***
Сегодня гранд-адмирал проснулся ровно за пять минут до звонка будильника – впрочем, как и всегда на протяжении уже многих лет. Встал, на автомате заправил кровать, умылся, отключил будильник, включил инфопанель, чтобы услышать благожелательно-нейтральное и уже набившее оскомину: - Текущая звездная дата – шестнадцатое марта две тысячи сто двадцать третьего года, ровно 7 часов утра по общему стандарту. Средняя температура на Новом Вавилоне – плюс двадцать один градус, влажность воздуха - … Дальше Клим уже не слушал. Повернувшись к огромному, во всю стену окну, он рассеяно смотрел вдаль. Отсюда, с 78-ого этажа главного корпуса Администрации, ему открывался великолепный вид на все еще восходящее светило планеты, окрашивающее все в золотистый оттенок. Густые облака плыли по всему небу, иногда закрывая солнце, но его лучи без труда проходили через них. Взгляд Ткаченко переместился с неба на землю и упал на расположенный на площади Обелиск Памяти – почти стометровый блестяще-антрацитовый кусок породы на постаменте, окруженный плитами с надписями. Настроение гранд-адмирала, и до того не особо шикарное, мгновенно упало вниз. Нахмурившись, он отвел взгляд и уперся им в иглу планетарного щита, но мысли уже были заняты Обелиском. «Обелиск. – Ткаченко скривился. - слишком громкое название для куска камня, пусть и бывшего когда-то частью нашего дома». Переборов себя, он вновь посмотрел на памятник и плиты. Семнадцать плит, на каждую из которых была нанесена голографическая пленка, отображающая имена павших в Семнадцатилетней войне - почти три миллиарда секк-локкарцев и двадцать один миллиард человек. Сфокусировав на площади взгляд имплантата, заменяющего ему правый глаз, Ткаченко увидел, как немногочисленные прохожие почтительно склоняли головы, проходя мимо Обелиска. Вот кто-то поднес цветы и, постояв несколько секунд, отправился дальше по своим делам. Даже два мутона-патрульных, остановившись и повернувшись лицом к Обелиску, дружно ударили кулаками по левой стороне груди – абсолютно бесполезный с анатомической точки зрения жест, учитывая то, что у нынешнего их поколения по два сердца. Сам гранд-адмирал никогда не посещал Обелиски – не из-за того, что не чувствовал уважения или еще чего-то, а из-за чувства вины – многие имена на этих плитах появились из-за него. Прекратив смотреть на Обелиск, Ткаченко поднял взгляд на небо, безошибочно найдя там точку, где находилась еще одна, ныне необитаемая, планета системы. Медея. Чертова Медея. Именно там нынешний гранд-адмирал, отражая атаку Искаженных, получил первую славу как Несгибаемый Адмирал, получил свои первые аугментации – левой руки до локтя и левого легкого… и потерял своего сына. «Нельсон», которым командовал тогда еще адмирал Ткаченко, получил полный бортовой залп от линкора Искаженных, раскурочивший обшивку и доставший до самого мостика, спрятанного в глубине флагмана. Одна из балок срезала Климу руку и проткнула легкое, вместе с парой каких-то прутьев. Ему вытащили все железки из тела и хотели оправить в лазарет, но он сам это тогда запретил. Клим продолжил командование, накачавшись лошадиной дозой стимуляторов и анестетиков и продержавшись на них все 14 часов битвы, смог протянуть время до подхода Третьего Флота и после уничтожить почти все силы Искаженных. Сбежать тогда смогли только несколько кораблей Искаженных, включая ЦУМ – Центральный Управляющий Модуль. Именно он, понимая, что битвы уже не выиграть, ударил по планете термоядерными зарядами, невзирая на свои оставшиеся войска, а после уничтожил несколько кораблей, ринувшихся ему наперехват. В числе этих кораблей был и «Сингапур», которым командовал Руслан Ткаченко – его сын. Климу