Жена для Царевича

Илья С самого утра раннего отправились мы с Никитушкой во дворец царский, батюшку-царя да гостей проведать. На славу погуляли гости званые! Полдворца разнесли! Царь-батюшка с поросенком жареным в обнимку спал, братцы мои в обнимку на полу лежали, а батюшка мой ногу боярина обнимал так, будто родная она ему. - А ну, гости званые, подымайтеся! За здоровье молодых ешьте да пейте! – гаркнул Никита. Сразу все зашевелилися, подниматься начали. Только уселись мы с мужем моим теперешним за стол, как подбежала к нам бабка какая-то. Никиту-Царевича за руку взяла, на меня глазом косит да спрашивает: - Ну что, Никитушка, как ночь первая брачная? Получилось всё, али как? - А чего ж там не получится, Егоровна? Дурное дело нехитрое, - улыбается в ответ Никита, да глядит на меня многозначительно – мол, молчи, не говори ничего. А я и молчу, кто ж сор из избы выносить будет? - А солдатик оловянный тебя не подвел? Пушки-то раньше времени не выстрелили? - Егоровна! – зарделся царевич. – Как тебе не совестно о вещах таких да при жене моей спрашивать? - А чего стыдиться? Я вон и травки тебе в чаёк вчера специальной подсыпала – чтоб работало у тебя всё как надо. - Да все у него хорошо работало. Всю ночь работало, и утром ещё поработало два раза. Да и не солдатик у него – генерал! – говорю я, на Никитушку лукаво глядя. - О! Это наградила его мать-природушка! – согласилась Егоровна. – Купаю я его, бывало, да диву даюсь: сам ещё карапуз голожопенький, а пипка-то… - Егоровна!!! – рявкнул Никита. - А можно, Никита-Царевич, жену твою законную увести ненадолго, поболтать о нашем, о девичьем? – эта к столу к нашему Василиса подошла. - Токмо ненадолго, а то знаю я вас, - погрозил пальцем ей Никита, улыбаясь. Только отошли мы, как вцепилась в меня Васька похлеще клеща в березняке: - Ну, как ночь прошла? – спрашивает, глазищами дырку во мне прожигая. - Жаркая ночка выдалась, - вздыхаю. - Это чего это? – глядит на меня глазами округлившимися подруга моя верная. - Дык лето нынче душное, упрел весь, да солома колется, - пояснил я, а она вздохнула будто облегченно. - Так не было у вас ничего? - Сказал я, как ты меня научила – он и перестал под юбку лезть. - Неужто не поцеловались даже? – улыбается лукаво Василиска. - Целовались, конечно – куда денешься, - плечами пожимаю. - И чего? – глядит на меня испытующе. - Чего? – не понял я. - Приятно? - Ну, приятственно было, на удивление. - И повторить хотелось? - Это чего это за вопросы у тебя такие? – гляжу на подруженьку подозрительно. - Обычные, - возражает девушка. – Ну, пойду я, пора мне, а ты к царевичу возвращайся. Ох, темнит Василиска, ох, темнит! Только вернулся я к Никите, как царь-батюшка поднялся да тост стал говорить: - За детей моих, да за счастье их совместное! Чтобы внуков мне народили, да поболе! За невестку мою, Софьюшку! Умницу да красавицу, да искусницу, каких свет не видывал! Подойди ко мне, дитя моё, подарок я тебе сделать хочу от сердца всего! Подошел я к царю-батюшке, поклонился в ноги ему да вспомнил неожиданно, чего батюшке и братьям обещал: «А мне ещё царь руку целовать будет да в ножки кланяться!». - Подойди поближе, - улыбается царь. А я в ответ улыбнулся ему да ручку протянул. Ничего тут не поделаешь, пришлось царю целовать. Но не осерчал он нисколько, только ещё пуще прежнего разулыбался да опять нахваливать начал: - Вон, какая жена у моего сына, и етикету обучена! Достал он из-за пазухи шкатулку резную, ту самую, которую на смотринах из избушки вынести велено было. Открыл он её да перстень оттуда достал, красоты неописуемой. Сам серебряный, в центре – изумруд большой, и вокруг него мелкие камушки разноцветные. - Это перстень жены моей, царствие ей небесное, матери сыновей моих. Наказала она мне перед смертью своей, чтобы перстень ентот я жене сына отдал того, кто поперед всех женится. Выходит – ты теперь его хозяйка. Сам на палец мне царь перстень одел – а тот и сел, будто влитой – как будто для меня ковали. Вроде и тяжелый перстенёк, а веса его я вроде и не чувствовал. - Спасибо, батюшка, за подарок такой щедрый! Обещаю хранить его верой и правдой! – говорю, а сам думаю, как заставить его в ноги мне поклониться. Вспомнил я тут, как девки дворовые про него говорили: «Економный наш царь, до придури. Ежели увидит, что копейка валяется – поднимет всенепременно…» Поклонился я ещё раз, да говорю, под ноги ему глядя: - А там никак, рупь золотой валяется? - Где?! – тут же наклонился царь – а со стороны, будто в ножки мне кланяется. Успокоилась моя душенька – выполнил, чего обещал. Говорю царю: - Не серчай, батюшка, показалось, наверное, - и гляжу на него виновато. - Ну как на такую серчать можно? - умилился царь. – Ступай к Никите, заждался он тебя. Улыбнулся я широко да к царевичу направился. И в правду он соскучился – ажно на стуле подпрыгивает, меня ожидая.