Путь к тишине. Часть 2

Мишель заметила, что Кедвин пошла к озеру — туда, где было устроено сиденье из древесного ствола. Она решила, что идти вслед за ней не стоит, потому что там наверняка и Адам, и тогда им есть о чем поговорить наедине. Поэтому Мишель отправилась по другой тропке, в обход озера. Для озера водоем был маловат. Мишель бы назвала его прудом. Она медленно шла по тропке, петляющей между деревьев, смотрела по сторонам, прислушивалась к звукам леса и к тому, как пружинит под ногами земля. Ей было хорошо и спокойно, не хотелось ни вспоминать о прошлом, ни думать о будущем. Облюбовав небольшую полянку с видом на берег озерца, она села на выпиравший из земли древесный корень. Времени до обеда оставалось не так уж много, в самый раз — подышать воздухом и «нагулять аппетит»… Она была так уверена в своей безопасности, что не удивилась и не испугалась, ощутив Зов. Просто оглянулась в сторону тропинки. Но там никого не было, шагов тоже было не слыхать. Если это кто-то из ее друзей, зачем им играть с ней в прятки? А если нет? Внезапная тревога подбросила ее с места, как пружина. — Кто здесь? — окликнула она, вытаскивая из-под пальто меч и вглядываясь в заросли кустарника слева от тропы, именно там ей почудилось движение. Ответа не последовало. Мишель осторожно попятилась к озеру, на открытое место. — Привет, детка. Скучала по мне? Мишель шарахнулась в сторону. Обернулась и едва не выронила меч. Пришелец держал в руке пистолет и ухмылялся. Видела его Мишель не впервые. Она разом припомнила встречу у отеля и в первый момент испугалась до тошноты. Страх быстро схлынул, сменившись холодной злостью. Она продолжала смотреть на человека круглыми от страха глазами, а мысль уже работала четко. Пистолет без глушителя. Значит, стрелять он поостережется, кто-нибудь сможет услышать. Скрыться отсюда быстро не получится, по лесу не проехать даже на мотоцикле, не говоря о машине. Значит… значит… — Ну чего тебе надо? — со слезами выкрикнула она. — Что ты ко мне привязался?! Убирайся! — Ну зачем сразу убираться, — хмыкнул он. — Может, у меня это… Любовь. С первого взгляда. — Пошел ты! — снова криком ответила она и дернула взгляд в сторону, повыше его плеча. Каким старым и избитым ни был этот трюк, парень на него попался. Он шагнул в сторону и на секунду глянул назад. Мишель метнулась за ствол ближайшего дерева. — Эй, ты! А ну стой! Все равно догоню! Он вскинул пистолет, но стрелять было не в кого. Он начал осторожно пробираться к тем деревьям, за которыми скрылась Мишель. Но там ее не оказалось. Мишель выскользнула из зарослей и неслышно встала позади человека с пистолетом. Не дожидаясь, пока он опомнится, прыгнула вперед. Оба упали. Пистолет отлетел в сторону, Мишель первой вскочила на ноги и ухмыльнулась: — Сюрприз. Куда это ты так скоро собрался, а, малыш? Она больше не изображала испуг. Ее охватили злость и азарт, она этого не скрывала. Он попытался вскочить на ноги и убежать, но она в два прыжка догнала его и, толкнув, повалила на землю. В ее руке снова блеснул меч. — Никуда ты от меня не уйдешь, дружочек. Как там говорится — может быть только один? — Да ты что, спятила? — взвыл он. — Я же ничего тебе не сделал! Я не собирался тебя убивать! — Правда? А я вот собираюсь тебя убить… У тебя что, меча нет? Или ты не знаешь, как им пользоваться? Меч у него был. Мишель нападала, тесня противника, заставляя все время защищаться, навязывая ему темп, которого он явно не мог выдержать. Ей было все равно, кто он и как сюда попал, она даже не думала, что собирается именно убить его. Только чувствовала в нем тот же, что и в ней самой, огонек вечной жизни, а в себе — никогда прежде не испытанную жажду. Он поскользнулся на древесном корне и упал, выронив оружие. Новая волна Зова всколыхнула воздух, но было поздно. Мишель, не задумываясь, прыгнула вперед и взмахнула мечом. И лишь через секунду поняла, что она сделала и что сейчас произойдет. Белое облачко окутало труп и тонкими щупальцами потянулось к Мишель. Она ощутила, как проходит по телу ток энергии. Он нарастал. Будто со стороны слышался собственный крик, в котором смешивались ужас и восторг, боль и дикое вожделение. Потом все вдруг кончилось. Земля под ногами качнулась, Мишель подумала, что сейчас упадет. И тут ее подхватили знакомые сильные руки. * * * Они опоздали. Теперь не оставалось ничего, кроме как проследить, чтобы никто не появился рядом, надеяться, что среди бела дня вспышки света не были видны из дома, и привести в чувство Мишель. Когда все закончилось, Митос быстро подошел и подхватил Мишель, не дав ей упасть на землю. — Не пугайся, девочка, все хорошо. Давай-ка отойдем в сторонку. Она позволила отвести себя на несколько шагов и усадить на травяной бугорок возле дерева. Прислонилась к стволу спиной и закрыла глаза. Ее колотила крупная дрожь. — Пусть посидит здесь, — сказал Митос, выпрямляясь. — Нужно убрать все, пока никто не появился. Мало ли любителей прогуляться перед обедом. Кедвин молча кивнула. Митос подошел к трупу и присел, осматривая его. — Кровь, — негромко сказал он, указывая на красные брызги на жухлой траве. — Совсем мальчишка. — Откуда он здесь взялся? — озабоченно спросила Кедвин, присев рядом. — Черт его знает. Митос принялся аккуратно обыскивать труп. Кедвин молча наблюдала. — Так, водительское удостоверение… Фальшивое. Все равно, может пригодиться. Больше ничего… Да, негусто. А это что? У него в руках оказался сложенный пополам листок бумаги. Кедвин придвинулась, тоже взглянуть на находку. Митос развернул листок — и присвистнул. На мятой бумаге крупными неровными буквами было выведено название поместья, где они сейчас находились. Митос поднял голову и глянул на Кедвин. Судя по мрачно нахмуренным бровям, она подумала о том же, что и он. — Кто-то очень интересуется нашими передвижениями, — тихо произнес Митос. — Черт и черт! Что же ты наделала, девочка. Ладно, о чем теперь говорить… Он торопливо оглянулся. — Давай, что ли, в озере его утопим… И да, у него в прошлый раз был пистолет! Надо посмотреть