Путь к тишине. Часть 2

Было около полуночи, когда Кедвин приехала за Мишель. По пути к дому она много молчала, занятая своими мыслями, и Мишель заметила эту перемену в ее настроении. В двух словах поведав о своих впечатлениях от посещения дома Лиама Райли, Мишель спросила: — Как прошел деловой ужин? Кедвин рассеянно улыбнулась: — Ужин получился не совсем деловым. — Это Адам, правильно? — поинтересовалась Мишель. — Откуда ты знаешь? — Да ладно. Как будто я не заметила, как он на тебя смотрит. Кедвин подумала немного и усмехнулась: — Да… смотрит. Кстати, он сделал мне интересное предложение. Вернее, нам с тобой. — Какое же? — Пригласил на загородную прогулку. Мишель призадумалась: — Знаешь, как-то меня не тянет на развлечения. — Разумеется. Но это не развлечение, это просто хороший отдых в хорошем обществе… если верить его рассказу об этом месте. Да я еще сама кое-что проверю. Тебе не помешает немного отвлечься и сменить обстановку. — А тебе? — А у меня свои виды на это мероприятие. Подумай, Мишель. У нас в запасе неделя времени. — Что это за место? — Загородный дом, старинный. Присутствие цивилизации — только в пределах крайней необходимости. Сплошная дикая природа. И никаких Бессмертных! — Самый привлекательный пункт, конечно, последний, — вздохнула Мишель. — Но это хорошее общество… оно же там веселиться собирается? — Думаю, если это действительно хорошее общество, оно не станет навязывать тебе то, чего ты не желаешь. И потом, нам ничто не помешает уехать хоть в первый же вечер, если тебе там не понравится. — Хорошо, я подумаю. * * * Дома они сразу разошлись по спальням — Кедвин в ужине не нуждалась, а Мишель успела подкрепиться в гостях у Райли. Кедвин легла и погасила свет, но сон не шел. Она и не рассчитывала скоро заснуть, просто хотела расслабиться и спокойно обо всем подумать. Адам — Митос — был прав, когда говорил, что она к нему неравнодушна. Она и сама очень хотела разобраться в своих чувствах… После смерти Стивена ни один мужчина не тронул ее сердца. Теперь же… Говорить о любви слишком рано. Хотя бы потому, что сейчас перед ней не шестнадцатилетний мальчик с душой прозрачной, как чистое стеклышко. Она даже не уверена, что его сегодняшнее обличье — настоящее, а не просто очередная маска, вроде «Адама Пирсона». Но любопытство — уже кое-что. А ей очень хотелось узнать этого человека получше. Надо постараться убедить Мишель согласиться на поездку. Приглашение явно неспроста. Митос ищет возможности не просто признаться в любви, если это вообще входит в его планы. Наверняка все это связано с мрачными предостережениями МакЛауда… Кедвин была достаточно опытна, чтобы понимать: Бессмертному в столь почтенном возрасте есть что скрывать, и он не станет распахивать душу при первой встрече, неважно с кем. Но он ищет поводов для сближения. Этой возможности упускать не стоит. Впрочем, подумала Кедвин, уже засыпая, кое-кто может знать о нем и побольше интересного. Например, Маркус Константин… * * * Наутро она отправилась в свой офис. Покончив со срочными делами, решила съездить в музей. Маркус Константин уже вернулся в Париж (Кедвин про себя хихикнула, позабавившись такой изумительной своевременности его деловой поездки). В два часа пополудни она уже входила в музей. Здание было просторным. Она долго шла по залам и переходам, прежде чем ощутила наполнивший воздух неслышный гул. Остановившись посреди зала, в котором застал ее Зов, она оглянулась кругом и почти сразу заметила темную фигуру в одном из дверных проемов. Маркус Константин выступил на свет и приветственно улыбнулся. Кедвин, тоже с улыбкой, подошла. Вокруг бродило несколько пар посетителей музея. Маркус молча пожал протянутую руку и сделал Кедвин приглашающий жест в сторону двери, из которой только что вышел. Кедвин последовала за ним в кабинет, там