Путь к тишине. Часть 2

Он проснулся среди ночи и некоторое время лежал, ожидая, пока успокоится отчаянно бьющееся сердце. Потом вздохнул и попытался расслабиться. Рядом возникло движение, и он оглянулся. Кедвин, приподнявшись на локте, тревожно спросила: — Что? Опять? — Нет, кажется, нет, — отозвался он, снова откидываясь на подушки. — Кажется? — Я не помню. Что-то меня разбудило… Не стоит беспокоиться. Спи. Она придвинулась вплотную и положила голову ему на плечо. Обняла. — Митос. — Да? — Я хотела спросить. — Тебе еще не надоело слушать мои россказни? — Как раз о россказнях и речь. Ты еще кому-нибудь рассказывал все это вот так? Про свою жизнь, про Кроноса, про легенды? — Только однажды, — ответил он тихо. — Дарию. — Ты давно знал его? Он вздохнул: — Мы встретились в том же году, что и с тобой. Я тогда возвращался к себе в замок с новым учеником. — Не припомню там других Бессмертных. — Он тогда еще был пред-Бессмертным. Я приехал, и первой же новостью было появление в нашей церкви нового настоятеля по имени Дарий. Вот и вся история. — Действительно, не слишком заумно, — хмыкнула Кедвин. — И тебя при первой же встрече потянуло на откровенность? — Нет, конечно. Мне претила мысль выворачивать душу наизнанку перед кем бы то ни было. Но так уж совпало… Дарий заметил мою слабость и сделал свои выводы. Весьма точные, надо сказать. Да еще этот мой ученик наделал неприятностей. Ну и… так получилось. В какой-то момент не хватило сил промолчать. Хотя я и напомнил ему о тайне исповеди, которую он дал клятву хранить. — Ты, оказывается, добрый католик, — усмехнулась Кедвин. — Даже на исповеди бывал. Он был удивлен? — Нет. На тот момент он уже догадался, кто я такой, просто молчал, чтобы не торопить события. У нас на самом деле было много общего. — Да, наверно, так, — вздохнула Кедвин. — Честно говоря, твой рассказ мне тоже не дает покоя. — Хм-м? И что ты думаешь? — Я думаю, что МакЛауд сделал глупость, безоговорочно поверив Кассандре. Митос невольно улыбнулся: — А ты не делаешь глупость, безоговорочно веря мне? Он не видел лица Кедвин, но в ее ответе ему почудилась улыбка: — А кто сказал, что я тебе верю безоговорочно? — Но ты не считаешь, что я лгу? — Ты не лжешь. Ты говоришь столько правды, сколько тебе представляется полезным для данной ситуации. Вряд ли это очень оригинально. — И эта правда… Часть правды… тебя не шокирует. Она подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Хихикнула необидно: — А МакЛауд здорово тебя зацепил своим неприятием. Интересно, как бы он отреагировал на некоторые подробности моей биографии. В неярком свете ночника ее глаза казались необычно темными и блестящими. Она посерьезнела и сказала: — Хищника не заставишь щипать травку. В любой эпохе, в любой стране мы выбираем путь силы, даже если это не путь истины. Такова наша природа, от этого никуда не уйти. — Ты понимаешь, — отозвался он шепотом. — Как Дарий… как Ребекка… — Я не смогу заменить тебе Ребекку, Митос. — Никто не может никого заменить. Ты не Ребекка. Ты — это ты. Мне очень хочется думать, что я вижу тебя, вот так, рядом, не в последний раз. — Экий хитрый намек, — заметила она и снова улеглась рядом с ним, закрыла глаза. — Не беспокойся, я еще не сыта тобой. Ее рука, поглаживая, скользнула по его плечу и шее. Он, сдержав невольную дрожь, поймал эту руку, мягко поцеловал и положил ладонью к себе на грудь. Кедвин, не открывая глаз, улыбнулась. Он сначала лежал без сна, глядя в потолок и прислушиваясь к ее ставшему глубоким и ровным дыханию, потом тоже закрыл глаза. Уснуть он не надеялся. В тишине и темноте снова подступили растревоженные беседой воспоминания. * * * Англия, 12 век Сэр Бенджамин подошел к окну одного из своих любимых залов и долго стоял, глядя в ярко-синее небо. Сколько прошло времени? Месяц? Да, месяц назад он вернулся домой в надежде отдохнуть от тревог и забот. Но никакого отдыха не получалось. Его продолжала мучить бессонница, редкий сон неизменно отравляли кошмары. Недавно прибавились головные боли. Черт бы побрал этот Источник! Больше тысячи лет, и ничто не меняется. Если бы можно было не участвовать в той бессмысленной усобице… Не прикидывайся, мысленно одернул он себя. Ты же знаешь, что дело не в этом. Какую он снова сделал ошибку, в чем пошел против своей души? Или наоборот, не сделал того, что следовало сделать? Так унизительно чувствовать себя дрессированным зверьком, которого в очередной раз хлыстом подгоняют к правильному решению! Он поднял руки к вискам, пытаясь унять боль. Если начнет ныть еще и затылок, бессонная ночь точно обеспечена. …Утро началось с известия о внезапной болезни Маргарет. Это само по себе было странно — что за одну ночь могло случиться с молодой цветущей девушкой? Она казалась немного встревоженной и печальной в последние дни, но сэр Бенджамин был уверен, что виной тому не телесная хворь. Он бы заметил, будь она нездорова. Сегодня, услышав о ее болезни, он сразу отправился к ней, не обращая внимания на фырканье Роберта — надо же, какая честь прислуге! Одного взгляда на лежащую в постели девушку было достаточно, чтобы уверенно предположить, что именно произошло. Сэр Бенджамин не стал настаивать на разговоре с самой Маргарет, ограничившись несколькими вопросами ее отцу, и распорядился послать за отцом Дарием. Теперь он ждал, когда тот приедет, без объяснений приказав Роберту сидеть у себя и никуда не выходить. Если его предположение верно — что за чертовщина творится у него в замке?! Или он здесь уже не хозяин? А может, завелся за время его отсутствия другой «хозяин», который запугивает слуг? Что это, заговор? Ни яды, ни кинжалы из-за угла сэру Бенджамину не страшны. Но… Нет, решительно сказал он себе. Нет никаких заговоров. Это у тебя от головной боли воображение разыгралось. …Воздух беззвучно всколыхнулся, потом послышались стремительные шаги. Дария охране было велено впускать без доклада и в любое время дня и ночи. Появился сам Дарий. — Я приехал, как только услышал, что нужен тебе, — сказал он. — Ты неважно выглядишь. Что произошло? — Да, — сказал сэр Бенджамин, отводя его дальше от входной двери. — Дарий, мне нужна твоя помощь. Вернее, не только мне. — Ты меня пугаешь. Говори, в чем дело. — Маргарет. Сегодня утром мне сообщили, что она больна. — Больна? — Дарий нахмурился. — Еще вчера она была совершенно здорова. — Именно, — Сэр Бенджамин коротко вздохнул. — Я был у нее. Наверняка утверждать сложно, но… — Что? — Она не больна, Дарий. Ее изнасиловали. Дарий уставился на него, лишившись дара речи. Потом спросил: — Ты уверен? — Нет, конечно. Я очень хочу ошибиться. Но ты понимаешь… Я не могу разговаривать с ней о таких вещах. Помоги мне. Ты ее исповедник, она тебе доверяет. Если мое предположение верно… — Ты должен знать, кто это сделал, — закончил Дарий. Сэр Бенджамин помолчал, глядя в окно, потом тихо сказал: — Хуже всего, что я догадываюсь, кто это сделал. Поговори с ней, Дарий. Очень тебя прошу. Только не ссылайся потом на тайну исповеди. Дарий успокаивающе коснулся его плеча: — Хорошо, я постараюсь узнать, что случилось. А ты постарайся не наделать глупостей. — Это ты мне говоришь? — хмыкнул сэр Бенджамин. Дарий улыбнулся. — Хорошо. Я подожду здесь. Мой дворецкий тебя проводит. Потянулись пустые минуты ожидания. Конечно, можно было подняться к Роберту и вытрясти из него признание. Но так хотелось надеяться, что это ошибка! Прошло около часа, когда Дарий вернулся. Выглядел он задумчивым, даже мрачным. — Нелепость, — сказал он, садясь в кресло и утомленно откидываясь на спинку. — Только вчера она говорила о своих страхах, и я посоветовал ей поговорить с тобой. — Поговорить со мной? — насторожился сэр Бенджамин, стоявший у окна. — О чем? — Она говорила, что боится Роберта, — ответил Дарий. — Ей казалось, что он как-то слишком внимательно за ней наблюдает. Я велел ей рассказать все тебе. Она побоялась жаловаться на твоего воспитанника. — Значит, это он, — произнес сэр Бенджамин. — Так я и думал. Он прислонился спиной к стене и устало провел рукой по глазам: — Черт возьми! Что же делать?.. Как Маргарет? Ей не очень плохо? — Ее душа ранена сильнее, чем тело, — вздохнул Дарий. — Здоровью ее ничего серьезного не грозит. Может быть, ты все-таки поговоришь с ней? Она боится тебя, думает, что ты обвинишь во всем ее. Нужно показать ей, что она ошибается. — Да, ты прав. Они вместе поднялись к комнате Маргарет. Дарий постучал в дверь и позвал: — Маргарет! Это я. Можно войти? Ответа не последовало. Встревожившись, Дарий толкнул дверь. Сэр Бенджамин шагнул через порог вслед за ним. И оба замерли на месте. Маргарет стояла у окна напротив двери. В руках она сжимала кинжал, обращенный острием ей в грудь. * * * Сэр Бенджамин остановился возле кровати. Недавние минуты и часы вспоминались, как одно жуткое мгновение. Каким-то чудом Дарий успел прыгнуть вперед и ударить Маргарет по рукам. Совсем отвести удар не удалось, но рана оказалась не смертельной. Вдвоем они сумели удержать в теле Маргарет жизнь. Переполох был жуткий! Сейчас все улеглось, сама Маргарет снова лежит в постели; без сознания, но немедленная смерть ей больше не грозит. Дарий сидит рядом. Пока не будет полной уверенности, что опасность миновала, он никуда не уйдет. Здесь же и Томас, отец девушки, и прислуга. Необходимости торчать тут же у сэра Бенджамина не было. У него была необходимость побывать в другом месте и поговорить с другим человеком. Он тихонько вышел и направился в противоположное крыло замка. * * * Разговор с Робертом ничего не дал. Ну не было у парня понятия, что сделанное им плохо! Взбешенный его упорной непонятливостью, сэр Бенджамин отхлестал горе-ученика по щекам и, вызвав охрану, приказал запереть его в одном из тюремных казематов в подвале замка. И теперь, оставшись в одиночестве в опустевшей комнате, думал, что будет делать дальше. Нужно было тоже идти туда, если он хочет довести начатое до конца. Но он решил отправиться к себе и отдохнуть. Роберту немного напряженного ожидания точно не помешает. Но, черт возьми, почему?! Не принимать же всерьез слова полоумного монаха, встреченного пару месяцев назад, что якобы над ним тяготеет проклятие, которое будет приносить несчастья всем, кто с ним рядом. Но если нет, то почему снова случилась беда, и снова удар пришелся по невинной душе? Или по двум? Сэр Бенджамин поднялся на следующий этаж, где были его покои. Закрыл за собой двери и с облегчением прислонился к ним спиной. Для Бессмертного чувство физического нездоровья — вещь необычная и крайне неприятная. Придется задержаться и отдохнуть, если он хочет добиться хоть чего-то с Робертом. Голову нужно иметь ясную. Да, еще надо поговорить с Дарием! Он повернулся и взялся за ручки дверей, чтобы позвать слугу, но не успел. Перед глазами все поплыло. Пол качнулся под ногами… …Открыв глаза, он понял, что лежит на кровати. В комнате было прохладно и тихо, но тишина не обманула его чувств. — Дарий? — окликнул он. — Я здесь. — Дарий появился рядом с ним, держа в руке кубок. — Выпей, это тебя поддержит. С помощью Дария он приподнялся на локте и сделал несколько глотков. Питье было прохладным и терпким на вкус. Оно разогнало противную слабость. — Что случилось? — Ничего, — пожал плечами Дарий, отставив кубок и присев рядом на край постели. — Ты потерял сознание. Усталость, переживания, да еще ночь без сна. С кем не бывает? — Думаю, с тобой. И с большинством нам подобных. Сэр Бенджамин медленно сел и вздохнул, окончательно приходя в себя: — Чертов мальчишка!! — Так это он тебя заговорил до обморока? — Ничего забавного, Дарий. — Он с усилием встал и оправил одежду. — Ему это не покажется забавным. — Хочешь наказать его? Объяснимо. Но поймет ли он? — Он поймет, — горько усмехнулся сэр Бенджамин. — Я об этом позабочусь, если хватит сил. Дарий смотрел на него вопросительно. — Скажи, у тебя никогда не было ощущения, что мальчишка не так уж безнадежен? Что он просто слишком мало знает о человеческих чувствах, о боли, о страхе? — Да, так и есть, — сказал Дарий. — Но откуда бы у него взяться такому опыту? Или ты думаешь… — Именно так, — холодно сказал сэр Бенджамин, набрасывая на плечи плащ. — Если опыта не хватает, нужно его приобретать. — Верно, — кивнул Дарий. — И что ты хочешь с ним сделать? — А ты не догадываешься? Дарий настороженно выпрямился: — Нет… ты не можешь… не должен! У кого есть право оценивать такой опыт? Разве не сказано «не искушай»? Разве дано человеку… — Не дано смертному. Не останавливай меня, Дарий. — Ты Бессмертный, но ты не бог! У человека нет права на такую власть! — А на что есть право у человека?! — сорвался на крик сэр Бенджамин. — Смотреть, как кто-то из его близких повторяет его ошибки? Знать, к чему это приведет, и молчать?! Ждать, когда небеса сами снизойдут и вразумят заблудшего?! Поверь мне, Дарий, они не снизойдут! — Но ты берешь на себя слишком много. — Не в первый раз. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом Дарий заговорил уже спокойнее: — Бенджамин, послушай… — Не называй меня этим именем! — неожиданно притопнул тот ногой. — Оно не мое, в нем тесно, как в чужой одежде! Он повернулся и сделал шаг в сторону двери. Дарий, ничуть не смущенный этим выпадом, кивнул: — Как пожелаешь, Митос. Тот застыл. Медленно повернулся. — Что ты сказал? — Я сказал именно то, что ты слышал, — негромко, но твердо произнес Дарий. — Задержись немного. Послушай меня… Долгую паузу прервало тихое повеление: — Я слушаю. Говори. Дарий подошел ближе и заговорил шепотом: — Да, я знаю, кто ты. Если ты предпочитаешь хранить тайну, пусть так и будет. Я хочу сказать другое… Я вижу, что с тобой неладно. Что-то не дает тебе покоя. Не хочу, чтобы ты вымещал все это на Роберте. Он виноват только в том, что сделал сам, но не в том, что гнетет твою душу. Объяснишь, что происходит, прежде чем займешься им? Тогда я постараюсь дать тебе совет. Сэр Бенджамин сделал шаг в сторону двери и отвернулся. — Мне не нужны советы. — Не спорю, — громче сказал ему в спину Дарий. — Но ты не задумывался, зачем люди придумали такую вещь, как исповедь? Уже взявшись за ручки дверей, сэр Бенджамин остановился. Нет, Дарий не впервые заводил речь на эту тему, но прежде не задавал вопросов так прямо. Стоит прислушаться? В конце концов, их судьбы подобны, может быть, он и поймет… Дарий ушел в другой угол комнаты и сел в высокое кресло у окна. Продолжил начатую речь: — Дело не в формальном отпущении грехов. Человек, проговаривая вслух то, что его тревожит, давая имена своим страхам, скорей понимает, что именно с ним происходит, и находит решение… Разве тебе сейчас не нужно именно это? Сэр Бенджамин помолчал, потом отступил от дверей, повернулся и медленно пересек комнату, остановившись в трех шагах от кресла, в котором расположился Дарий. — Хочешь принять у меня исповедь? Что ж, изволь. Твой обет священника не потеряет силу оттого, что я Бессмертный? Или оттого, что я не встану перед тобой на колени? — Он не потеряет силу, пока ты сам меня от него не освободишь, — сказал Дарий. — Хотя этого не будет никогда. — Никогда — слишком долго даже для меня, — голос сэра Бенджамина дрогнул. — Не хочу загадывать так далеко вперед… * * * Спустя час он стоял у окна и смотрел на яркое синее небо. Долгий разговор утомил его, но, как и предсказывал Дарий, принес облегчение. Дарий молча и неторопливо мерил шагами комнату. Думал. — Ну, так что же? — прервал затянувшуюся паузу сэр Бенджамин. — Ты еще не готов дать мне отпущение грехов? — А оно тебе нужно? — вопросом ответил Дарий, останавливаясь рядом с ним. — Нет. — Вот и мне так кажется. Ты напрасно считаешь, что виноват в случившемся. — Вот как? Ты думаешь иначе? — Ты не понял… Да, конечно, ты недоглядел за своим учеником, из-за его глупости может пострадать твоя честь. Но не нужно думать, что причиной всему — твое прошлое. — Странно слышать такое от священника, — заметил сэр Бенджамин. — Недавно я случайно столкнулся с одним монахом, по-моему, он был малость не в себе. Так вот, он сказал, что на мне проклятие, что тем, кто меня окружает, всегда будет грозить опасность. — И ты тут же отнес его слова на счет своих темных воспоминаний, — усмехнулся Дарий. — Неспокойная совесть — плохой советчик. То же самое можно сказать о любом представителе нашей породы, неважно, грешник он или святой. Нет в этом никакого высшего промысла. Заставлять невинную душу страдать за чужие грехи — величайшая несправедливость, недостойная никакого бога, и тем более того, которому я сейчас служу. В этом я уверен. Так что не ищи причин того, что произошло, в собственном прошлом. А насчет Роберта… не знаю, ты, возможно, и прав. Сэр Бенджамин обернулся: — Что? — Ты не расслышал? Я сказал, что ты, возможно, прав насчет Роберта. Такой опыт, как у тебя, дает право на жесткие решения. Тому, кто знает тьму в лицо, легче разглядеть черту. — Очень хорошо, — хмыкнул сэр Бенджамин. — Теперь еще скажи, что я облечен священной миссией, или что грех и раскаяние — путь многих христианских святых… Дарий, это нелепость! — Не такая нелепость, как тебе нравится думать. Хотя дело твое. Тут я тебе не советчик. Только не переусердствуй с Робертом. Ты же хочешь пробудить в нем душу, а не сломать ее. — Да, конечно… Но… — А обо всем остальном, — мягко перебил его Дарий, — поговорим позже. Когда не нужно будет никуда спешить. Сейчас мне лучше вернуться к Маргарет. Сэр Бенджамин молча смотрел на него. Это было странное чувство, никогда прежде не испытанное. Не мог человек вчетверо моложе него вот так сразу и верно все понять! Не мог понять и так легко облечь в слова! — Иди, — напомнил ему Дарий. — Или пытка ожиданием входит в список твоих учительских приемов? Он качнул головой и пошел к двери. Оглянулся ненадолго на пороге, но ничего не сказал. * * * …Конечно, за всем, что происходило в подвале, куда по его приказу отправили Роберта, он наблюдал сам. Хотя и не испытывал при этом никакой радости. Находясь практически рядом, он оставался невидимым и неслышимым. Трое исполнителей «особых поручений» были предупреждены о том, какой черты им не следует пересекать. Но Роберт об этом ничего не знал и теперь сходил с ума больше от страха, чем от боли, пытаясь вырваться из сильных и безжалостных рук. Сначала он и не поверил, что его наставник может придумать для него такое наказание. Но потом пришлось поверить поневоле. Выбрав момент, сэр Бенджамин покинул тайное укрытие и, намеренно громко стукнув дверью, вошел в каземат. Наступила тишина. Роберт, всхлипнув, вырвался из державших его рук и метнулся к нему. Упал возле его ног на колени и вцепился в край плаща: — Пожалуйста! Останови их… не позволяй им!.. Сэр Бенджамин молча поглядел на него сверху вниз. «Интересно, тогда у меня были такие же глаза?» Он жестом приказал остальным выйти. До Роберта не сразу дошло, что они остались одни. Он прижимался к ногам наставника, все еще вздрагивая и всхлипывая. — Они ушли. Вставай. Роберт замер. Неуверенно поднял голову, оглядываясь, потом встал на ноги. Сразу судорожно вцепился в ворот рубашки, не давая ей сползти. Другой одежды на нем не было. Сэр Бенджамин успел заметить и синяки у него на шее, и след от удара плетью на плече, и большой кровоподтек на лице, возле губ. Сдвинул брови, отгоняя непрошеную память. Сейчас не время! Он прошел к противоположной стене, собрал раскиданную там одежду и бросил ученику: — Одевайся! Тот начал разбирать вещи. Видно было, что он хочет одеться поскорее, но трясущиеся руки плохо ему повинуются. Сэр Бенджамин не стал расстраивать его еще больше слишком пристальным разглядыванием. — Итак, — сказал он, отвернувшись, — узнал ты что-нибудь новое для себя за последнее