Лавандовый Рай

      Угрюмые дни сменялись один за другим, смывая своего предшественника пеленой серых дождей, непроглядной стеной главенствующей на всей планете. Затхлые коридоры вгоняли Элизабет в не менее мрачное расположение духа. Кроме бесцельного брожения по узким тоннелям, ей было совершенно нечем заняться, когда даже на Джаггернауте изучение голографических карт вызывало у нее куда больший интерес. Одиночество сейчас ощущалось как никогда прежде. Она была лишена всех своих надежд, ступая по призракам тех, кто не так давно еще мог дать ответы на все интересующие ее вопросы. Рядом не было и Дэвида, она практически не видела его с тех пор, как он сообщил ужасающую правду, да и честно признавалась себе, что видеть особо-то и не хотела. Андроид, руководствуясь постоянной занятостью, находился в комнатах, закрытых от Элизабет, и говорил, что пытается найти лекарство против патогена. Он часто выходил наружу, ведь даже шквальные потоки ливня с патогеном никоим образом не могли ему навредить. А женщине оставалось только сидеть под прозрачным куполом и наблюдать за тем, как скрывается из виду мрачный силуэт, в накинутом на голову капюшоне, теряясь в исполинских статуях, замерших в самых чудовищных позах.       Элизабет закрыла глаза, прислушиваясь к глухому эху водопада, стекающему, казалось, прямо из стены, а когда открыла их, отчетливо поняла, что стоит здесь уже не одна. Дэвид молча приблизился к женщине, останавливаясь совсем рядом и делая вид, что тоже внимательно рассматривает сооружение Инженеров.       — Они были великими творцами, — после нескольких дней обоюдного молчания, его голос показался Элизабет каким-то отчужденным.       Даже странно, что теперь Дэвид не напрашивался на нелепое общение, как это было раньше, а завидев, что она в ярости и что не желает даже смотреть в его сторону, предпочитал держаться отдельно. Шоу размышляла над тем, как сильно он мог запустить заложенное в программе, теперь так походя на человека. После подобных мыслей женщине становилось не по себе, ведь она понятия не имела что у него на уме и что он может выкинуть в следующую секунду.       — Не такими уж и великими, раз позволили стереть себя с лица планеты ошибке одного синтетика, — из-за длительного молчания, собственный голос показался ей хриплым с толикой грубости.       На миг ей почудилось, что глаза синтетика вспыхнули, но тут же его лицо приняло обыденное выражение безразличия. Элизабет прекрасно знала, что его это задевает, поэтому могла говорить одни и те же фразы хоть целые сутки напролет.       — Ты можешь избегать меня хоть всю жизнь, — губы Дэвида слегка изогнулись в усмешке, — но ты же должна понимать, что кроме меня у тебя не будет никого. Совершенно никого.       — Как поэтично, — съязвила Элизабет.       Она собиралась красиво удалиться, но боль, внезапно возникшая на месте старого шрама, не дала сделать ей и трех шагов. Женщина замерла, хватаясь за живот и покачиваясь, как тряпичная кукла, готовая вот-вот повалиться на пол.       — Элиза…       — Отойди! — сквозь зубы прошипела она, чувствуя, что боль глухими ударами отдается в горле и ушах.       Игнорируя головокружение и настойчивое желание Дэвида ухватить ее за руку, Шоу, пошатываясь, поплелась по направлению к своей «комнате», которую она сама более менее обустроила для жилья.       Спустя пару часов, боль не то что не отступала, а становилась назойливей, волнами разливаясь по всему телу. У Элизабет даже не было сил пререкаться с андроидом, который с озабоченным видом наблюдал за ней все это время, не говоря ни слова. Не в силах терпеть эту адскую боль, женщина коротким кивком сообщила о своем согласии, когда Дэвид в очередной раз предложил ей осмотреть рану.       — Надо было сразу дать ее мне обработать, — синтетик напряженно разматывал повязку, которую Элизабет впопыхах наложила еще при отлете с LV-223.       При каждом осторожном прикосновении, Шоу невольно вздрагивала, пытаясь не выказывать на мраморном побелевшем лице как же на самом деле ей больно. А еще ко всему примешивалось чувство дискомфорта. Ей совершенно не нравилось походить на образец, который вот-вот будет препарирован на белом каменном столе.       — Рана загноилась, тебе придется немного потерпеть, — Дэвид извлек какой-то раствор и принялся обрабатывать порез, зашитый на скорую руку. Элизабет иногда вздрагивала и издавала звуки, похожие на шипение, но даже не думала кричать, или того хуже — заплакать при нем.       Завидев ее побелевшие костяшки пальцев, Дэвид приподнял бровь:       — Я не стану осуждать тебя за то, что ты чувствуешь боль.       — Мне не больно, — Процедила сквозь зубы Элизабет. — Занимался бы ты лучше своим делом.       Пожав плечами, Дэвид принялся снимать неровные швы, наложи которые не она, а более опытный человек, то проблем бы и не возникло. С каждым его движением Элизабет замечала, что синтетик как бы невзначай порой прикасается к ее руке, иногда задерживая прикосновение достаточно долго для того, чтобы оно казалось случайным.       — Эй! — Элизабет машинально оттолкнула его, но получилось это скорее нелепо, потому что она сама чуть было не грохнулась с каменного пьедестала, если бы не Дэвид, который не сдвинулся даже на сантиметр.       — Что? — В васильковых глазах читалось наигранное непонимание.       — Ничего, — она гневно сверкнула глазами. — Если я сижу перед тобой полуголая, это не значит, что ты можешь…       Внезапно она осеклась… может что? Элизабет перебирала в голове всевозможные комбинации упреков, но ничего не подходило. Она опасалась выдать свою нервозность и подозрительность в целой тираде ненужных слов, ведь Дэвид, по сути, совершенно ничего не сделал.       — Неплохое начало, — она могла поклясться, что на лице Дэвида, наклоненном к ее ране, появилась язвительная улыбка. — Никоим образом не собирался причинять тебе дискомфорт. В который раз.       — Да нет, — она отмахнулась. — Последние дни я слегка нервная, поэтому мне вполне может казаться что-то, чего нет.       На какой-то момент ей даже почудилось, что она перегибает палку в общении с ним.       — Забавно, — после некоторой паузы начал синтетик. — Забавно, что тебя может напрягать подобная глупость. У меня сложилось впечатление, что ты не относишь меня к… людям. Что, конечно же, верно, учитывая ваши ограниченные способности, но дело сейчас состоит не в этом.       — Я уже говорила, — щеки Элизабет вспыхнули. — Я не знаю, к кому отношу тебя.       — К «кому»? — Дэвид выпрямился. — Слишком щедро звучит. Если учитывать наше последнее, с позволения сказать, общение, то я только и слышал в свой адрес слово «синтетик».       Шоу нервно постукивала ногтями по столу.       — Не думала, что тебя это может так задеть.       — Ты знала это, — Дэвид неотрывно смотрел ей в глаза, в то же время, помешивая какое-то лекарство в глиняной посудине.       — Прости, — Элизабет нервно сглотнула. — Я, наверное, перестаралась.       Он склонился над ней, продолжая обрабатывать рану, а Элизабет невольно прикоснулась к его волосам, заставляя синтетика вновь поднять на нее глаза.       — Такие длинные, — она попыталась выдать нечто вроде улыбки, чтобы снять гнетущее напряжение. — Непривычно видеть тебя с такими.       — Я еще не успел привести себя в порядок, — машинально выдал Дэвид. — Пока тебя не было, не думаю, что кого-то мог бы интересовать мой внешний вид, поэтому и тратить время на него я посчитал нецелесообразным.       На этот раз Элизабет улыбнулась шире, поражаясь, что даже сейчас, после всего, он может вызвать на ее лице улыбку.       — Что? — он нахмурил брови. — Почему ты улыбаешься?       — Знаешь, а ты довольно милый, когда не похож на маньяка.       — И это что, мне считать за комплимент?       — Как тебе будет приятней, — Элизабет пожала плечами.       Дэвид всё продолжал обрабатывать рану, сначала намазав ее какой-то мазью, о составе которой женщине не сильно хотелось спрашивать, а потом аккуратно наложил новую повязку. Всё это он сделал настолько аккуратно и безболезненно, что Шоу ни разу не пришлось сгибаться от боли.       — У тебя легкая рука, — она наконец-то смогла выровнять дыхание — боль начала отступать.       — Всё могло бы быть гораздо хуже, — серьезно начал Дэвид. — Ты не представляешь, что стало бы с этой раной, не перевяжи я ее вовремя.       — Не стоило мне упрямиться, — Элизабет легко соскользнула со стола, привыкая стоять на ногах без раздирающей боли в животе. — Спасибо, Дэвид.       Он кивнул, и хоть выражение его лица не изменилось, Элизабет прекрасно знала, что андроид доволен проделанной работой. Не только над её раной, но и над их взаимоотношениями.       — Сейчас приду, — он жестом указал ей оставаться здесь и поспешно покинул комнату, возвращаясь буквально через минуту со сложенным листом бумаги в руке. — Вот, я долго думал, что может тебе понравится.       Только женщина подумала об очередном портрете, которые скоро можно было бы успешно преобразовать в обои для всех тоннелей, Дэвид добавил:       — Прости, те портреты пугали тебя, поэтому я решил сделать что-то по-настоящему стоящее.       Элизабет развернула сложенный напополам лист и ахнула от удивления: на бумаге был изображен яркий пейзаж, небольшая река и два человека на её берегу. Отец и дочь, наблюдающие за тем, как небольшие лодки плывут прямо по течению. Она молчала, закусив губу и еле-заметно улыбаясь.       — Ты видел это, да?       — Еще на «Прометее», да, — Дэвид кивнул и перенял улыбку женщины. — Я запомнил этот момент и хоть некоторые данные были повреждены после той… поломки, я всё равно смог воспроизвести твой сон на бумагу. Мне показалось, что среди прочих снов, именно этот вызвал в тебе такую сильную… эмоциональную нестабильность.       — Он довольно часто мне снится.       Она уселась обратно на каменный пьедестал, жестом указывая Дэвиду на место подле себя.       — Ты скучаешь? — он выразительно взглянул на Элизабет, с удовольствием принимая предложение присесть.       — Скучаю, да, но что странно… я почти его не помню. Всё это навеяно, скорее, воображением, а на деле же в моей памяти лишь размытый образ человека, который очень сильно любил меня. За всю мою жизнь он и Чарли были единственными, кому было до меня дело, — Элизабет так задумалась, разглядывая замысловатый светильник, источающий приятный желтоватый свет, что не заметила, как в васильковых глазах Дэвида промелькнула обида.       — Это не так, — холодно парировал андроид.       — В каком смысле? — женщина отвлеклась, обращая всё своё внимание на собеседника.       — Твой отец, и правда, тебя любил, но вот Хэллоуэй, — Дэвид повел бровью, — это исключительный образец человеческой самовлюбленности вперемешку со значительной долей глупости.       — Что? — Элизабет опешила, даже не находя нужных слов. — Знаешь, это не совсем то, что я надеялась от тебя услышать.       — Что же ты хотела услышать?       — Не знаю, наверное что угодно, только не оскорбление моего погибшего парня по твоей же вине, — вспыхнула женщина. — А мне только стало казаться, что мы сдвинулись с мертвой точки.       — Ты же говорила, что хочешь правды, — Дэвид пожал плечами. — Чтобы я был абсолютно честен с тобой.       — Ладно, — она отмахнулась. — Я даже не собираюсь спрашивать, почему ты так считаешь.       — Ты сказала, что никому не была важна, но ошиблась, — на вопросительный взгляд синтетик продолжил. — Потому что для меня ты очень важна.       — Ого. Опять двадцать пять, — она соскользнула с холодного мрамора.       — Но ведь и это тоже правда. Всё это время я только и старался для тебя, Элизабет. Я сделал для тебя столько всего.       — Да, это верно, — Элизабет приблизилась к его лицу. — Ты сделал мне очень больно… так, как никто другой. А самое главное — ты этого так и не понял.       — И что же ты намерена с этим делать? — сейчас он скорее напоминал маленького обиженного ребенка.       — Ну, у меня есть в запасе целая жизнь, — сузив глаза, процедила она. — А у тебя и того лучше — вечность. Того и гляди, лет через сто дело сдвинется с мертвой точки.       Как и прежде, Элизабет, уже не слушая ответ, поспешила покинуть мрачное помещение, оставляя Дэвида в который раз гадать, что же творится в голове у людей.