можно было разговаривать свободно. — Сколько лет, сколько зим, — сказал Маркус, закрыв дверь и поворачиваясь к гостье. — Ты нечасто балуешь меня визитами, Кедвин. Хотя в Париже живешь не первый день. Она улыбнулась снова, подошла, и они обнялись — тепло и сдержанно, как и подобает учителю и ученице. Время и опыт давно сделали их равными во всем, но прежние отношения не были забыты. — Не хотела тревожить тебя напрасно, — сказала Кедвин, усаживаясь в предложенное кресло у большого рабочего стола. — У тебя была жена, у меня — муж. Разве надо вносить лишнее смятение в семейную жизнь? Маркус сел за стол и откинулся на спинку кресла. — Полагаю, главное слово здесь «была»… Ну, а сейчас что тебя ко мне привело? Не подумай, что я не рад тебя видеть… — Не подумаю. Ты прав — у меня к тебе дело. Личное. — Рад буду помочь. Кстати, ты не в курсе, что это такое творилось в последнее время в Париже? — В каком смысле? — Я летал в Грецию. Перед самым отъездом ко мне явился молодой человек, назвавшийся Ником Вольфом, которого якобы прислал ко мне мой старый приятель… Чему ты улыбаешься? Я говорю что-то смешное? — Нет, извини, — хихикнула Кедвин. — Конечно, я тебе расскажу, что это такое творилось. А ты мне расскажи от этом своем старом приятеле. — Адаме Пирсоне? — Нет. О Митосе. Маркус сцепил пальцы мостиком и задумался: — Значит, ты знаешь. Но что я могу тебе рассказать? — Все. Я хочу знать о нем все. — Очень скромное требование. — Хорошо. Все, что известно тебе. Маркус нахмурился: — Кедвин, зачем тебе это? Ты что, хочешь на него поохотиться? — В некотором смысле, — хмыкнула она. — Не волнуйся, я не стремлюсь свести счеты с жизнью. Просто мы недавно познакомились, и… Она многозначительно повела плечами. Маркус улыбнулся: — Понятно. Ну, это неплохо. Но тут, боюсь, я ничего полезного сказать тебе не смогу. — У меня сложились и кое-какие свои впечатления. По-моему, он очень хороший актер. Я видела, как он может меняться. Буквально до неузнаваемости. И я не уверена, что лицо, которое вижу сейчас, настоящее. — Это распознать я тебе не помогу, — произнес Маркус. — Он действительно очень хороший актер. Когда-то я даже думал, что для него мир в самом деле огромный театр. И он выбирает роль, играет ее, потом исчезает и находит другое место и другое обличье, в котором интересно будет выйти на сцену… Я знал его в нескольких тождествах, но никогда не был уверен, которое из них настоящее. Возможно, настоящего лица у него просто нет, или все они настоящие. А может, он просто никому не позволяет видеть себя настоящего. Своего рода способ защиты. Так что… — Ну хорошо. А что за человеком он был в тех тождествах, которые тебе известны? — На моей памяти он был беглым рабом, наемником, фермером, католическим священником и рыцарем-землевладельцем. Кедвин присвистнула: — И во всех этих ипостасях он выглядел естественно? — Абсолютно. Полное соответствие образу. Как если бы и не знал ничего иного в жизни, — сказал Маркус и вздохнул: — Понимаешь, что я хочу сказать? Он воспринимает это не так, как большинство из нас. Не притворяется, не изображает, скажем, крестьянина или ученого, а становится им. Действительно проживает эту жизнь. Поразительная способность к мимикрии! Так что если ты решила докопаться до истинной сущности этого человека, тебе придется нелегко. И потом, знаешь, как бывает в таких случаях — ты узнаешь правду и думаешь: зачем мне эта правда понадобилась? Без нее было лучше. — Боюсь, в сложившихся обстоятельствах у меня нет другого выхода, — коротко усмехнулась Кедвин. — Послушай, что я тебе расскажу о последних событиях здесь, в Париже, тогда и скажешь, к которому из его тождеств применимо то, что я видела в его исполнении… Маркус выслушал всю историю молча, хмурясь и постукивая пальцами по столу в такт своим мыслям. — Ну вот, — подвела