***
Если бы Оуэн планировал этот разговор заранее, он бы в конце концов попросту не решился. Тянул бы, пока не вышли все сроки, постоянно откладывая на завтра, на послезавтра, на понедельник – и так до дурной бесконечности. Смутно надеялся бы, что однажды ситуация как-нибудь сама образуется. По мановению волшебной палочки, не иначе. У Кейса отлично получалось приказывать лишь тем, кто напрямую от него зависел и при этом не мог разглядеть за внешним лоском глубокую ущербность, слабость и уязвимость. Таких, что удивительно, всегда находилось довольно много. В компании Оуэн пользовался непререкаемым авторитетом: вымуштрованный персонал перечить ослепительному гению-плейбою-миллионеру не смел. Прямо от стеклянных дверей на цоколе за ним неотступно следовала маленькая свита из ассистентов, референтов и топ-менеджеров, готовых исполнить любой каприз, даже самый безумный. Выражение беспрекословной, тупой преданности на их лицах порой раздражало, но и льстило, конечно, не без этого. А потом тихий и незаметный Уолтер Мэбри оставался с ним один на один в роскошном кабинете - и король обращался пешкой. - Могу я выбраться в город? – как бы невзначай поинтересовался Кейс, когда на исход пошла пятая неделя затворничества. К середине апреля он начал считать дни. Пока не рисовал мелом палочки на голой стене, но только лишь потому, что не смог найти мела. Время в бункере тянулось невыносимо медленно, как в зачарованной петле, и с каждой потерянной впустую минутой грань безумия становилась все ближе. Оуэн пока еще мог осознавать абсурдность своего положения, но радости это ему, разумеется, не приносило: он был здесь пленником в гораздо большей степени, чем Таддеуш Брэдли - при том, что именно из его кармана была оплачена каждая банка треклятых пресных консервов и каждый паршивый латинос, подвязавшийся батрачить на Уолтера. - Боюсь, что нет, мой друг, - скорбно изогнув брови, покачал головой Мэбри, на несколько мгновений оторвавшись от созерцания сырого потолка. – Ты нужен мне здесь. - Зачем, черт побери? Длительное бездействие сказывалось на терпении Кейса не лучшим образом. Наемники бы, пожалуй, вовсе давно взбунтовались, но для них Уолтер занятия исправно находил. Едва лишь Оуэн научился более-менее отличать одно смуглое скуластое лицо от другого, как понял, что ребята в бункере периодически менялись: уходили группами примерно по полдюжины, а вместо них возвращались уже совсем другие люди. Общее число голов практически всегда оставалось стабильным, поэтому выходило, что аргентинцы как бы заключали контракт на определенный срок. От природы не будучи идиотом, в определенный момент Кейс, естественно, задумался о том неизвестном «третьем лице», которое снабжало их всем необходимым. Следом закономерно пришла мысль о ненадежности лесного убежища, ведь, вопреки словам Мэбри, о его расположении знали по меньшей мере два десятка местных, чья вахта в бункере уже закончилась. И еще кто-то. - Ждать осталось совсем недолго, - игнорируя вопрос, заметил Уолтер, опуская веки и растягивая губы в улыбке, мечтательной и жуткой. – Тянуть дольше они просто не смогут, так или иначе заявят о себе, пытаясь выманить нас отсюда. Брэдли нужен им, я в этом уверен. И я никогда не ошибаюсь. Исключено. - Ты о «Всадниках»? – после минутной паузы с нажимом уточнил Оуэн, немигающим взглядом очерчивая его профиль. - И о них тоже. Да. Положа руку на сердце, Кейс никогда по-настоящему не понимал, что творилось в этой гениальной и одновременно безумной голове, и отчасти мистическая власть Мэбри над его словами и поступками держалась именно на непонимании. На суеверном ужасе перед неизвестностью, который пронизывал их отношения насквозь, с каждым годом лишь нарастая. Теперь Оуэн отчетливо видел: Уолтер утратил ко «Всадникам» всякий интерес, сместил их с позиции основной цели в группу побочных, второстепенных задач. Это полностью шло вразрез с условиями их договора. И вразрез с логикой – ведь именно чертова пятерка фокусников де-факто лишила Мэбри всего и, вдобавок, отправила за решетку. - Я вижу, ты так и не понял, - словно прочитав мысли Кейса, Уолтер вдруг