***
Была в жизни Неа Д.Кэмпбелла одна постоянная и нерушимая константа — наука. Еще в раннем детстве, когда был совсем мелким мальчишкой, Неа всегда выбирал вместо игр с дворовыми детьми посидеть в тишине дома с учебниками своего старшего брата. На тот момент Мана, что был на каких-то пару лет старше него, сильно болел и их матери пришлось нанять ему домашнего учителя. Учитель приходил рано утром и практически каждый день, кроме тех, когда брат был совсем плох. Неа же пока из-за возраста не мог пойти в местную школу, поэтому во время занятий Маны тихонько сидел рядом и впитывал знания, словно губка. Честно, учеба ему давалась намного легче, чем его старшему брату, но зато в отличие от Неа он отлично играл на фортепиано. Мана родился слабым, едва дышащим младенцем и болел все детство и был уверен, что не доживет даже до пятнадцати, поэтому считал учителя бесполезной тратой средств и времени, терпя только ради брата, так рьяно тянущегося к знаниям. Он делал вид, что вовсе и не переживает из-за болезни, но Неа помнит, как вечерами они лежали в одной кровати, брат прижимался к нему с боку, утыкался лицом в его плечо и безмолвно плакал, чтобы не услышала матушка, отдыхающая после тяжелого дня в соседней комнате — Катерине приходилось много работать, чтобы обеспечить своих детей всем необходимым. К слову, только благодаря матери их семья ни в чем не нуждалась, а отца братья не знали и знать не желали. Немного подрастя, Неа пытался искоренить из брата слишком пессимистичный настрой и пообещал, что, когда он будет взрослым и очень умным ученым, он вылечит его и они будут всегда-всегда вместе. Мана тогда громко смеялся над младшим, пока кашель не начинал разрывать его горло и весь веселый настрой братьев тут же пропадал. Когда же Мане было чуть больше тринадцати, а Неа только должно было исполниться одиннадцать, их мать стала подавать первые признаки безумия. В их маленьком городе Катерину хоть и жалели, но все равно осуждали — женщина без мужа и с двумя детьми, неизвестно от кого. Один ребенок ее был чем-то тяжело болен, а второго из-за нелюбви выходить на улицу, считали сумасшедшим. Поговаривали, что мать специально прячет в доме младшего, потому что тот был буйным. Но, так как женщина была работящая и ко всем жителям относилась с удивительным дружелюбием ее особо не трогали. Жалели, передавали еду, иногда лекарства и Катерина была не в том положении, чтобы гордость мешала принимать эти подачки. Но в какой-то момент она слишком устала и сломалась, просто развалилась, а через два года умерла. Неа с особой болью вспоминает нежную и любящую улыбку никогда не унывающей женщины. Ее тихий голос, напевающий колыбельную, долго преследовал его во снах, мешающихся с кошмарами, где та же любящая мама истошно орет, разрушает все в доме и бьется головой о стены, словно в приступе агонии. Или, где она лежит в кровати несколько дней подряд и не замечает ничего и никого вокруг. Неа был не в силах что-то сделать с ней и приходилось Мане, слабому и такому хрупкому, ухаживать за сходящей с ума матерью, водить ее в туалет, кормить с ложечки и поить. В те годы младший Д.Кэмпбелл приходил домой только для сна, в остальное время бегал по городу и соглашался на любую работу за малейшие гроши, лишь бы хоть как помочь брату. После смерти Катерины, когда убитые горем братья просто не знали, как жить дальше, в их дом постучался странный мужчина. Неа помнит очень ясно тот момент, словно это было вчера, а не около сорока лет назад. Высокий мужчина, с головы до пят укутанный в странные одежды из-под которых не было видно ни одного участка кожи, лишь очень странные желтые глаза. Тринадцатый Ной Одаренность и их отец, так он представился. После, не спрашивая ничьего мнения, Ной