Чу - значит чужой?

Глава 55. Эпиграф к главе написан eingluyck1! *** Как сложно доверять учиться И душу открывать другому… И сбросить гнёт дурных традиций, Поняв – теперь всё по-иному. Но ощутив твою поддержку, Увидев теплый свет искрящий В твоих глазах, познав надежду, Испытываешь счастье чаще… *** Тариния. Лес в окрестностях замка Тианзур. На рассвете. Лианель стоял посреди шатра, застегивая высокий воротник, символ своей власти и проклятия, и в раздражении никак не мог попасть мелкими пуговками в петельки. Шпилька опять куда-то подевалась. - Давай помогу... Не дожидаясь разрешения, Арнэ уже протягивал руки. И Лианель сдался, покорно откинул голову назад, отдаваясь чужой заботе. Странно было и волнующе. А для жреца, к которому запрещалось притрагиваться, и подавно. Впервые он видел Арнэ вот так близко, глаза в глаза. Так четко, когда невозможно скрыть ни единого колебания эмоций. И Арнэ смотрел, не отрываясь, руками, на ощупь, застегивая воротник, и от этих прикосновений по всему телу жреца разливалось томящее тепло. - Арнэ, - начал Лианель, - вчера ты открыл для меня все, что было заперто в твоей душе. Я... хотя нет, не все. Где-то там глубоко, - и ладонь жреца легла на грудь эльфа там, где билось его сердце, - я почувствовал боль... твоя семья... Чем я могу помочь тебе? Глаза эльфа дрогнули, раскрываясь шире, в удивлении выгнулись брови. Он почувствовал и это? То, что с таким старанием Арнэ прятал многие годы даже от себя? Значит, правы были старейшины - найдя истинную любовь, эльф становился уязвим, как никогда, но если его любимый отвечал взаимностью - становился сильнее всех остальных, стоило только довериться до конца, до самого донышка. - Моя семья... – начал Арнэ и прикрыл глаза, говорить об этом было, словно вскрывать старую незаживающую рану, но он настырно продолжил, срывая покровы со своей души. - С самого детства, чтобы я ни делал, отцу и старшим братьям угодить я не могу, они считают меня неумехой и неудачником. Я старался быть самым лучшим, но так и оставался паршивой овцой и уродом в семье. Мама говорила – забудь, не обращай внимания, но я не мог. Я тянулся к ним и честно старался быть лучшим из лучших, потратил на это уйму времени, только все попусту, - Арнэ горько усмехнулся, - а потом, когда мама умерла, вдруг стало все равно, плюнул и стал худшим из худших. Вот и доигрался. Нет, они не отреклись от меня, мы по-прежнему семья, вот только домой возвращаться не хочется... Арнэ замолчал, а Лианель, не зная чем утешить, но твердо зная, что, несмотря ни на что, эльф нуждается в этом именно сейчас, как никогда прежде, вдруг, поддавшись порыву, обнял Арнэ и прижался щекой к его щеке. Тот только судорожно вздохнул и вдруг доверчиво расслабился в его руках. Этот несгибаемый и, казалось, непробиваемый ничем мужчина вдруг открылся с другой стороны. Все его презрительные усмешки, язвительные высказывания, все это... Защита? Да. Лианель теперь это твердо знал - защита. И эту защиту эльф только что снял, сам, добровольно, открываясь и доверяя. - И ты совсем один? - Нет, - эльф так и не пошевелился, боясь разорвать объятия, но теперь Лианелю, даже не видя лица Арнэ, казалось, что тот улыбается, - у меня теперь есть ты и братишка... - Братишка? На слове «ты» Лианель расслабился, но на слове «братишка» сердце вдруг впервые в жизни уколола ревность. Арнэ почувствовал это. - Я всегда попадаю в какие-нибудь глупые истории, - начал он и фыркнул Лианелю прямо в шею, тот закрыл глаза и шумно сглотнул, а Арнэ, как ни в чем не бывало, продолжил, - это просто рок какой-то, но в тот раз мне показалось, что я доигрался, это был, по-видимому, уже конец. После удара по голове я очнулся посреди туннеля, связанный так, что походил на гусеницу, и