Чу - значит чужой?

Глава 48. Эпиграф к главе написан eingluyck1! Простая пакость – лучик солнца, От блюдца - яркий, отраженный В глаза несносного уродца – И эльф хромает, пораженный! Но кто бы знал, что выйдет после? Когда охотники покинут Поляну, позабыв там гостя, На попеченье Храма сына? *** Лес в угодьях графства Тианзур. Утром лагерь охотников гудел, словно растревоженный муравейник, слуги носились, собирая своих хозяев на охоту, аристократы, позавтракав, перебрасываясь шутками, собирались выезжать, собаки заливались лаем в предвкушении охоты... Егеря седлали лошадей, проверяли оружие... Арнэ, хоть и стоял далеко от шатра короля, но слух у эльфов не в пример человеческому, и он слышал все, что говорил Ансельм Милликору. Эльф пренебрежительно скривился, вот уж гад похотливый, надумал гарем себе завести! А парнишка вышел от короля бледный, словно привидение, и только воздух хватал открытым ртом... Возмущение волной поднималось в груди эльфа, и того буквально душило от брезгливого отвращения перед мужчиной, силой затягивающего в свою постель тех, кто не может ему отказать. Арнэ уже почти готов был произнести слово активации для семени разрушения, благополучно находящегося внутри короля, но взгляд эльфа зацепился за шатер жреца... Как только короля не станет и Лианель не будет официально числиться советником, он уедет в свой монастырь и тогда Арнэ потеряет его навсегда. Ему не вытащить Святейшего из-за высоких неприступных стен. А с таким поворотом дела он смириться не мог. Нет. Пока еще графа никто не принуждает и дело дальше разговора не идет, пока Чу не тянут в храм освящать супружество, пока Дираху еще ничего не угрожает, Арнэ будет ждать, надо только поговорить с Милликором и намекнуть ему на помощь, чтобы парнишка не психовал... Ну и в самом крайнем случае можно будет забрать всех к себе в пещеры, уж там-то их точно никто не найдет. Обдумав все это, Арнэ немного успокоился. Но предупредить не вышло, Ансельм не отпускал Милликора от себя ни на шаг. Арнэ надеялся, что на охоте можно будет поговорить с Лианелем и попросить его побеседовать с Милликором, но жрец шарахался от него, словно от чумного, и пять часов, проведенных в седле, эльф посчитал потерянными. Жрец даже ни разу не поднял на него глаз. Арнэ не понимал, что случилось, и это выводило его из себя. Пусть что угодно, любая, но известная беда, чем вот такое непонятное молчание. И когда все потянулись на место стоянки обедать, он вздохнул с облегчением, но рано, подойти и поговорить с Лианелем, все время находившимся рядом с королем и словно искавшим у него защиты, эльф так и не смог. Забрав тарелку с едой, он устроился в гордом одиночестве под деревом, усевшись прямо на траве и, машинально жуя, погрузился в свои неутешительные мысли. Ему давно уже пора быть дома, пора заняться делами мести и, в конце концов, без всяких выкрутасов предать смерти того, кто отдал его тхасам, а он вместо этого... Он забыл все, отринул, выкинул из своей жизни даже то, чем жил до встречи с Лианелем, даже Чу, своего брата, он поставил на второе место, и... Не получил ничего, на него не хотят даже смотреть. Но ведь он знает, что это не так! Ведь слышал же он ночью свое имя из уст жреца! Так почему?!! Он не понимал. Все это время Лианель ощущал на себе взгляды... Утром эльф встретил его такой светлой улыбкой... Жрец отвернулся. Именно жрецом он сейчас и был, жрецом, посвященным Луане. Он не забывал об этом ни на минуту. Помнил, видя, как гасла эта светлая улыбка, и сжимал руки в кулаки, до крови впиваясь в ладонь ногтями. Помнил, видя непонимание в черных глазах, и судорожно сжимал повод лошади, заставляя ее нервно вздрагивать. Видел, как князь не стал садиться за стол и ушел один под деревья, полный какой-то безнадежности, и цеплялся пальцами за высокий воротник плаща, напоминая и напоминая себе, кто он... Он – Верховный жрец, пастух своей паствы, ведущий ее за собой к Луане, защитник и проповедник ее заповедей и... И просто самый несчастный из людей!.. Он не мог уже смотреть на одинокого, избегаемого всеми эльфа. Сердце в груди сжималось, было больно, так больно, словно он предал князя, словно обманул, пообещав дружбу и отвернувшись. А ведь так и есть! Лианель вдруг очень отчетливо понял это. Понял и, плюнув на все, шагнул эльфу навстречу. Арнэ вдруг поднял голову, словно почувствовав что-то. Лианель... Теперь он не избегал взгляда, он шел к нему, шел и... Улыбался! И все-таки Ансельм был не удовлетворён разборками с Милликором. Нет, конечно, видеть его вытянувшее лицо было приятно, как и наблюдать гордо вскинутую голову, которая потом, после осознания всего сказанного склонялась все ниже и ниже. Приятно было слушать