Чу - значит чужой?

Глава 8. Эпиграф к главе написан eingluyck1! Гнездо покинул золотое, В плену хлебнул сполна невзгод. И вот - участие простое Надежду малую дает. Кто издавна привык к достатку, Златая кость, аристократ… Истершуюся безрукавку – Принять как драгоценность рад. Ведь познается все в сравненьи. Будь смел и тверд. И прочь сомненья! За главу говорим спасибо исключительно swet lana! *** Тариния. Подвал графского замка Рохасс долго приходил в себя: маг графа перестраховался и вырубил его на полдня. А приходить в себя на холодном каменном полу в каком-то тёмном помещении с сочащимися влагой стенами, плесенью в трещинах, запахом мышиного помёта – далеко не самое приятное занятие. Особенно для избалованного аристократа. При том – существа не с самой горячей кровью. Одно хорошо: голова, видимо, сочла холодный камень компрессом и болела уже не так сильно. Так что, пока к рукам и хвосту не вернулась подвижность, можно было хотя бы обдумать сложившуюся ситуацию… Телепорт подвести не мог: его создавал сам Лорд демонского дома, к которому примкнул племянник. И подшутить таким образом над ним Сайшес тоже не мог – не тот характер, насколько успел изучить его Рохасс. Может, в том месте какая-нибудь аномальная зона? Или тот, кто заклинанием его парализовал, сумел изменить направленность телепортации? Нда, вариантов много… Куда ж он попал-то? На него наткнулись, определённо, люди. Но они населяли и Лирию, и Камию… Одежда… Молодой наг, кроме единичных посещений сестры и племянника, за пределы Таншшу-Асса, их крохотного нагского государства, не выползал, в одежде двуногих не разбирался. Он вообще в одежде особо не разбирался: наги себя одеждой не обременяли, живя в жарком климате, больше любили украшения. А вот сейчас бы он от какой-нибудь рубашки, туники или куртки не отказался… Или сразу двух – одной поверх другой… Раздумья и попытку разработать пальцы, начавшие отходить, прервало покашливание со стороны решётки, отгораживающей закуток с Рохассом от остального подземелья. Юноша осторожно повернул голову и увидел высокого крепкого старика, ухватившегося за решётку одной рукой - в другой он держал горящий ровным пламенем факел - и внимательно разглядывающего пленника. Наг уже, было, хотел возмутиться и бесцеремонностью зрителя, и дикими нравами места, в которое его занесло, но вовремя вспомнил, что он не в том положении, чтобы качать права, и так же молча уставился на незнакомца. Тот же, поймав взгляд юноши, сразу заговорил. О, Золотой Змей, он заговорил по-лирийски!!! Медленно, с паузами, мучительно подбирая слова, но на языке, хорошо понятном Рохассу! - Парень, ты ещё не оклемался? Нет? Головой кивни. Если пообещаешь не сделать мне худого, я тебя на топчан положу. Он деревянный, на нём теплее будет. Обещаешь? Предком клянись! Чуднó, незнакомец знал о нерушимой клятве всех нагов – клятве родовым тотемом! Чего-нибудь «худого», как выразился двуногий, как раз и хотелось сделать, но, во-первых, парализация ещё не прошла полностью, а во-вторых, холодный камень вытягивал из тела тепло и силы. И Рохасс, твёрдо глядя в глаза странному старику, произнёс как можно отчётливее: - Клянусь Золотым Змеем! - Не дури, парень, я бывал в ваших краях, знаю, что вы все на предка должны походить, а ты-то – синий! - Я из Золотых. Истинные Голубые – простолюдины, добытчики камней силы. Если бывал у нас – должен знать. Я на них похож? Старик, сощурившись, в сгущающихся сумерках вглядывался в тонкие черты лица, затейливую причёску, состоящую из множества косичек… Да и на кухне в обед говорили, что золота с него сняли видимо-невидимо… Может, и не врёт. - А почему волосы голубые? И на хвосте вон! – мужчина кивком головы показал на голубые разводы, лёгшие поверх золота чешуи по всей длине, до самого кончика. - Когда в университете учился, модно было бунтарствовать, от аристократических корней отказываться. Вот и перекрасился по глупости. А потом лень было всё назад возвращать. И старики на нас на балах так смешно фыркали! Да только ради этого стоило цвет сменить! – вспомнив смешные случаи, связанные со старейшинами родов, Рохасс улыбнулся. И так преобразилось его лицо от этой искренней мальчишеской улыбки, что сомнения мужчины рассеялись: да, Золотой, нет, не нарушит клятву. И отомкнув внушительный замок не менее внушительным ключом, охранник подземелья – а это был именно он – вставив в крепление на стене факел, шагнул к нагу; с кряхтением согнувшись, взял его на руки и положил на широкую скамью у стены, вогнанную в камень. - У, совсем окоченел, - покачал головой старик, снимая с себя меховую безрукавку и накидывая на грудь юноши. - Сейчас отойдёшь – поесть принесу. Там для тебя какие-то помои в миске приволокли, точно, за зверушку держат. Но ты не переживай, я с кухаркой в дружбе – найдём, чем поужинать. Договорил это сторож, уже приближаясь к решётке тяжёлой шаркающей походкой. - А что тебе за интерес со мной возиться? Что ты от меня хочешь? – безмерно удивлённый Рохасс вытянул шею, высунувшись из-под