привел сыновей в Семью. За всю жизнь Неа возвращался в родной дом, где провел детство, всего один раз — перед своей смертью. Попав в Семью Ноев и узнав темную сторону мира, будущий Четырнадцатый принял решение не сопротивляться воле Судьбы и отдал ей бразды правления над своей жизнью, предпочитая просто плыть по течению. Он любил науку, и отец предоставил ему все для того, чтобы Неа погряз в ней полностью. Его не интересовало больше ничего, только здоровье брата, исследования и эксперименты. Его не интересовали ни отец, неожиданно решивший приобщить своих детишек к делам семьи, ни жизнь самой этой Семьи Ноя, ни Ватикан, ни война. Все проходило мимо него, Неа сам себя погрузил в купол, кроме Маны, не позволяя никому пробиться внутрь. Несмотря на выставленные между ними стены в Семье его обожали, в особенности Тысячелетний Граф, который изначально не был рад такому сюрпризу от Тринадцатого, и милейшая девочка Роад — когда Неа только познакомился с ней они были одного возраста, правда потом он вырос, а она нет. — Слушай, если мы дети Ноя, то могут ли в нас пробудиться ноевские гены? — как-то спрашивает Неа у Мечты. Они занимались ничегонеделанием и скучали, развалившись под палящими лучами искусственного солнца Ковчега на крыше одного из пустующих домов. Роад кинула на него странный взгляд из-под ресниц, перекусила леденец, что перекатывала до этого на языке, и пожала плечами. — Без малейшего понятия! — легкомысленно ответила она, хохотнув. — Если честно, то вы первые в истории кровные дети Ноя. Неа было достаточно такого ответа, и они больше не поднимали эту тему. Пока тема не поднялась сама, когда Мана во время семейного ужина как подкошенный, буквально посередине разговора, рухнул на пол. Нои, поняв, что это пробуждение, были в растерянности, но счастливы новому члену семьи. Младший Д.Кэмпбелл же не мог успокоиться, он сидел всю ночь около постели болезненно мечущегося на простынях брата, умирая от собственной беспомощности. Кожа Маны постоянно меняла цвет от привычного бледного до серого ноевского, но стигматы не выступали… А утром у Маны остановилось сердце, а вместе с ним разбилось сердце Неа. Неа никогда в жизни не плакал так много и сильно, как тогда. Мана едва не умер. Он был мёртв почти десять минут, человеческий мозг начинает умирать через пять минут без кислорода. Пусть сердце Маны в итоге и удалось снова запустить, но он уже никогда не будет прежним, все это понимали. — У обычных людей неудачное пробуждение кончается моментальной смертью, Мана выжил лишь потому, что мой сын, — сухо прокомментировал ситуацию их отец, смотря на обессилевшего, не просыпающегося уже пятый день, старшего сына. И в этот момент Неа увидел. Тринадцатый смотрел на его брата, как на эксперимент. Как на чертовски занятный и любопытный эксперимент. На него самого он, наверное, смотрел так же, но на это ему плевать. Мана, его любимый брат, едва не умер, а их отец смотрел на это лишь как на неудачный эксперимент. Злость тогда захватила разум Неа, ослепила глаза и, возможно, лишь то, что рядом отдыхал брат остановило его от того, чтобы броситься на Одаренность. — Убирайся, — сквозь зубы прорычал он, глядя в удивленные желтые глаза Тринадцатого. Потеряв интерес к старшему сыну, отец больше даже не подходил к ним, лишь издалека иногда наблюдая за действиями младшего. Очнувшись через неделю, Мана едва мог пошевелиться. Его мозг был поврежден, воспоминания постоянно терялись, а руки больше не слушались так, как раньше. Ранее ловко прыгающие по клавишам фортепиано пальцы едва сгибались. Ушедший в себя и сидящий часами около своего пианино брат разбивал Неа сердце. И тогда он решил, что раз Мана не может играть больше на фортепиано, то он будет играть ему сам. Это было сложно - сложно обучиться нотной грамоте и игре на инструменте с нуля, - но Мана улыбался лишь когда младший брат играл ему. После наблюдений, множеств анализов и обследований, стало ясно, что не пробудившаяся сущность Ноя высасывает из него жизненную энергию и, если ничего с этим не сделать Мана постепенно угаснет, чего Неа никак не мог допустить. Только из-за этого Д.