Огненноволосый направлялся вслед за светящейся скрипкой, влекущей за собой. Из-за туч выглядывала бледная луна, освещая дорогу тусклым светом. Даже если парень и встретил бы человека, блуждающего в такое время вне дома, незнакомцу совершенно не было бы дела до подростка, одиноко идущего по пустынным улицам деревни, босого и одетого в легкую голубую пижаму…
На подходе к лесу ступни Акаши уже были пыльными, изрезанными мелкими камнями, на которые он наступал, не обращая на боль никакого внимания. Все, что его волновало в тот момент — это скрипка, витающая самопроизвольно в воздухе недалеко от него. Его ум был ясен — так бы подумал красноволосый, если бы мог, но даже самое слабое мифическое существо из этого леса обратило бы внимание на невидимые для людей золотые нити, окутавшие всего парня, как когда-то и Кагами.
Наконец ступив на мягкую влажную траву на окраинах леса, парень остановился отдышаться, оглядываясь по сторонам. В воздухе витал дурманящий запах цветущих гиацинтов, разносящийся по всему лесу, а вдалеке виднелась земля, усыпанная лиловыми цветами. Аромат растения имел целебные свойства: успокаивал и снимал стресс, — однако зачастую его запах был губителен. Прекрасный аромат дурманил, обволакивая разум, словно скрипка. Запах с каждым вдохом становился более явным, начиная давить на виски с невиданной силой, когда резкий, незнакомый ранее запах гиацинтов сменился более знакомым ароматом хвои, не дав затуманить разум Сейджуро. Акаши наслаждался букетом запахов, прикрыв глаза от усталости и наслаждения. Однако он делал это на подсознательном уровне, словно не мог отойти ото сна. Его взгляд был пуст и холоден. Он никогда не вспомнит эти минуты, проведенные в ночном лесу, так же, как и случившееся днем. Он не вспомнит об ужасной стороне этого прекрасного инструмента, словно ничего этого и не было…
Pov Куроко
Очень давно, будучи маленьким, я раздобыл небольшую записную книжку темно-синего цвета в твердом переплете, и в ней хранились все мои мысли и чувства, которые я никогда и никому не показывал с того злополучного дня много лет назад. Сейчас я занимался именно тем, что записывал, тщательно выводя каждую букву, события сегодняшнего дня.
До сих пор помню, как Кагами учил меня читать. Мне нравилось заниматься с ним, он был хорошим, хоть и маленьким учителем. Наставники никогда не интересовались моей жизнью. Их ничего не волновало, за исключением вещей и событий, связанных со скрипкой. Их не заботили мои проблемы, мне не у кого было просить помощи или жаловаться на плохое настроение, поэтому в один момент я решил делиться своими переживаниями с личным дневником.
Я любил всех животных в нашем лесу, но один зверь вызывал у меня более теплые чувства, нежели другие. Помню, как ухаживал за новорожденным олененком после смерти его матери. К сожалению, я не смог ее спасти: было слишком поздно, она потеряла много крови от выстрела очередного охотника. Я винил их, злился, но ничего поделать не мог.
Я и убийство — несовместимые вещи. Я просто не мог убить живое существо. Тогда я взял на себя ответственность за этого малыша. Хоть и произошло это около полугода назад, я так сильно привязался к нему, что делился с ним всеми своими переживаниями, как когда-то с красноволосым. Думаю, и он привязался ко мне. Он любил ходить за мной по пятам, уцепившись зубами за краюшек кофты. Он стал вторым живым существом в моей жизни, который поддерживал меня.