повернул голову, и на его бескровном лице мелькнуло нечто вроде сожаления. – Все думаешь, что стоит тратить время на простых солдат, когда есть возможность разобраться с главнокомандующим. «Всадники» - это только идея, - пожав плечами, Мэбри расцепил сложенные на груди руки и медленно приблизился, подошел почти вплотную, отчего их разница в росте стала еще более очевидной. – Как и любая идея, она будет жить, даже если расправиться с некоторыми ее носителями. До тех пор пока существует «Око», оно всегда может собрать новых «Всадников» - и история опять повторится. Нет-нет-нет, так не пойдет. - Ты мне обещал, - напомнил Оуэн, внутренне холодея. - Ты тоже много чего обещал, мой друг, - понизив голос почти до шепота, ласково пропел Уолтер, поглаживая его сведенные судорогой плечи. «Хотя за свою жизнь я много чего обещал, имея в виду совсем другое. Но что именно?» Мэбри мог позволить себе не думать о «Всадниках» - он их не боялся. - С меня довольно. Поначалу Кейс даже не узнал собственный голос – настолько неправдоподобным и жалким ему самому показался этот протест. Однако волна негодования, поднявшаяся из сокровенных глубин души, вопреки обыкновению, не утихла тут же, сменившись апатией и полным принятием чужой воли. Глядя куда-то вниз и вбок, бессознательно избегая прямого зрительного контакта, Оуэн повторил чуть громче и тверже: - С меня довольно. Хватит, - и качнулся назад, разрывая прикосновение. - О, вот как? – Мэбри отчего-то совершенно не выглядел удивленным, хотя это был едва ли не первый эпизод открытого несогласия за все время их знакомства. – Выходит, вы поговорили. Восхитительно! А я уже было решил, что Брэдли оставил эту идею. Его большие яркие глаза на мгновение будто вспыхнули. Тоже отступив на шаг, Уолтер слегка склонил голову на бок и уставился на собеседника со странной смесью восхищения и неприязни. У Кейса даже создалось впечатление, что оба этих чувства были направлены не на него, а на кого-то постороннего, словно Оуэн, являясь неодушевленным предметом, всего лишь воплощал в себе величие своего создателя. В этот момент он как никогда искренне желал бы отмотать время назад, вновь пережить день, когда приехал за Мэбри в Нью-Джерси. Ему ведь ничего не стоило развернуть машину, не доезжая до Форт Дикс, отпустить прошлое и попытаться начать все заново. Кейс много лет жил со страхом бок о бок - примирился бы как-нибудь и с новыми кошмарами. Он по-прежнему мог позволить себе хорошего психотерапевта. - Это зашло слишком далеко. Ты же вконец с катушек съехал! – сорвавшись на крик, Оуэн беспомощно взмахнул руками. – Мы сидим здесь полтора гребаных месяца в ожидании неизвестно чего! Наняли кучу охраны, чтобы стеречь одного никому не нужного старика… Слышишь? Не-нуж-но-го. Я обратился к тебе ради шоу. Ради уничтожения веры во «Всадников». Тебе удалось провернуть это в «Окте», и всего лишь нужно было закрепить успех! Уолтер слушал его молча, не двигаясь, не моргая и, кажется, даже не дыша. В душной комнатке словно стало на пару градусов холоднее, и в своей статичности и бледности он больше напоминал мраморную скульптуру, чем живого человека, но Кейс тем не менее продолжал кричать. Теперь он уже попросту не мог остановиться: напряжение, копившееся в нем не жалкие полтора месяца, а долгие годы, прорвалось наружу, вскрылось, как огромный карбункул. Слабое изначально и старательно подавляемое извне, оно, будто снежный ком, собиралось по крупинкам. Каждое не озвученное вовремя «нет» звенело в голове Оуэна, как маленький колокольчик. И так много было этих «нет», что в совокупности получался оглушительный гул, за которым он даже сам себя не слышал. И лишь когда Кейс в сердцах бросил, что уже через сутки будет в Асунсьоне [1] и черта с два его что-нибудь удержит в стенах этой прогнившей насквозь железобетонной землянки еще хоть на час, Уолтер вдруг с неожиданной силой толкнул его в грудь, разом выбив воздух из легких и оборвав тираду на полуслове. - Крыса бежит, - механическим голосом заключил он, в один шаг сокращая образовавшееся между ними расстояние и цепко хватая Оуэна за подбородок. – Снова. Как предсказуемо, в