итог Кедвин, — пока на этом все закончилось. Могу сказать, тебе просто фантастически повезло, что тебя именно в эти дни не было в Париже. Не то мы бы встретились в том подвале. Так что скажешь о подвигах нашего старца? — Не знаю что и сказать, Кедвин, — задумчиво ответил Маркус. — Видишь ли… Он очень сильный. Не только и не столько физически, хотя и это тоже есть. И очень смелый. Вот только представление о том, когда и как стоит пустить эти качества в ход, а когда лучше подобру-поздорову унести ноги, у него свое собственное. Иной раз весьма оригинальное. Возможно, тебе представится случай заглянуть под все эти маски и личины… Если я правильно понял, он с самого начала выделял тебя среди прочих «союзников». Возможно, он к тебе неравнодушен. Вот только к добру это или к худу — кто знает. — Не думаю, что к худу. Кое-что полезное ты мне рассказал, Маркус. Хотя на самом деле мне нужно бы знать о нем кое-что еще, но этого ты уж точно не расскажешь. Что ж, спасибо. — Пожалуйста. Хотел бы я помочь тебе больше. — В таких делах трудно рассчитывать на помощь, Маркус. Некоторое представление об этом человеке я получила, дальше попробую разобраться сама. — Будь осторожна, — сказал Маркус. — Кроме всего прочего, он опасен. Очень опасен. — Я тоже. Или ты в этом сомневаешься? — О нет, — с улыбкой ответил он. — Просто иногда забываю, что ты уже не наивная драчливая девочка, какой когда-то попала ко мне в руки. — Драчливости с тех пор не убавилось, — вздохнула Кедвин, вставая, — а вот наивность теряется лишь однажды и бесповоротно. Прощай, Маркус. Если что — ты знаешь, как меня найти. — И ты знаешь, как найти меня. Он встал, проводил ее до двери и еще раз обнял и поцеловал в лоб на прощание. К этому они тоже привыкли — всякий раз, расставаясь, не знать, состоится ли следующая встреча. Хотя возможно, легче было бы не прощаться совсем. Как будто выходишь на пять минут. * * * По пути домой Кедвин раздумывала над словами Маркуса. Нет, она не встревожилась и не испугалась. Но задача, которую она перед собой ставила, теперь казалась и интереснее, и сложнее. И опаснее. Она давно не играла в подобные игры с Бессмертными. А уж с такими! Но в этом и интерес. Была и другая забота. Мишель. Ни одной ночи в доме Кедвин она не провела спокойно. Поутру иной раз она не помнила своих кошмаров, но кричала и плакала во сне каждую ночь. Мишель оставалась молчаливой и печальной, совсем непохожей на ту, какой Кедвин увидела ее впервые. Конечно, все это естественно и все пройдет, дай только время… Но сегодня с утра что-то в поведении Мишель изменилось. Она была такой же тихой и молчаливой, но задумчивость ее стала как будто светлее, она время от времени прислушивалась к чему-то в себе. Вот это был совсем не обязательно хороший признак, и Кедвин решила: если поведение Мишель не изменится, надо расспросить ее, не дожидаясь, пока она соберется поговорить сама. Приехав домой, Кедвин застала Мишель на кухне. — Привет. Мне вот захотелось перекусить. Будешь? — Буду. Я тоже голодная. Кедвин поднялась к себе, быстро переоделась и снова спустилась на кухню. Мишель уже ставила на стол тарелки, что-то даже мурлыча себе под нос. Она не выглядела веселой, но перемена в ее настроении была очевидна. За едой Кедвин не стала заводить разговоров. Мишель заговорила первой. — Кедвин, ты уже дала ответ Адаму? Ну, насчет поездки? — Еще нет. А что? — Я хотела сказать. Я поеду с вами. — Да? — прищурилась Кедвин. — Вроде бы вчера ты не была настроена на веселье. — Я и сейчас не настроена именно на веселье, — вздохнула Мишель. — Просто я… — Она споткнулась и опустила глаза. Кедвин положила вилку и повнимательнее всмотрелась: — Мишель, что случилось? — Я не знаю… это, может быть, просто моя фантазия… Она снова посмотрела на Кедвин. — Просто… мне сегодня приснился странный