Шанс

      Раны от магических розг следовало лечить волшебными мазями. И непременно в больничном крыле, где приятная девушка-лекарь, ничуть не смущаясь, наносила лекарство на пострадавшую часть тела. Ученик, которому не повезло быть выпоротым, на пару дней выпадал из Университетской жизни. Боль была едва выносимой и в следующий раз хулиган крепко задумался бы, прежде чем нарушить распорядок.       Лорен лежал в просторной светлой комнате, залитой зимним солнечным светом. И страдал не от телесных, вполне терпимых (если поменьше шевелиться) ран, но от ран душевных. Его не радовало ни приветливое, скорее, ласковое, отношение лекаря, ни мягкая кровать (королевская, по сравнению с неудобной кроватью в спальне), на которой он лежал на животе, ни отсутствие ледяных взглядов. Лишь единственная мысль крутилась в голове: он бастард. Душевная боль была едва выносимой, никакие зелья не могли залечить. Только время немного притупит. Когда-нибудь.       Сейчас же мальчика душили воспоминания.       Их семья отличалась от других. Ренара, мать Лорена - хрупкая, светловолосая, голубоглазая красавица — дочь барбарийского купца и Годфрид, его отец - высокий, черноволосый и черноглазый сын нотариуса. Гармоничная и красивая пара, стоящая на самом верху Среднего сословия. В их доме всегда царила любовь, дружба, спокойствие.       Годфрид сумел войти в состав Гильдии и тихо лелеял надежду, что к закату своей жизни станет ее главой. А Лорену пророчили получить мелкое дворянство и присвоить к фамилии вожделенную приставку — «Ван». Годфрид Ванхелдвиг. Звучит! Злые же языки шептали, что после рождения второго сына — Лорена, болезненная хрупкость Ренары мешала родить еще крепких детей. Постоянные выкидыши измотали, но все же она оставалась одной из самых прекрасных женщин. Очередная беременность, которая не закончилась выкидышем, окрылила отчаявшуюся было Ренару. Срок к разрешению бремени вот-вот подходил, оставался всего какой-то месяц с лишним и, казалось, ничто не мешает их счастью. Старший сын служил в армии и без сомнения сделает головокружительную военную карьеру, средний мечтал пойти по стопам отца, а если родится девочка… Кто сказал, что мечты не сбываются?       Злые языки, на то и злые, что сглазили. В начале осени бушевали страшные ураганы. Неистовый ветер вырывал деревья с корнем, во многих домах Хиессда выбило стекла, постоянно находили покалеченных людей, а то и вовсе трупы. Ренара беспокоилась за мужа и дожидалась его, даже если тот приходил глубоким вечером или позже. Лорен тоже не засыпал в своей комнате, дожидаясь отца. Одной ненастной ночью Годфрид пришел глубоко за полночь. И мальчик услышал первую ссору родителей. Отец пришел злой, пьяный и впервые в жизни отвесил пощечину маме, правда, слов ругани Лорен не разобрал. С тех пор Годфрид всегда приходил с работы поздно ночью, пьяный и сторонился жены и сына.       В выходные дни отец запирался в кабинете с бутылкой крепкого алкоголя. Лорен, ничего не понимая, как-то зашел к нему днем, надеясь, что тот не успеет напиться до забытья. Годфрид, помятый и небритый, посмотрел на сына мутными глазами, подскочил, замахнулся и заорал: «Убирайся, ублюдок, чтобы я больше никогда тебя не видел». У мальчика слезы на глаза навернулись от несправедливой обиды. Не понимал, чем прогневал отца. Почему назвал непонятным словом. Мама тогда тихо и как-то горько расплакалась, обняла Лорена, пригладила непослушные светлые вихры, нежно поцеловала в висок, но на вопросы Лорена не ответила. Мальчик испугался еще больше, крепко обнял маму и начал сам ее успокаивать.       