самом деле. Жесткие пальцы скользнули по короткой щетине, обвели контур нижней челюсти, с силой надавили на виски, вынуждая Кейса застыть в нелепом полусогнутом положении. Еще немного сблизив их лица, Мэбри произнес ему в самые губы нежно и почти влюбленно: - Да я тебя скорее убью, чем позволю предать меня сейчас. Оуэн смотрел на него и верил безоговорочно: убьет. Таков был бы самый закономерный финал их взаимоотношений, и, наверное, подсознательно Кейс давно это понял и даже принял. Уолтер принадлежал к тому типу людей, которые оскверняют все, к чему прикасаются, но с особым рвением – самое для себя дорогое, только лишь оттого, что не могут иначе. В своем роде, Мэбри был достоин жалости, хотя едва ли смирился бы с ней - болезненная гордость не позволяла. Привыкнув брать силой даже то, что готовы были отдать добровольно, он нашел в Оуэне, не умевшем отдавать в принципе, идеальный для себя противовес. И получив абсолютно все, однажды должен был задуматься о последней жертве. Это могло случиться много раньше, если бы Кейс, отчаявшись, не попытался избавиться от него, повлияв на совет директоров. Теперь, когда за плечами Уолтера было тайное правление в Макао, жестокое и беспощадное, и рядом не осталось никого, способного как-то изменить естественный ход вещей, Оуэн мог продолжать отсчитывать дни с полным осознанием близости развязки. Сильные руки плетьми висели вдоль тела, пока Мэбри целовал его грубо и властно. А когда, отпустив скулы, Уолтер ударил в солнечное сплетение, Кейс даже не дернулся – беззвучно сполз на грязный пол, вновь задохнувшись. - Я бы подарил тебе весь мир, - гулкое эхо, отражаясь от голых стен, придавало каждому слову веса и значимости. – Но ты такой урод, что даже этого не оценишь. Минуты сплетались в часы мучительно и тоскливо. Вчерашний пленник наблюдал за своими похитителями, посмеиваясь и качая головой.***
Снаружи дом выглядел пустым и давно заброшенным, хранил абсолютное безмолвие, слепо уставившись в ночь темными квадратными окнами. Стараясь как можно тише ступать по садовой дорожке из гравийного щебня, Дилан испытал неясное чувство тревоги. Не дойдя всего-навсего тридцать футов до передней двери, он, повинуясь какому-то безотчетному порыву, свернул на чахлый газон, обогнул дом с восточной стороны, пригибаясь, чтобы миновать окна, и добравшись до хода на кухню, замер, прижавшись спиной к стене и напряженно вслушиваясь. Отчаянно не хватало привычной тяжести оружия в руке, но Родс попросту не мог взять его на встречу с шефом Остин. Четверть часа спустя от тишины уже звенело в ушах. Маленькая кухня, некогда уютная и ухоженная, хранила множество призраков своих прошлых хозяев, но и только. Воображаемая группа захвата истаяла в воздухе, оставив после себя легкую слабость во всем теле и желание умыть лицо ледяной водой. По неосторожности задев бедром угол стола, Дилан поморщился и с усилием потер лоб ладонью, пытаясь окончательно избавиться от нервного возбуждения. Хотелось убедиться, что со «Всадниками» все в порядке и проспать беспробудно хотя бы пару недель. Гостиная, загроможденная ветхой мебелью, поначалу тоже показалась Родсу необитаемой. И потому, краем глаза заметив, как шевелится, выпрямляясь, на диване что-то темное и длинное, бесформенное, как чернильная клякса, он непроизвольно дернулся и резко отступил на шаг, хватая с тумбы первое, что попалось под руку, и выставляя перед собой в защитном жесте. - О, ты вернулся, - чуть севшим голосом заметил Дэнни, опустив на пол завернутые в плед ноги. – Отлично. Может, расскажешь, где тебя, черт возьми, носило весь день и почему нельзя было хотя бы преду… - он запнулся на полуслове, оглядывая Дилана с ног до головы; даже привыкнув к темноте, Атлас часто моргал и щурился; выражение его угловатого лица сменилось на искреннее удивление. – Что это с тобой? - Все в порядке, - на выдохе произнес Дилан, вновь расслабляя плечи и возвращая старую одежную щетку на плоскость тумбы. Слегка опустив голову, Дэнни поерзал на месте, сжал тонкими бледными пальцами шерстяную ткань на коленях и только после этого неуверенно кивнул, принимая