вокруг. * * * Мишель открыла глаза и попыталась приподняться, но новый приступ головокружения заставил ее снова сесть. — Куда это ты? — раздался рядом голос Кедвин. — Я?.. Но надо же… прибраться… — Успокойся, мы уже прибрались. — Но когда? — Ты отключилась ненадолго. Ничего, это бывает. Мишель тряхнула головой, пытаясь разогнать туманный морок перед глазами. Это помогло, и она увидела обоих — и Кедвин, и Адама, они держали ее с двух сторон под руки. — Надо вернуться в дом, — озабоченно сказал Адам, — и придумать какую-нибудь подходящую историю на тему «почему я не выйду к обеду». Полагаю, ты не сможешь присоединиться к компании. — Д-да, наверно, — вздрагивая, произнесла Мишель. — Мне кажется… у меня начинается жар… Старшие Бессмертные переглянулись поверх ее головы и понимающе кивнули друг другу. — Это не жар, милая, — сказал Адам. — Идем-ка скорее. Оказавшись в своих комнатах, Мишель растерянно остановилась посреди гостиной, не зная, что делать дальше. — Да ты совсем раскисла, малышка, — сказала Кедвин, сбрасывая пальто и направляясь к двери ванной комнаты. — Давай, раздевайся, потом в ванну и спать. Мишель прислушалась к своим ощущениям. Нет, это не жар. Это… Адам, не дожидаясь просьб, сам стал расстегивать на ней пальто. Она посмотрела на его руки, остро прислушиваясь к своим ощущениям. Он снял с нее пальто и присел, чтобы расстегнуть ее ботинки. Это было так хорошо! Потом он встал и выпрямился. Мишель, не удержавшись, протянула руку, чтобы коснуться его плеча, потом груди… Он вздрогнул, удивленно и встревоженно уставившись на нее. — Мишель? Она еще мгновение смотрела на него молча, потом подалась вперед и порывисто обняла за шею. — Бог мой… Да ты что! Мишель хотела ответить, но слова не складывались. Она попыталась его поцеловать, судорожно дыша и прижимаясь к нему всем телом. — Тише, девочка, тише! — он обнял ее и силой подтащил к двери ванной комнаты. — Кедвин! Та появилась сразу. Не рассуждая, ухватила воспитанницу за плечи, оторвала от Адама и увлекла в ванную. * * * Когда они снова вышли в комнату, о недавнем присутствии Адама напоминала только очень своевременно разобранная постель. — Ну, вот и замечательно, — бодро сказала Кедвин. — Теперь ложись и отдыхай. Есть тебе, я думаю, пока не хочется? — Нет, — ответила Мишель, осторожно ложась и натягивая на себя одеяло. — Кедвин, что со мной было? Кедвин села рядом с ней на край постели: — В каком смысле? — Ну… все так странно… я думала, что после того, что случилось с Ричардом… и позже… никогда не смогу никого убить. А тут… — Тут нет ничего странного. Ты просто становишься одной из нас. — Но разве я не?.. — Тогда в тебе пробудился Огонь Жизни, но этого недостаточно, — сказала Кедвин. — Тебе еще нужно было понять и почувствовать смысл идеи Сбора. — «Может быть только один»? — Да, именно. Это не просто формальный девиз. — Да… я понимаю, — Мишель вздохнула. — Я ведь убила его… просто так, потому что захотела… нет, я вообще не думала, что убиваю… И потом… — она нахмурилась: — Что теперь подумает Адам? — Адам? А что такого он должен подумать? Она покраснела: — Ну… я же пыталась… приставать к нему… А потом вообще не помню, что было. — Мишель, Мишель, — Кедвин поправила на ней одеяло и улыбнулась. — Успокойся, ничего страшного не случилось. Это как половой инстинкт. Он есть у всех, но одни считают особой доблестью демонстрировать его направо и налево, другие предпочитают хранить целомудрие… Наша потребность в витано выражается похоже и иногда, в качестве побочного эффекта, вызывает возбуждение, очень сильное. Особенно поначалу, пока ощущения не станут привычными, или пока ты не научишься с ними справляться. Ни один Бессмертный, уважающий себя и себе подобных, не станет ни смеяться над этим, ни осуждать. Тебе еще есть чему учиться, только и всего. Об этом мальчике мы еще поговорим, но позже, когда ты успокоишься и отдохнешь. — Вот это меня и тревожит, — прошептала Мишель. — Я убила просто так, без всякой необходимости, и не чувствую ничего. — Еще почувствуешь. К тому же, это называется не «убить», а «взять голову». И разве не он первым вздумал с тобой позабавиться? — Да… он еще в Париже пытался меня… Ну, неважно. Как же он сюда-то попал? — Спи, Мишель. Всему свое время. Разберемся. * * * Кедвин плотно притворила за собой дверь и вернулась в свою комнату. И не удивилась, обнаружив в гостиной Митоса. — Ну, как она? — Спит. Кедвин села в кресло и с удовольствием откинулась на спинку: — Надо придумать, что сказать хозяину. — А что придумывать? Скажем, что девочке нездоровится, что у нее депрессия и все такое. Митос сел в другое кресло, положил ногу на ногу и подпер рукой голову. — Меня больше интересует другое. Откуда здесь взялся этот идиот? Знаешь, он ведь уже покушался на Мишель, еще до той заварушки у Крамера. И теперь не сам же он нас разыскал, кто-то его навел. — Ну, это уж по твоей части. Нет, нет, не рассказывай мне сказок о слепой удаче! Я уверена, что у тебя есть знакомый Наблюдатель. Вот он пусть и разузнает, кто такой был этот щенок и какого черта делал в этих краях. — Туше, — Митос вновь поднялся на ноги. — А нам лучше на обед сходить. У нас-то никакой депрессии не было. Тем более, если ты хочешь продолжить утреннюю беседу, нужно подкрепиться. — Да, пожалуй, — согласилась Кедвин. — Пойдем, колокольчик звонит… * * * После обеда они пошли в комнаты Митоса. Он тут же расположился у окна с сигаретой. Кедвин села в кресло и, как недавно Митос, подперла рукой подбородок. — Митос. — Да? — Признаться, я до сих пор не понимаю, почему ты надумал мне все это рассказывать. — Ну, ты же сама сказала — иначе зачем я тебя сюда привел? — Вот именно. Зачем ты меня сюда привел? Он коротко вздохнул: — У меня нет выбора, Кедвин. Надеюсь, ты не вообразила, будто я всегда и со всеми такой разговорчивый? Рано или поздно ты все узнаешь. Так уж лучше от меня, чем от Кассандры или МакЛауда. Кедвин, подумав, кивнула: — Да, пожалуй… У Кассандры нет причин приукрашивать твой и без того «светлый» образ. — Возможно, будь ты на ее месте, ты была