время? — Н-новое? — всхлипнул Роберт. — Ты шутишь? Что все это значит? Зачем ты так со мной?! — А ты не понял? Значит, я слишком рано разрешил тебе одеться. Роберт уставился на него, забыв застегивать пояс. — Это все из-за девчонки? Из-за какой-то маленькой… — Роберт, — добавил голосу силы сэр Бенджамин. - Мне позвать обратно тех парней и приказать им довести до конца то, что они начали? Или разрешить валять тебя в каждом углу замка? — Как ты можешь?! — сорвался на отчаянный крик Роберт. — Да я… Я скорее умру! — Вот именно. Роберт осекся. Потом начал осторожно: — Ты же не хочешь сказать… — Именно это я и хочу сказать. Маргарет пыталась покончить с собой несколько часов назад. Как ты думаешь, почему? — Но она женщина! Это совсем другое! — С чего ты взял? Женщины чувствуют боль точно так же, как мужчины. Роберт долго молча смотрел на него, прежде чем заговорить: — И поэтому ты решил, что можешь меня вот так наказать? — А я тебя не наказывал, — равнодушно произнес сэр Бенджамин. — Я только дал тебе почувствовать что ты сделал, на собственной шкуре. Вот и думай теперь, ради чего это было нужно, и кто ты такой, чтобы распоряжаться чужой жизнью. — Если так рассуждать… — Я предпочитаю рассуждать именно так. Думай о том, что ты делаешь. Все так или иначе к тебе вернется. Может быть, ты хочешь ее навестить? — Кого? Маргарет? Зачем? — А тебе не интересно полюбоваться на дело рук своих? Я считал тебя более любопытным. Роберт призадумался. Сэр Бенджамин не стал дожидаться, пока бестолковый ученик что-то сообразит, и приказал: — Пойдем! Роберт не осмелился спорить. Они вышли из подвала и поднялись в верхние этажи замка. Приблизившись к дверям комнаты Маргарет, сэр Бенджамин понял, что Дарий снова здесь. Маргарет спала. Дарий сидел в кресле возле кровати. Служанки, бывшие тут же, при появлении хозяина покинули комнату. — Как она? — тихо спросил сэр Бенджамин, подходя ближе. — Все хорошо, — шепотом ответил Дарий. — Легко отделалась. Хорошо, что мы не опоздали. А что твой подопечный? — Он здесь. Сэр Бенджамин обернулся к двери. Роберт, видно, набравшись храбрости, не стал ждать дополнительного приглашения и вошел в комнату. Он осторожно сделал несколько шагов к кровати и остановился, в растерянности глядя на бледную тень красоты, которая вскружила ему голову. Дарий и сэр Бенджамин, внимательно следили за его реакцией, но он сейчас этого не замечал. На лице его растерянность сменялась испугом, потом отвращением. Вдруг он развернулся и выбежал за дверь. Сэр Бенджамин поджал губы и тоже направился к дверям. Дарий вышел вслед за ним. По пути к покоям Роберта Дарий заметил: — Ты не очень спешишь. — Некуда спешить, — отозвался сэр Бенджамин. — Пусть прочувствует то, что увидел. — Думаешь, его задело? — Думаю, да. А вот как именно, пусть он сам решит. Для того и даю ему время. — А если он решит неверно? — Когда решит, тогда и узнаем. Они подошли к нужным дверям. Остановились, прислушиваясь. В комнате было тихо. Дарий осторожно потянул дверь — незаперто. Он переступил порог и охнул. Кинулся к лежавшему на полу у окна Роберту. Он присел рядом на колено и осторожно перевернул Роберта на спину. Глаза Роберта были закрыты, на ресницах и щеках блестели слезы, рука была еще теплой… Рука, все еще сжимавшая рукоять торчавшего из груди кинжала. Дарий поднял голову и посмотрел сэра Бенджамина: — По-моему, ты переусердствовал. Тот молча прикусил губу и отвернулся. * * * Митос открыл глаза и коротко вздохнул. Увлекшись воспоминаниями, он все-таки задремал, и часть того, что тогда случилось, видел во сне. В комнате было темно, и рука спящей Кедвин по-прежнему лежала у него на груди. Леди осторожна, подумал он с улыбкой. Стоит ему попытаться встать или хотя бы просто пошевелиться — и она тут же заметит. Интересно, тот кинжал снова у нее под подушкой? Ни к чему это проверять, решил Митос и осторожно оглянулся на часы. Оказывается, почти утро! Придется осторожненько встать и уйти к себе. Он мягко взял руку Кедвин и переложил ее на подушку. Кедвин тут же приоткрыла глаз: — Уже уходишь? — Да, пойду к себе. Спи, еще рано. Он, наклонившись, поцеловал ее в щеку и выскользнул из-под одеяла. Снова про себя хихикнул, кожей почувствовав, как взгляд Кедвин прошелся сверху вниз по его телу, но оборачиваться не стал, взял одежду и ушел, как в прошлый раз, в гостиную. Одеваясь, он припомнил прошедшую ночь. Пусть он спал и недолго, но спокойно, без кошмаров. После того памятного разговора с Дарием кошмары у него прекратились тоже сразу, со следующей же ночи. Рассказать об этом Кедвин? * * * Проснувшись утром и обнаружив, что лежит в постели одна, Кедвин решила, что беспокоиться о Митосе не стоит. Побеспокоиться лучше было о Мишель. Свою юную ученицу она нашла в спортзале. Намеренно не заговаривая о вчерашних событиях, Кедвин размялась и вызвала ее в зал для фехтования. Она видела, что Мишель явно не в лучшей форме, больше того, ей с трудом удается сохранять концентрацию, но не позволила ей расслабиться… — Хорошо, на сегодня достаточно! — сказала она, заканчивая занятие. — Не могу сказать, что довольна тобой, Мишель. Тебе не достает контроля. — Контроля? — вспыхнула та. — Кедвин, как ты можешь так говорить? После того, что было вчера. Как я могу делать вид, что ничего не произошло?! — Ты должна, — тихо, но очень твердо сказала Кедвин. — Не думай, пожалуйста, что я ничего не понимаю и ничего не вижу. Но это часть нашей жизни… Она помолчала, давая ученице время обратить внимание на ее слова, потом продолжила: — Мишель, вызов может застать тебя где угодно, хоть на дружеской вечеринке. И тебе, закончив дело, придется вернуться в компанию и продолжать развлекаться, словно ничего и не происходило. Пить вино, танцевать и травить анекдоты, зная, что за углом валяется труп убитого тобой человека. От этого никуда не уйти. Придется привыкать. Неужели тебе этого никто прежде не говорил? — Говорили, конечно. Но, — на лице Мишель появилась смесь брезгливости и отвращения, — я не понимаю — как же так можно? — В этом мире возможно и не такое. Поэтому о том, что вчера случилось и как тебе сейчас паршиво, знаем мы с Адамом, но остальные не должны заметить ничего. Понимаешь? Ни-че-го. Потому что в этом деле есть и еще одна сторона. — Да? Какая же? — Официальная. Если каким-то образом факт убийства всплывет, ни у кого, слышишь, ни у кого даже мысли не должно возникнуть связывать этот случай с твоим плохим настроением. Самая лучшая защита — это оставаться вне подозрений. Так что изобрази, пожалуйста, беззаботную улыбку и пойдем