Кэмпбелл заинтересовался делами Тысячелетнего графа, Семьей и происходящим вокруг. — Что может убить Ноя так, чтобы он больше не перерождался? — такой вопрос однажды во время игры в шахматы поступил к Адаму от будущего Четырнадцатого, порядком удивив. — Очень сильная Чистая Сила, — ответил он, подумав. Да, так чтобы насовсем, Ноев еще экзорцисты не убивали, но в перспективе экзорцист уровня Генерала или выше мог выжечь Чистой Силой саму Сущность. — Мне же не нужно о чем-то переживать? Честно, тогда Граф опасался, что Неа решит убить своего отца… — Нет, все в порядке, — улыбнулся парень ему и переставил фигуру на доске. — Шах и мат вам, Господин Граф. Заметив, как смешно скуксился над своим проигрышем Тысячелетний, Неа рассмеялся. — Вы не умеете проигрывать, Граф, — укорил мужчину Д.Кэмпбелл. — Как будто умеешь ты, — Адам обиженно уткнулся в чашку со своим невероятно сладким чаем. Кажется, даже воздух сгущался рядом с его чашкой, превращаясь в липкий и тягучий. В противовес отвратительному чаю Графа Неа предпочитал горький черный кофе, не желая менять его на «воду с травой». — Я слышал Мана идет на поправку. Упоминание о Мане свело какое-никакое хорошее настроение к нулю. Парень сгорбился над кружкой, будто на плечи тут же упал тяжкий груз. — Любите вы все портить, Господин Тысячелетний, — вздохнул он. — Кто Вам сказал про его состояние? Одаренность? — Нет, кажется, это все-таки был Мудрость, — лениво протянул в ответ Граф. — Ну так что с Маной, Неа? Под наигранным ленивым спокойствием Первого скрывался какой-то подозрительный тон. — Он человек. — Я знаю, Неа, — терпеливо улыбнулся Адам, понимая желание парня закрыть тему, но игнорируя его. — Помниться весь переполох именно из-за того, что он человек. Я спрашиваю, как он себя чувствует? И как себя чувствуешь ты? Я знаю о вашей ситуации с Тринадцатым, но не надо проецировать его отношение к вам, которое, кстати, никто не поддерживает, на остальную семью. Не забывай, что вы тоже члены этой семьи, как и ваш отец. Мы все беспокоимся за вас. Неа свистяще выдохнул, неверующе взглянув на мужчину перед собой. Он никогда не думал, что хоть кому-то из Семьи есть до них с братом дело. Да, он неплохо общался с Роад и Узами, но не часто, предпочитая одиночество и заседал в своей лаборатории в Ковчеге. Они ведь были всего лишь экспериментом своего отца, которому было интересно что же выйдет из союза Ноя и простой женщины. Как оказалось ничего хорошего. Неа чувствовал себя лишним среди Ноев, вцепившись стальной хваткой в брата, остающегося единственной связывающей с миром и прошлой жизнью соломинкой. А теперь и его могло не стать. Он не уверен, что сможет жить, если самое главное в его жизни исчезнет. — Мана… он постоянно спит, а иногда он не помнит, где находится, — парень отчаянно вцепился в свои волосы, давя выступающие слезы и съеживаясь под пристальным всё понимающим взглядом Тысячелетнего Графа. — С ним не все в порядке. Его состояние далеко от все в порядке. Он угасает на моих глазах, и я не знаю, как помочь ему. Это сводит меня с ума, Граф! Последние слова Неа практически прорыдал, закрыв лицо ладонями. Со стороны Адама послышался какой-то шорох, а после он подошел к плачущему и обессиленному мальчику, прижимая его к своему пухлому животу, давая впить пальцы в лацканы дорогого пиджака и намочить слезами рубашку. — Давай так, — тихо