ответ. Очевидно, до появления Родса он успел довольно крепко задремать – может, ждал его и решил так скоротать время, может, просто на ночлег здесь устроился, забраковав три маленькие спальни на втором этаже – но бодрость и ясность мышления обретал стремительно. - Мы можем поговорить? – полуутвердительно произнес он, резко вскидывая подбородок. Положа руку на сердце, Дилан не был готов с ним говорить – особенно теперь, в своем совершенно разбитом состоянии. Когда почти сутки назад они целовались в этой самой гостиной, Атлас ни о чем не стал его спрашивать. На какую-то долю секунды Родсу даже показалось, что он все понял: и про давнюю привязанность, тлевшую в груди за отсутствием возможности гореть, и про жертвенность, которую они понимали по-разному. Дэнни видел поступки за гранью здравого смысла, восхищался и боялся - Дилан же смотрел на вещи значительно проще. И потому, отстранившись в конце концов и услышав уже в дверях тихое «спасибо», даже почти не удивился. А ведь было чему. В который раз уже он подумал о том, что с ними всеми стало. - Не уверен, что сейчас подходящее время. Атлас замотал головой, отметая нелепую отговорку, и одним движением поднялся на ноги, сразу оказавшись как-то очень – слишком – близко. Лишь огромным усилием воли Родс удержал себя от того, чтобы снова отступить. В определенном смысле Дэнни был прав, настаивая. В жизни Дилана время всегда было неподходящим. - Кстати об этом. Мне не очень нравится, что ты выглядишь так, будто впадешь в кому с минуты на минуту. - Не преувеличивай, - мягко парировал Родс, обходя его по широкой дуге, чтобы добраться до лестницы и все-таки перенести нежелательную беседу на потом. - Я не знаю, что мне делать. Простота и искренность этой фразы, момент, в который она была произнесена, самым парадоксальным образом искажали смысл: Атлас выглядел как человек, который совершенно точно определился со своим решением. Оттенок неуверенности также выглядел естественно, но неуверенность эта по большому счету уже ни на что не влияла. Остановившись, Дилан повернулся к нему всем корпусом и сложил руки на груди. - Ты о чем? Вместо ответа Дэнни шагнул следом, отпустил плед, в который был замотан до груди, и плотная ткань с шорохом сползла на пол, оставив Атласа в одном белье. Зябко передернув плечами под чужим взглядом, он глубоко вздохнул и слова смог подобрать далеко не сразу: - Могу я… Нормально, если… Ты ведь этого хочешь? Абсолютно точно то, к чему они пришли, не было нормальным. Где-то между ребер, за грудиной, ныло обожженное и измученное сердце, вынужденно сокращаясь быстрее, с обреченной силой пускало в ход все резервы, разгоняя кровь по сосудам. И Дилан должен был успокоить его, заставить вновь биться ровно, должен был снова сказать, что не время, развернуться и все-таки уйти. Какая бы муха не укусила Атласа, он успокоился бы к утру. Потому что Родс любил его, а значит должен был оберегать – от собственной глупости в том числе. Когда-нибудь до Дэнни дошло бы, что желание искупить грехи – скверный повод для сексуальной близости. Проблема все еще была в том, что Дилан любил его. Во время поцелуя Атлас почему-то закрывал глаза, как девушка, опускал веки с короткими прямыми ресницами и сразу расслаблялся, вовлекаясь в процесс полностью. Мягко, ненапористо прижимая его к себе за талию, Родс чувствовал под пальцами зарождающуюся внутреннюю дрожь, как если бы Дэнни замерзал, и невольно пытался обнять крепче, поделиться теплом. Атлас, со своей стороны, не сдерживался совершенно: терся всем телом, отчаянно цеплялся за плечи и, кажется, потихоньку тянул Дилана куда-то в сторону дивана. Темнота, разбавляемая лишь тусклым светом фонарей за окном, полностью устраивала обоих. Изучая на ощупь чужую тонкую спину, Родс представлял, как отстранится, развернется на пятках и выйдет. На улицу, в соседнюю комнату, прямо в руки федералов - совершенно неважно. А Дэнни, оставленный в одиночестве, практически полностью обнаженный и растерянный, будет до конца жизни спрашивать себя, что именно сделал не так. Дилан любил его давно и безнадежно, яростно и нежно, преданно и беззаветно. И