переодеваться к завтраку. * * * После завтрака, на котором Мишель, к чести своей, всем улыбалась и вела себя радушно, Кедвин сказала: — А теперь нам нужно поговорить. Мишель нахмурилась, но спорить не стала. Митос, который ушел с завтрака чуть раньше, уже ждал их в своей комнате. — Как ты? — спросил он, плотно прикрыв дверь. — Ничего, — сказала Мишель и осторожно села в кресло. — Понятно. Он дождался, пока Кедвин сядет в другое кресло, сам же остался стоять, прислонившись к каминной полке: — Давай немного потревожим воспоминания. Откуда появился этот тип, ты заметила? — Нет, — качнула головой Мишель. — И ни машины, ни мотоцикла поблизости не было. — Значит, оставил где-то, — кивнул Митос. — Не очень хорошо, если кому-то вздумается устроить поиски… Ладно, будем надеяться, что здесь его искать не будут. Он наверняка не хотел, чтобы кто-то знал, куда он направляется. Он что-нибудь говорил? Мишель снова помотала головой: — Нес какую-то чушь про любовь с первого взгляда. — Имени своего не называл? — Нет. — Понятно. Значит, тупик, — Митос, раздумывая, пожевал губу. — Вопрос, зачем он сюда явился, остается открытым. — Ой! — Мишель испуганно уставилась на него. — Значит, если бы я его не убила… Он мог бы рассказать? Митос перехватил быстрый взгляд Кедвин. — Сомневаюсь, — спокойно сказал он. — Даже если предположить, что кто-то ему подсказал, куда ехать, вряд ли этот кто-то объяснил, кому и зачем на самом деле это нужно, — подумав, он тихо добавил: — Если этот кто-то существует. — Но ты не думаешь, что это случайность? — уточнила Кедвин. — Я пока никак не думаю, — вздохнул Митос. — Ладно, если все так туманно, незачем травить душу. Мишель встала: — Можно, я пойду к себе? — Иди, конечно, — кивнула Кедвин. Она дождалась, пока за Мишель закроется дверь, встала и подошла к Митосу. — Ты в самом деле не думаешь, что этот парень мог рассказать что-то полезное? — Я в самом деле не знаю, что думать, — отозвался он, хмурясь; оттолкнулся спиной от полки и принялся расхаживать туда-сюда по комнате: — Очень может быть, что ничего полезного для нас он и не знал. Но кто мог так его использовать? — Ты не настроен подозревать в этом Кассандру, — заметила Кедвин. — Ни в коей мере! — ответил Митос. — То есть она вполне способна на такое, технически, так сказать. Но на практике слишком все заумно получается. И чем больше я обо всем этом думаю, тем больше мне кажется, что игра идет не на одной доске… Он остановился перед Кедвин, еще секунду помолчал, размышляя, потом сказал: — Пойдем к озеру. Там как-то спокойнее думается. — Пойдем. * * * — Честно говоря, гулять возле озера, в котором спрятан труп… — заметила Кедвин, глядя на гладкую воду. — А в каком озере не спрятан труп? — с мрачной иронией отозвался Митос. — Чтобы не беспокоиться по этому поводу, достаточно не знать, или не вспоминать. — Ты циник. — Конечно. И стараюсь пореже об этом забывать. Он посмотрел на озеро и вздохнул: — Если соседство трупа тебя отвлекает, пойдем вон по той тропке, вдоль кромки леса. Выйдем к дому с другой стороны. Кедвин взяла его под руку, и они медленно пошли по указанной Митосом дорожке. Кедвин, угадав его настроение, серьезно спросила: — В чем дело? Ты еще что-то надумал за прошедшую ночь? — Ничего нового. Не могу отделаться от чувства, что снова не знаю, с кем или с чем мы имеем дело. В совпадения такого рода я не верю. А ты что-нибудь надумала? — Признаться, нет, — сказала Кедвин. — Единственное, что упорно лезет на ум: ты преувеличиваешь «неправильность» ваших с МакЛаудом отношений. Да, проблемы с восприятием, да, непонимание. Но при таком, как вокруг тебя, количестве легенд… — С этим я не спорю, — вздохнул Митос. — Все эти проблемы вполне закономерны и вполне решаемы. Но бывает так, что неприятные мелочи, каждая из которых не стоит беспокойства, вместе дают эффект разорвавшейся бомбы. Вот так у нас и случилось. Если бы все шло, как шло, если бы не появился Кронос, если бы не вмешалась Кассандра, если бы поблизости не возник Байрон… Все могло быть по-другому — но получилось так, как получилось. — Да, может, ты прав. — Кедвин зябко поежилась и подняла воротник, закрываясь от налетевшего холодного ветра. — Но я все-таки хочу услышать твои объяснения. Поскольку сама я ничего полезного не придумала. Особенно насчет этой истории с Демоном. Я не слишком увлекаюсь мистикой. — Здесь и нет никакой мистики, — сказал Митос. — Забудь о старике Зороастре и иже с ним. Тебе известна легенда о Великом Источнике? — Конечно. Кому же она не известна? — Так вот, эманации, подобные Темной Силе и Демону, порождает та же энергия, которая делает нас Бессмертными. То есть не совсем порождает… Это та часть «отрицательной» энергии человеческих страстей, которая не может раствориться в Источнике и потому им отторгается. Она начинает существовать сама по себе. Темная Сила — такой вот выплеск. Ариман — немного другое. Это явление, подчиненное циклическим законам, персонифицированное воплощение Темной Силы. Раз в тысячу лет оно обретает способность воплотиться на земле и использует для этого Бессмертного, обладающего достаточным энергетическим потенциалом, но недостаточно опытного, чтобы уметь грамотно управлять своей силой. И только от него зависит, найдет ли Демон дорогу в мир или вернется назад, в небытие. Митос умолк. Кедвин остановилась, уставилась под ноги и надолго замолчала. Наконец она подняла голову и тихо спросила: — Откуда ты это знаешь? Или это только твои догадки? — Нет, не догадки. Это правда. Кедвин, я… не могу объяснить. Не сейчас. — Не можешь или не хочешь? Думаешь, я не пойму? — Нет, нет. Он вздохнул, ища нужные слова: — Это знание досталось мне нелегко. Одним из условий было молчание. Я не обязан скрывать само знание, но объяснять, откуда мне все это известно, не могу. Кедвин пристально смотрела на него, и он закончил почти умоляюще: — Поверь мне, Кедвин. Я тебе доверяю. Но это не моя тайна. Она кивнула. Потом сказала: — Ты говорил об этом МакЛауду? — Я никому об этом не говорил. — Почему? Это могло помочь ему. — Кедвин, если бы все, что я тебе сейчас рассказываю, я знал тогда, во время тех событий, многое сложилось бы по-другому. Но все мы крепки задним умом. Она побрела по дорожке. Митос последовал за ней. — В истинности этого знания сомневаться оснований нет? — Нет. Никаких. — Митос, ты уверен, что с Демоном покончено? — Был уверен. — Хорошо, — медленно кивнула Кедвин. — Это, надо думать, не все, что ты оставил на сладкое? Давай уж, выкладывай и остальное. — Остальное так остальное, — хмыкнул