Жена для Царевича

Илья Свечерело. Мы с Василисою сидели за столом, попивая чай. - Ну и как тебе Никита, Илюшенька? – хитро смотрит на меня она. - Мужик как мужик… - отвечаю бесхитростно, отпивая чаю из кружки. – Правда, странность со мной приключилася… - Какая странность, Илюша? – Василиса смотрит на меня так, как будто заранее знает, что отвечу ей. - Когда вышел Царевич навстречу к нам, показалось мне, что краше нет никого на белом свете. И голос его переливчатый, будто щебет пташки райской… Ведь негоже так на мужиков-то заглядываться! - Успокойся, переволновался ты, вот и показалось невесть что, - говорит Васька, а у самой глаза загадочным огоньком блестят. Да только бесполезно её расспрашивать, не ответит, если не захочет. Поупрямей осла девка. - А что мне с избушкой-то той делать? - я почесал макушку. – Что делать, представить не могу… - Разузнала я про избушку эту. Не простая то изба, зачарованная. Коли понравишься ты ей – целым из огня выйдешь, коли нет – так тому и быть. А чтобы понравиться ей, нужно доброту в сердце иметь и добрые помыслы в голове. Как подойдешь к избе, следующие слова сказать надобно: «Избушка, избушка! Повернись ко мне передом, к лесу задом!». А задание такое будет: найти в избе шкатулку драгоценную. Ежели шибко избе понравишься, то сама она тебе её отдаст. Но на случай крайний дам тебе я мазь целебную – намажешься ею, и не возьмет тебя огонь. - А эта мазь из чего сделана? – прищурился я подозрительно. Не раз я видел, как зелья свои Василиска делала. Бывало, насмотрюсь, а потом два дня и крошки в рот взять не могу – так и стоят перед глазами лапки паучьи сушеные, да глаза лягушачьи… - Успокойся, из трав она сделана. Намажешь ею то, что открыто будет – лицо, ладони. На голову платок наденешь и косу под него спрячешь. А с конём, я думаю, ты сам управишься. - Спасибо за помощь тебе, - я с благодарностью поцеловал Василисе руку. *** Только солнце взошло, ко двору девицы явились. Собрали нас, как и давеча, во дворе, да в ряд составили. А кто припозднился – того и вовсе до состязаний не допустили. Оказался я опять в конце самом. Началось состязание, как только Никита из дворца вышел. Поприветствовал всех, а взглядом только на мне задержался – подмигнул даже. У, чтоб тебя, окаянный! Вылупил свои гляделки! А вскоре и царь появился – интересно ему стало на нас поглядеть. А там и состязание началось. Чем дальше продвигалась очередь, тем больше боязно мне становилось. Своенравная избушка попалась, никого еще целым невредимым не выпустила. Кому волосы подпалила, кого без ресниц оставила, кого без одёжки. А со шкатулкой и вовсе из сотни девиц только сорок вернулось. Подошла моя очередь. А я стою, ни жив, ни мертв. Зубы от страха стучат. А ну как не пройду я испытания сложного? Как я батюшке на глаза покажусь? Вздохнул я, перекрестился, да пошёл судьбу свою испытывать. Иду себе, и чувствую, как взгляд Царевича спину мне прожигает… Избушка на курьих ножках размера оказалась небольшого. Стоит себе, вся огнем охвачена, жаром так и пышет, а самой ничего от этого огня не делается. Собрался я с духом, да как закричу: - Избушка-избушка! Повернись ко мне лесом, к заду передом! Не сразу я понял, что что-то не то сказал. Со двора царского смех доносится, избушка дверью возмущенно скрипит. Смутился я, покраснел весь. Однако ж решил исправиться: - Не серчай на меня, избушечка! Волнуюсь я шибко вот и спутала слова! Разреши мне, милая, исправиться? Избушка заинтересованно скрипнула дверью. - Избушка-избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом! – громко прокричал я. Изба послушно повернулась и даже дверь распахнула. - Спасибо тебе за гостеприимство твоё! – поблагодарил я. Ещё матушка меня учила всегда вежливым быть. Зашел я в избушку и обомлел – внутри и вовсе огня не было. Но ведь остальные девушки такие страсти рассказывали: и пауки на стенках, и копоть на потолке… А предо мной в другом свете всё представилось: чисто, уютно, стены выбеленные, на полу ковры самотканые, а на стенах – шкафчики резные. У одного из шкафчиков дверцы распахнуты, заглянул я туда и ахнул – стояла там шкатулка диковинная, в самоцветах вся. Взял я шкатулку ту, почти не дыша от волнения. Хоть и хотелось заглянуть туда нестерпимо, всё ж таки сдержался я – негоже без разрешения. Перед выходом поклонился я, благодаря избу добрую, и от чувств радостных избытка погладил стенку да поцеловал её, поблагодарив ещё раз. И почудилось мне, что когда выходил я, голос чей-то прошептал радостно: «Хозяин!». Вышел я из избушки целехонький, даже сажей нигде не измазанный, в руках шкатулку держа. Тут у всех глаза и повыпучивались, да челюсти поотваливались. А я улыбаюсь довольно. Подошёл к Никите-Царевичу, поклонился и шкатулку ему протянул. Взял он шкатулку, свою руку на моей задержав дольше положенного. А меня как будто током прошибло, отдернул я руку, будто прокаженный Царевич. - Не бойся, милая, не обижу тебя! – говорит Никита и улыбается. И от улыбки его у меня внутри всё сжимается. - Скажи мне, свет мой, как имя твоё? – спрашивает, а сам глаз от меня оторвать не может. - Ил… – сообразил я немедля, что несу, и поспешил исправиться.- Иллиана. - Иллиана? – удивился Никита. – Имя какое диковинное… - Иллиана, - соглашаюсь я. – Но друзья зовут меня Софьюшкой… - Сооофьюшка… - выдыхает благоговейно Царевич, разве что глаза от удовольствия не закатывая. А я уйти поспешил, покуда не замучил меня Никита вопросами. Стали результат подсчитывать. Сорок одна девица всего осталась. Посовещались бояре с советниками царскими да решили испытание с конём на завтра перенесть, дабы преступить к нему с новыми силами. Вздохнул я устало да восвояси отправился. Завтра сложный день предвидится.