сон… а может, это был и не сон. Я видела Ричарда во сне каждую ночь, но иначе, тогда мне снилось прошлое. Наша первая встреча… свидания… — ее голос дрогнул. — Его смерть… А сегодня я видела его так, как вижу тебя сейчас. Будто он пришел ко мне в комнату и сидел на краю постели. — Он говорил с тобой? — осторожно спросила Кедвин. Подобные видения были делом нешуточным и далеко небезобидным. Этого Кедвин и опасалась. Мишель улыбнулась, не заметив ее тревоги: — Да, говорил. Он сказал, что не хочет видеть меня несчастной. Что я не должна слишком много думать о мести и не должна прятаться от жизни. И что, если я буду счастлива, будет хорошо и ему. Как ты думаешь, Кедвин, это просто сон? Или… — Может быть и «или», — сказала Кедвин. — Не забывай, что тень его сущности сейчас живет в тебе. А он был намного старше и сильнее тебя. — Ты хочешь сказать, это плохо? — недоверчиво нахмурилась Мишель. Кедвин побарабанила пальцами по столу: — Не знаю. Конечно, он любил тебя. И сейчас не сказал тебе ничего плохого… Но давай договоримся: если такие визиты будут повторяться — расскажи мне, хорошо? — Кедвин, ты меня пугаешь. Какая опасность для меня может исходить от Ричарда? — От Ричарда — никакой. А вот от того, что может явиться в его обличье… Мишель побледнела. — Нет… этого не может быть… — Увы, может. Я прошу тебя не скрывать ничего, если подобное повторится. Договорились? — Да… Но… в этот раз… он же все сказал правильно? — Да. В этот раз — да. Он умер, но ты-то жива. Продолжай жить и будь счастлива — это самая лучшая память о нем. Мишель задумалась. — Наверно, ты права, — сказала она, снова придвигая к себе тарелку. — Я и сама слышала, что иногда в обличье наших близких может являться нечто совсем другое. Конечно, если что, я тебе расскажу… * * * Разговоры о любви и потерях растревожили собственные воспоминания Кедвин. На следующий день она, закончив со срочными делами, направила машину в сторону ставшего не так давно знакомым кладбища Монпарнас. Была еще одна причина, по которой ей хотелось побывать на могиле Стивена. Она впервые после его смерти думала о другом мужчине. Как ни странно, чувствовала себя почти виноватой. Может быть, стоит… Размышления ее были прерваны самым неожиданным образом. На стоянке, прямо напротив места, где остановилась она, обнаружилась машина. Очень знакомая. Кедвин постояла, раздумывая, но все же решила не отказываться от своих намерений. Даже если у Митоса и есть кого навестить на этом кладбище, какое ей дело? Он ведь не ради встречи с ней сюда приехал, так почему бы ей об этом беспокоиться? Рассказы об этом человеке ее задели. Она тоже начала искать всюду подвох и двойное дно. Рассердившись на себя за подобные подозрения, Кедвин решительно направилась к воротам кладбища. …Она шла по дорожке назад, к выходу с кладбища, стараясь ни о чем не думать и чувствуя, как становится тихо и спокойно на душе. Действительно, с чего ей пришло в голову, что она не имеет права искать новой любви? Слишком рано? А разве не она вчера говорила Мишель, что самая лучшая память об ушедших — это сама жизнь? Глупо было подозревать, что Митос пытается влезть в ее жизнь с какими-то своими целями. Пока что она его не заметила ни взглядом, ни слухом. Если она вернется на автостоянку первой, он может и не узнать, что они были здесь одновременно… Решив немного задержаться в этом тихом уголке, Кедвин свернула на боковую аллею, чтобы путь до ворот получился длиннее. Эта аллея проходила по дальнему участку кладбища, самому тихому и малолюдному. Рассеянно глядя по сторонам, Кедвин приметила возле одной из могил знакомую фигуру. Она хотела свернуть в сторону или назад, но опоздала — их с Митосом ауры соприкоснулись, он поднял голову, оглядываясь. Уходить теперь стало совсем неудобно. — Добрый день, — сказала она, подходя. — Здравствуй. Кедвин