бы не столь рассудительна. — А будь она на моем месте, устроила бы охоту на всех, кто имел несчастье родиться в Римской Империи? — Кедвин покачала головой. — Дело не в том, кто на чьем месте, Митос. И моя жизнь проходила не в райских кущах. Если на то пошло, я вообще не знаю женщин-Бессмертных с легкой судьбой. Это ничего не объясняет и не оправдывает. И тем более того, что я видела. — А что ты еще видела? — насторожился Митос. — Я была у МакЛауда, хотелось перекинуться парой слов. Вот и представь себе такую картину: мы с ним сидим на палубе, разговариваем. Вдруг появляется Кассандра, этак небрежно прерывает наш разговор, а он перед ней чуть ли не извиняться начинает! Не знаю, что это может значить, но меня покоробило, — Кедвин недоуменно развела руками. — Что, черт возьми, у них за отношения? — Да, — сказал Митос, потушил сигарету и тоже сел в кресло. — Честно говоря, все, что происходит вокруг него в последние годы, очень странно. — М-м-м? — изогнула бровь Кедвин. — Видишь ли, Кассандра положила на него глаз очень давно, еще когда он был мальчишкой… — Мальчишкой? Но каким образом? — Она жила в лесу неподалеку от Гленфиннана. Как говорили, ждала рожденного в день зимнего солнцестояния. — Постой-постой! — Кедвин выпрямилась и нахмурилась. — Это что же Ведьма из леса Доннан? — Именно. Дункану с ней пришлось столкнуться в тринадцать лет. — Та-ак, — Кедвин снова откинулась в кресле. — Очень интересно! И что ей было нужно? — Тогда ничего. Но кое-что было нужно ее бывшему ученику. Роланду Кантосу. — Этот-то ублюдок здесь при чем? — Ты его, похоже, очень любишь, — заметил Митос. — Жалею, что не сумела прикончить в свое время, — сквозь зубы проговорила Кедвин. — И почему-то особенно приятно слышать, что он ученик не чей-нибудь, а именно ее. Так при чем он в нашей истории? — Тебе приходилось слышать пророчество о «найденыше с Нагорья, рожденном в зимнее солнцестояние»? — Конечно. Хотя я так и не поняла, о чем оно. — А ты помнишь, что день рождения Дункана МакЛауда 21 декабря? — Но что это… — Кедвин остановилась на полуслове. — Продолжай, пожалуйста. Митос побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, потом сцепил руки мостиком. — В одном из вариантов пророчество выглядело примерно так: «Придет зло, уничтожая все на своем пути. Только ребенок Нагорья, рожденный в зимнее солнцестояние, видевший тьму и свет, сможет его остановить. Ребенок и мужчина». В другом варианте вместо «ребенок» звучало «найденыш» и добавлялись слова: «выживет, бросив вызов голосу смерти». Вот это, насчет голоса смерти, возможно, сбило с толку Кантоса и Кассандру. Они оба были уверены, что пророчество о нем, о Кантосе. Удивительное самомнение было у этого типа! Он решил, что будет безопаснее устранить угрозу, пока она еще не созрела. Он пытался убить МакЛауда еще в детстве. Ну, а Кассандра этому помешала. — Ты говоришь, они были уверены. А что, на самом деле было не так? — Пророчества всегда очень неопределенны. До некоторого времени сомневаться в их догадке не было причины. Видишь ли, я ведь о МакЛауде впервые услышал примерно в то же время и тоже в связи с этим пророчеством. — От кого, если не тайна? — От Дария. — Вы были с ним знакомы? — Да. Вот он мне и рассказал о «найденыше с Нагорья». В отличие от Кассандры, он не связывал пророчество именно с Кантосом. Он сразу был уверен, что речь идет о чем-то более масштабном, чем стычка с одним из себе подобных, пусть и наделенным редкими способностями. — И? — Он считал, что у Дункана особая судьба и за ним стоит присмотреть, хотя бы на расстоянии, для начала. Я, если честно, вообще был настроен скептически. Но к тому времени я уже привык уважать его мнение. Иногда его посещали настоящие откровения. Ему пришлось впервые встретиться с МакЛаудом в битве при Ватерлоо. — Ну да, об этом я слышала. — Ну вот, а мне в его жизни места пока что не было. Да я к этому и не стремился. Он вздохнул: — Но позже, незадолго до своей смерти, Дарий попросил меня пообещать, что, если с ним что-нибудь случится, я позабочусь о МакЛауде. Я пообещал. Хотя не думал, что с ним может что-то случиться, и не считал, что МакЛауд нуждается в моей заботе. Я вообще не был склонен принимать все эти пророчества и предчувствия всерьез. А потом… Потом Дария убили. — Ты как-то упоминал об этом, — напряженно проговорила Кедвин. — Тогда мне показалось, что ты знаешь больше, чем говоришь. — Тогда я не мог говорить всего. Послушай, что случилось на самом деле… * * * — Итак, Наблюдатели, — произнесла Кедвин, когда он умолк. — Иногда они все-таки становятся чересчур назойливыми. А ты продолжаешь меня удивлять. Я была уверена, что у тебя есть знакомый Наблюдатель. Но чтобы ты сам был Наблюдателем! Значит, Джеймс Хортон был отщепенцем? — Да. Позже и он, и его сподвижники официально были объявлены Отступниками. — А этот Джо Доусон и есть сейчас твой человек в Ордене? — «Мой человек» не совсем то слово. Мы друзья, были и остаемся. — Вот как! Ты не познакомишь меня с ним? — Почему бы нет? Он хозяин бара, здесь, в Париже. И уже привык, что вокруг его заведения постоянно ошиваются Бессмертные. Одним больше, одним меньше… — Спасибо, — хихикнула Кедвин. — Ловлю тебя на слове. Так на чем мы там остановились? — На Наблюдателях. Вот так оказалось, что мое обещание позаботиться о МакЛауде вступило в законную силу. Хотя я понятия не имел, что от меня требуется. Реально же встретиться и познакомиться с ним я смог только еще два года спустя. Я даже помню дату, шестое марта, — Митос улыбнулся мягко. — Тогда я только и понял по-настоящему, что «заботиться о Дункане МакЛауде» — занятие далеко не из одного ряда с развлечениями. Хотя я и не думал, что выполняю какое-то обещание. Просто мне хотелось быть с ним рядом, помогать ему, делить с ним часы отдыха. В нем было столько силы, столько чистоты, любви — к жизни, к людям! Я сам был очарован. Мне хотелось, чтобы у меня был такой друг. — Понимаю, — улыбнулась Кедвин, — очень знакомое чувство. — Вот именно. Так и было сначала. Но потом начало сбываться пророчество. Меня