до сих пор снится тот момент, когда на трехмерной проекции боя гаснет точка фрегата и будто из-под земли слышится голос оператора: «Мы потеряли «Сингапур»! Он тогда никак не отреагировал – не потому что ему было все равно, а потому что перегруженный мозг просто не придал значения этой новости. Осознание пришло уже потом, когда ему поставили имплантаты. Тогда врачам пришлось спешно пересаживать ему сердце – старое отказало. Много позже его спрашивали, какое воспоминание за свою жизнь у него самое яркое. Гранд-адмирал тогда отвечал, что это рождение его детей – Руслана и Светланы. Он врал – самым ярким его воспоминанием была именно эта фраза – «Мы потеряли «Сингапур»!» и гаснущая зеленая точка на проекции. Отвернувшись от окна, Ткаченко подошел к бару, вделанному прямо в стену, и вытащил из него стакан и бутылку алкоголя. Налил, подошел к единственной фотографии в комнате, отсалютовал стаканом: - За тебя, сынок. – и залпом выпил. Алкоголь не принес долгожданного облегчения. Аугментации, заменяющие печень и часть желудка, мгновенно разложили выпитое на простейшие химические соединения и ассимилировали. Адмиралу было все равно. - Сколько тебе бы сейчас было? – разговаривал он с фотографией. – Сорок один? Сорок два? Нет, все же сорок один. У самого бы уже дети были, семья. А вместо этого – пустая могила на Вавилоне и строчка в плитах у Обелиска. Не должно было так быть. – Клим отпил из бутылки. – Ни с кем не должно. Ни с кем! – и резко развернувшись, бросил бутылку в стену. - Гранд-адмирал. – прогудел ему ВИ. – регистрирую повышенный уровень норадреналина и адреналина в крови. Рекомендую… - Нет. – отрывисто ответил ему Ткаченко, зажмурившись и глубоко дыша. – ничего не надо. - Принято. Напоминаю вам, что через полтора часа состоится заседание. - Да, я знаю.***
Ласаана. Пройти мимо охраны Кровавой стаи оказалось до смешного просто. Пара датчиков движения и камер были ничем не прикрыты, да еще и оказались настолько устаревшей модели, что Каллус мог бы их и с закрытыми глазами взломать. Очевидно, основная роль в охране территорий Стаи принадлежала ворча и варренам, обход и обман которых не составил для СПЕКТРа большого труда. Первые редко поднимали глаза вверх или лезли в вентиляцию, а от вторых турианец избавился с помощью специального аэрозоля, нанесенного на броню и кожу. И вот сейчас Каллус сидел на верхушке груды ящиков на каком-то складе и смотрел на волуса, командовавшего разгрузкой этих самых ящиков. При желании турианец мог убить его прямо отсюда без особых проблем – дротик из миниатюрной духовой трубки с легкостью пробил бы скафандр коротышки, а сильнодействующий яд, нанесенный на него, закончил бы дело. Вот только убивать Дино Аста как раз было нельзя. Его можно было (и нужно) избить или покалечить, но не убивать. Поэтому сейчас Каллус сидел и думал, как именно это сделать. Вариант выпрыгнуть на всю находящуюся в складе живность с криком « Я СПЕКТР, бросай оружие!» турианец отбросил сразу. Это Ласаана, и тут всем по барабану кто ты – хоть СПЕКТР, хоть оживший протеанин, пристрелят сразу и без разговоров. Вариант вырубить всех по-тихому Каллус тоже отбросил – слишком много народу, чтобы вырубить всех гарантированно и сразу, обязательно что-то пойдет не так. Значит, остается лишь один - сидеть и ждать, пока все разойдутся, а потом прижучить волуса, когда он будет один. Успокоившись на этом, турианец устроился поудобнее, и вытащил из рюкзака два батончика. - Хмм. – задумчиво пробормотал он, переводя взгляд с одного на другой. – синий или красный? Дино, тихо посвистывая, шел к своему кабинету в сопровождении четверки ворча. Дела шли просто прекрасно – недавние контракты принесли