теперь, заключенный в темницу из непростых обстоятельств, слишком устал, чтобы бороться еще и с этим. - Сейчас я должен спросить, был ли у тебя когда-нибудь секс с мужчиной, - хриплым полушепотом поинтересовался Родс, когда до дивана, узкого для двоих и скрипучего, они все-таки добрались. – Но, в принципе, и так догадываюсь, что нет. - У меня был анальный секс с девушкой. Это считается? – почти без иронии отозвался Атлас, незамедлительно обхватывая партнера ногами за поясницу. – И да, я готовился, если ты об этом хотел узнать. О чем Дилан по-настоящему хотел бы узнать – пожалеет ли он утром. Лула и Джек должны были отдыхать наверху, поэтому стоило вести себя тихо. Кто-то из них мог спуститься в гостиную в любой момент, а значит, не стоило растягивать удовольствие. И лестницу на второй этаж стоило слушать – вдруг скрипнет половица под чужими шагами? Родс и без того не чувствовал уверенности в завтрашнем дне, а появление кого-то из ребят добавило бы дополнительных баллов к общей неловкости. Много дополнительных баллов. Вот только он не хотел так. Не с человеком, которого слишком любил. Но приходилось довольствоваться тем, что было доступно. - Для полной ясности, - четко выговаривая каждое слово, произнес вдруг Атлас, и его глаза блеснули в темноте почти яростно. – Я никогда никого не заставлял со мной спать. Никогда. Все, с кем я был, этого хотели. Да, в старшей школе у меня были проблемы, но… Но это сейчас неважно. Я к тому веду, что… Ты ведь этого хочешь, правда? От резкого контраста между категоричным началом его речи и неуверенным, почти робким вопросом в конце Дилан слегка опешил. - Хочу, - почти неосознанно, но совершенно искренне ответил он. - Здорово, - коротко дернув прямыми бровями, Дэнни сверкнул улыбкой и снова полез целоваться.***
Впервые с мистером Уорреном Манзони [2] Аллен встретился в рамках благотворительного вечера. Полноценным знакомством это едва ли могло считаться: Скотт-Фрэнк просто обратил внимание на улыбчивого молодого мужчину с невыразительными темными глазами, который, судя по скучающей гримасе и попыткам держаться в самой гуще толпы, изрядно тяготился своим пребыванием в высшем лондонском обществе. В фуршете он практически не участвовал, случайные беседы поддерживал неохотно и так старательно претворял в жизнь образ избалованного наследника сиятельного пэра, что в какой-то момент Аллен засомневался в его подлинности. Примерно год спустя мистер Манзони предстал перед ним уже в своей настоящей ипостаси - человеком, который мог достать что угодно и кого угодно, живого или мертвого. И вопрос всегда упирался только в цену. Сын доносчика-мафиозо, попавшего под программу защиты свидетелей, он сменил за свою жизнь больше сотни городов и тысячи имен и гордился возможностью существовать теперь под настоящим, полученным от рождения. Гарантом неприкосновенности Манзони всегда была его незаменимость. От самых примитивных атрибутов силы он, впрочем, тоже не отказывался. Буэнос-Айрес был для Уоррена домом уже почти десять лет и принадлежал ему, пожалуй, в большей степени, чем кому-либо другому. Аллен отправлялся на заранее оговоренную встречу в самом сердце Реколеты [3] с полным представлением о том, что собирается положить руку в пасть льву. - Это место – единственное в наших краях, где подают сносное ризотто, - сдержанно отрекомендовал Манзони «La Pecora Nera», один из самых фешенебельных ресторанов высокой кухни во всей Аргентине. – А вот мясо, увы, склонны пережаривать. Соревнование по предупредительности Скотт-Фрэнк ему проиграл: явившись за четверть часа до условленного срока, обнаружил, что Уоррен уже ждет его, заняв столик в самом центре небольшого уютного зала, отделанного темным деревом, и с задумчивым видом вертит в руках высокий бокал с красным сухим вином. - Благодарю Вас, я это учту. - Отец всегда говорил мне, что нельзя забывать о своих корнях, - мягко улыбнувшись, мистер Манзони взялся за приборы, и Аллен почти непроизвольно отметил, что с ножом в руке, даже самым обыкновенным, столовым, он смотрелся весьма органично. – Честно признаться, я не слишком люблю обсуждать дела за едой, но, очевидно, мы