не было рядом, я был в путешествии с Алексой. Но мне сообщили… Рассказ о явлении Темной Силы и о том, как МакЛауду удалось освободиться, Кедвин тоже выслушала молча, не прерывая вопросами. И заговорила, только сочтя повесть оконченной. — Итак, первая часть, — сказала она. — Прошедший сквозь тьму к свету. Забавно, что пророчество никак не упоминает о том, с чьей помощью ему удалось пройти сквозь тьму… Кстати, ты-то откуда узнал об этом Священном Источнике? — Да, в общем, случайно, — пожал плечами Митос. — Я был в этих краях чуть больше двух тысяч лет назад, после того, как оставил Всадников. Так вышло, что мне нужно было убежище, и я надеялся отсидеться в этой пещере. Там наткнулся на маленькое светящееся озерко, оступился в темноте и свалился в воду. — С тобой было то же, что с МакЛаудом? — Это у всех бывает по-разному. Он помолчал, чувствуя, что она ждет более подробного объяснения. Потом сказал, глядя на свои сцепленные руки: — Мне не пришлось сражаться с самим собой, если ты это имеешь в виду. Я получил возможность на себя посмотреть и подумать, чем я был, чем стал, и чем могу стать. Это купание основательно прибавило ясности моим мыслям и чувствам. Оно и подарило ту хворь, которую ты заметила. Как зарубку на памяти «помни, кто ты есть». — Вот как, — задумчиво сказала Кедвин. — Ты хочешь сказать, что это было что-то вроде откровения, наставляющего на путь истинный? — Что? — удивился он. — Нет, нет! Не было никаких откровений. Как бы сказать… Именно тогда я начал видеть цену того, что делаю. Оборотную сторону. Не когда захочется, а постоянно. Такое своеобразное дополнение к восприятию… Иногда помогает принимать решения, иногда мешает. Первое время я думал, что те кошмары — что-то вроде наказания за промахи. — А что, прежде у тебя не бывало кошмаров? Митос пожал плечами: — Ну почему же, бывали. И до, и после. Разные. Но в болезнь превратился только один. — Какой? — Трупы, — после короткой паузы ответил Митос. — Огромное поле, до горизонта покрытое трупами. Впереди лес, я хочу попасть туда, но боюсь. Потом они исчезают, остается голая сырая земля. Я иду к лесу, — он прикрыл глаза. — Потом из земли вдруг высовываются руки — их руки — и тянут меня за собой, под землю. Здесь я всегда просыпаюсь… Хотел бы я знать, что все это значит. — Извини, — шепотом проговорила Кедвин. — И часто с тобой бывает такое? — По-разному. И я до сих пор не уверен, почему это происходит. — Как не уверен? Ты не заметил, за какими именно событиями следуют эти кошмары? — Заметил, но закономерности нет. Со временем мне стало казаться, что дело не в том, за какими событиями следуют кошмары, а в том, какие события следуют за кошмарами. — То есть ты хочешь сказать… — начала Кедвин. — Да. Это не наказание, а предупреждение. Знак, что я должен остановиться и подумать, или что я могу совершить какую-то ошибку. Знаешь, как эти ухабы на дорогах заставляют водителей снижать скорость… Последнее время много чего случилось и случится еще. Возможно, в этом все дело, в том, что самый сложный выбор еще впереди. Кедвин некоторое время молчала, потом тихо спросила: — Значит, все дело в этом? Ты ждешь каких-то событий и хочешь заручиться моей поддержкой? Но что такого должно случиться? Тебе что-то еще известно? — Мне известно многое, — отозвался Митос. — Трудно только понять вовремя, когда и какое именно знание может пригодиться. — И какое откровение у тебя на очереди? Судя по тому, что ты рассказал… Столь агрессивное поведение МакЛауда выглядит подозрительным. Не знаю, что там у вас произошло, но за такую услугу он должен молиться на тебя весь остаток жизни. — В наших отношениях не все было гладко и правильно. Как мы встретились, я тебе уже рассказал. Я был доволен, он принял меня без недоверия и очень легко впустил в свою жизнь. Меня это устраивало. Я был готов к тому, что он начнет проявлять интерес к моей персоне, к моему прошлому. Это казалось вполне естественным, ведь не каждый день встретишь Бессмертного, которому столько лет! Я был готов к вопросам и нелегким откровениям, но никакого беспокойства по этому поводу не испытывал. Я успел привязаться к нему и был очень счастлив. Впервые за очень много лет. Однако, вопреки моим ожиданиям, никакого любопытства он не проявлял. Я его не торопил — куда нам было спешить? Потом последовало очень неприятное открытие. Я вдруг понял, что мои заботы и проблемы для него абсолютно неважны. Он будто вообще не видел во мне человека — реального человека. — Странно, — сказала Кедвин. — И в чем это проявлялось? — Я это понял, когда приехал в Париж после смерти Алексы… Нет, вернусь немного назад, чтобы все было по порядку… Я приезжал в Париж еще раньше. Алекса лежала в больнице в Женеве. Я только тогда по-настоящему понял, что вот-вот потеряю ее, и вспомнил о Камне Мафусаила. Знаешь, что это такое? Кедвин кивнула. — Я приехал в Париж. Узнал, что все части его, кроме одной, находятся в музее Наблюдателей, а последняя — у Аманды. Решил сначала забрать те, из музея, а потом уговорить Аманду отдать последнюю. Но оказалось, за Камнем охотился кто-то еще. Этот кто-то подослал к Аманде убийц, и она тоже решила забрать те части, которые хранились в музее. Там мы с ней и столкнулись. Она с перепугу вообразила, что ночных налетчиков к ней подослал я. На следующий день меня вызвал для разговора МакЛауд и попросил сказать, правильны ли ее подозрения. Честно говоря, я удивился. С какой стати он так плохо обо мне думает? Я что, дал ему повод? Возможно, следовало обратить внимание на этот случай, но мне было не до того. Тогда много всего случилось, они оба — и МакЛауд, и Аманда — в конечном итоге пытались мне помочь. Но все равно ничего не вышло. Не судьба. Он помолчал немного, потом продолжил: — А потом я вернулся в Париж уже хоронить Алексу. Он встретил меня, помог с устройством похорон, в какой-то мере скрасил мое тогдашнее одиночество. Позже мы столкнулись с еще одним его давним другом, Уорреном Кокрейном. Оказалось, что он тоже очень нуждался в помощи — Уоррен Кокрейн? Да, помню, они