Я невольно улыбнулся, однако лицо мое помрачнело, когда пришло время писать про случившееся с Кагами… Я вцепился в волосы, судорожно обдумывая эту ситуацию. Я не мог простить себя, не мог простить инструмент, на котором я так любил играть, не мог простить наставников за их безразличие, но мысль о том, что виноват во всем этом отец, чаще всего всплывала в моей голове. Я отбрасывал эту мысль снова и снова, но у меня никогда не получалось простить отца. Я любил его, но при этом ненавидел всей душой за страдания, на которые он меня обрек. Кровь пульсирует в ушах. Я слышу ее. Слышу, как стучит мое ужасное сердце. Лучше бы оно не стучало…
Я вдохнул запах ночного леса, разглядывая деревья, которые окружали поляну, словно прятали ее во тьме. Я сидел здесь каждый вечер, пока не засыпал, и каждый раз я представлял клетку вокруг себя, словно я был домашним питомцем маленького жестокого мальчика, который мучил меня и всех остальных обитателей леса. Он любил, но его любовь была странной. Такой же странной, как и я.
Голубое, с переливами, сияние и копна ярко-красных волос привлекли мое внимание. Эти яркие цвета так выделялись в гуще леса, что было сложно их не заметить.
End Pov Куроко
Акаши приближался к знакомой поляне, когда скрипка погасла и медленно опустилась на мягкую траву, а разум парня стал чист и ясен. Красноволосый потер глаза, озираясь по сторонам. Его крайне удивило и даже возмутило его местоположение. Он никак не мог понять, как оказался здесь, хотя еще минуту назад находился в своей постели. «Волшебство, да и только», — подумал он, перебирая всевозможные варианты в голове. Единственное, что более-менее походило на объяснение — это лунатизм.
Подул холодный ветер, заставляя поежиться. Стояла мертвая тишина — все казалось ужасающим в лесу: и коряги превратились в монстров, заглядывавших прямо в душу, и стрекот кузнечиков, разносившийся эхом по всему лесу, казался зловещим, предвещающим беду. Тишина давила. Акаши невольно вспомнил фильмы ужасов, которые крутили каждое воскресенье по его любимому каналу. В голове промелькнула мысль о том, что сейчас ему под одеялом не спрятаться… И, даже если что-то произойдет, никто об этом не узнает как минимум до утра, а к тому моменту некого уже будет спасать. Пронзающая мертвая тишина словно медленно разрушала клетчатку мозга, заставляя дергаться, как полоумного, озираться по сторонам и вглядываться в глубь леса, пытаясь разглядеть там что-то ужасное и пугающее.
Парень опустил глаза, пытаясь отвлечься с помощью разглядывания травы под ногами. Краем глаза красноволосый заметил мирно лежавшую скрипку — и все стало более ясно. Он решил вернуть инструмент хозяину, однако, когда и каким образом он тут оказался, он не знал, да и не хотел. Свет, исходивший от месяца, висящего неподвижно в небе, упал на скрипку, словно намекая, что пора вернуть ее владельцу. Сейджуро взял себя и инструмент в руки и медленно, не переставая оборачиваться, побрел все глубже в лес. Однако далеко идти не пришлось: голубоволосый сидел посреди поляны, точно так же, как и Акаши, вглядываясь в темноту. Только их взгляды встретились, оба облегченно выдохнули, но не подали виду. Никто не хотел признавать своих слабостей.
— Хм, здравствуй, — официально начал красноволосый, нервно теребя край пижамной кофты. — Я тут принес… Думаю, это твое, поэтому возвращаю в целости и сохранности. Ты прости Кагами, — повисла неловкая пауза, но он вскоре продолжил, глядя прямо на собеседника. Огненноволосый не хотел оплошать сейчас и хотел разузнать как можно больше информации про их отношения с кузеном. — Я не знаю, что у вас произошло, но он хороший парень. Не злись на него…
Куроко покачал головой, опровергая слова Акаши. Голубоволосый устремил взгляд высоко в небо, закрыв лицо руками. Ему было обидно. Боль, режущая изнутри, пыталась вырваться наружу, показаться. Парень делал все, чтобы не допустить этого, а от этого становилось только хуже… Сейджуро не знал причины и не мог ничего сделать, ему оставалось лишь бездумно блуждать взглядом по телу парня, не прерывая тишины, в которой нуждался собеседник. Некоторое время спустя, Тецуя опустился на траву и похлопал ладонью по месту рядом, приглашая гостя присоединиться. Тот, в свою очередь, протянул скрипку и присел, устраиваясь поудобнее.