неплохой доход и почти нулевые потери, так что можно было даже подумать о расширении на Ласаане, благо док 17 ему уже давно приглянулся. Волус даже в пляс бы пустился, но при охране не рискнул. Ворча тоже чуть расслабились, глядя на босса, что спустя секунду им аукнулось. Тихий свист воздуха – и один из охранников падает на пол с ножом в затылке. Трое оставшихся оборачиваются, одновременно вскидывая оружие, но Каллус уже возле них. Удар левой снизу вверх по оружию ближайшего, одновременный бросок ножа правой в другого – минус один. Четвертый из ворча направляет оружие на турианца и получает удар обеими ногами в корпус. Третий в это время, получив собственным оружием по носу, рефлекторно отходит назад на шаг и падает, подсеченный клинком СПЕКТРа. Извернувшись, как змея, Каллус прямо с пола прыгает на четвертого, разрезая его клинком на две неровные половинки. Волус делает попытку убежать, но воткнувшийся в стену рядом с его лицом нож убеждает его этого не делать. СПЕКТР убирает клинок и жестом приманивает к себе последнего ворча, припадающего на разрубленную ногу. Когда тот бросается на него, перехватывает и ломает ударом снизу вверх в локте руку, наносит несколько коротких ударов по лицу, делает шаг вперед, плавным движением обходит уродца, бьет сзади по коленке и резким движением ломает шею. Тихонько насвистывая, Каллус подбирает ножи из тел ворча и подходя к волусу, проводит одним из них по его скафандру: - А с тобой, дружок, нам предстоит весьма долгий и плодотворный разговор. Выходя из «Загробной жизни», Каллус включил омнитул: - Мерели, на наше судно взял заказ некто Райас Галтог, вольный капер. Что ты о нем знаешь? - Галтог? Старикан решил наконец сыграть по-крупному? У него есть корабль – батарианский фрегат, «Кар`гуун», кажется. - Пробей его по базе данных. Я хочу знать, где и когда он появлялся последний раз.***
Новый Вавилон. Зал заседаний. - Ну и что вы думаете по всему этого поводу? – поинтересовался Указывающий, обводя рукой двенадцать трехмерных голограмм на столе. - То, что Галактика внезапно стала слишком тесной. – проворчал МакЛафли. - Они знают о Враге? - Нет. Ни о Враге, ни о нас, ни о Искаженных. - Блаженны в своем неведении. - Скоро ему придет конец. И если мы хотим выиграть, то следует подготовить их. - Как? Выйти на контакт? Риск слишком велик. - Риск открытого контакта слишком велик. Но никто ведь не просит нас выводить флоты к их планетам, пуская фейерверки? – заявил Ренар. - И что же ты предлагаешь? - У каждого народа есть лидеры. Не обязательно те, кто сидит на богато изукрашенных тронах или предлагает резолюции в сенате, но именно они решают судьбы своих рас. - И ты… - Да, выйти на связь с ними. Предупредить о Враге, продать или подарить некоторые технологии, раз уж нам нельзя появляться в открытую. - Поверят ли они нам? - Поверят. – непреклонно заявил Указывающий. – Мы не оставим им выбора. - Это не единственные наши проблемы. – проговорил Ренар. – мы нашли их столицу. - Судя по твоему тону, это нечто не особо хорошее, я прав? - Да. Их так называемый «Совет» находится на Цитадели. Воцарилось недолгое молчание, которое прервал Ли Фань. - Великолепно. «Подставим свою столицу под удар первой», в этом заключается их гениальный план? - Тогда нам все же предстоит выйти на контакт. - Не торопись. - Не торопись? Чего нам ждать – когда Враг выйдет из Цитадели и начнет Жатву?! - взъярился Ткаченко. - У нас еще есть время до этого. - Сколько? Год? Два? Неделя? Часы? Мы должны действовать, а не сидеть смирно, сложа лапки! - От 240 до тысячи лет, если ничто не изменит их планы. – скучающим тоном проговорил Леджер, читая какой-то планшет. - Я пережил две войны. – вдруг