не в силах был даже пошевелиться. Через некоторое время меня нашли тхасы, здоровенные твари ростом со взрослого эльфа, похожие на огромных муравьев. Они постепенно отвоевывали наш подземный мир себе, сжирая все на своем пути. Сначала я подумал, будто мне повезло, что они не разорвали меня сразу, а потом проклял это везение... Тхасы тащили меня в муравейник живьем. Среди гномов, которые жили ближе к муравейнику, ходили слухи, что там, в глубине, в пещере с царицей пленники становятся безвольными рабами и помогают выращивать новую смерть для своих пока еще живых сородичей. Тогда я наивно думал, что стоит им меня только развязать, как я найду способ сбежать, и все еще будет хорошо. Тхас тащил меня, закинув на свою бронированную спину, и когда надо мной проплыл свод входа, а потом начал удаляться все дальше и дальше, а тхасов вокруг становилось все больше и больше, я понял, что мне уже никогда не выбраться наружу. Пещера с королевой муравьев была огромной, а сама она по-своему даже красива. Я собирался героически умереть в бою, как только мне освободят руки, но, видно, тхасы уже давно имели дело с пленниками, потому что первое, что сделал тхас, освободив мне ноги – это укусил меня за бедро. Онемение быстро поднималось вверх, и я уже вздохнул с облегчением, надеясь спокойно умереть, но... Минуты через две я стал просто рабочим животным, без воли, без желаний, без стремления к свободе. Тхас подвел меня к огромному раздувшемуся белесому животу своей королевы и, когда он сократился и к ногам моим в потоке слизи плавно опустилось яйцо, он заставил меня взять его, обтереть и отнести к стене. Так и повелось – наклон, подхватывание яйца, путь к стене... Сколько это длилось, я не знаю, знаю только, что когда я начинал понемногу соображать и разум затоплял ужас, тхас кусал меня снова, и снова все повторялось по кругу, так бы это и продолжалось до самой смерти, если бы не Чу... - Чу? – удивился Лианель. - Чу, - кивнул Арнэ. – Это чудо сам пришел в муравейник за своим названным отцом-гномом, захваченным в плен. Сам добровольно спустился в этот ад и убил королеву, а потом вывел нас всех оттуда, удерживая тхасов от погони и давая нам уйти в один из туннелей. А потом потолок пещеры рухнул, погребая под собой весь муравейник, и Чу остался запертым в проходе, который вел только наружу. Вот так и получилось, что Чу в поисках дома оказался здесь, и я, отправившийся следом за ним, тоже. Чу согласился стать моим кровным братом и это первая удача, которую дала мне Судьба. Вторая была, когда сломалась королевская карета и ты оказался здесь, - последнюю фразу Арне проговорил, сильнее прижавшись к щеке Лианеля и слегка касаясь губами его уха... – не ревнуй, я весь твой и только твой, до самой смерти. - Но я... – Лианель отстранился, чтобы увидеть лицо эльфа. – Чу... - Шшш... – темная ладонь легла на губы, - не говори ничего. - Но Чу... ты же не знаешь... - Знаю. И про короля и про Чу. Тогда ты не имел представления, какой он – Чу. Для тебя он был чужак. Я бы и сам использовал чужака для общей выгоды... - Я приношу тебе только боль... – вздохнул жрец. - Глупый, - Арнэ подхватил прядь волос у лица Лианеля и, заправив ее за ухо, словно мимоходом приласкал щеку, проведя по ней пальцами. – Я только рядом с тобой и захотел жить, и так отчаянно, так ярко это желание, что сердце просто захлебывается. - Арнэ улыбался, глядя в смущенные глаза. – А теперь, когда мы управились с твоим воротником, - продолжил эльф, - мы можем возвращаться в замок, - и, развернувшись, Арнэ спокойно пошел на выход. При повороте головы рубиновым блеском в темных волосах сверкнула знакомая шпилька. - Ах, ты!.. – не сдержал возмущенного возгласа жрец и в ответ услышал только смех за опустившимся