начал мужчина, успокаивающе поглаживая волосы парня. — Ты наконец-то выберешься из своего непрошибаемого панциря и позволишь Семье помочь вам. — Но, отец… — просипел Неа откуда-то снизу. — Я не о вашем отце, — поморщился как от оскомины Граф. — Я говорю о Семье Ноя. Да, никто не спорит с твоей гениальностью, Неа, но ты очень многого не знаешь. Сейчас ты болтаешься посреди нигде, не зная куда себя деть. Позволь помочь и дать тебе нужные знания, направить тебя в нужную сторону. Твой брат жив, перестань его хоронить так рано. Неа замер в объятиях мужчины, а тот, заметив, что парень успокоился, подтянул его за подмышки ставя на ноги. — Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу, — Граф подхватил ошарашенного племянника под локоть и потащил куда-то прочь из комнаты, открывая врата Ковчега сразу за дверью. Их встретила темная комната — честно, Неа не был уверен, что это комната из-за отсутствие каких-либо стен, — освещенная лишь висевшими прямо в воздухе разномастными свечами, что очень напоминали свечи Мечты. Сюрреалистичности помещению добавлял громадный орган с уходящими в никуда трубами. — Это комната управления Ковчега, его сердцевина, — ответил Тысячелетний на немой вопрос Д.Кэмпбелла и прошел к органу, плюхнувшись на сидушку перед ним. — Возможно, Тринадцатый этого не оценит, но я хочу кое-чему научить тебя. Да, Граф научил его управлять Белым Ковчегом. Возможно, это было для того, чтобы войти в доверие, чтобы укрепить связь с Семьей, но факт остается фактом — Граф действительно передал племяннику права Исполнителя, о чем позже пожалел, конечно же. Неа предпочел, тайно от Семьи, сделать себе отдельную комнату управления. У него была странная привычка делать все на зло Тысячелетнему. Он никогда с ним не соглашался и никогда за ним не повторял, а скорее делал наоборот, только бы побесить — он даже кофе иногда пил лишь потому, что Адам его терпеть не может. Наверное, именно поэтому от белизны его личной комнаты управления болели глаза. А может Неа просто устал от семейной любви к черному. Посередине комнаты стояло аккуратное белое фортепиано, очень похожее на то, что когда-то было в доме его матери. Именно это фортепиано и являлось второй сердцевиной, рулем с помощью которого Д.Кэмпбелл мог делать с Ковчегом что его душе угодно. Вместо обычной партитуры с нормальными нотами Неа использовал свой собственный придуманный язык — в детстве с братом они вместе его придумали, им казалось очень веселым знать язык, который никто кроме них не понимал, даже мама не понимала, хотя и просила обучить ее тоже. И создать что-то такое, как скрытая комната в Ковчеге под носом у остальных было на удивление легко. Ну, потому что все были заняты своими делами, а Неа был скрытным и умным. Знали о секретной комнате лишь Мана, он сам и его недавно обретенный лучший друг Марианн Кросс. О Марианне Кроссе… Ну, что тут можно сказать? Кросс — это Кросс. Познакомились они, что не удивительно, в каком-то захудалом баре на окраине мелкого английского городка, где Неа прятался от некоторых особо достающих членов семьи. Марианну тогда, как и самому Д.Кэмпбеллу, едва исполнилось восемнадцать лет. Совершенно некультурный, заносчивый рыжий ублюдок. Пил как лошадь и был умен как черт. Именно поэтому они и стали лучшими друзьями. Неа любил то время, когда они юные, напористые и азартные, погружались в исследования с головой. Часто то, что они делали шло врозь с устоями его Семьи и поэтому иногда они работали у Кросса дома. Тот жил в достаточно старом имении с отцом и, кажется, младшей сестрой — если парень правильно запомнил, то ту рыжую девчонку звали Еленой. Она тогда была совсем маленькой, лет семь или восемь, носилась по дому егозой, сверкала серебристыми