— Прости, что заставил ждать, — подал голос Куроко. — Кем ты являешься Кагами? Братом? Другом?
Вопрос показался Сейджуро немного неуместным, но он ответил на него, отбрасывая внутренние претензии:
— Ты угадал, я его кузен. А почему это тебя так волнует?
— Не думаю, что Тигр рассказывал тебе об этом, — мысленно Акаши отметил комичность этого прозвища и пообещал себе поиздеваться над братом, — но очень давно — больше десяти лет назад — мы были лучшими друзьями, однако после одного случая все рухнуло. Рухнуло так же быстро, как и появилось, словно ничего этого никогда и не было, — красноволосый в изумлении посмотрел на него. После случившегося этим днем, он никак не мог назвать их друзьями, тем более лучшими… Но что же произошло между ними? Парень не знал.
Тецуя опустил голову, стараясь не смотреть на собеседника. Парень не хотел, чтобы его жалели. Он был взрослым, но ранимым молодым человеком, который очень дорожил воспоминаниями о дружбе и не мог сдержать слез, рассказывая это. Ему было сложно не только вспоминать эту историю, но еще и делиться ею с совершенно незнакомым человеком. Акаши терпеливо ждал, не двигаясь и ничего не говоря, пока не заметил, как вздрогнули плечи парня, а затем послышался тихий всхлип. Он редко так делал, ведь не любил разводить нюни, как сейчас это делал Куроко. Он всегда считал это проявлением слабохарактерности. Он относился к людям с безразличием и холодом. Лишь самые близкие из них знали его настоящего, могли получить от него искреннюю поддержку, видели его улыбку. Однако, несмотря на это, неведомая сила заставила огенноволосового приобнять совершенно незнакомого парня за плечи, утешая.
Pov Куроко
Слеза медленно скатывалась по щеке. Я ненавидел показывать своих эмоций людям: считал это унизительным, но больше боялся, что мне сделают больно, оттолкнут меня. Я боялся боли и ничего не мог с собой поделать. Но этот парень был исключением: он создавал такую атмосферу в разговоре, как будто окутывал теплым пледом, невольно поддерживая и остерегая от бед внешнего мира. Он был тесно связан с моим другом — никогда не перестану считать его таковым.
Никогда. Ничего не делая, Акаши буквально вынудил меня упомянуть о нем. Я доверил ему себя и свои эмоции, боясь холода и безразличия с его стороны. Но каково было мое удивление, когда я почувствовал мягкое прикосновение рук к моей спине. Он был первым человеком, который, зная меня несколько часов, поддержал меня, не говоря ни слова… Я взял себя в руки, вытер слезы, скопившиеся в уголках глаз, и продолжил говорить, все еще хлюпая носом.
End Pov Куроко
— В общем, все рухнуло. Мы больше не контактировали с тех пор до сегодняшнего дня, но мне очень хотелось разузнать хоть что-то о жизни дорогого мне человека.
— Так что же произошло тогда?
Куроко долго молчал, обдумывая ответ. Тишина угнетала. Акаши уже заскучал, когда тот, наконец, ответил.
— Я провалил задание, — и больше ни слова.
Огненноволосый усмехнулся про себя и решил во что бы то ни стало разрядить обстановку, сделать ее более радостной. Он хотел подружиться с парнем. Хотел всегда поддерживать его, хоть и не знал почему, поэтому ответил лишь всем знакомой фразой: «Можешь не рассказывать, я все понимаю». Ему было жутко интересно, но он решил повременить с этим и не давить на голубоволосого.
***
На часах было около трех часов ночи. В спину дул прохладный ветерок, а парни все еще сидели на поляне, активно обсуждая тему, которую предложил Акаши. Он очень удивился, когда понял, что Куроко совершенно не знает о происходящем за пределами леса. Он не знал о мобильных телефонах, машинах, о любимой игре красноволосого — баскетболе. Практически ничего. Лишь некоторые вещи, которые слышал от людей, забредавших в этот лес, а, по его словам, таких было немного. Тогда сон как рукой сняло, и Сейджуро начал рассказывать все подряд.