Девочки, близняшки, родились раньше срока. Очень слабенькие. Ренара думала, что они не выживут, но ошиблась. А через несколько дней после рождения Тессы и Лисы Годфрида исключили из Гильдии, лишили работы и заставили расплачиваться за нанесенный репутации ущерб. После продажи дома, чтобы отдать долг, им поставили клеймо нищих, и семья перебралась в Трущобы. Лорен больше не вспоминал, как его назвал тогда отец, забот хватало и без того. Пытался подрабатывать, чтобы содержать семью. Мать с только родившимися дочерьми не могла никуда устроиться и они перебивались практически с хлеба на воду, отдавая лучшее малышкам. Усугублял положение вечно пьяный отец, пропивающий практически все деньги, и Лорену волей-неволей пришлось связаться с местными жуликами, чтобы не помереть с голоду.       Воспоминания прервал знакомый бодрый картавый голос:       — Ну вот, стоило ненадолго оставить тебя без присмотра, мой мальчик, а ты уже оказался в лечебной.       Но Лорен не обрадовался. Он вообще никак не отреагировал на появление Симеля, так и лежал, уставившись в белую подушку. Мальчик услышал тяжелый вздох мага, который придвинул кресло к кровати, но не видел, как тот несколько раз набирал воздух, собираясь что-то сказать. Внезапно он почувствовал руку Симеля ласково пригладившую его волосы. Намотав отросшую прядь на палец, тот легонько дернул. В конце концов, Лорен перевел взгляд на мага и поразился его изможденному виду: обычно яркие блестящие глаза потускнели; мешки под ними выделялись на серой, пергаментной коже; сам весь осунулся и похудел.       — Я знаю как тебе тяжело, — сказал Симель. И увидев недоверчивый взгляд мальчика, тихо добавил. — Нет, я тебе вру. Не знаю.       От неожиданной ласки и сочувствия в голосе мага Лорен содрогнулся от беззвучных рыданий. Безуспешно попытался сдержать слезы, стесняясь своей слабости, но колдун по-прежнему гладил его по голове и молчал. Чуть успокоившись и хлюпая носом, Лорен сказал:       — Почему? — и столько боли, столько вопросов было в одном слове.       Маг убрал руку, из-за чего мальчик почувствовал холодок на осиротевшей голове.       — Я не знаю, почему так получилось, малыш. Думаю, и гадать даже не стоит. Прошлого не изменить, остается лишь жить с этим знанием.       — Но мама… Мама… — и снова Симель содрогнулся от чудовищной боли мальчика.       — Твоя мама — замечательная женщина. Она любит тебя, переживает и передает весточку. Когда-нибудь, если захочешь, ты можешь узнать у нее о случившемся. Но сейчас тебе необходимо сосредоточиться на учебе.       — Меня исключили, — равнодушно произнес мальчик.       — Я все устрою. Об этом даже не переживай.       — Но все они… — Лорен так и не смог продолжить, съежившись в очередном спазме от сдерживаемых рыданий.       — Они все — надменные, презирающие даже друг друга и соревнующиеся между собой, аристократы. И они все ополчились на тебя только лишь потому, что ты — вызов. Мальчик из самого низкого сословия, в крови которого — Дар. Опасный для них, потому что ты отобрал у них самое сокровенное — чистоту магической крови. Но узнав, что ты незаконнорожденный, что дар к магии передался тебе от себе подобного, они теперь презирать тебя будут только лишь за это. А со временем и вовсе начнут относиться, как к равному, видя перед собой только такого же очередного конкурента.       Колдун умолчал лишь об одном, о чем Лорен догадается еще нескоро. Бастардов, таких как он — плодом связи между аристократом и кем-то из более низкого сословия, никто никогда не встречал.       — Мне кажется, я не вынесу одиночества…       — Если присмотреться, то они так же одиноки, как и ты. Соперники друг другу. И вскоре ты почувствуешь и, возможно, сам будешь участвовать в кознях и заговорах. Всегда так было и так останется.       Симель помолчал немного и едва слышно добавил, отвернувшись от Лорена:       — Я от одиночества спасался в библиотеке.       Мальчик вздрогнул и уставился на мага. Казалось невозможным, чтобы Симель одной улыбкой располагающий к себе людей, одним голосом, заставляющий плясать перед ним, страдал от одиночества в Университете.       — Ну, ладно. Мне пора, — бодрым голосом произнес маг, и наклонившись к Лорену лукаво добавил. — Пойду с выдрой поговорю, чтобы она не вздумала тебя исключать.       