с Вами оба - крайне занятые люди. - Да, это бесспорно так. Обыскивать на входе на предмет оружия Скотт-Фрэнка не стали: услужливый администратор ресторана встретил его у самых дубовых дверей и, спросив только имя, сразу же провел в зал. В теплом приглушенном свете помещение выглядело еще более привлекательным, позолоченные рамы зеркал и масляных пейзажей в сочетании с массивными люстрами и бархатными шторами создавали атмосферу классической роскоши. Примерно половина столиков пустовала, остальные были заняты сплошь мужчинами разного возраста и национальности, местных и европейцев поровну. Отворот пиджака Аллена скрывал чувствительный микрофон чуть меньше сантиметра в диаметре, закрепленный таким образом, что обнаружить его было бы проблематично даже при тщательном досмотре. От наушника, хоть и такого же маленького и незаметного, Скотт-Фрэнк отказался. Переговоры предстояли непростые, и чужие комментарии попросту сбивали бы с мысли в самый ответственный момент, так что связь со «Всадниками» решено было оставить односторонней. Его слышали, но не могли направлять. - Мне бы хотелось обсудить одного человека, который недавно обращался к Вам за помощью. - Какая… нелепая просьба, - качнув головой, бесцветно отметил Уоррен, не поднимая глаз от тарелки. – Судите сами: если человек обращается ко мне за помощью, он, конечно, рассчитывает, что я буду с ним вежлив и деликатен. С моей стороны было бы жестоко предать его доверие, выдав информацию, которую он хотел бы оставить конфиденциальной. - И все же, полагаю, мы сможем договориться. Официант, крепко сбитый, но гибкий и невероятно грациозный аргентинец, возникнув будто прямо из воздуха, поставил перед Алленом плоское блюдо с чем-то, очевидно, включавшим в себя рис, мясо, пряную зелень и невероятное количество соуса. Еще одно блюдо под непрозрачной полусферической крышкой осталось на винном столике. - Я взял на себя смелость угостить Вас на свой вкус, - как ни в чем не бывало прокомментировал Манзони, улыбаясь одними губами. – Что же касается Вашего предложения, это абсолютно исключено. Репутация, мой друг, не тот товар, которым следует свободно торговать. Впрочем, как и доверие клиентов. Слишком легко утрачивается. Не изменившись в лице, Аллен чуть подался вперед, обхватил пальцами длинную ножку хрустального бокала, но к содержимому так и не прикоснулся. Молчание воцарилось над столиком на добрых две минуты: Уоррен с самым независимым видом трапезничал, словно бы потеряв к беседе всякий интерес, а Скотт-Фрэнк, замерев в задумчивости, готовился продолжить словесную дуэль. Он не мог не заметить: для человека, державшего в мыслях решительный отказ, Манзони слишком много и слишком пространно говорил. – В начале весны к Вам обратился некто Уолтер Мэбри, - слегка понизив голос, обозначил Аллен, сразу же вынудив оппонента прекратить прием пищи. – Одиозная личность. Бывший сопрезидент одной из крупнейших медиакорпораций в этой части света, бывший владелец империи казино в Южном Китае, бывший мертвец, бывший заключенный… Думаю, мне нет нужды напоминать, о чем именно он просил, - сделав небольшую паузу, Скотт-Фрэнк в упор посмотрел на Уоррена, надеясь поймать его взгляд, но Манзони с самым отстраненным видом по-прежнему изучал содержимое собственной тарелки. – Гораздо больше меня интересует, что именно Уолтер предложил Вам взамен. Ведь почти наверняка речь шла не о деньгах. - Смелая догадка. Уоррен все еще не выглядел заинтересованным. Среднего роста, склонный к полноте, с округлым, не слишком мужественным лицом, своей плавной, тягучей жестикуляцией он напоминал ленивого домашнего кота, выпускающего когти крайне редко и исключительно забавы ради. Аллен, впрочем, не заблуждался: Манзони едва ли смог бы добиться влияния в жестоком мире южноамериканского теневого бизнеса, практически полностью лишенном порядка и какой бы то не было иерархичности, если бы и в самом деле не отличался железной волей. - Мне известно, что Вы в определенном смысле принципиальны, - нащупав, как ему показалось, верный путь, Скотт-Фрэнк продолжал рассуждать, перешел на светский тон и усилием воли