вступил в разговор Старший. – И совсем не горю желанием начинать третью. И тебе не советую, Клим. Как ты помнишь, на любой войне есть только живые и мертвые. - Да. – внезапно пересохшим голосом ответил ему Ткаченко. – я помню. - Мы НЕ будем трогать Цитадель. По крайней мере, сейчас. – проговорил Указывающий. – Мы не готовы к полномасштабной войне с кем бы то ни было. - Тогда предлагаю перейти к менее серьезным делам. – сказал Леджер, отрываясь от планшета. Подчиняясь его указанию, все голограммы на столе слились в одну, показывающую какую-то планету. – Это Иден Прайм. Там мы нашли целые комплексы протеан, некоторые в отличном – для пятидесятитысячелетних развалин – состоянии. В одном из комплексов обнаружено несколько сигнатур живых существ. - Хочешь сказать, что вы нашли живых протеан? - Возможно, сигнатуры не совпадают с известными нам образцами. - Было бы удивительно, если бы совпадали. Нам еще не попадались ни живые протеане, ни их останки. - Тогда у нас появился редкий шанс увидеть этих «древних» воочию. И вряд ли им следует пренебрегать. - Согласен. Перспективы, открывающиеся нам с появлением живых протеан… захватывающи. - К тому же, шанс на то, что они сговорятся с Врагом, как минимум… скромен. - Он несбыточен. - Тогда, полагаю, вопросы по поводу их разморозки не возникнет? Ну вот и хорошо. Можете приступать по окончанию заседания, профессор Леджер. Доктор Рузанова, что по поводу существ, найденных на Акузе? – голограмма в очередной раз вспыхнула, показывая белую сферу. Глава отдела генетических исследований встала, одернула юбку и заговорила: - Немногое. Высокий псионический потенциал, примерно соответствует пятому рангу, но, думаю, путем генетической модификации мы сможем его поднять до шестого, а у отдельных особей даже до седьмого. Далее – существа комфортно чувствуют себя в практически любой атмосфере, но при этом очень хрупки. Роль защиты на себя берет эта капсула, которая уже совершенно устарела. Мы уже работаем над её улучшением, как и над клонированием оставшихся в живых особей. Так-же в капсулу был встроен механизм самоуничтожения. Мы его немного доработали. - А что по поводу самой базы? - Была заброшена прямо перед нападением на Землю. Хоть в логах и не осталось так много информации, но можно с уверенностью заявить, что «Усуллис»(1) был там до захвата амазонской базы(2). Ничего нам особо полезного мы пока не обнаружили. - Понятно. Администратор? - «Гром» и «Огонь» завершены на 85 и 83 процента соответственно. Мы завершим постройку и введем их в эксплуатацию в ближайший месяц. Бастион-7 также завершен и готовится к переброске в Поцелуй Геры. - Гранд-адмирал? - ПАЗы(3) установлены, флоты функционируют в должном порядке. - Отлично. Полагаю, на этом заседание можно закончить. – Указывающий встал. – И помните, мы едины… - И в этом наша сила. – ответили ему хором. Человек стоял у Обелиска уже довольно долго. Стоял и в нерешительности мял в руках фуражку гранд-адмирала. Прохожие почтительно кланялись, немногочисленные военные и патрульные отдавали ему честь. Гранд-адмирал автоматически отвечал им тем же, но мыслями он был не здесь. И не сейчас. В конце концов, встряхнув головой, как будто решившись на что-то, Ткаченко подошел к Обелиску и, вытащив неизвестно откуда букет цветов, возложил их на постамент. Поднял голову, всматриваясь в Обелиск. - Я не ищу прощения. Знаю, что не заслужил. Я пришел, чтобы сказать – я помню. И я не забуду. Никого не забуду. Над Новым Вавилоном пошел дождь. Мелкие капли падали на лицо человека, на Обелиск, на проходивших мимо единых. Клим же стоял, запрокинув голову, губы его что-то беззвучно шептали. И по лицу его текли не только капли дождя.