Жена для Царевича

Илья И длилось наше счастье с Никитушкой ровно четыре дня, пока в ночь на пятый этот ирод под юбку ко мне не полез. - Ох, Софьюшка, ужо и натерпелся я! – пыхтит Никита. – Давай с тобой сольемся в ентом… как его… любовном екстазе! И войдет мой меч-кладенец в твои ножны … - Да ты одурел, что ли?! – завизжал я, отпихивая проворные руки мужа своего ненаглядного. - Ну, ты чего, милая? – раскрасневшийся Царевич смотрит на меня взглядом масленым. А чего я? Чувствую я, что заврался – дальше некуда. И что надобно Никите правду сказать – куда тянуть боле - да только как себя заставить? Больно привязался я к нему, дурню окаянному. Он же не в жисть не простит мне лжи моей подлой, будь мы хоть трижды Небесными Супругами… - Ну, Софьюшка! – тянет Никитушка. – Неужто боишься? Я же люблю тебя больше жизни своей и нипочем больно тебе не сделаю! Давай, отдадим друг другу долг супружеский! - А правда ли ты меня любишь, Никита? – спрашиваю, в глаза ему заглядывая. - Конечно, милая! Я в жены тебя взял – неужто то любви моей не доказательство? - А коли я не такою бы оказалась? - Да будь ты хоть чудищем лесным, не разлюбил бы я тебя! - Признаться мне тебе нужно, Никитушка, покаяться… - вздохнул я тяжко. - О чём ты, милая? - глядит на меня он непонимающе. - Не Софьюшка я… - Иллианой тебя кличут, знаю, ты сама говорила, - пожал плечами он. - Ильей меня кличут, - говорю, голову склонив. - Ни ума у родителей, ни фанатзии! – фыркнул Никита. – Девку мужским именем назвать… - Да не девка я! - Че-е-его? Как так – не девка? Ну… а с другой стороны, может и хорошо оно, опытная ты уже. Знаешь что, да как… - Дурень ты! Парень я, такой же, как и ты. Захотел отца своего, купца Авдия да братцев проучить, вот и решил девушкой представиться, чтобы сам царь мне в ножки кланялся, да руку целовал! - Софьюшка? Ты чевойсь это, никак головой ударилась? Ежели ты от страху бредишь, то обождет долг супружеский – никуда не денется. Плюнул я на него – хрен докажешь ему, пока глазами своими не увидит. Выдохнул, да юбку до груди подтянул. Поперхнулся Никита воздухом, покраснел весь. - Ты! Мужеложец проклятый! - кричит он, ажно до хрипоты. - Ты же сам говорил, что и чудище любить будешь! – возражаю. – Так вот же – я твоя Софьюшка, токмо с запчастью лишнею. - Пошел вон отсюда, ирод, чтоб глаза мои тебя не видели! - Но… - Уходи, покуда стражников не позвал, и никогда не возвращайся! Знал я, что так оно и будет. Да только легче мне от этого не становится. Как будто душу наизнанку вывернули, сердце плачем заходится… За что же ты так, Никитушка? - Милая, помоги дедушке! – послышался голос дребезжащий неподалеку. Узрел я старца седого, некрепко на ногах стоявшего. Только руку я ему протянул, как боль в затылке почувствовал, и свет пред глазами померк.