вместе воевали за принца Чарли. И что с ним случилось? — Он потерял память. Не знал ничего, ни кто он, ни откуда, не говоря уж о факте собственного Бессмертия. Потом выяснилось, что он повздорил со своим учеником из-за любимого принца Чарли и, в припадке гнева, убил его. Потрясение оказалось слишком сильным. Застав давнего друга в столь плачевном состоянии, МакЛауд бросился на помощь и полностью забыл обо мне. Он приходил, но лишь за тем, чтобы обсудить свои заботы и попросить помочь добыть сведения. О моей беде он больше не вспоминал. Сказать, что мне это не понравилось, было бы слишком мягко. Получалось, что, как у меня его благополучие было все время вверху списка забот, так у него мое — в самом низу. Согласись, открытие не из приятных. Нет, я, конечно, справился. Взяв на заметку эту вновь обнаруженную особенность. Ну, а потом нам всем стало не до того. Началась замечательная заваруха с участием Наблюдателей и Бессмертного по имени Джейкоб Галати... Вкратце пересказав историю Джейкоба Галати, он продолжал: — Теперь мы, наверно, подходим к самому интересному. После этих событий МакЛауд вернулся в Секоувер… Там его уже ждала Кассандра. Я сам при этом не присутствовал, и Доусона тоже еще не было, он не приехал из Парижа. Да, даже если бы и приехал, не тот был момент, чтобы попадаться на глаза МакЛауду… В общем, я все это узнал из отчетов другого Наблюдателя. Кассандра ждала его прямо в его квартире. Не знаю, что она там ему рассказала, но утром они были на побережье, снова разговаривали. В беседе мелькнуло слово «пророчество». Потом на берегу появился Кантос. Кассандра пыталась удержать МакЛауда, но он все-таки принял вызов. Во время боя Кантос воспользовался своими способностями и загипнотизировал его. — Погоди, — подняла руку Кедвин. — Ты хочешь сказать, что он ничего не знал? Что Кассандра не объяснила, какого рода опасность ему грозит? — Судя по тому, как все это описывает Наблюдатель, трюк Кантоса застал его врасплох. По-видимому, она ничего ему не сказала. Потом они вернулись в его дом, туда же немного погодя заявился Кантос, но они успели скрыться. Опять же Наблюдатель утверждает, что МакЛауд выглядел как-то странно, будто снова был под гипнозом. Потом они остановились возле одной церкви. Тут парню удалось частично услышать их разговор. МакЛауд был очень сердит из-за того, что Кассандра опробовала на нем свои способности. Она снова говорила что-то о пророчестве, о том, что нужно разгадать его смысл, без этого Кантоса не одолеть… — Сомневаюсь, — скривила губы Кедвин. — Подумаешь, ребус! — Ребус или не ребус, но МакЛауд с этой задачей справился. Потом Кассандра уехала. Вся история заняла буквально две ночи и день. — Очень хорошо, — проговорила Кедвин. — Но на кой черт было ломать голову над бредовым предсказанием, когда вполне возможно придумать что-нибудь попроще? — А что придумала ты? — Когда мы с этим мерзавцем встречались? — Кедвин фыркнула. — Ну, это было в доме, в придорожном трактире. Я плеснула ему в лицо кипятка, когда он попытался меня околдовать, а потом сунула головой в очаг. Огонь там не горел, зато было полно золы. А какие вокальные изыски, когда не прочихаться! Так что обошлось без пророчеств. Ему тогда еще повезло, он мог и не дожить до названных сроков. — Действительно, просто и эффективно! — хмыкнул Митос. — И никакой мистики. Но сложности всюду можно найти, было бы желание. Ладно, о Кантосе можно забыть. О Кассандре тоже, пока. Так вот, спустя некоторое время после всех этих событий, в Секоувер приехал я… Кедвин снова молча слушала: о его возвращении в Секоувер, встрече с двойником-имитатором, трагической развязке истории с Ингрид Хеннинг. — …МакЛауд очень болезненно переживал историю с Ингрид, но оправился поразительно быстро. Я тогда предпочел считать это хорошим знаком. Наконец он научился выбирать меньшее из двух зол. Потом появился Кронос. Позже я понял, что его навел на след мой неудачливый подражатель, но тогда это было неважно, потому что он нашел меня. Больше того, сумел застать врасплох, что немногим удавалось. Я оказался перед выбором: согласиться снова быть с ним заодно или лишиться головы на месте. Второй вариант был для меня неприемлемым. Вот когда ожили все мои прежние страхи! Пообещав вернуться к моему «брату», я, освободившись, первым делом бросился к МакЛауду. Меня царапнуло досадой, когда и тут, видя меня растрепанным и напуганным, он не спросил, что со мной случилось, больше того, перебил, когда я попытался заговорить о своем. Он не знал, с чем я к нему пришел, но уже был уверен, что это менее важно, чем его вопрос. Он спросил, знаю ли я что-нибудь о Бессмертном по имени Кронос. Ответить я ничего не успел, потому что появилась Кассандра. Не вошла с улицы, а вышла из апартаментов МакЛауда. И сразу схватилась за оружие. Я растерялся настолько, что не смог придумать ничего лучше, чем сказать, что не знаю ее. Пока они с МакЛаудом разбирались, кто есть кто, я успел скрыться. Подумав, понял, что здесь на помощь лучше не рассчитывать. Он уже знал о Кроносе, в его доме была Кассандра. Значит, она и обо мне ему расскажет, причем понятно, как именно она меня изобразит. Я предпринял последнюю попытку. Отправился к Кроносу и попытался объяснить ему, что не хочу больше возвращаться к той жизни, что я стал другим. Он посмеялся. Сказал, что я обманываю себя, что на самом деле хочу вернуться к той жизни. Он отлично видел мои сомнения. Единственным результатом моей попытки объясниться с ним стало мое клятвенное обещание убить МакЛауда и принести Кроносу его меч в качестве доказательства моей преданности. Это было концом всего. Я вернулся в отель и собрал вещи. Кроме бегства, мне ничего не оставалось. Но уехать не успел. На стоянке появился МакЛауд. Он, видите ли, жаждал услышать от меня самого, правду ли сказала Кассандра! Я пытался объяснить, что все меняется, что прошли тысячелетия, но его интересовало одно — да или нет. Понимаешь? Он хотел уложить жизнь — мою жизнь! — все, что я прожил и пережил, в два коротеньких слова! Моего «да» для него было вполне достаточно. Но тут я не выдержал. Этот напор, этот прокурорский тон, после всего, что уже случилось за день! В общем, я сорвался. Наговорил ему такого, чего лучше было не говорить. И что не знал другого ремесла, кроме убийств, и что был ночным кошмаром для людей той эпохи, и что на моем счету десять тысяч трупов… — Что, в самом деле, десять тысяч? — впервые прервала его Кедвин. — Откуда мне знать? Я не вел счета… Может, и так, тем более, что для моего возраста не такая уж это и большая цифра. Жизнь моя в то время, даже и до встречи с Кроносом, проходила бурно. Хотя убийцей-ремесленником я не был никогда, а как родился образ, пригодный для ночных кошмаров, ты уже знаешь. И какими кошмарами наказан за это «мифотворчество» я, знаешь тоже. Но МакЛауд все это принял за чистую монету. Сказал, что все кончено, и удалился. Нужно было видеть его лицо. Такая пропасть презрения и разочарования! Ненависти, судя по всему, я не стоил. Митос вновь замолчал, встал, ушел к окну и стал доставать сигарету. Но, заметив, как дрожат руки, швырнул пачку на подоконник. Отвернулся и уставился в окно. — Погоди-ка, — Кедвин встала и тоже подошла к окну. — Ты хочешь сказать, что он бросил тебя? Отмахнулся, даже не зная, что происходит? — Очевидно, он считал, что знает достаточно. — Нет, подожди. У МакЛауда есть свои странности, у кого же их нет. Но такое… Я знаю его. Не мог он так поступить, просто не мог! — Но он поступил именно так, — тихо сказал Митос. — В одну минуту все, чем я жил последние годы, ради чего забывал даже о собственной безопасности, обратилось в ничто. Все было забыто. Без всяких причин. Просто так. Потому что пришла Кассандра и сказала, что я совсем не такой хороший, каким хочу казаться. Я должен был это предвидеть, после истории с Камнем! Должен был знать, что он может поверить чему угодно, особенно словам женщины! Но на деле оказался совсем к этому не готов. Кедвин молча шагнула к нему и осторожно положила руку ему на плечо. Он не повернулся, только накрыл ее ладонь своей. — Я хотел уехать, — продолжил он после короткой паузы. — Скрыться и предоставить этим идиотам самим разбираться во всем. Но, подумав, понял, что не могу. И не только из-за обещания, которое дал Дарию. МакЛауд мог говорить и думать что угодно, но для меня он оставался тем же Дунканом МакЛаудом. Я не мог его бросить. В каком-то смысле он тоже был жертвой. И потом, ясно было — он решит, что должен остановить Кроноса, а эта задача может оказаться ему не по зубам. Кронос появился не просто так… И у меня возникла другая мысль — использовать шанс покончить с ним и со своим прошлым навсегда. Ну, а чтобы контролировать события, я должен был в них участвовать. Быть рядом с МакЛаудом я не мог, значит, нужно было быть рядом с Кроносом. Кедвин, по-прежнему молча, выслушала историю приключений в Бордо. Рука ее оставалась на плече у Митоса. — …Вот так все и кончилось, — подвел он итог. — Мы с МакЛаудом потом еще раз встретились и поговорили. Он уже не был настроен так агрессивно, но… Я рассказал ему, как однажды расстался с Кроносом и кое-что о последних событиях. И знаешь, какой потрясающий вывод он из всего этого сделал? — Митос саркастически усмехнулся. — Он решил, что я нарочно подстроил похищение Кассандры, чтобы поскорее натравить его на Кроноса, с которым сам не мог справиться. Такая «проницательность» окончательно отбила у меня охоту еще что-то объяснять и рассказывать. — А что стало со второй бомбой? — спросила Кедвин. — Ну, в водопроводе? — Не было никакой второй бомбы, — вздохнул Митос. — Кронос блефовал. Мне этот блеф доставил очень неприятные минуты. Вообще, эта идея — завоевать мир с помощью вируса — изначально абсурдна. Мне идиотизм ситуации был ясен с самого начала. Но только мне. Ну, а МакЛауд считает меня автором этого бездарного спектакля. Видимо, Кроноса он всерьез вообще не принимал. — И ты больше не пытался с ним поговорить, объяснить что-то? — Сначала я просто не мог. Согласись, мне тоже надо было все это пережить, а на его сочувствие рассчитывать теперь не приходилось. Все мои дальнейшие попытки хоть как-то восстановить отношения воспринимались как попытки извиниться. И никаких мыслей о том, что мне тоже нелегко! Заслужил — получай, и весь сказ! Это совсем не то, чего я хотел. — Он помолчал, потом спросил: — Надеюсь, теперь ты сама понимаешь, почему мне так важно было, чтоб ты услышала эту историю не от Кассандры и не от МакЛауда? Я не хочу повторять снова ту же ошибку. — Да, понимаю, — отозвалась она. — Но я-то не МакЛауд. — И, тем не менее, такие вещи лучше узнавать из первых рук. — Он оттолкнулся от подоконника, пересек комнату и остановился у камина. — Я не прав? — Прав. — Она улыбнулась и снова уселась в кресло. — Вот только я теперь не имею понятия, что со всем этим делать. — Конечно, не имеешь. Потому что это еще не все. — Как, и это еще не все?! — Что поделаешь, последние годы были весьма насыщены событиями. Так вот, я не видел его, пока однажды ночью ко мне в номер не явилась Аманда… В эмоциональные детали столкновения со Стивеном Кином он вдаваться не стал, так что рассказ получился не слишком длинным. — …Ну вот, а потом он наконец-то соизволил объяснить нам с Амандой, что, собственно, произошло. Так, будто мы изначально слишком тупы или слишком непорядочны, чтобы уяснить его высокие мотивы. В которых, прошу заметить, на сей раз не было никакой особой высоты. Божий суд в виде поединка — одно из самых лицемерных оправданий права сильного… И мне, и Аманде известны были случаи, когда в подобных обстоятельствах Бессмертные просто бросали мечи, отдавая себя на милость того, перед кем чувствовали вину. Тот Дункан МакЛауд, которого знала Аманда, вполне мог поступить именно так. Причем молча, не заставляя друзей сходить с ума от тревоги и не объясняя постфактум свысока, что они просто неверно поняли его намерения. Надежду внушало только то, что он вообще снизошел до разговора. — Да, странно. — Кедвин потерла лоб. — Знаешь, эти истории становятся все более невероятными… Если