Митос. — Я пытался узнать, каков принцип, так сказать, выбора Победителя. Никакого строгого правила не существует. Но жертвой Демона может стать человек, в какой-то момент поступивший против своей души и не осознавший своего отступничества, или совершивший нечто противное своей природе. Все это не очень конкретно, но взгляни: Темная Сила одолела МакЛауда после того, как он вынужден был убить близкого друга. Незадолго до явления Аримана он снова вынужден был пойти на подобное же убийство — Ингрид Хеннинг. Далее… Темная Сила не приносит в душу ничего инородного, она только выпускает то, что таилось в ее тени. Кроме того, Великий Источник не принимает Темную Силу. Значит, избавившись от ее власти, МакЛауд не избавился от нее самой. Он только восстановил контроль над темной стороной своего естества. Что было дальше? Вся история с Ингрид заставила его серьезно усомниться в себе, в том числе в своем представлении о справедливости и в своем праве судить кого бы то ни было. На фоне этих переживаний на него посыпались откровения о моем прошлом. Посеянные Кассандрой сомнения упали на благодатную почву. И вот тогда те мелочи, с которыми при других обстоятельствах я бы справился без труда, перестали быть мелочами и все до единой обратились против меня. — Не вижу логики, — хмуро сказала Кедвин. — Если он усомнился в своем праве судить, то откуда такая категоричность в суждениях? — Я тоже этого не понял. Но, поскольку именно я напрямую указал ему на эту дилемму — ты судишь, тебя судят, кто прав? — то, предполагаю, он бессознательно ухватился за возможность опровергнуть мою идею, доказав, что я сам вообще не имею права рассуждать о морали и чести, следовательно, мои высказывания на сей счет можно игнорировать. — Возможно, — хмыкнула Кедвин. — Хотя выглядит как-то… Ладно. К тому же что-то мне подсказывает, что и это еще не все. Митос тяжело вздохнул: — Правильно подсказывает. Возможно, что такая же частица Темной Силы была в ауре Кроноса. А, возможно, он и с Демоном сталкивался. — И ты думаешь, что его аура… — Да. Возможно, это своего рода передача эстафеты. Не то, что Дункан получил от сумасшедшего отшельника. — Но почему? Почему ты думаешь, что Кронос… — Подумай. Я уже говорил, что он обладал огромной внутренней силой. Настоящей властью над человеческой душой, настоящим пониманием. Но при этом был неспособен по-настоящему управлять этой силой. Как будто она досталась ему извне, как чужая вещь или чужое оружие. Когда его аура слилась с аурой МакЛауда, передача эстафеты состоялась. Возможно, столь нехарактерное поведение МакЛауда после Бордо как раз этим и объяснялось. — Этим можно объяснить многое, — сказала Кедвин. — Даже если это только предположение, то предположение очень правдоподобное. — Есть и кое-что еще, — добавил Митос. — Тоже подтверждающее это предположение. Первое появление Демона во времени практически совпадает со смертью Кроноса. — Черт! — Кедвин прикусила губу. — Но это же был не последний год тысячелетия? — А кто сказал, что тысячелетний цикл привязан к христианскому календарю? — Да, пожалуй. Но все-таки… если это в прошлом… стоит ли сейчас так углубляться в детали? — А я уже не уверен, что все в прошлом. — Почему? Из-за того, что МакЛауд продолжает считать тебя неизвестно кем? Или из-за Кассандры? — Его поведение после стычки с О'Рурком осталось подозрительным и остается таким по сию пору. — Ну, на этом, похоже, твоя стройная теория исчерпывается. — Увы, да. Странно то, что, даже признав мои… хм-м… заслуги, он не перестал считать меня негодяем. Сделал мне, видите ли, одолжение! Помнишь его видение? Там мы оба с Амандой оказались «плохими ребятами». Но ее он жалел и пытался образумить, а меня просто убил. Потом он год путешествовал по тем местам, с которыми у него связаны воспоминания, а в результате оказался в постели у Кассандры. И во всех последних событиях без нее не обходится, в том числе и в его попытке убить меня уже наяву. — Стоп! — сказала Кедвин, подняв руку. — Вернемся немного назад. В чем конкретно ты подозреваешь Кассандру? То, что она не Демон, в доказательствах не нуждается. И вряд ли ему помогала. Тогда что? — На это мне тоже сказать нечего, — Митос, в свою очередь, поежился и поправил воротник пальто. — Я не знаю, чего она наговорила ему обо мне; я не знаю, почему он так ей доверяет; я не знаю, что с ним происходит сейчас. Его поведение было странным и до Кассандры. То ли все это ее происки, то ли, наоборот, она пытается ему помочь. — Даже так? — О прошлом я говорил, опираясь на факты. В настоящем никаких фактов у меня нет. — А мой случайный разговор с ней не факт? А та стычка в подвале? — Звучит смешно, но не только мое поведение можно истолковать двояко. — Понятно. И что мы имеем в итоге? Кто наш противник? — Во-первых, Крамер. Его изобретение может наделать бед побольше, чем смазливая ведьма. Во-вторых, Кассандра. Каковы бы ни были ее намерения, пока ни к чему хорошему ее усилия не привели. В-третьих… — А есть и третий кандидат? — Есть. Ни Крамер, ни Кассандра не могли подослать к нам того мальчишку. — Кто же тогда? Митос помолчал, хмурясь, потом сказал: — Наблюдатели. * * * Они дошли до конца дорожки, но возвращаться в дом было еще рано, и они развернулись назад, к озеру. — Значит, по-твоему, — проговорила Кедвин, — общение с Кассандрой не идет на пользу МакЛауду. — Да. — Хорошо… А ты пытался еще раз с ним поговорить? Объяснить что-то или послушать его объяснения? Митос покачал головой, глядя себе под ноги. — Нет смысла, Кедвин. Да, мы столкнулись в баре у Джо сразу после истории с Крамером. Но разговора не получилось. — Потому что ты был слишком сердит? — Потому что он сразу возжелал узнать, как все было «на самом деле». Ему уже рассказала обо всем Аманда, но он был убежден, что я что-то скрыл. — А ты ничего не скрыл? — Если ты имеешь в виду способ, которым я заставил помогать себе этого мальчишку, Поля, то для понимания всего конфликта в целом это не имеет значения. — Верно, не имеет. И больше ничего? — Пожалуйста, Кедвин, не начинай еще и ты! Достаточно того, что МакЛауд усиленно ищет двойной смысл во всех моих словах и поступках. — Но, может быть, стоит попытаться еще раз с ним поговорить? — спросила Кедвин, хмурясь. — Не думаю. Какая разница, что я скажу, если он заранее мне не верит? Не знаю, зачем он вообще задает вопросы. Будто надеется услышать что-нибудь, что ему самому покажется похожим на правду. — И что ты намерен делать? — Пока не знаю. Сейчас единственное, что я могу, это не делать того, чего он от меня