Каким-то непонятным ему образом, у парня оказался с собой мобильник. Он начал рассказывать про эту вещицу и показывать его функции. Заливистый смех парня разнесся по лесу, когда Тецуя решил испробовать его в действии. Кто бы мог подумать, что он позвонит Аомине по быстрому набору…
Но больше всего голубоволосого заинтересовал баскетбол. Он очень внимательно слушал рассказы нового друга о всех его играх и достижениях в этом виде спорта. Так прошло около двух часов, и, наконец собираясь домой, Акаши пообещал принести баскетбольный мяч, дабы показать пару приемов Куроко. Прежде, чем уйти, он весьма странно взглянул на парня и задал вопрос, который вынашивал в течении всего этого времени:
— Так кто же ты такой?
— Хранитель леса, — сказал тот, совершенно не удивившись, и пожал плечами, будто это было и так понятно. Сейджуро хлопнул парня по плечу, как старого друга, и направился домой.
«Работа у него не очень. Всю жизнь охранять лес, не зная, что творится за пределами его, — очень скучно. Не по мне такая работка», — с такими мыслями парень ложился в постель.
Ночь начинала отступать, сменяясь предрассветными сумерками. Из темноты постепенно проступали неясные очертания окружающего мира. Небо светлело. Вокруг царила сонная тишина, и лишь Кагами мирно посапывал во сне…
***
— Куроко, выставь обе руки вперед, ладонями кверху. Я сейчас кину мяч, а ты должен его поймать, — голубоволосый, хоть и жил всю свою сознательную жизнь в лесу, был развит получше любого школьника, который знал все нововведения в мире, имел телефон и интернет. Парень усмехнулся и сделал вид, что не понимает, как нужно ловить мяч, пропуская его раз за разом. А Акаши все и бесился, и смеялся одновременно с нового друга.
Отчаявшись, огненноволосый оставил это дело и соорудил нечто похожее на корзину из подручных материалов. Он собирался показать класс, используя некоторые техники игры в баскетбол. Парень отошел на приличное расстояние и побежал было к корзине, чтобы сделать свой фирменный бросок, как вдруг мяч пропал из его рук, а Куроко уже стоял в стороне, крутя мяч на пальце и усмехаясь над выражением лица «учителя», выражавшее удивление, полный шок и капельку гордости, что ли, хоть он и сам не понимал, откуда взялось это чувство.
На протяжении всего дня Акаши пропадал в лесу. Они замечательно проводили время: играли в баскетбол, хотя это и нельзя было назвать игрой, так как Куроко постоянно отбирал мяч и довольно улыбался, смотря на красноволосого; много разговаривали, ведь, как ни странно, тем для разговоров было много, начиная от жизни Сейджуро и заканчивая мастерством Тецуя в лечении живых существ. Он показал пару трюков: оживил засохшее растение своей магией и вылечил порезанные ноги Акаши. Красноволосый и радовался, и вопил от удивления одновременно. Это надо было видеть: «А-а-а, твои руки… а-а-а, светят-тся». В общем, этот день был полон веселья и гармонии. Как всегда говорил Кагами: «В хорошей компании время летит незаметно», — вот и у них было также.
Догорал летний день. Солнце медленно опускалось к горизонту, мягко пригревая своими теплыми вечерними лучами. Природа замирала, становилось все тише и тише. Лишь листья молодых деревьев шелестели в ночи. Диск солнца медленно окрашивался в ярко-оранжевый цвет. Облака приобретали легкий розоватый оттенок. Солнце касалось нижнего края кромки горизонта, начинались вечерние сумерки.