бы я сама не участвовала в последних событиях, я бы тебе не поверила. Да еще эта стычка с Кином… Может быть, всему виной его преувеличенное чувство справедливости? — Справедливости? — Митос, кажется, не знал, смеяться ему или злиться. — Хорошо, давай посмотрим. Мы с ним оба Бессмертные, у нас обоих есть о чем жалеть в прошлом. Он не любит ворошить прошлое без повода, — и это вполне естественная забота о своем спокойствии и о спокойствии своих близких. Я не люблю ворошить прошлое без повода, — и это преступная ложь, попытка выдать себя не за того, кто я есть на самом деле. У него отняли женщину, которую он любил, и он благородно пожертвовал своими и ее чувствами, дабы не допустить раздора, в чем не преуспел, и в итоге потерял ее и вынужден был убить родственника. У меня отняли женщину, которая не была мне безразлична, и я вынужден был подчиниться, чтобы не дать ее убить, и она до сих пор жива, но я бессовестный трус, неспособный защитить тех, кто мне дорог. Его прошлое вернулось, и он принимает как должное поддержку и сочувствие друзей. Мое прошлое вернулось, и я был немедленно лишен не то что сочувствия, но даже элементарного права дать свое объяснение случившемуся. Он сражался, победил, и по традиции признается невиновным. Я сражался, победил, и мне милостиво дозволяется попытаться вернуть утраченное доверие… Если ты видишь здесь какую-то справедливость, объясни мне, бестолковому, в чем она состоит! Кедвин, глядевшая на него во все глаза во время страстного монолога, кивнула: — Да, конечно. Никакой справедливости здесь нет. Но ты меня, честно говоря, снова удивляешь. — Чем же? — спросил Митос. — Скажи, какую часть правды ты сейчас мне рассказываешь? — Что?! Ты хочешь сказать, что я пытаюсь тебя обмануть? — Нет. Но ты говоришь не все. — Я излагаю факты и объясняю свои мотивы, — сдержанно произнес он. — Сторонником душевного стриптиза я никогда не был. — А я пытаюсь и никак не могу понять, стараешься ты казаться хуже, чем есть, или лучше? Он немного помолчал, потом глухо спросил: — Какого ответа ты ждешь? — Никакого. Она встала и, подойдя, остановилась прямо перед ним. — Мне интересно, а сам-то ты знаешь этот ответ? Он смотрел на нее молча, и она, улыбнувшись про себя, вздохнула: — Что ж, оставим это, скоро ужин. Я пойду навещу Мишель… * * * Мишель ужинать в общий зал не пошла. Она лежала в постели, отвернувшись и укрывшись одеялом чуть не с головой. Кедвин не стала ее тревожить. Пусть. Сама же спустилась в зал, сразу нашла хозяина и попросила отнести ужин ей в комнату. Леру, как видно, привыкший к такого рода странностям, только кивнул. Кедвин мысленно усмехнулась — везет же ему на страдающих душевными хворями Бессмертных! За общим столом ни на какие задушевные разговоры рассчитывать не приходилось. Кедвин воспользовалась случаем обдумать и взвесить то, что уже услышала. Картина вырисовывалась очень и очень сложная. Нет, подробности биографии Митоса ее не шокировали. Разве что лишний раз заставили восхититься его великолепным умом. Не каждому под силу буквально из ничего создать такую живучую легенду. Ну а об остальном — кто она, чтобы судить? Это все дело его совести, если у него еще есть совесть. Нет, беспокоило Кедвин другое. Она и до приезда сюда знала, что с Дунканом МакЛаудом творится неладное. Теперь это было уже не просто смутное ощущение. Предположение, что Митос лжет, изображая себя ангелочком и сваливая все проблемы на МакЛауда, она даже не рассматривала. Что угодно, только не ложь! Хотя МакЛауд-то как раз и говорил, что он лжец и лицемер. Основывалось это мнение, по-видимому, исключительно на впечатлениях от приключений в Бордо; беда в том, что Кедвин, зная то, что знала, делала совсем другие выводы. Наверняка Митос и сейчас говорит не все. Излагает факты! Излагать факты можно очень по-разному. Кассандра ведь тоже наверняка говорила только о фактах, а в результате МакЛауд не верит ни одному слову бывшего друга. Но вот почему так получилось? Или Митос в своем рассказе пропустил нечто действительно важное? Хотя рассказ еще не закончен, не стоит спешить его в чем-то подозревать или упрекать. Во всяком случае, специально искать повод обвинить его в обмане Кедвин не хотелось. Зачем? Хотя Кассандра, к примеру, уже намекала, будто она, Кедвин, ищет оправданий действиям Митоса потому, что влюбилась в него. Может быть, и влюбилась, с кем не бывает, но решить, что это может повлиять на ее способность оценивать ситуацию!.. Или Кассандра сама дура, или старательно делает дурака из МакЛауда. Оставался вопрос — как он мог так подпасть под ее влияние? Или в самом деле случилось еще что-то, о чем Митос просто еще не успел рассказать? * * * — Ну как, есть настроение слушать дальше? — спросил он, когда они после ужина снова поднялись в комнаты, на сей раз ее. — Более чем, — с готовностью откликнулась Кедвин, усаживаясь в кресло. — Разговор с Мишель придется отложить назавтра… Так что выкладывай. Полагаю, до самого интересного ты еще не добрался. Если я поняла правильно, после стычки со Стивеном Кином ваши отношения начали как-то налаживаться? — Я тоже так думал, — вздохнул Митос, присаживаясь на подоконник. — Он, конечно, вел себя по-свински, но уже начал снова со мной разговаривать. Мы снова ходили в бар к Джо… — И что вам снова помешало договориться? — Не «что», — вздохнул Митос. — «Кто». Байрон. — Байрон? — Кедвин даже выпрямилась. — Постой-ка! Я помню эту газетную шумиху! Вы-то с МакЛаудом как во все это замешались? — А ты знала Байрона? — Ну, не то чтобы знала… Случилось столкнуться лет сто назад. — Кедвин снова откинулась в кресле и сцепила пальцы. — А что? — Расскажи о нем. Кедвин пожала плечами, но спорить не стала. — Он был... необычным. Я всегда думала, что для Бессмертного подобный талант — предмет лишний. Но природа часто шутит злобно. Мы с ним встретились на одной светской вечеринке. Он пытался ухаживать за мной, читал стихи — замечательные стихи! Потом предложил уединиться. Смелый мальчик. Особенно с учетом того, что он к тому времени был совершенно