хитрыми глазищами и постоянно мешалась под ногами. Но потом отец Марианна и Елены как-то скоропостижно скончался и девочку забрала мать. Подробностями Неа не интересовался, но Кросса те события достаточно заметно подкосили. Вместе они изучали Чистую Силу. Разъезжали по миру и искали ее кристаллы. Очень удобно то, что Кросс человек — Неа еще не стал Ноем, но, когда он в нем пробудится ему будет очень сложно контактировать с любым проявлением оружия экзорцистов так, чтобы ни оно, ни он сам не пострадали. В какой-то момент они решили, что было бы неплохо Марианну попробовать синхронизироваться с какой-нибудь Чистой Силой. К этому делу они подошли достаточно серьезно и после годовых поисков нашли его — Божий суд. О, Кросс обожал страстно свой пистолет. Правда, Ватикан и всех к нему принадлежащих так же ненавидел, как и раньше. — Не хочешь стать экзорцистом? — спросил Д.Кэмпбелл у друга. — Ну, я имею ввиду настоящим, устроиться в Черный Орден… — И стать верной собачкой Ватикана, хочешь сказать, — Марианн почти обиделся на такой вопрос. — Это даже не смешно. — Но фактически ты уже экзорцист, хозяин Чистой Силы, так что это было бы вполне логично… — Ни за что в жизни я добровольно не затяну свою шею в ошейник. Ну, его никто и не заставлял. А в девятнадцать в Неа пробудился Ной. Хоть этого все и ждали, произошло пробуждение неожиданно и незапланированно, порушив парню все планы. Он еще долго после ходил обиженный на всех вокруг, отбиваясь от невероятно наглых членов Семьи, что так и кружили вокруг него, словно коршуны. — Боженьки, кто бы мог подумать, что в обличии Ноя ты будешь таким симпатягой, — щебетала Роад, оккупировавшая его колени. Она внимательно разглядела Четырнадцатого уже со всех сторон, а теперь просто оплела всеми конечностями, уложила свою встрепанную головку ему на плечо и рылась в его волосах, которые почему-то начинали виться, стоило только перемениться. С ними в комнате еще сидели Страсть, Узы и Удовольствие. Они тоже почему-то никак не могли отвести взгляда от нового Ноя. Особенно неприлично вели себя близнецы, не стесняясь комментировать свои наблюдения и вслух размышляли о его пассиях, которые теперь «должны сами прыгать к нему в кровать». — Кстати, — встрепенулся Удовольствие. — Я слышал, что Мана очень похож на вашу мать, а не значит ли это, что ты… Ах да, никто же, кроме Графа, не видел, как выглядит их отец. Пожалуй, с момента пробуждения и начались проблемы. Состояние Маны, не смотря на старания Неа и остальных Ноев, стало заметно ухудшаться и тот снова проводил дни в постели, часто в бреду. А позже он зачем-то захотел вернуться в дом матери, прямо-таки упрашивал позволить ему жить там или как сам он сказал — доживать. Его было не переспорить, поэтому Графу не оставалось ничего, кроме как отправить племянника туда, дав наставление одной акуме и некоторым слугам-людям постоянно следить за его состоянием, отправив вместе с ним. Мудрость вынес вердикт, что его брату и нынешний год дожить не удастся, если ничего не сделать. Поэтому Неа делал. Он искал Чистую Силу, с помощью которой ему удастся убить Сущность Ноя, живущую паразитом в брате. И пока они с Кроссом собирали кристаллы повсюду, будто ненормальные коллекционеры, гоняясь за ними на перегонки с Черным Орденом и Ноями, кто-то это заметил. Нет, никто из Семьи все еще не знал, и никто не нашел в Ковчеге созданную еще одну секретную комнату для хранения кристаллов. Просто в какой-то момент Неа понял, что Чистая Сила буквально бежит сама к ним в руки, а это ненормально. И сейчас они зависли в таком положение, что если не искать, то у Маны не будет шансов, а если продолжат поиски, то возможно нарвутся на что-то достаточно опасное. Поэтому Неа принял решение отослать Марианна