его бессвязный лепет... Ничего не скажешь, приятно! Да это было даже возбуждающе! Ансельм недовольно поерзал на стуле, и в который раз обругал сам себя. Вынужденное воздержание безумно бесило. Ведь можно же было взять с собой Филиана, в конце концов, заткнул бы и завязал ему рот, чтобы не шумел! При мысли о недоступном ныне теле племянника Ансельм заскрипел зубами и именно в это время взгляд его упал на эльфа, спокойно шагающего по поляне навстречу и смотрящего... Король, проследив взгляд, повернулся к себе за спину и увидел Святейшего, шедшего с другой стороны поляны. Эти двое были как будто соединены друг с другом своими взглядами и своими улыбками. Князь шел так, словно имел права улыбаться его советнику! Словно между ними что-то происходило! Ну, нет! Ансельм во внезапном порыве мстительно скривился и, скинув с серебряного подноса весь десерт, который ему принесли, не особо задумываясь над тем, что делает, повернул его, ловя яркие солнечные лучи, и направил их прямо в глаза темного эльфа... Глаза! Арнэ вскрикнул, закрываясь локтем, резкая боль ударила, словно выжигая сетчатку и проникая в мозг. Ослепленный и дезориентированный, Арнэ шагнул в сторону, пытаясь уйти от света... Нога подвернулась, попав в кротовую нору. Он еле устоял, извернувшись, словно кошка и рыча сквозь стиснутые зубы. Что было в этом рыке? Звериная досада на себя, что расслабился, что забылся... Досада, злость и обещание возмездия! Когда Арнэ пошатнулся, Лианель застыл на месте, вдруг за секунду ощутив, как эльфа покидает налет цивилизации. Ослепленный, еле стоящий, опирающийся на одну ногу он сейчас казался самым опасным на этой поляне, полной зрячих людей. И пусть глаза его не видели, зато уши чутко ловили звуки, ноздри трепетали, и он словно дикое животное принюхивался, незряче поводя головой. В руке, еще секунду назад пустой, сейчас чуть поблескивал лезвием на солнце кинжал. Эльф готов был сражаться. Он весь подобрался, словно взбешенный карн, готовый к смертельному рывку. Нет! Его же не выпустят с поляны живым! И Лианель сорвался на бег. - Князь! – крикнул он в последний момент, понимая, что иначе попадет под удар. Секунда и он уже стоял совсем рядом. - Я видел, - зашептал он дрожащим от волнения голосом, - что сделал этот выродок. Ваши глаза... Я могу помочь? Ладонь Лианеля осторожно легла на руку Арнэ и аккуратно отодвинула ее от глаз. У жреца у самого тряслись руки, ведь он видел, как эльф оберегал глаза даже от рассеянного солнца, так что же с ними стало сейчас от направленного луча? Прохладные пальцы невесомо гладили закрытые веки, даря эльфу облегчение, а сердце разрывалось от сострадания. Дотронулся! Арнэ замер, забывая боль, забывая ярость, бушующую в душе, забывая всепоглощающее желание убить короля собственными руками, наплевав на магию. Дотронулся! Арнэ подставлял лицо под эти прикосновения и готов был стоять так вечно. Лианель сам первый дотронулся до него! Клокотавшую злобу смыло ликование, с королем он спокойно мог разобраться и позже, а вот Лианель... Лианель... Сначала это было любопытство, жрец притягивал его своей необычностью, потом корсет... Он словно стрелой пронзил его сердце, приговаривая к медленной смерти от похоти... Как же он хотел его тело! А потом была ночь «Грезы», когда он смог дотронутся до своей мечты руками. Да, похоть, но то, что рассказал тогда Лианель, про свою жизнь, про мечты, перевернуло все. Святейшество... первый из избранных... Он был словно в клетке в своем служении. Одинокий до безумия, тот, кто не мог утешиться даже простым прикосновением, дружеским рукопожатием, материнской лаской. С десяти лет в монастыре и шесть лет одиночества давившей на него Верховной власти. Именно в ту ночь Арнэ и понял, что готов отдать за Лианеля все, и если тот позовет его, он пойдет за ним, не раздумывая, не спрашивая куда. Именно тогда появилось абсурдное для эльфов желание получить не только тело, но и душу, и даже не получить, а обменять на свою, потому что душа самого Арнэ уже не принадлежала ему. Эльф знал, что родные никогда не примут в семью человека и готов был отказаться от всего, лишь бы только быть вдвоем столько, сколько позволит его продолжительность жизни. Готов был бросить и отдать все. А потом... Об этом не хотелось думать. Здесь и сейчас сердце ликовало - Лианель сам дотронулся до него!!! Глаза, словно жгло огнем. Князь неловко попытался достать платок. По щекам из-под закрытых век непроизвольно струились слезы. - Вот... В руку ему лег кусочек батиста. На ощупь простой квадрат, ни кружев, ни вышивки, но для Арнэ он сейчас был дороже всех сокровищ. - Благодарю... – сказал он, поднося его к лицу и вдыхая знакомый головокружительный запах смеси