Парни лежали на траве, касаясь головами друг друга. Взгляд Акаши был устремлен высоко в небо: появлялись редкие звездочки, спрятанные за деревьями, пестрящими золотой листвой. Легкий ветерок с шумом кружил листопад. Стремительно холодало, становилось серо и пасмурно, облака затягивали небо. Накрапывали первые капельки дождя. Голубоволосый разглядывал Акаши. В нем было что-то притягивающее. В груди возникало теплое чувство, разливающееся волнами по всему телу. Куроко чувствовал что-то неожиданно новое, принимая это за очередное чувство, которое испытывают друг к другу друзья. Он не знал, чувствует ли то же самое Акаши, и спрашивать не собирался. Капелька упала на щеку Тецуя и медленно стекала по гладкой мраморной коже.
— Акаши, думаю, тебе пора, дождь начинает усиливаться, — шепотом сказал парень, пытаясь не нарушить идиллию.
Обычно парни не проводят так время. По рассказам красноволосого, они с друзьями любят собираться компанией у кого-нибудь дома, играть в видеоигры, есть купленный в местной забегаловке фастфуд и просто шумно проводить время. Иногда с выпивкой и девушками, но такое случалось нечасто.
Сегодняшний день совершенно не был похож на любимое времяпровождение Сейджуро. Да, днем они веселились, очевидно, весь лес знал об их присутствии, но вечер абсолютно не подходил под описание. Однако это не смущало никого из них, это был их способ расслабления.
Никто не должен был узнать об этом. Появилось редкое чувство собственности, когда хочешь делиться происходящим лишь с одним человеком, и не более того.
— Да, пора, — так же тихо ответил тот, поднимаясь с холодной земли. Капли дождя стекали по огненно-красным волосам парня. Он мягко улыбнулся и помахал рукой другу на прощание. Это была вторая его искренняя улыбка, которая предназначалась одному и тому же человеку. Такое случалось нечасто, особенно с малознакомыми людьми, но, по ощущениям Сейджуро, сложно было сказать, что они знакомы всего пару дней. Ему казалось, будто прошла уже целая вечность.
***
Pov Куроко
Я смотрел вслед уходящему парню. На траве, рядом лежала скрипка. Я взглянул на нее и подумал, что надо будет на днях найти жертву, иначе наставники опять будут гневаться на меня.
«Как они не понимают, что я не могу так поступать с бедными людьми. Вот к чему привела меня попытка сделать этот ужас с Акаши? Правильно, ни к чему!» — рассуждал я, все еще сидя под дождем. Как ни странно, мокрая одежда, волосы и кожа не мешали мне думать и оставаться на месте, все так же сидя под открытым небом.
Акаши был замечательным человеком. Мысль о том, что я пытался навредить ему, не давала мне покоя. А если обеспокоен я, то и лесные зверюшки тоже чувствуют что-то неладное. Первым запретом, который поставили мне наставники, было нарушение гармонии в лесу, потому что, если меня захлестнут сильные эмоции, все может выйти из-под контроля. Я провел указательным пальцем по струнам скрипки. Она издала характерный звук и умолкла.
Сквозь дождь я слышал чужие осторожные шаги. У меня был идеальный слух: я слышал все, что происходило в лесу и за его пределами. Например, сейчас я мог с точностью сказать, что за лесом, около небольшой речушки, происходит движение. Я отчетливо слышал шаги.
«Вот и моя жертва», — подумал я. Встав на ноги и взяв скрипку в руки, мне хватило щелчка пальцев, чтобы оказаться недалеко от человека, осторожно ступающего по бревну, перекинутому через речку. Взяв скрипку в нужное положение, по всем правилам, я начал играть тихую мелодию, нарастающую с каждым прикосновением смычка.
Человек, а точнее мужчина средних лет, явно был грибником, заплутавшим по дороге домой. На долю секунды мне стало жалко его: вероятнее всего, у него есть семья, может быть, дети, ждущие дома. Но это чувство исчезло, стоило мне вспомнить лица разгневанных наставников. С помощью своей силы, я усилил звучание, разнося мелодию по лесу. Мужчина прислушивался, стараясь идти на звук, доносящийся из глубин. Именно этого я и добивался. Наконец одурманив разум человека, я хотел было активизировать скрипку, но ничего не вышло: это был обычный музыкальный инструмент, который никогда не смог бы никому навредить…
