Чу - значит чужой?

Глава 53. Эпиграф к главе написан eingluyck1eingluyck1! *** Прикоснуться тихонько – как в пропасть упасть! И читать, как раскрытую книгу – тебя… Догадаться – одно, а другое - узнать, Что душа твоя лишь для меня создана! Все стремления, жажда, тоска и любовь, И касанья, и взгляды, и старая боль, Для меня одного – все открыто тобой, И отчаянью внять, что зовется Судьбой… *** Тариния. Лес в окрестностях замка Тианзур. - Они уехали... – дрогнувшим голосом произнес Лианель. – Совсем. Все. Мы с вами одни... И я не знаю, в какой стороне замок... Я вообще в лесу теряюсь... не привык... Как Ансельм мог так поступить с нами? - Не волнуйтесь, Святейший, - улыбка Арнэ была мягкой и ободряющей, - я знаю, в какой стороне замок, завтра, когда подживет моя нога и будет светло, чтобы вы смогли быть моими глазами, мы спокойно вернемся... - Я... Арнэ показалось, что Лианель заколебался на минуту, но нет. - Хорошо. Давайте я устрою вас поудобней... Разрешите, я помогу снять вам камзол... - О, да... Арнэ сел на постели и тут же чужие руки принялись неловко расстегивать его одежду. Хотя... Нет, не чужие, этим рукам Арнэ отдался бы самозабвенно и полностью. Он прислушался к себе и впервые в жизни почувствовал, как в душе теплыми всполохами разливалось счастье. Чистое, незамутненное, почти животное. Вот так, наверное, чувствует себя пес под гладящей рукой любимого хозяина, именно от такого чувства начинает урчать кот и именно такое урчание сейчас и рвалось из эльфийской груди. Всю его жизнь Арнэ учили отстраненной холодности, эту науку - не иметь эмоций - отец и старшие братья вбивали в него годами, но так и не смогли. Единственное, чего они добились - это виртуозного обмана со стороны Арнэ, еще мальчишкой он мог изобразить что угодно. Там, где хотелось только презрительно кривиться и брезгливо отворачиваться, легко получалось серьезное, почтительное внимание. Стоя рядом с отцом, он научился с высокомерной холодностью взирать на все вокруг. Именно взирать и никак иначе. И вот теперь, когда ему уже самому казалось, что защитная маска стала второй натурой, он вдруг встретил человека, ради которого готов быть открытым и беззащитным, и впервые в жизни понял, что хочет довериться. Доверие - странное чувство и для него совершенно нереальное, но оно прорастало и приживалось в душе, становясь родным. Лианель снял с эльфа камзол и пристроил его на крюк, вбитый в деревянный столб, поддерживающий потолок шатра. Повесил и нежно провел сверху вниз по еще теплому плотному шелку, бездумно лаская ладонью сохраненное им тепло, и вдруг, опомнившись, вздрогнул, оглядываясь на эльфа. Арнэ сомкнул чуть приоткрытые ресницы, всем своим видом показывая, что он ничего не видел, и Лианель, глядя на закрытые эльфийские глаза и чуть улыбающиеся губы, перевел дыхание. Он вымыл руки над тазом, используя оставшуюся еще с утра воду в кувшине, и, развернувшись, сказал: - Я могу попробовать полечить ваши глаза, - и на секунду замолчал, вглядываясь в эльфа, - я не лекарь, но божественная сила, данная жрецам Луаной, творит порою чудеса, надо только верить. - Я верю... – Арнэ нетерпеливо вздохнул, до безумия желая новых прикосновений, - вашим рукам я отдамся без уговоров. Лианель как мальчишка вспыхнул от этой двусмысленной фразы, но тут же обругал себя, действительно, как мальчишка краснеет, трясется весь, а он мужчина, взрослый, уверенный в себе... вроде бы... был до этого дня... Но пора взять себя в руки и не отвлекаться от раненого. Точно! От раненого и никак иначе! Так и надо смотреть на эльфа. Лианель опустился на колени рядом с постелью, и тысячи раз звучавшие слова молитвы успокоили его. Он привычно вошел в транс, позволив божественной энергии спокойно течь сквозь себя, и возложил руки на закрытые глаза эльфа. Возложил и словно провалился в чужую, открытую навстречу ему душу. Словно раскрытой книгой лежал перед ним эльф. И каждая страница этой книги была про него, про Лианеля. Все чувства, все стремления, всё было беззащитно открыто, и всё звало его, Лианеля. Звало томной негой объятий, звало жаром поцелуев, жаждой прикосновений и еле сдерживаемым пожаром почти животной страсти, но было и еще кое-что – желание оберегать, защищая, всеобъемлющее желание просто быть рядом, просто смотреть, просто прикасаться, просто быть с ним, несмотря ни на что. Все так ярко, ощутимо, словно душа эльфа хрупким цветком