бросила быстрый взгляд на простое темное надгробие. «Алекса Бонд. Возлюбленная». Ни дат, ни цифр… — Моя жена. Последняя, — тихо сказал Митос, уловив невысказанный вопрос. Он повернулся и медленно пошел по дорожке прочь, глядя себе под ноги и зябко кутаясь в пальто. Кедвин внезапно обожгло исходившее от него чувство одиночества и беззащитности, вроде бы никак не совместимое с тем, что она о нем знала. Она догнала его и пошла рядом. Снова почувствовала неловкость — ну какое ее дело? И все-таки не удержалась: — Это было давно? — Нет. Она умерла в марте девяносто шестого года. Затаенная, ставшая привычной боль. Кедвин стало немного страшно — март девяносто шестого! Ее Стивен погиб в марте девяносто пятого. Совпадение? Или знак? — Вы долго были вместе? — Пять месяцев. Кедвин едва не споткнулась. — Так мало?! Что же случилось? — Она была больна, уже когда мы встретились. Рак крови. Врачи говорили, что она может прожить еще год, но для этого нужно было все время оставаться под наблюдением, лечиться, проходить проверки… — А она? — шепотом спросила Кедвин. — Я предложил ей другое — прожить оставшееся время по-настоящему, не на больничной койке. Она согласилась. Мы отправились в путешествие… Она была счастлива, Кедвин. Пять месяцев вместо года, но она прожила эти пять месяцев так, как хотела… Прожила, не просуществовала. Ей было всего двадцать семь лет. — И ты связал себя с… — Умирающей? Ну и что? День, месяц, год, сто лет — какая разница? — Да, наверно, так. Некоторое время они молча шли по дорожке. Кедвин думала о том, что только что услышала, мысленно прибавляя маленький штрих к портрету Митоса, который рисовала в своем воображении. Вернее, не рисовала, а будто открывала, как реставратор открывает старинный портрет, спрятанный под многими слоями краски, в ожидании, когда из-под шелухи, бесчисленных масок и отражений покажется настоящий облик. Почему МакЛауд считал, что облик этот ей не понравится? Что такого он знал? — Как я понимаю, — уже более легким тоном прервал ее раздумья Митос, — ты решила согласиться на мое предложение? — Почему ты так решил? — А зачем ты приходила на кладбище? Она про себя усмехнулась. Надо быть поосторожнее с этим «экспонатом», умен как змий. Но кивнула: — Полагаю, за тем же, зачем и ты. — Логично, — усмехнулся он. — Значит, я все-таки не ошибся… Ты уже разузнала все о моем приятеле? — Все не все, но достаточно. — Следовало ожидать. А что Мишель? — Она тоже поедет. Знаешь, вчера кое-что случилось, и тебе нужно это знать… — Вот как? Что же? — Мишель видела во сне Ричарда. — Ну и что? — Нет, ты не понял. Не воспоминание о нем. Его самого. Он приходил к ней, садился на постель, разговаривал. — Это плохо, — помрачнел Митос. — Что он говорил? — Убеждал ее не отказываться от жизни и не огорчать его постоянной печалью. Потому она и решила принять приглашение — подумала, что так будет правильнее и лучше для него. Я попросила ее, если такое повторится, обязательно рассказать мне. Но, сам понимаешь… — Да, действительно. За ней нужно присматривать… Ах, черт возьми, сколько же времени нам будет отливаться глупость этого мальчишки! — Какого мальчишки? — Лорана. Любой нормальный Бессмертный, узнав, чем занимается его компаньон, просто убил бы его и устроил пожар в лаборатории. А теперь такую кучу дерьма разгребать! — Однако самого Лорана ты пожалел, — заметила Кедвин. — Дело не только в жалости, Кедвин. Я ведь на самом деле надеялся, что он поможет нам разыскать этого Крамера. Ну, если угодно, сам его разыщет, а мы об этом, естественно, узнаем. И наконец покончим с этой дикой историей. — Да уж, история дикая. И как-то еще обошлось всего двумя жертвами… — Знать бы, что обошлось. А что еще может случиться? Кстати, Крамера-то полиция разыскивает. — Да? За что? — Он где-то еще наследил, кроме