ждет. Попытаться как-то разорвать замкнутый круг. — Ломка стереотипа? — улыбнулась Кедвин. — И ничего более эффективного ты придумать не можешь? — Не хватает данных, — твердо ответил Митос. — Прямых оснований для таких домыслов нет, но мне кажется, тут не обошлось без Кассандры. Я не смогу освободить его от ее влияния, если не буду знать, на чем оно держится. А узнать это я тоже пока не могу: он не хочет нормально со мной разговаривать. — Снова замкнутый круг, — приуныла Кедвин. — Разве нельзя воспользоваться чем-нибудь более сильнодействующим, чем разговоры за жизнь? — Почему же нельзя, можно. Но это его выбор, Кедвин. Его жизнь. И вмешиваться в нее силой… — Лучше смотреть, как он губит себя? — Нет, но если он хочет освободиться, он должен сделать это сам. И пока есть надежда, что он справится, мы не вмешаемся. Иначе вторжение может дать прямо противоположный результат. — Так ли? — проницательно заметила Кедвин. — Разве тот факт, что ты все еще зол на него, никак не влияет на твои планы? — Не знаю. Хочется думать, что нет. Но сама понимаешь, я ведь тоже человек, а не компьютер. Могу поддаться ненужным эмоциям. К тому же и это не повод применять силу в столь деликатном деле. — Да, — кивнула Кедвин. — Нельзя уподобляться противнику. — Именно. — Не могу сказать, что ты меня полностью убедил. Так значит, у тебя нет никаких планов? — До возвращения в Париж никаких. — А как ты себя чувствуешь? Митос уловил в ее голосе тревогу и улыбнулся: — Если ты о кошмарах, то все уже прошло. — Ты уверен? — Кедвин, свобода от них не наступает на одну ночь. Если мне удалось один раз уснуть спокойно — значит, все позади. — На сей раз, — тихо добавила она. — Да. Как и многое в этой жизни. Впереди между деревьев показалось озерко, через пару минут они вышли на берег. — Скажи-ка, — вспомнила вдруг Кедвин, — а курить ты тоже от всех этих переживаний начал? — Я не курю, Кедвин. — Что? — она удивленно уставилась на него, не понимая, воспринимать ли это серьезно или как шутку. — В каком смысле? Он лукаво прищурился: — В прямом. Это деталь образа, которую уже пора отбросить, за ненадобностью. Кедвин фыркнула: — Ну, ты даешь! Ничего себе деталь образа. — Очень полезная, между прочим, — сказал Митос. — Она, случалось, очень меня выручала. Да и в нашем случае…К примеру, как тебе удалось воспользоваться отмычкой, ты помнишь? — Помню. Ты хочешь сказать, что предвидел именно это? — Нет, конечно, таких деталей предвидеть никому не дано. Поэтому я стараюсь оставлять открытыми как можно больше возможностей… Впрочем, с отмычкой было достаточно просто. Похищения. Тюрьма. Замок. Ключ. Отмычка. Вот и все. Я решил, что ты должна знать, как ею пользоваться. Это пригодилось. — Да, черт возьми, — коротко усмехнулась Кедвин. — Понятно… Но здесь-то никаких игр не было? — Сама понимаешь, от таких привычек, даже кратковременных, в одночасье не избавишься. Особенно когда сдают нервы. — Да, понимаю. — Кедвин улыбнулась. — Шарль, помнится, тоже пытался меня остеречь. Решил, что с тобой опасно иметь дело. — А Маркус Константин тебя не пытался остеречь? Кедвин резко остановилась: — Ты что, следил за мной? Откуда ты знаешь? — А я не знал, — ответил он невинно. — Я предположил. А ты лишь подтвердила. Кедвин, моргая, смотрела на него, потом звонко рассмеялась. — Ах ты сукин сын! — выговорила она сквозь смех. — Стараюсь, — повел плечами Митос. — Ну вот, тебе уже весело. Надеюсь, оставшуюся пару дней мы будем отдыхать, а не изводить себя проблемами и кошмарами. — Хорошо бы. А как насчет маленького спектакля, о котором говорил Франсуа на первой вечеринке? — Будет и спектакль, — улыбнулся Митос. — Завтра. * * * Оставшиеся до отъезда дни прошли без приключений. Получив ответы на большинство не дававших покоя вопросов, Кедвин решила пока переключить внимание на Мишель. Нелепая стычка в лесу возле особняка оказала той дурную услугу, нарушив обретенное было душевное равновесие. Митос это заметил тоже. Но помочь не мог ничем, кроме как предложить дать Мишель урок фехтования. Та немного оживилась — сказалась вколоченная прежними учителями привычка хвататься за любую возможность расширить свои познания. Кедвин, наблюдая за ними, усмехалась. Да, после такой разминки у Мишель просто не останется сил на переживания. И еще она вдруг представила Байрона на месте Мишель. Не такого, каким знала его сама, а молодого, в годы ученичества. Ему достался строгий учитель, подумалось Кедвин. Знающий цену многому, и жизни в особенности. Но это не спасло его от разочарований и утраты смысла жизни в будущем. «…он именно потому и настаивал на своем, что защищать Байрона пытался я…», отдалось в ее памяти эхо недавнего разговора. Так ли было на самом деле? Будет ли у нее возможность это узнать? Даже зная, что приключения еще не кончились, никаких своих планов Кедвин не строила. За время знакомства с Митосом она успела составить некоторое представление о том, как работает его интеллект, и рассудила, что бежать впереди поезда незачем. Пока он намерен посвящать ее в свои планы, лучше думать о том, как лучше в эти планы вписаться. А потом… до этого «потом» еще нужно дожить. * * * Вечером пятого дня хозяин и гости снова собрались в большом зале. Завтра гости должны были разъехаться. Сегодня снова намечалась вечеринка с музыкой и танцами. Мишель выглядела очаровательно. Выучка Аманды, подумала Кедвин, наблюдая, как восторженно приветствуют ее соскучившиеся кавалеры. Митос тоже появился в обществе. Уже без признаков усталости или хандры, хотя и держался по-прежнему немного в стороне. В отличие от прошлого своего выхода, не особенно налегал на спиртное. Это следовало считать хорошим знаком. Кедвин очень хотелось увидеть обещанный «спектакль». Как оказалось, не только ей. Вскоре после ужина, когда на столе оставались только вино, фрукты и сласти, к Митосу подошел Леру. — Как у тебя сегодня настроение, Адам? — спросил он, жизнерадостно улыбаясь. — Неплохо. — Тогда, может быть, порадуешь нас? — Конечно. Я ведь обещал. Леру торопливо ушел к остальным гостям. Те, услышав новость, стали рассаживаться вокруг импровизированной сцены. Митос отставил бокал с вином, оглянулся на Кедвин. — Иди, — кивнула она. — Я посмотрю отсюда. Она перебралась поближе к «сцене», но расположилась в кресле позади остальных зрителей. Не хотелось быть на виду. Свет в зале немного пригасили. Митос вышел в освещенный круг, ему радостно захлопали. Он с улыбкой поднял руки: — Спасибо. Итак, что сегодня? Гамлет? Дантон? Он прислушался к разгоревшимся было спорам и дважды хлопнул