лежала у него на ладони. И вот эта-то его готовность быть с ним и покорила Лианеля, он чувствовал, что все не так просто, и для эльфа остаться рядом значило перешагнуть через что-то для него важное... Вот только что это? Единственное, что было закрыто наглухо – это семья... Там чувствовалась застарелая боль, но чувствовалась так, словно эльф уже давно смирился с ней, принимая ее и не надеясь на лучшее. Странно... Арнэ всегда казался таким самодостаточным, словно никто и никогда ему не был нужен, и вот теперь... Эта маленькая тайна, как никакая другая сделала эльфа для Лианеля словно бы человечнее. Теперь ни экзотическая внешность, ни заносчивый характер, ни сдержанные манеры больше не отгораживали жреца – князь в одночасье стал ближе. И когда Арнэ вдруг взял его руку и, поднеся к губам, поцеловал ладонь, все сложилось... Все чувства, стремления, непонятные желания – все стало понятно и просто. Просто он полюбил. Полюбил всей душой, которая со дня вступления в монастырь уже не принадлежала ему. Так горько... Горько понимать, что все могло бы сложиться по-другому, не реши родственники за него самого его судьбу, горько было влюбиться сейчас, чувствуя, что предаешь служение той, в ком всегда находил утешение и опору. Душа рвалась на части, сердце плакало, но Лианель, спокойно забрав свою руку из ладони эльфа, встал и вышел из шатра. Горько было и Арнэ, он же видел, что небезразличен Лианелю. Но как соперничать в его душе с Луаной? Как победить саму богиню? Как?! Почти невозможно, но Арнэ не собирался опускать рук. *** Тариния. Замок Тианзур. Странную суету Теодор заметил, возвращаясь с обхода караула. Вся замковая челядь, стараясь не шуметь, зачем-то направлялась на кухню, таща на себе перевязанные тюки. Само по себе действо угрозы не несло, но было непонятно, и Теодор, устроившись за колонной, принялся наблюдать. А народ все шел и шел. Ну ладно прислуга, но когда потянулись приехавшие и оставшиеся ночевать в замке конюхи, псари, егеря... Тео насчитал больше ста человек и все они вместе со своим добром должны были как-то уместиться в не такой уж и большой кухне, но люди все шли и не возвращались. А потом... А потом, когда поток слуг иссяк, Чу привел самого настоящего нага, держащего на руках уткнувшегося в него человека. Это уже было намного интереснее, так как, плюс ко всему, за нагом по полу тянулся кровавый след. Значит, все-таки дело нечисто. Теодор уже собирался вызвать стражу, когда увидел Милликора. Тот, низко опустив голову, тащил такой же очередной увязанный в скатерть тюк и, спотыкаясь, плелся вслед за управляющим, тянувшим его за руку. Что-то в фигуре Милликора капитана насторожило, какая-то отрешенность, поникшие плечи, заплетающиеся ноги. Теодор вытянулся, пытаясь рассмотреть его лицо, но Милли уже прошел мимо и теперь был виден только затылок опущенной головы, да слышно, как тот тихонько хлюпнул носом, словно всхлипнул. Странно. Именно этот звук и заставил капитана, оставив мысли о страже, шагнуть следом. Шагнул и застыл от неожиданности, из-за спин вошедших разглядывая открывшуюся картину. Переполненная в его воображении кухня была почти пуста. Все люди, пришедшие сюда вместе с вещами, растворились словно привидения. Только возле стола суетился Чу, перевязывая хвост нагу, который мокрым полотенцем стирал кровь с разбитого носа Филиана, да рядом стоял старик, служивший в замке сторожем. - Ну, кажется, теперь все в сборе... – только и успел проговорить Дирах. - В сборе для чего? – требовательно спросил Теодор. По комнате разлилась мертвенная тишина, и глаза всех присутствующих обратились к двери, в проходе которой он и стоял. Вот тогда-то капитан и увидел лицо обернувшегося к нему Милликора. Лицо... заплаканное, с красным опухшим носом, искусанными губами, стрелочками до сих пор слипшихся ресниц, такое несчастное, такое родное... Сердце в груди у капитана сделало какой-то кувырок и подкатило к горлу. - Кто? Кто посмел? – вырвался сквозь стиснутое тревогой горло вопрос, опережая мысли, и всегда сдержанный капитан рванулся вперед, встряхивая Милли за плечи. – Кто? – уже почти прорычал он и осмотрел собравшихся озверевшим взглядом. - Никто... – глаза Милликора снова подозрительно блеснули, но слез не было. – Я сам обидел... - Это король, - перебил его Дирах, - если обобщить все, что он сказал, то он хочет меня, Милли, Чу и Филиана одновременно. Такая мелочь, как наши