мужского тела и благовоний храма. - Как глаза? Арнэ попытался их открыть и, охнув, снова зажмурился, не вынеся света. - Никак... – прошептал он. На его руку утешающе легла прохладная ладонь жреца. - Святейший, - голос раздался у них за спинами. – Что случилось с нашим гостем? – как ни в чем не бывало спросил король. Лианель почувствовал, как под его ладонью дернулась рука эльфа, сжимаясь в кулак. Ансельм тоже напрягся, понимая, что минутное потакание своим порывам может дорого ему обойтись, и если то, что рассказывал про эльфов жрец, правда, то теперь, сделав от души гадость, стоило подумать о путях отступления. - Оступился... – прошипел эльф. - Что же вы так неловко... – уже обращаясь к князю, проговорил король, - но не переживайте, о вас позаботится кто-нибудь из слуг, а нам пора выезжать, до замка далеко, надо успеть до ночи... - Я остаюсь, - непреклонно сказал Лианель и добавил, увидев выгнутую в удивлении королевскую бровь, - долг посвященных Луане - помогать нуждающимся... - Воот даже как... – протянул Ансельм, зло сверкнув глазами, - а меня вы уверяли, что дотрагиваться до вас нельзя, Святейший... – прошипел он уже значительно тише. – Приедем в столицу, там и разберемся со всем этим, – многозначительно и зло пообещал он, разворачиваясь и уезжая, на ходу что-то бросая слугам. Арнэ только скривился, точно зная, что раз Ансельм начал угрожать Лианелю, то до столицы эта мразь уже не доедет. Он, забывшись, шагнул и задушено охнул, наступив на подвернутую ногу. Регенерация у него теперь была намного лучше, чем до братания с Чу, но все равно надо было подождать хотя бы полчаса, прежде чем начинать бегать. Но все эти мысли словно выдуло из головы ветром, когда его за талию обняла крепкая мужская рука, и Лианель подставил свое плечо. - Я помогу... От этого шепота, прямо возле уха, от жара обнимающей его руки и от неожиданности всего этого, от сбывающейся прямо сейчас давно лелеемой мечты, от всей этой враз нахлынувшей бури чувств колени вдруг ослабли, словно у обморочной девицы, и он уже и вправду привалился к Лианелю в поисках помощи. - Идемте, мой шатер тут рядом, его еще не убрали... Он обнимал его! Пусть не любя, пусть... Но он пренебрёг ради него запретом! Ради него! Что это значило? Что? Но душа все равно ликовала, пусть это первый шаг навстречу, пусть маленький, но расстояние между ними теперь меньше... Арнэ не осмелился обхватить жреца рукой, дорожа теми крохами доверия, что уже возникали между ними. Так, хромая, его и довели до кровати. - Я помогу... – еще раз прошептал Лианель скорее себе самому, - помогу... Только будет больно... – а сам уже осторожно снимал сапог с покалеченной ноги. Когда теплые ладони легли на оголенную кожу, Арнэ едва не застонал от наслаждения. Хотя, наверное, застонал... - Больно? – участливо спросил чуть дрогнувший голос. - Когда вы дотрагиваетесь – не болит, у вас удивительные руки... – прошептал Арнэ, боясь голосом выдать, что с ним творилось. - Сейчас совсем пройдет, - пообещал жрец и, опустившись на колени возле кровати, сложил руки перед грудью в молитвенном жесте. Арнэ, наблюдал за ним сквозь сомкнутые ресницы, все расплывалось, но он все же увидел, как руки жреца во время молитвы начали слегка светиться чуть призрачным светом, и эти ладони он возложил на пострадавшую ногу. Боль уходила, чуть подрагивающие пальцы приобняли щиколотку, и Арнэ вздохнул уже от чувственного удовольствия. Наплевать было на боль и на все остальное, лишь бы не исчезла теплота этих рук, лишь бы знать, что любимый не боится оскверниться, дотронувшись до него. - Сейчас боль пройдет... – пообещал жрец чуть срывающимся голосом, нежно поглаживая пальцами теплую щиколотку. Арнэ едва слышно на выдохе простонал. - Сейчас... – всполошился жрец, - сейчас... – и, сняв с Арнэ второй сапог, устроил его поудобнее на кровати, укрыв ноги одеялом. – Сейчас я позову кого-нибудь... Арнэ чуть недоуменно не распахнул глаза. Кого это еще им надо, когда они вдвоем? Но Лианель уже исчез за пологом, и вернулся минут через пять очень озадаченным. - Они уехали... – в дрогнувшем голосе было полно растерянности. – Совсем. Все. Мы с вами одни... И я не знаю, в какой стороне замок... Я вообще в лесу теряюсь... не привык... Как Ансельм мог так поступить с нами? - Не волнуйтесь, Святейший, я знаю, в какой стороне замок, завтра, когда подживет моя нога и будет светло, чтобы вы смогли быть моими глазами, мы спокойно вернемся... - Я... Арнэ показалось, что Лианель заколебался на минуту, но нет. - Хорошо. Давайте я устрою вас поудобней... Разрешите, я помогу снять вам камзол... - О, да... Арнэ готов был разрешить снять с себя и нижнее белье, но подумал, что пугать жреца еще очень рано.