Душеедка

10. Богатство бывшего травника поражало и радовало глаз. Редкие ингридиенты, которые просто невозможно отыскать на рынке, а только ходить за ними по лесам, в полнолуние, по болотам и кочкам. Сузу лишь за месяц пересмотрел их, скрипя сердцем выкинул те, которые были непригодными. Что же заставило травника, имеющего запасы даже на случай смертельного одра, покинуть сей грешный мир? Или кто? С улицы раздался знакомый смех. Илла. Раньше ее звали Саникой, но имя то уже дымкой подернулось – явно душеедка постаралась. Ох, благо, что у него самого память осталась. Не обрывками, а целиком – хоть и казалось нынче, что не с ним то происходило. Неужто Илла так быстро пришла в себя, позабыв не только их общее прошлое, но и недолгое, слава богам, рабство? Или и эти воспоминания у нее отобрала душеедка? Берясь за задание, кто из них мог подумать, что бравого воина спящим полоснут по горлу? Что кинувшаяся спасать его девица – сама окажется в лапах работорговцев? Их наниматель вряд ли мог предугадать такой поворот событий, скорее надеялся на их удачу да умения, чтобы пробраться в Скаю да разузнать, разнюхать истину. Помешивая в ступке лепестки живицы, Сузу думал. Их наниматель сам когда-то наемничал, знал подводные камни ремесла. И его заказ не был сложным – пойти, разведать, доложить. Кто мог подумать, что и правда… Душееды считались вымершими давным-давно, о них лишь летописи да баи остались. А тут – живет себе, радуется, да еще и доброй славой пользуется. Кем питается? Да уж точно не селянами! Те на хозяйку свою молиться готовы, да землю целовать, по которой эта нечисть ходит. Не знают, ох, не знают они, кого пригрели! И милая его, что раньше лекарством занималась, да его самого учила, не помнит ничегошеньки. Эх, будь какая травица чудодейственная для памяти ее… Но нет. Слава богам, что живой осталась. Пусть не с ним, но – на виду. Счастлива – ему и хватит. На улице снова раздался смех, и через несколько минут в башню поднялась девушка, гонясь за котенышем. Тот – маленький и любопытный – пробрался к Сузу, обнюхивая его ботинок, вскарабкался по штанине. -Иди ко мне, мелкий, - Илла, одетая в платье, как важная дама, протянула к нему руки, аккуратно отцепляя коготки. – Простите, сударь, что потревожила. Это Тобиас, - она указала на котеныша. Запоздало присела, как будто равного приветствовала. – Мне его Кайлинэ отдала, когда он в нашу спальню пробрался. Не сиделось, видать, возле мамки на кухне. Любопытный. Девушка села на стул, не прекращая почесывать ушко звереныша. Сузу молчал. Что может сказать калека, которому до конца дней своих и слова не вымолвить? -А Кайлинэ за книги села. Обещала заклинание поискать, чтобы возвратить мне память. Мужчина недоверчиво посмотрел на девушку. -Да, - Илла кивнула, - Я ей ответила, что мне и так хорошо, она же рядом! А Кай – что не сможет мне спину доверить, пока я не вспомню и не приму решения самостоятельно. А то вдруг у меня муж или дитя малое, вдруг батюшка с матушкой слезы льют… Сузу тихо присвистнул. Душеедка оказалась куда человечнее, чем он мог ожидать. Но что она сделает, когда узнает, что никого у Иллы не было – ни родителей, ни мужа с детьми. Никого, кроме него. Что Кайлинэ сделает с Иллой, когда узнает? Что сделает с ним? Отпустит на волю, пожелав счастья? Ох, вряд ли… -Ты не думай, - девушка вздохнула, отпуская котеныша на пол. – Кайлинэ хорошая. Только тоскливо ей, говорит – сама бы память потерять желала, да не может. Сузу пожал плечами. В легендах говорилось, что став однажды душеедом – назад не воротишься. И разум человека мгновенно угасает, и на месте вчерашней сестрицы уже голодный пожиратель жизни, который не смотрит – дитя перед ним кровное или кто посторонний. Как же Кайлинэ еще ходит, дышит, улыбается? Как не забыла, что селяне ее – не пища? А лихие?... Да кому жалко убийцу или насильника? То-то… -Вот вы где! – Голос Кайлинэ. Сузу едва ступку не выронил, а Илла лишь заулыбалась, будто радостное что увидела. -Сестрица, ты нашла? – Илла сама подскочила к хозяйке замка, в глаза заглянула, прижалась губками алыми к губам Кайлинэ, не смущаясь наблюдателя. -Нашла, сладкая моя. И травки должны быть, и порошки нужные. Ждать лишь от одного полнолуния – до второго, пока настоится. Вот, зашла к Сузу, чтобы узнать – приготовит ли? Мужчина кивнул – уверенно, быстро. Он приготовит зелье, если есть шанс, что вернется его До. Если же нет – так будет знать, что не осталось неиспробованного, что не бездействовал. Как же тоскливо смотреть на них, радостных. И не потому, что он зла желает, нет! Он и так многое повидал, над многим под лучиной вместо сна размышлял, придя к выводу, что не все зло - лихое. Ведь от Кайлинэ ни слова плохого не услышал, никаким тяжким делом она не нагружала – ни его, ни обитателей – все по силам да по плечу. Все на благо. Наверное, не зря селяне в ней души не чаяли, а они-то с ней не месяц живут, а уже как пара годков будет. А почему тоскливо стало? Да будто на чужое счастье заглядывается. На чужое, которое спало с ним на одной подушке, которое так наивно и трогательно о нем заботилось. А теперь смотрит в пытливые очи душеедки, да само к ней губы алые тянет, ласки ища.