собственные желания, его не волнует, – и внимательно вглядевшись капитану в глаза, продолжил. – Мы уходим отсюда. Сейчас. - Вот как, значит... – протянул Теодор, переводя взгляд на Милликора. - Не выдавай нас... Пожалуйста... – голос златокудрого красавца дрогнул. Теодору еще ни разу не доводилось слышать от графа таких просящих ноток. Где тот задорный, веселый щенок, любивший весь мир? Где несдержанный на язык дерзкий красавец? Сейчас он выглядел раздавленным, почти уничтоженным. Почти... И в душе Теодора все перевернулось. Захотелось сделать все, чтобы снова увидеть его лукавую улыбку. Он все смотрел и смотрел в заплаканные глаза, а в душе поднималась ненависть к королю, словно приливная волна, готовая смыть все на своем пути. Всё и всех! Лишь бы больше не видеть страха и обреченности на этом лице. Но помочь беглецам - означало подставить самого себя. Гнев Ансельма, которому не дали то, что ему хотелось, это совсем не шутки, тут легко было лишиться головы. Так что выбрать? Сам когда-то беглец, готов ли он потерять единственное место, где за последнее время он смог устроиться и чуть передохнуть? Готов ли снова к кочевой неустроенной жизни, к бессонным ночам, готов снова вздрагивать от любого звука? А что на другой половине весов Судьбы? Что? Призрачная надежда на... На что? Милликор... Смешно и думать об этом. Он граф. Нет, Теодор не обольщался, он прекрасно знал психологию высшего света, знал, что его бросят, как только он не будет нужен, как только отпадет в нем необходимость, как только беглецы выберутся из замка, как только... А вдруг? Вдруг... Ох, Милли, дай только один намек на призрачную надежду. Дай! Но Милликор все так же стоял и напряженно смотрел в его глаза, ожидая решения своей участи и участи всех остальных. Беглец... Нет! Никогда и ни за что он снова не окунется в этот ужас, он уже с лихвой наелся именно этого блюда. Быть снова загнанным зверем, которого будут гонять уже по двум королевствам! Нет, увольте, эта участь не для него. И все же... Милликор... - Хорошо, - проговорил капитан королевской гвардии, - я не выдам вас, но при одном условии. - К.. ка... ком... – заикаясь и обмирая от ужаса, что сейчас все начнется сначала, все же смог спросить Милликор. - Если вы возьмете меня с собой, - закончил бывший капитан и бывший гвардеец, в один миг отрекшийся от всего. - Почему? – только и смог спросить граф. - Да пора уже, – пожал плечами Теодор. - Засиделся я что-то, мы, равийцы, непоседливый народ... - Спасибо... – непонятная улыбка скользнула по губам Милликора. - Спасибо... – раздалось из глубины кухни. Теодор в удивлении поднял голову и встретился глаза в глаза с Филианом, тоже заплаканный, теперь он словно светился внутренним светом. Надежда – вот что увидел Теодор. Он обвел взглядом всех присутствующих. Надежда – вот что прочитал он на всех лицах и эту надежду он дал им сам, своим согласием. Так стоило ли это его неустроенной жизни? И сам себе сказал – стоило! Он сам прекрасно знал, что такое беспросветное отчаяние, знал и не хотел такого для Милликора. И для него, и для Филиана, Теодор хотел лучшей доли. С другой стороны, если уж уходить... - Так вы берете меня с собой? – спросил он. - Да, - сказал за всех радостный Чу. - Тогда у меня есть идея, - продолжил бывший капитан. – Я так понимаю, что ни слуг, ни кого другого в замке уже не осталось, и ушли они, судя по всему, подземным ходом. Так вот, я предлагаю отправить еще и королевскую охрану вместе с прислугой в столицу, что я вполне вправе сделать как капитан, и уехать самим, а последний закроет изнутри ворота и уйдет подземным ходом. Утром Ансельму сюрприз будет, - усмехнулся Теодор, - один в закрытом наглухо замке на воде. - Заманчиво, - недоверчиво протянул Дирах, - только я с вами пойду, если не возражаете, – и, обернувшись к Чу, продолжил. – Когда мы выйдем, закроешь дверь и откроешь ее только на мой голос, если услышишь кого-нибудь другого, быстро вместе с Левиным уходите все в подземный ход. Понятно? - Хорошо, - кивнул серьезный, в секунду весь подобравшийся Чу. - Это хорошо, что вы мне сразу не доверились, а то бы я засомневался в вашей авантюре, - рассмеялся Теодор. – Пошли, - позвал он за собой Дираха, и подмигнул Милликору, - не скучайте, мы скоро. Чу закрыл за ними дверь и впервые в жизни почувствовал, как сжалось сердце, не от предчувствия беды, а от того, что просто Дираха не было рядом.