пологом шатра. Лианель беспокоился, что они заблудятся, но дорогу эльф нашел легко, и тем все более странным казалось, что Арнэ беспокоиться начал, лишь выехав на эту самую дорогу. Он даже с лошади сошел и, наклонившись, потрогал что-то в пыли, а затем с задумчивым видом снова уселся в седло. - Что-то случилось? – не выдержал Лианель. - Нет... не знаю... Но все же поехали быстрее. Когда вдали показались замковые башни, эльф все пытался рассмотреть их, но глаза еще слезились на солнце, да и блики на воде... - Ты видишь кого-нибудь на стенах? – неожиданно спросил он у Лианеля. - Нет... – забеспокоился теперь уже и сам Лианель, а Арнэ, дав шпоры лошади понесся к мосту, где на кованном держателе под факел что-то белело. Когда Лианель догнал эльфа, тот уже сорвал листок с железного штыря и, рассматривая его довольно улыбался. В записке знаками гномов, которыми они метили проходы в туннелях, было выведено: «Все ушли, направление на юг, маленькое поселение, три дерева, остался один... - рядом была нарисована корона, далее стояло: - догоняй» и внизу пририсована мордочка крысы, и подпись простым алфавитом гномов - Зубастик. Арнэ рассмеялся. О да, эту записку здесь прочесть и понять мог только он. Ай да Чу! А говорили, несмышленыш наивный! - Что там? – спросил Лианель, в недоумении разглядывая какие-то странные закорючки. - Похоже, что нам надо отсюда уезжать... – и не успел договорить. Со стороны ворот раздалась серия глухих ударов... - Помогите!!! – голос Ансельма в предутренней тишине раздавался далеко над рекой и был полон паники и страха. – Выпустите меня отсюда!!!! Арнэ, посмотрел на Лианеля, уже направившего лошадь к воротам, и только вздохнул, понимая, что уехать просто так уже не удастся. *** Предыдущая ночь. Деревня Три сосны рядом с замком Тианзур. Дирах думал, что больше всего при отъезде придется возиться с раненым нагом, который и по полу-то полз с трудом, а уж по дороге, где встречаются и ямы, и ухабы, и камни, ползти для него будет пыткой. Но оказалось все совсем по-другому. Рохасс только попросил для себя дамское седло и, приблизившись к шарахнувшейся от него лошади, тихо зашипел, словно запел что-то, глядя в косившиеся испуганные глаза. Животное сразу успокоилось, и впало в какой-то транс. Но успокоилась не только лошадь. После того, как Чу дернул Теодора за рукав и тот вздрогнул, словно просыпаясь, Дирах понял, что все остальные застыли столбом, завороженно, с остекленевшими глазами слушая нага. Не коснулось это только почему-то Чу и Дираха. Впрочем, чиэрри не заморачивался этими вопросами, а просто подходил и словно будил людей, не подошел он только к Милликору, попросив об этом взглядом Теодора, и быстро вернулся к Дираху. Милликор нашел седло, принадлежавшее еще его матери, и проблема для нага была решена. С Чу все обстояло совсем иначе, тот сам боялся лошадей, хоть и ставших после общения с Рохассом совсем смирными. Но и тут все сложилось. Когда Дирах, свесившись с лошади, протянул Чу руку, тот, ни секунды не сомневаясь, позволил усадить себя впереди и окончательно успокоился, когда руки Дираха сомкнулись вокруг него, прижимая к груди. А Теодор все косился на Милликора. Впервые он видел его таким, словно потухшим. И заплаканные глаза с опухшим носом тут были ни при чем. Погас тот внутренний огонь, что позволял графу так задорно пикироваться с Тео. Тут явно произошло что-то большее, чем просто королевский указ, да, подлый и низменный, но все же не такой, чтобы из-за него так убиваться. А Милликор убивался, он даже глаз ни на кого поднять не мог, только изредка виновато косился на Чу. Что-то у них еще произошло, про что ему не сказали, и это что-то надо было узнать, понять и по возможности исправить, и, может, тогда Милликор