Парижа. Подозревают в незаконных опытах. Лучше бы они его не нашли, но сам факт этих розысков может сыграть нам на руку. — Может-то может… Ты не боишься оставлять Париж сейчас? Если что-нибудь важное случится? — Надеюсь, что ничего важного не случится, — сказал Митос. — Мне нужен отдых, иначе толку от меня будет очень мало. Но на всякий случай — да, мы с Ником обо всем договорились. Эпоха мобильной связи имеет свои преимущества. — Очень предусмотрительно. Они как раз подошли к автостоянке. — Увидимся перед отъездом? — спросила Кедвин. — Думаю, да. Я вам позвоню накануне. — До встречи? — До встречи. * * * Путь Кедвин к дому лежал мимо Нотр-Дама. Сама не зная почему, она свернула с прямой дороги и остановила машину у спуска на набережную. Подошла к перилам и посмотрела вниз. Баржа Дункана МакЛауда была на прежнем месте. Кедвин спустилась по лестнице и пошла к сходням. Она не очень представляла, о чем собирается говорить с ним, но происходило что-то неладное, и нужно было хотя бы попытаться разобраться. Спускаться в каюту она не стала, просто стояла на палубе и ждала. Минуту спустя хлопнула дверь, и на палубе появился МакЛауд. Увидев ее, он расслабился и убрал меч. — Кедвин? — Добрый день, — сказала она. — Я не помешала? — Нет, но… — он выглядел растерянным. — У тебя ко мне дело? — Ну, не совсем дело. Разговор. — Хорошо. Он сделал приглашающий жест. Кедвин прошла вслед за ним к маленькой площадке на палубе, где было устроено место для отдыха — столик и пара стульев. — Выпьешь что-нибудь? — Нет, спасибо. Ничего не нужно. Кедвин села и подождала, пока МакЛауд сядет напротив. — Дункан, я должна извиниться. В том разговоре я была излишне резка. — Ничего, — отозвался он спокойно. — У тебя были основания. — Были. Но, возможно, нам все-таки есть о чем поговорить. — Что ты хочешь услышать, Кедвин? Я не хотел того, что случилось. Я не знаю, что со мной произошло. — Вот об этом я и хочу поговорить. Послушай, ты ничего подозрительного не заметил там, в подвале? — Чего именно? — Ну, мало ли… Странных ощущений, каких-то звуков, предметов непонятного назначения? — Не знаю. Я же говорю — не понимаю, что со мной произошло. Просто вдруг такое бешенство навалилось, даже голова кружилась! А что? — Ты был дичью в этой охоте, МакЛауд, — покачала головой Кедвин. — Кто знает, на что было способно это изобретение? МакЛауд несколько секунд молча смотрел куда-то в сторону, потом не очень уверенно спросил: — А ты веришь в это? — Во что? — не поняла Кедвин. — В этот генератор. Ты уверена, что все это не выдумка, не иллюзия? Не преувеличение, наконец? — До сих пор была уверена. А почему ты спрашиваешь? Ты сомневаешься? — Не знаю… Иногда мне кажется, что все слишком туманно. Слишком много догадок и предположений. Может быть, этой машины и вовсе не существует? Или она действует совсем не так, как мы думаем? — Честно говоря, не пойму, к чему ты клонишь. Митос нам рассказал… МакЛауд лишь немного сдвинул брови при упоминании этого имени, но Кедвин, внимательно наблюдавшая за ним, заметила. — Вот в чем дело! В Митосе. В том, что вся информация исходит от него. Ты не доверяешь лично ему. — Отчасти. — Отчасти… Дункан, вот это мне и не нравится. — Что именно? — Твои намеки насчет Митоса. Откуда это недоверие? — А ты уже успела с ним познакомиться? — Да, если угодно. И пока не заметила ничего подозрительного. Что такого ты о нем знаешь? — Почему он скрывает от тебя свою настоящую идентичность, ты не задумывалась? — Он не скрывает. Мы встречались недавно, разговаривали. — Он тебе рассказал, кто он? — Нет, я ведь уже знала. — И сказала ему? — Да, а что? — Напрасно. — Почему? Он подтвердил, что это имя действительно принадлежит ему, и сказал, что для того и шел на встречу со мной, чтобы рассказать… Чему ты улыбаешься? — Ничему. Тебе не стоило сразу