в ладоши, призывая к тишине. — Хорошо, пусть будет Дантон! Стало тихо. Митос отступил на пару шагов, отвернулся и несколько мгновений просто стоял на месте, обхватив себя за плечи. Потом повернулся и заговорил… При первых же звуках его голоса Кедвин вздрогнула и невольно выпрямилась. Митос читал на память последнюю речь Дантона в Конвенте. Монолог этот звучал неоднократно в пьесах, книгах, фильмах… Кедвин воспринимала все иначе, чем остальные зрители, она слышала эту речь сама, и все, что удавалось написать и сыграть на сцене, неизменно вызывало у нее улыбку. Но сейчас! Митос не повторял речь слово в слово, он играл другое. Настроение. Силу. Страсть. Вплоть до жестов, до блеска глаз, до мельчайших оттенков чувства в голосе. Кедвин была очарована этой игрой. Она почти забыла, где находится, видя совсем другое место и слыша голос другого человека. Это было невероятно! Даже при том, что никто здесь, кроме нее, не может по-настоящему оценить эту игру. Именно так люди представляют себе переселение душ. Он не может играть на сцене, думала Кедвин, и не сможет никогда. Потому что на самом деле это не игра. Невозможно изо дня в день в заранее объявленное время дотла сжигать душу. Вот так сжигать! …Митос закончил монолог, так же, как и в начале, отвернувшись от зрителей. А когда снова повернулся к замершим в потрясенном молчании людям, наваждение исчезло. Он снова был самим собой, выглядел немного усталым, хотя и довольным. Тишина длилась недолго, сменившись бурей аплодисментов и восторженных возгласов. Кедвин тихонько встала и ушла назад к столу. Взяла бокал с вином. Снова попыталась разобраться в своих ощущениях от «спектакля». И снова вспомнила фразу Митоса: «…вот тогда я и научился прятать настоящее «я» в самых дальних уголках памяти, внушать себе, что я — это не я, а тот человек, которым решил стать…» Она только что видела, как — как! — он умеет прятать свое «я». Этот человек еще не скоро перестанет ее удивлять. — Пытаешься найти истину в вине? Кедвин вздрогнула, оборачиваясь. Предмет ее раздумий стоял рядом, поглощенный изучением вазы с пирожными. Выбрав и отправив в рот одно, он, по примеру Кедвин, взял бокал с вином и отошел в сторонку, замечая мимоходом: — Бурные аплодисменты, переходящие в овации, проходили без твоего участия. — Аплодисменты — награда актера, — вздохнула Кедвин. — А меня ты таковым не считаешь? — А ты? — в упор спросила Кедвин. — Ты хочешь, чтобы я считала тебя актером? После того, что только что видела? Митос помолчал, покачивая в руке бокал и глядя, как плещется в нем бордовая жидкость. — Иногда я начинаю думать, что ты понимаешь меня слишком хорошо. — Понимания не бывает слишком много, Митос. — Может быть, — вздохнул он. — Может быть. Иногда мне даже хочется в это верить. — Так поверь. — Верил когда-то. Теперь не знаю. Они помолчали, глядя на недавнюю публику, обсуждающую свои впечатления. — Ты не принимаешь поздравлений? — Никогда этого не делаю. Ты права — я не актер. — И часто ты даешь такие представления? — Нет. Но иногда приятно сделать ради развлечения то, что обычно делается ради выживания. — Значит, я не ошиблась, — проговорила Кедвин. — Об этом ты и говорил как о способе прятать свое настоящее «я». — Да. — Ты не боишься? — Чего? — Я могу решить, что то, что я вижу сейчас, — тоже маска. Вот так же совершенно подогнанная. Под мой вкус. Он помолчал, потом сказал тихо и огорченно: — Конечно, можешь. Но я с этим ничего не поделаю. Именно потому, что я — это я, но не больше. Он допил вино, отставил бокал и, не дожидаясь, пока восторженная публика его хватится, вышел из зала. * * * К своим комнатам Кедвин и Мишель поднимались вместе. — Сегодня вы с Адамом не захотели остаться? — спросила Мишель. — Нет, как видишь. Он не захотел. Впрочем, его можно понять. — Да уж, — зябко поежилась Мишель. — Видала я хороших актеров. Но это… — Я тоже, видала. — Я с самого начала знала, что он особенный, — сказала Мишель. — Вы с ним были бы хорошей парой. — Рано об этом говорить, Мишель, — перебила ее Кедвин, остановившись у своей двери. — Рано. Иногда все оказывается сложнее, чем выглядело сначала. Завтра мы возвращаемся в Париж. Сказке конец. Спокойной ночи, Мишель. Она вошла в комнату, закрыла дверь и долго стояла, прислушиваясь к тишине. Потом прошла в спальню. Села на край неразобранной постели. Сказке конец. Почему она так ответила Мишель? Она была уверена, что ничего не кончилось, что Митос придет к ней и в эту ночь, пусть позже, но придет. Но почему-то после сегодняшнего «представления» она больше, чем прежде, была уверена и в другом: человек, в котором при свете дня у нее не было повода усомниться, ночью исчезал, превращаясь в призрак, тень себя настоящего. В этом тоже был какой-то смысл, но чтобы понять, какой, нужно было уйти от этого наваждения. Завтра они возвращаются в Париж. * * * Митос стоял у приоткрытого окна, вдыхая морозный воздух. Он знал, что Кедвин уже у себя, и знал, что она его ждет. По крайней мере, ему хотелось думать, что ждет. Нужно было отправиться к ней, но он медлил. Слишком много волнений вызвал сегодняшний вечер. И фраза Кедвин, о том, что его теперешнее обличье — не более чем маска, придуманная специально для нее. Если сейчас он сделает то, что хочет, если пойдет к ней, то подтвердит он ее подозрения или опровергнет? Он решительно захлопнул окно и направился к двери. Если он начнет раздумывать, Кедвин окажется права. Но он-то знал, что в его чувствах настоящее, а что надето, как маска! Он задержался возле ее двери, прислушиваясь. Хотел постучать, но передумал и взялся за ручку. К его удивлению, дверь оказалась не заперта. Он бесшумно вошел, закрыл дверь и запер на замок. Пересек темную гостиную. В спальне горел ночник. Кедвин спала, уткнувшись в подушку, и не пошевелилась, когда Митос подошел и остановился рядом. Он тихо присел на край кровати, осторожно коснулся плеча Кедвин. Быстрым движением перехватил ее руку с кинжалом. — А я думал, что дверь открыта для меня, — прошептал он. — Я ошибался? — Ты ошибался кое в чем другом, — ответила Кедвин. — В чем же? Одно движение руки в его захвате, и кинжал упал за подушки. Свободная рука Кедвин выскользнула из-под одеяла, мягко прошлась по руке Митоса — снизу вверх, к плечу и шее, потом тонкие пальцы погрузились в его волосы… И вдруг вцепились в них сильно и грубо. Митос не стал противиться и позволил повалить себя на постель. — Так в чем же? — выдохнул он, увлекая Кедвин за собой и притягивая для поцелуя. — Нехорошо. Заставлять. Даму. Ждать, — выговорила она.