расслабил плечи. – Предпочитаете вести дела с серьезными, уважаемыми людьми. И вдруг – Мэбри. Неуравновешенный социопат, публично освистанный совсем недавно и находящийся теперь на грани тяжелого приступа, использующий средства бывшего партнера, с которым буквально полгода назад был на ножах. Я бы не назвал это выгодным вложением, как ни посмотри. Промокнув тонкие губы салфеткой, Уоррен наконец поднял глаза, медленно потянулся к блюду, занимавшему половину винного столика. Под блестящей металлической крышкой обнаружился Люгер-Парабеллум [4]. Аллен оценил и оригинальность выбора, и приверженность традициям. - Я пребываю в недоумении, - мягко упрекнул Манзони, поглаживая рукоять кончиками пальцев, - почему приходится повторять одно и то же снова и снова. Ваше упрямство, мой друг, начинает раздражать. Он совершенно не делал тайны из своих намерений, даже в угрозах оставался верен привычной для себя манере, спокойной и деловитой. Ни один из посетителей ресторана на оружие не отреагировал, хотя оно лежало теперь у всех на виду, как если бы такой формат переговоров в Буэнос-Айресе был в рамках нормы. Аллена посетило смутное подозрение, что ни одного настоящего туриста среди них не было: он сидел в центре зала как на большой сцене, окруженный со всех сторон профессиональными актерами. Уоррен тем временем поднял пистолет, целясь в чужое беззащитное горло. - Ах, да. Вот теперь я, кажется, понял, - спокойно продолжил Скотт-Фрэнк, игнорируя напряжение в обстановке наравне со всеми. – Дело в чипе. Манзони смотрел на него, не моргая, и спустя почти минуту обронил лишь с явной неохотой: - Возможно. - Ну конечно. Ведь, в числе прочего, Вы еще и информационный брокер. Уничип, сконструированный Мэбри и Кейсом, стал бы для Вас огромным подспорьем, - слегка прищурившись, Аллен качнул головой и добавил, делая короткие паузы после каждого слова: - Не ошибусь, если скажу, что Вы собирались купить его еще на аукционе в Макао. Он не удивился бы, предпочти Уоррен отмолчаться, но тот внезапно коротко улыбнулся и кивнул, не опустив, впрочем, Парабеллум. - Верно, собирался. - И после его исчезновения были уверены, что навсегда утратили возможность когда-либо обладать им. - После кражи, - вкрадчивым голосом поправил Манзони. Скотт-Фрэнк смиренно кивнул, не желая спорить. - После кражи, - всего на мгновение он позволил себе опустить взгляд на пистолет и слегка прищурился, словно хотел лучше разглядеть мелкие детали. – Но вот в Аргентине объявляется Мэбри и предлагает Вам сделку. Изготовление точной копии чипа – благо, оба конструктора вновь объединились – в обмен на некоторое содействие. В тишине и полумраке зала раздался отчетливый щелчок предохранителя. Технический консультант «Всадников» едва заметно поморщился, будто переживая приступ головной боли, и потер двумя пальцами висок. Он знал наверняка, что этот звук, механический и резкий, был также превосходно слышен и по другую сторону динамика, знал, что его не спутают ни с каким другим, не примут, к примеру, за треск лопнувшего бокала или звон столовых приборов. За свою реакцию Аллен не беспокоился, адреналин разгонял нервную систему до предела, но ничего нового, непривычного и неизведанного в этом не было. Скотт-Фрэнк повидал немало воротил преступного мира за последние полтора десятилетия и прекрасно представлял, как себя вести и чего ожидать. Вот только наушник транслировал происходящее для людей, гораздо менее осведомленных. - Ваша проницательность достойна всяческих похвал, - монотонно произнес Уоррен, взгляд его сделался колючим и цепким, выдавая предельную сосредоточенность. – Что же, я весь в нетерпении: о каких еще открытиях изволите поведать? Может быть, объявите, кого здесь представляете? - Я скажу Вам то, о чем, уверен, Вы уже догадываетесь и сами, - сдержанно объявил Аллен, рассеянно перекладывая столовые приборы. – Уолтер больше не способен создавать. Он душевно болен. И рано или поздно пойдет вразнос – это всего лишь вопрос времени. - В этом году мне не слишком везет с инвестициями, - со вздохом поделился Манзони. Камерный оркестр за перегородкой заиграл мягкий джаз.