пьян. — И как впечатления? — полюбопытствовал Митос. — А никаких впечатлений. Сил ему хватило только на то, чтобы добраться до кровати. Я немного посидела с ним. Жаль стало, ему было по-настоящему плохо… Он немного разговорился, правда, стихов больше не читал. Все вспоминал своего учителя, говорил, что это был единственный человек, который его всегда понимал и которому он мог доверять без опаски. Имени он так и не назвал. — Если бы и назвал, оно бы тебе ничего не сказало, — произнес Митос, отворачиваясь. — Да, он очень любил своего учителя, хотя никогда не относился к нему, как к отцу. Скорее как к старшему брату. Кедвин глянула на него, прищурившись: — Это был ты, правильно? — Да. Он не знал, кто я на самом деле. — Он знал, кем ты был для него, — Кедвин встала и подошла к нему. Снова тронула его за плечо. — Как же так получилось? — С МакЛаудом? Очень просто. Видишь ли, у Джо в баре тогда появился новый музыкант — молоденький парнишка по имени Майк. Очень талантливый. Не знаю, за каким чертом туда занесло Байрона, но он Майка тоже заметил. И пригласил к себе. Тот, как выяснилось, был его давним поклонником. Ну, а развлечения у Байрона всегда были опасными. В общем, парнишка умер от передозировки наркотика. МакЛауд разозлился, обвинил во всем Байрона… — И ты не пытался его остановить? — Почему? Пытался. Я разговаривал с обоими. Ну, Байрон, он… Ему уже незачем было жить, он это чувствовал, и обсуждать эту тему не захотел. — А МакЛауд? — Он все решил сам, — проговорил Митос. — Мне показалось даже, что он именно потому и настаивал на своем, что защищать Байрона пытался я. Как будто хотел показать лишний раз, как мало я имею на него влияния. Я не стал спорить и не стал ничего доказывать. В конце концов, они оба принимали решение. — Но ты не считал, что МакЛауд поступает правильно. — Нет, не считал. Потому что повод для конфликта был надуманным, совершенно не в стиле МакЛауда… Байрон не убивал Майка и ни к чему его не принуждал. Тот отлично знал, на что идет и чем рискует. И ради чего. — И то, что твой друг и ученик должен был из-за этого умереть, представлялось тебе достойным сожаления? — Достойным сожаления мне представляется стремление освободить человека от ответственности за собственную жизнь. Почему в смерти Майка нужно винить кого угодно, кроме самого Майка? Человек, который ценит свою жизнь дешевле взгляда какого-то очередного кумира, не заслуживает, чтобы за него мстили таким способом. Повисла долгая пауза. Митос повернулся и, скрестив на груди руки, снова присел на подоконник. — Наверно, потому я и не заметил вовремя того, что случилось дальше, — сказал он погрустневшим голосом. — Я вообще не был уверен, что хочу продолжать пытаться восстановить какие-то отношения с МакЛаудом. Меня неприятно удивило такое показное равнодушие к моим просьбам, все-таки Байрон был моим другом. Какое-то время мы не встречались и не разговаривали. А потом, в мае девяносто седьмого года, мне позвонил Джо и попросил съездить к МакЛауду. Рассказал совершенно дикую историю… Кедвин слушала, не перебивая. За всю долгую историю о пришествии Аримана и настоящем исполнении пророчества она не задала ни одного вопроса. Хотя в большей части этих событий Митос сам не участвовал и пересказывал их со слов Джо и Ричи, рассказ получился долгим и подробным. В столкновении с Лиамом О'Рурком Митос участие принимал, но о видении МакЛауда рассказывать опять же пришлось со слов Джо. Он намеренно говорил только о фактах, пока не открывая собственных соображений на сей счет. — Вот так все тогда и закончилось, — сказал он. — Встретиться и спокойно поговорить со мной он так и не захотел. Просто уехал из Парижа. До сих пор не знаю, почему. С тех пор прошел год. Остальное ты уже знаешь. — Да, черт побери, — выдохнула Кедвин. — Ничего себе история! Пожалуй, такое дело достойно пророчеств. Но знаешь, это все выглядит как-то… У тебя, наверно, есть и какие-то объяснения? — Кое-какие есть, — спокойно сказал Митос, — но это мое субъективное мнение… Я хочу, чтобы ты, прежде чем выслушивать мои толкования, подумала обо всем этом сама. — Зачем? — Это может оказаться полезно нам всем. Не подумай, что я устраиваю тебе какие-то экзамены, просто не хочу навязывать готовые выводы. Может, твой личный опыт подскажет тебе что-то, чего не знаю я. — Вряд ли, — сказала Кедвин. — Пока что мне на ум не приходит ничего полезного. Все выглядит полной чертовщиной. Но ты прав. Отложим обсуждение на завтра. — Отложим. Кедвин принялась расхаживать по комнате туда-сюда, потом остановилась рядом с окном, прислонилась плечом к стене и скрестила на груди руки. — Скажи мне, пожалуйста, еще кое-что, — проговорила она. — Да? — Ты с самого начала планировал затеять этот задушевный разговор после того, как затащишь меня в постель? Он нахмурился и поджал губы: — Я не планировал «затаскивать» тебя в постель. Все получилось случайно. — Угу. Именно так мне и показалось. — Кедвин, я же извинился! — За что? — приподняла она брови. — Не нужно утешать меня приятной ложью, Митос. — Ложью? — Он шагнул вперед и осторожно взял ее за руки. — Сегодня утром это не казалось тебе ложью? — Нет. Ты знаешь, что я имею в виду. — Нет, не знаю, — он крепче сжал ее руки в своих. — Почему тебе так нравится считать мои слова ложью? Ты не хочешь себя связывать? Но мои чувства тебя ни к чему не обязывают. — Может быть, в этом все дело. Любовь не может ни к чему не обязывать. Давай не будем больше об этом. — Как пожелаешь. Он выпустил ее руки и, повернувшись, пошел к двери. — Митос. Он оглянулся. Она подошла к нему вплотную. — Я не просила тебя уходить. — Но ты сказала… Она мягко приложила палец к его губам. — Я сказала, что не хочу говорить о любви. Но это не единственное основание для близости. Особенно для таких, как мы. Он молчал. Она дотронулась до его щеки, потом привстала на цыпочки и поцеловала. И тихим шепотом сказала: — Давай сегодня ляжем пораньше. Он вздохнул, порывисто обнял ее и прижался щекой и губами к ее волосам. За окном в разрыве облаков ярко сияли звезды.