подальше, лишь бы не утянуть его за собой на дно, и продолжил поиски. Он не сопротивлялся, добровольно шел в ловушку и ждал когда-же она захлопнется. Дождался. — Здравствуй, Неа, — когда Четырнадцатый шел за очередной Чистой Силой, продираясь сквозь густые лесные заросли, на месте его встретил странный мужчина. Он сверкал какими-то нереалистично зелеными бусинами глаз из-под круглых очков и улыбался такой кровожадной улыбкой, что даже у него, живущего долгое время с Ноями, поползли опасные мурашки по спине. — Кто вы? — голос почему-то дрожал, как и ноги. Вся его Сущность вопила об опасности существа перед ним — именно существа, потому что Неа был уверен, что это не человек. — и кричала внутри бежать, быстрее бежать отсюда и не оглядываться. Но парень знал, что он не убежит, не так просто. — Ох, как неприлично с моей стороны не представиться, — спохватилось существо, странно всплеснув руками. — Вряд ли ты слышал обо мне, я Чистая Сила, Апокриф. И тут Неа понял, что все, доигрался.***
Город, где он провел больше половины жизни, где он вырос, встретил Неа непроглядными тучами и отвратительной непогодой. Дом, едва ли изменился с тех пор, лишь чуть обветшал. Своим видом он вызывал болезненную ностальгию, сжимающую сердце в тиски, поэтому парень поспешно зашел внутрь, поморщившись от жуткого скрипа. Было совсем раннее утро, восход только собирался, поэтому слуги еще спали, и никто не препятствовал и не встречался на пути Неа. Он, не теряя времени на любование и воспоминания, быстро нашел комнату, где отдыхал его брат и тихо, стараясь не тревожить, приоткрыл дверь. Нежно посмотрев на умиротворенно спящего брата, длинные волосы которого разметались по подушке, Четырнадцатый аккуратно прошел к нему, пытаясь избегать скрипящих половиц, и присел на край кровати. — Привет, братишка, — сбивчивым шепотом, задыхаясь от эмоций, поздоровался он. Прикрыв влажные глаза, Неа глубоко вздохнул и уткнулся лбом в плечо все еще спящего брата, не контролируя капающие из глаз слезы. — Прости, прости умоляю. Запомни, я все делаю ради твоего блага, только ради тебя. Потом ты поймешь меня. Только прошу, не ненавидь меня. Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя, Мана? Я очень сильно люблю тебя. И всегда, всегда буду с тобой, как я и обещал. — всхлипнув, он замолчал на пару мгновений, наслаждаясь запахом уюта и семьи, исходящего от Маны, стараясь вобрать как можно больше в судорожно сжимающиеся легкие. — Марианн Кросс, он поможет тебе, я уже все ему объяснил, он поможет. И… не вини никого, тем более себя. Просто у меня не было выбора, так нужно. Не забывай, что я тебе постоянно говорил, у меня всегда есть план. Он замолчал и привстал, заметив, что брат не спит. Мана лежал, не двигаясь, его губы тряслись, от сдерживаемых рыданий, а из глаз, устремленных в потолок, срывались слезы и утекали по вискам куда-то в волосы. Но он не пытался что-то сказать, просто молча слушал надрывной шепот брата и принимал все как есть. Неа обхватил пальцами его щеки и несколько мгновений они просто смотрели друг другу в глаза, а после он наклонился и отпечатал легкий поцелуй на лбу Маны. — Не плачь, — сквозь собственные рыдания попросил он брата и уже собирался встать, как его схватили за запястье тонкие пальцы. Блестящие от слез глаза Маны буквально умоляли, но Неа лишь покачал головой и аккуратно высвободил руку, все-таки поднимаясь. — Я люблю тебя. И выходя из комнаты он услышал тихий, болезненный вой, — так воют люди, которым сообщают о смерти любимых и родных — но не стал оборачиваться, несмотря на истекающее кровью сердце. Так же тихо, как и пришел, Неа Д.Кэмпбелл покинул дом своей матери и больше не возвращался. Просто растворился в утренней дымке, словно его и не было.