебра твоих глаз и золота волос! Как я пропускала прядки сквозь пальцы, пока ты спала на соседней подушке! Илла, Илла…Чаротворица любимая. Я спустилась в подземелье, пройдя комнату с монетами и личными вещами, открыла дверцу в длинный темный коридор, в конце которого был скрытый зал – будь на моем месте кто-другой – и коридора не увидит. Здесь располагался бассейн с плещущейся от невидимого ветра водицей, черной, как смоль. Бортики его отливали застывшей янтарной смолой. Дивное место, хоть и темное – оно приняло меня, позвало в беспокойном сне, обещая отсрочить неизбежную мою гибель. Вот, пока жива. Хоть и нет больше моих черных кос, что так нравились Сайрану, нет синих озер глаз, которые любил Мазавир. Я поблекла – сказала бы Илла. Я не жалуюсь, нет. Крупицы моего светлого дара давно канули в Лету, оставив место лишь для темной сущности, что завладела мною в нашем последнем походе. Тихий шум звякнувшей цепи привлек мое внимание. Надо же, еще живы! Эти двое воров, решивших сменить профессию, выбрали для себя наемничество и грабеж. Убивали и грабили вместе с подобными им отбросами. Насиловали, вымогали. Из их шайки остались только эти, да и то ненадолго. Увидев, что я подошла ближе, один из мужчин задергался, его лицо побелело. -Т-тварь! Второй даже не поднял головы, уже поняв, что на спасение или жалость надеяться не стоило. Он угасал быстрее. К нему я и приблизилась, чтобы забрать последние крохи, пока он еще жив. Постаралась не морщиться от запаха, приникая к побелевшим холодным губам. Это уже не больно – наверняка для него это будет легкий конец, ну и пусть. Глубокий вдох с моей стороны, и голод начинает насыщаться. Это, конечно, не сделает меня сытой, но даст отсрочку перед поглощением второго – и время для поиска новых лиходеев. Когда я отхожу, цепи падают на пол, не оставив ни следа от жертвы. Ни пылиночки, ни волоска – после пира душеедов целые города становились пустыми, и про них начинали слагать страшные баи, чтобы пугать девиц и юношей на ночь. «…И пришли путники в город, а там и нет ни души. Зверье сбежало или подохло от голода, крынки с молоком поскисали и высохли, будто хозяйка отошла на минку. Да не вернулася. Никто не вернулся…». Правда потом всех душеедов уничтожили. Светом истово верующих клириков, готовых выжечь свой дар и душу, лишь бы уничтожить столь великое зло. Оставшийся мужчина снова дернулся. Мне не было его жаль, как и он бы не пожалел меня при встрече в переулке. - Живи пока. Отмахнувшись от горящего ненавистью взгляда, я с тоской подумала о том, как бы любимые смотрели на меня на его месте? Глупая мысль, Кайлинэ, глупая. Успокоившаяся зеркальная гладь черных вод показала мне все то же бледное отражение – девчонка с длинной косой, скидывающая платье, чтобы на миг приникнув к янтарному бортику, погрузиться в черные воды с головой. В воде было спокойно. Не нужно дышать или думать, теплый мрак окутывает, как в детстве одеяло, и все заботы отступают. Но и долго оставаться так тоже нельзя, потому что тогда голодная тварь, занявшая внутри меня место, начинает проявляться в физическом плане, бесформенной черной кляксой следуя за моей спиной, отращивая себе клыки и когти. Мне она не навредит – иначе попортит свою же шкурку, но вот другим, невинным… А этого уже я не могла допустить. Вынырнула, спешно обтираясь полотенцем – ни одной темной капельки на мне не задержалось – но волосы сменили цвет, кожа потемнела до неузнаваемости. Натянула платье, поправив рукава и не зашнуровывая корсет, поспешила в свои комнаты.