нагретой телом мужчины одежды. - Я, парень, в молодости где только не побывал. Я ж охранником всегда нанимался к купцам. И одно понял: не бывает так, чтобы одни существа хорошие, а другие – плохие. Везде и гады встречаются, и правильные. И среди вашего брата я правильных встречал. Один мне жизнь, почитай, спас в пустыне. А тоже не из простых был, цацками весь увешан, но когда напали на нас, за спины охранников не спрятался, дрался наравне. И славно дрался! Вот тот был, точно, золотым… - взгляд старика стал отсутствующим. Он весь ушёл в воспоминания молодости. И судя по огоньку, зажегшемуся в прищуренных глазах, и лёгкой улыбке, были они приятными. - Саэш, - фыркнул юноша, тоже улыбнувшись, - больше некому! Он у нас один избрал путь воина. - А кто он тебе? – встрепенулся мужчина. - Брат. Старший. - Вот ведь… судьба… - протянул старик, покачав головой. - Вот как мне теперь тебе не помочь?! А ты спрашиваешь – что за интерес! Махнув рукой в сторону нага, он так и ушёл, не прекращая качать головой. Вскоре к телу вновь вернулась способность двигаться, и Рохасс постарался полностью спрятаться под местами вытершимся, но ещё довольно пушистым мехом, свернувшись кольцами, что, конечно же, не удалось, но и так стало намного теплее. Это и неожиданно появившийся союзник немного успокоили смятение в душе младшего Аш’шааса, и он задремал. Разбудил пленника скрип открываемой дверцы. Юноша, было, взвился, мгновенно просыпаясь, но, узнав недавнего знакомого, успокоился. Тут же дал знать о себе голод, но, к сожалению, сторож пришёл с пустыми руками. Забыл? Не раздобыл еды? Наг вздохнул, но спрашивать об ужине не позволила гордость. - Отошёл? – спросил мужчина, не заходя в темницу. – Парень, а поклянись мне, что не попытаешься наделать глупостей и не попробуешь смыться отсюда без моего ведома. Прихвостень графский всё равно на выходе намагичил так, что тебе ходу отсюда нет. А пообещаешь – из угла этого выпущу. К печке пойдём ужинать. Там тепло. Поклянись, а? - Без твоего ведома, значит? – уселся на скамье наг, стараясь не касаться холодного пола хвостом. - Без моего. - А с твоего ведома, значит, можно? - Ну, это другое дело! – усмехнулся старик, хитро прищурившись. Наг тоже фыркнул, не удержавшись: сторож, определённо, нравился ему всё больше и больше. Вновь произнеся клятву тотемным предком, Рохасс соскользнул со скамьи и двинулся к выходу. - А как мне звать тебя, благодетель? - Зови Левином. - Спасибо тебе, Левин. - Да пока не за что. - Ну, не скажи! Разговор этот продолжался, пока наг и человек двигались по сводчатому мрачному коридору в сторону выхода. По левую руку – три темницы, разгороженные между собой каменной кладкой, а в коридор выходящие решётками - близнецы той, в которой очнулся Рохасс. А вот на крайней была навешана деревянная дверь. Левин толкнул её, попутно знакомя нага с уборной: из стены торчала железная трубка, из которой непрерывно тонкой струйкой бежала вода, скапливаясь во впадине, выдолбленной в камне пола. Излишки уходили по жёлобу в небольшую дыру, из которой слышался далеко внизу шум воды. - Замок на реке стоит, на скальном выступе, - объяснял сторож, - из дыры этой всё прямо в реку и уходит. Так что делай туда все дела смело, не сомневайся, вони не будет, - немного смутившись, продолжил он. – А искупаться захочешь, воду на печке подогреть можно. Я ведро принесу и шайку какую-нибудь, побольше. Юноша согласно кивнул, и они продолжили путь к выходу из подземелья. Там, недалеко от кованых дверей, весело пыхтела небольшая железная печка, труба которой уходила прямо в каменный потолок. Рядом расположились крепкий стул, облезлое, но очень вместительное и удобное кресло и, чуть поодаль, у стены – топчан с одеялом, сшитым из кусочков овечьих шкур. Перед креслом располагался низкий неказистый столик, увенчанный объёмной корзиной, накрытой чистым полотенцем. Из корзины шёл запах… Нет, не так – Запах!!! Божественный запах запечённого с травами оленьего мяса, острого козьего сыра и свежего хлеба! Рохассу, за какими только столами не восседавшему и какие только деликатесы не пробовавшему, эта простая крестьянская еда показалась самой вкусной на свете! Да ещё Левин, критически осмотревший хвост юноши, сделал широкий жест и уступил тому своё любимое кресло, год назад с большим трудом доставленное сюда под покровом тайны с чердака и надёжно укрываемое от посторонних глаз при нечастых инспекциях подземелья хозяевами. А потом ещё был вкусный чай из каких-то ароматных травок, и попивая его и одновременно грея о кружку руки, человек и наг договорились, что первый при первой же возможности даст знать родным юноши о его месте нахождения, а последний будет вести себя тише воды, ниже травы и пользоваться в отсутствии сторожа его креслом и топчаном. Укладываясь спать на скамью в своей так и не запертой Левином темнице, Рохасс, кутаясь в безрукавку и одеяло своего благодетеля, уже представлял, как будет рассказывать об этом удивительном приключении своим друзьям. Вот обзавидуются-то!