раскрывать карты. Теперь ты никогда не узнаешь, действительно он собирался тебе открыться или придумал это на ходу. — Пусть не узнаю, — сказала Кедвин. — Но устраивать такие испытания бесчестно. — А если он не собирался ничего тебе рассказывать? — Ну и что? Это его дело. Признаться, мне очень странно слышать такое от тебя. Я ведь в основном из-за этого и пришла… Может быть, расскажешь, что за компромат на него прячешь в рукаве? — Я уже сказал, Кедвин. Он лжец и лицемер. Я не удивлюсь, если окажется, что наши подозрения на его счет были вполне основательными. — Подожди, МакЛауд! Для таких обвинений основания нужны серьезные. Ты же хочешь, чтобы я тебе верила, но при этом не желаешь объяснить, на чем основаны твои подозрения. — Кедвин, ну что я еще могу тебе сказать? Я знаю — знаю! — что он способен и на обман, и на предательство, и что ему плевать на то, скольким людям будет грозить опасность из-за его игр. Он очень хорошо умеет притворяться пай-мальчиком, когда это ему выгодно. Но это только маска, Кедвин, только личина! Кедвин кивнула, встала с места и, отвернувшись, посмотрела на реку: — Итак, лжец, лицемер, бессовестный манипулятор. Куча злобных эпитетов и ни одного внятного объяснения их происхождения. Я ожидала от тебя большего, Дункан. — Разве не достаточно… — начал было МакЛауд, тоже вставая на ноги. — Нет, не достаточно! — перебила Кедвин, поворачиваясь к нему лицом. — Не достаточно, когда речь идет о человеке, спасшем нам жизнь. И еще раз повторю — это совершенно на тебя не похоже. Ты бросаешь такие обвинения совершенно бездоказательно! Она ощутила Зов и умолкла, затем оглянулась. МакЛауд тоже обернулся. По сходням на баржу поднималась Кассандра. — Я ничему не помешала? — спросила она с показным равнодушием. — Нет. Мы просто разговаривали. Кедвин удивленно глянула на МакЛауда. Не послышалось ли ей? Или в его голосе зазвучали оправдывающиеся нотки? — Я хотела поговорить о том, что случилось в том подвале, — произнесла она натянуто. — А о чем говорить? — небрежно пожала плечами Кассандра. — Ничего особенного не случилось. — Это твое мнение. В конце концов, если все, что мы знаем об этом генераторе… — Генераторе? Вы верите в этот бред? — Что? — Кедвин сдвинула брови. — Какой же это бред? — А кто его видел, этот ваш генератор? — коротко усмехнулась Кассандра. — Откуда ты знаешь, что это не выдумка для прикрытия? — Прикрытия чего? — в упор спросила Кедвин. — Ну, не зна-аю… — тон Кассандры стал подчеркнуто небрежным. — Например, какой-нибудь другой интриги, в исполнении твоего приятеля. Тебе виднее — с близкого-то расстояния. — Да, — протянула Кедвин. — Теперь я вижу. — Кедвин, не стоит, — вмешался МакЛауд, уловив нарастающую напряженность. — Согласись, этой мифической машины, как и ее изобретателя, никто не видел. Кассандра в чем-то права. — Например, в том, что пытается свести мой интерес в этом деле к постельной интрижке? Спасибо за поддержку, МакЛауд. Я уже узнала, что хотела. Мне пора. Она направилась к сходням, на прощание смерив Кассандру грозным взглядом. Та пожала плечами и пошла к лестнице в каюту. МакЛауд, поколебавшись, торопливо спрыгнул на набережную и догнал Кедвин. — Кедвин, подожди! Нам бы поговорить в другой раз. Она молча посмотрела на него, потом спросила шепотом: — Что с тобой, Дункан? Я тебя не узнаю. Что случилось? — Ничего, — ответил он, попытавшись улыбнуться. — Все мы меняемся. Я был другим и сто, и двести лет назад. Это тебя не беспокоило. — Не беспокоило. Но прежде ты никогда не был трусом. Он замер. Кедвин повернулась и пошла к лестнице. Поднявшись наверх, она посмотрела через перила. Он стоял на том же месте, глядя в сторону реки и подставив лицо налетевшему ветру. Она коротко вздохнула и пошла к машине. Ответы на свои вопросы она получила — вот только что теперь с ними делать?