***
Франс, несмотря на всего годик от роду, был ребёнком донельзя привередливым в плане приёма пищи. Он мог часами отказываться от еды, предпочитая кидаться ею или размазывать по всем возможным поверхностям, а затем ещё несколько часов плакать из-за того, что проголодался. Причём не помогало в таких случаях ничего: ни игра в пресловутый «самолётик», ни максимально возможное разнообразие в рационе. Какие только каши, супы и пюре не пытались приготовить Фриск и леди Ториель — Франс ко всему оставался равнодушным и по-прежнему привередничал, отказываясь есть. Ни-че-го. Однако взгляд малыша «немедленно-дайте-мне-еду-от-которой-я-снова-откажусь» вызывал много негодований, но теперь кушать отказывалась даже Мерсия. — ФРАНС! — строго произнёс Папайрус, чьё терпение было уже на исходе, — ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ СНОВА… Договорить ему не дал очередной снаряд в виде тарелки каши, который полетел вниз на пол, благо опыт научил выбирать пластиковую посуду, вместо стеклянной. Милосердие весело засмеялась, глядя на закатившего глаза крёстного и, судя по всему, находя всё происходящее очень забавным. Санс медленно выдохнул, задумчиво осматривая «место преступления». Он заранее ожидал всё это от одного дитя точно, но теперь традицию подхватило другое, и нужно было как-то выкручиваться. Футболка уже безнадёжно испорчена и требует стирки. Одним пятном больше, одним меньше — разницы никакой. Тем не менее, Папайрус всё же попытался избавиться от остатков каши на рукавах. Высокий скелет отошёл к раковине сполоснуть руки и в очередной раз замыть пятно на одежде. — Знаешь, кажется, я понимаю, почему ты не желаешь это есть, — обратился Санс к Мерси. Каша, а точнее, её внешний вид, доверия не вызывал. Если раньше Санс был сосредоточен лишь на том, чтобы убедить наконец Мерси поесть, то сейчас он обратил внимание на то, что именно служило традиционным завтраком годовалому ребёнку. Каша (судя по всему, это была овсянка) представляла собой странную смесь сероватого цвета, неприятно слипалась и вообще, её вид явно не располагал к появлению аппетита. — Нууу, — протянул шутник и решительно отправил остатки каши в мусорное ведро. — Этим вас точно не накормишь, а вы и так кожа да КОСТИ. Конечно, он знал, что Франс отказывался практически от любой еды, независимо от того, было это что-то покупное или приготовленное; но такой завтрак даже сам Санс есть бы не стал, учитывая, что часто он вообще не замечал, что употребляет в пищу. Бывали такие суровые времена, когда Папайрус не сразу понял, что спагетти требуют варки, а не жарки, а кушать хочется всегда. Итак, от гадости, именуемой овсянкой, Санс избавился, выбросив в мусор ещё и ту её часть, что оставалась в кастрюле на плите. Но кормить детей чем-то всё же нужно было. Вопрос только в том, чем…***
Через сорок минут в дверь позвонили. И Папайрус открыл гостям. Ториель и Азгор пришли немного раньше, чем планировали, но всё же они скучали по своим внукам, и желание скорее увидеть их давало о себе знать. Азгор положил массивные пакеты на пол. В них можно было заприметить пару уже приготовленных блюд, а так же красиво обёрнутые подарки к празднику. Ториель первым делом сочла нужным увидеть детей, чтобы убедиться, что всё хорошо, пока Фриск не вернулась. И картина, которая предстала перед ней… мягко говоря, удивляла. Санс, с победной (иначе не скажешь) улыбкой на лице, с ложечки кормил сына, сидящего в своём детском кресле, завтраком. Франс с удовольствием кушал еду, абсолютно не сопротивляясь и не отказываясь, как обычно, от пищи. — Санс! — сначала леди Ториель хотела просто тихо уйти, но не сдержалась: уж очень странно было видеть тихо завтракающего малыша, не раскидывающую еду во все стороны; Мерси самостоятельно предпочла кушать без посторонней помощи. — Как вам удалось заставить его позавтракать? И что они едят? Фриск же вроде готовила овсянку… — Та… субстанция, которую приготовила малая, была на редКОСТЬ специфична по вкусу, — не отрываясь от процесса кормления сына, сообщил шутник, — Поэтому мы приготовили пюре. — Приготовили?.. — не скрывая ужаса в голосе, переспросила леди Ториель. Папайрус ещё только учиться урокам кулинарии, а Санс, по её мнению, способен максимум сделать себе чай или кофе (и то, запросто перепутав сахар с солью и заметив это не сразу). Братья-скелеты сами сделали нечто съедобное? Было даже страшно представить, что именно они могли туда добавить просто по незнанию. — Оно не отравлено и вполне съедобно, — закатил глаза горе комик, от которого испуг в голосе бабушки его детей, естественно, не укрылся. — Я делал всё в строгой последовательности, и… — Откуда вы вообще знаете, как готовить пюре? — перебила скелета Ториель, — У вас тут нет никаких книг по кулинарии… — Зато у вас в квартире их полно, — пожал плечами Санс, — И, кстати, вам стоит подумать о смене замка. Кажется, я немного испортил его в процессе вскрытия… — Ты же мог воспользоваться «коротким путём» до самого шкафа? Скелет замер с ложкой в руках, а потом ударил себя по лбу свободной рукой. Никто не смог сдержать смеха. Франс широко, так, как умеют только дети, улыбнулся, а затем вполне чётко выговорил: — Папа! Конечно, из уст годовалого малыша это прозвучало немного в искажённом виде, но смысл был всё равно предельно ясен. Позабыв о своём фиаско, Санс удивлённо взглянул на малыша напротив. Белые хрусталики в его глазницах засветились ярче. Если первое слово Мерси было «Мама», то здесь был совершенно другой подарок со стороны сына. — ААА, КАК МИЛО! — не сдержался Папайрус. — ЭТОТ ДЕНЬ НАСТАЛ! ГДЕ МОЙ КАЛЕНДАРЬ? Хоть Санс не проявлял бурные эмоции, как его младший брат, но в душе он всё равно был безумно счастлив, что у него есть такая большая семья. Ториель улыбнулась, и предложила всем выпить по чашечке чая с пирогом, который она сама приготовила.