На душе у Лорена немного полегчало. Конечно, ему не хотелось, чтобы волшебник так быстро уходил, но был ему благодарен за участие.       Вечером к нему заглянул Калех. На его некрасивом лице явно проступала тревога, но он тут же улыбнулся, правда, почему-то виновато.       — Ты снова заставить весь Университет говорить о себе, — Лорену было радостно слышать акцент Калеха. — Я принес тебе конспекты и твои тетради. Завтра выходной, успеешь переписать, а вечером я заберу.       — Так меня не исключили? — удивился Лорен. Он почему-то был уверен, что, несмотря на заверения Симеля, угрюмая мадам декан его выгонит.       — Нет. Провели целое расследование. Госпожа Валуа лично спросила вещи… Вещи, которые быть в столовой, когда это произойти, — акцент Калеха от волнения и незнания как правильно выразиться еще больше усилился. — Прям послева того, как тебя наказать, она самолично прийти в столовую и провести магический обряд. Она еле успеть! Иначе вещи потом ничего не рассказать.       — Ох, как интересно! А ты видел это?       — Нет, — Калех огорченно помотал головой. — Нам дежурные рассказать в гостиной. Хорошо, что тебя не исключать. После выходных начнется магическая подготовка.       Желтые глаза иратийца загорелись от предвкушения. Даже Лорен приободрился. После ухода Калеха Лорен открыл его конспекты и ужаснулся грубому, неразборчивому почерку с кучей ошибок. Продираясь сквозь дебри непонятных слов, он кое-как переписал урок по зельеварению и обессилено провалился в сон. Но тот не принес облегчения, весь ужас прожитого дня снова пережил во сне.       Лорен волновался. И поводов у него было целых два. Утром, накормив завтраком, его выпустили из больничного крыла. Как бы ни старался привыкнуть к новому знанию о себе, все же боялся встречаться с сокурсниками. Несмотря на все то, что сказал ему Симель, Лорен переживал, что не сдержится, если кто-нибудь, вроде Роэля, будет говорить непристойности о его матери. Поразмыслив немного, решил, что не будет отличаться от них и обучится таким же ледяным и презрительным взглядам. Пуcть на своей шкуре узнают, каково это. Он будет учиться усердно, не сломается от трудностей и станет магом.       Второй повод для волнения был, скорее, радостным. Шутка ли, первый урок по магической подготовке! Ему уже казалось, что Университет покинула магия, что здесь царит сухая теория, от которой сводило скулы. Еще бы, целые часы они проходили историю или бегали на физической подготовке. Или изучали, как правильно собирать росу с адарской розы, в народе прозванной — роза отчаяния, а росу, соответственно, — слеза отчаяния. И действительно, пока соберешь росу от безнадежности расплачешься. Волнение поубавилось, когда он вспомнил переписанную лекцию по зельеварению. А вспомнив, что еще и практика по сбору росы будет, совсем приуныл.       Поплутав по коридорчикам, Лорен с трудом нашел аудиторию, встретившую тихим гулом голосов и ощутимой прохладой. В очередной раз убедился, что магии в Университете не было места: за окном уже бушевало яркое утреннее зимнее солнце, крепкий мороз сковал фонтан, а замок плохо обогревался.       При его появлении голоса смолкли и, как в первый раз кто-то тут же отвернулся, кто-то презрительно скривился. Черноглазый Роэль глумливо усмехнулся, а Элиас очаровательно улыбнулся и виновато развел руками: мол, я не хотел, чтобы так вышло. Но Лорен не стушевался. Окинул сокурсников таким же высокомерным взглядом, чуть улыбнулся взволнованному Калеху и махнул рукой на Элиаса: мол, что с тебя, пустозвона, взять. Сердце бешено стучало, в ушах шумело, но мальчик гордился собой. У него получилось. Получилось быть таким же, как они: высокомерным, презрительным, беспечно улыбающимся.       Когда к нему подсел Элиас, мальчик огромным усилием воли заставил себя смотреть ему в глаза.       — Не сердись на Роэля, — Элиас говорил с Лореном будто ничего не произошло. Будто не из-за него Лорена чуть не исключили.       — Ты помнишь, даже Сельма с седьмого курса признала его дурнем, — продолжил он.       — А тебе-то что? — грубо спросил Лорен, сбрасывая руку Элиаса с плеча. И мимоходом заметил: будь он девчонкой без памяти влюбился бы в этого тихого красивого мерзавца с огромными зелеными глазами и светлым лицом. Тряхнул головой, прогоняя неуместные мысли.       — Мне ничего, но ты сам подумай, Роэль может оказаться твоим братом.       И снова испепеляющая волна ярости обожгла нутро. Элиас явно наслаждался ситуацией: поглаживая неизменную дудочку, чуть склонив голову набок и прищурив глаза, выжидательно смотрел на Лорена.       — Как и твоим, Элиас, — спокойно ответил мальчик.       — Ну, нет. Моим не можешь! — искренне возмутился тот.       — Это еще почему? — теперь уже Лорен открыто улыбнулся Элиасу, наслаждаясь его негодованием. Даже боль немного притупилась.       — У тебя глаза водянисто-голубые. И вообще, ты весь какой-то... Тощий, длинноносый.       Первым рассмеялся Калех. Лорен обернулся и увидел, что за ними с любопытством наблюдают все сокурсники. Даже ледяная Лимэй соизволила приподнять уголки губ в полуулыбке. Лорен понял, что Симель оказался прав: они все одинокие, недолюбливающие друг друга, радующиеся чужим неудачам. И почувствовал тоску о прежнем доме, в котором всегда царила любовь и дружба. «Не всегда», — мигом одернул себя мальчик.       В аудиторию ворвался голубой вихрь.       — Меня зовут леди Кейтилин Уилшер. Я ваш профессор по магической подготовке, — невероятно правильно выговаривая слова, сказала влетевшая девушка казавшаяся до неприличия молодой.       Звонкий голос заставил подскочить студентов и бодро взяться за перья. Записав имя, студенты внимательно на нее уставились. Все истосковались по настоящему волшебству.       — Здесь вы научитесь настоящей магии.       Элиас, так и не пересевший от Лорена, еле слышно усмехнулся и пробормотал:       — Да неужели?       — Кто мне ответит: какая бывает магия? — высокий голос профессора резал слух в звенящей тишине.       Студенты неуверенно переглянулись.       — Боевая и не боевая, — громко ответил Роэль.       — Какая еще?       Леди Уилшер оглядела аудиторию. Но никто больше не ответил.       — Вербальная и невербальная. Что такое вербальная?       По аудитории пробежал недовольный шепот. Вдруг Элиас поднял руку и, дождавшись одобрительного кивка леди Уилшер, спросил:       — А вы точно профессор? Кажется, вы слишком молоды, чтобы быть нашим преподавателем.       Профессор подошла ближе и через несколько мгновений превратилась в… старуху. Она стояла перед ними такая же прямая и с такой же осиной талией, но лицо испещрено глубокими морщинами, а руки, с вздувшимися венами, покрыты пигментными пятнами.       — Это невербальная магия, — голос профессора тоже изменился. Стал скрипучим, старческим, еще больше режущим.       — Ух-ты, — восхищенно воскликнул Элиас. — И мы так сможем?       Нет, его невозможно понять, подумалось Лорену. Ему на настоящую леди Уилшер смотреть было противно. Он нее даже пахнуло, как будто, тленом.       — Менять облик могут единицы.       — Верните свой прежний вид, — Калех, не иначе как от неожиданности, попросил без акцента.       И снова удивительная метаморфоза произошла с леди Кейтилин.       Засмеявшись старухой, она досмеялась уже неприлично молодой девушкой.       — Итак, вы только что увидели пример невербальной магии. Все стихийные заклинания — вербальные и заучиваются наизусть со свитков Древних. Также вербальные заклинания используются в зельеварении. Невербальная магия обычно используется ювелирами, лекарями и частично в том же зельеварении. На этом и на следующем курсе вы научитесь невербальной магии. А также будете учиться читать заклинания.       Все предвкушения и надежды Лорена разбились вдребезги. Снова скучные занятия, снова зубодробительная теория, где нет места волшебству. Его охватило уныние. Оглянувшись украдкой, увидел такие же кислые лица сокурсников и усмехающееся лицо профессора.