оживет и вновь станет таким, как был. Теодор посмотрел на Дираха. А кто еще ему поможет с Милли? Но тот что-то нашептывал напряженному словно струна демону и Тео решил подождать и подойти, когда он будет один... Больше всего боялся Дирах, пробираясь в темноте к деревне, что, заявившись туда ночью и в таком составе группы, перепугает людей и спровоцирует их на агрессию. Но вышло все совсем по-другому. Как только вся компания подъехала к освещенному дому старосты, в распахнувшихся дверях показалась Анита и, приобняв Чу за плечи, принялась причитать, что мальчика ночью голодного таскали по лесу и его срочно, ну просто очень срочно нужно накормить. Под другую ее загребущую руку попал Филиан и начались новые причитания по поводу худенького парнишки, а уж когда она разглядела перевязанного нага, то кинулась причитать по новой. Левин только прикрывал рот рукой и делал вид, что кашляет, чтобы не рассмеяться в голос. А на улице народа становилось все больше и больше, и Дирах, видя, что и наг и Чу начинают нервничать под изучающими их взглядами, отодвинул людей от входа и повел своих друзей в дом. А там их уже ждал ломившийся от кушаний стол, словно они находились в путешествии не полтора часа, а дня три. Но Чу, увидевший у нага сбившуюся повязку и пятна крови на ней заявил, что сначала нага надо перевязать. Он развил бурную деятельность, вызвал знахарку, затребовал лечебные травы, чистое полотно и теплую воду... В общем, есть сели только когда перевязанный и смущенный всеобщим вниманием наг устроился за столом на широком удобном кресле. Рохасс никогда и не думал, что наги будут интересны кому-нибудь кроме них самих, и уж тем более помогать ему никто и не станет. Роху все время казалось, что на Лирии их принимают за диковинных полузверей. Наги везде и всегда со всем справлялись сами. Только в последнее время положение немного стало выправляться благодаря Золотке, и все равно с ближайшими соседями – харидами - отношения были прохладными, слишком уж много смертей стояло между ними. А других соседей наги не имели, предпочитая до появления Тримона совсем не покидать свои земли. Вот так и получилось, что когда Чу бросился его перевязывать, наг растерялся. Он все ждал, когда демон станет просить плату за свои услуги, но так и не дождался. Провозившись с ним, чиэрри принялся усаживать Филиана и накладывать в тарелки ему еду, потом точно так же позаботился о Дирахе и даже Левину придвинул графинчик с вином, тут-то его и словила Анита, усаживая есть самого. Но Рохасс все равно ожидал от людей какого-нибудь неприятного высказывания в свой адрес и успокоился, только когда Фили нащупал под столом его руку и сжал ладонь. Вот тут Рохасс и устыдился, ведет себя как нервная девица, а какого Мрака, он же не один, в конце концов, ему еще Филиана защищать! И пусть хоть весь мир будет против, но этого мальчика он больше никому в обиду не даст! А люди за столом радостно и облегченно смеялись, что получилось бескровно покинуть замок, в красках представляли, как проснется назавтра Ансельм... Рохасс слушал, и постепенно до него начинало доходить, что и он здесь не чужой, что и его вовлекают в беседу не из вежливости, и Филиана тут обижать никто не намерен. Друзья? Не изувечь наг сам себя, возможно, он и ушел бы от этой странной компании, захватив только Филиана, и, добравшись до телепорта, спокойно отправился бы в Тримон, расплатившись возвращенными драгоценностями. Но ближайший телепорт был почти в двух днях пути, а наг не чувствовал себя уверенно на лошади, хоть и стойко изображал из себя прекрасного наездника. Не для нагов был этот способ передвижения, а Дирах что-то говорил о фургоне. - Куда вы собираетесь ехать отсюда? – спросил он Дираха, прикидывая свои шансы добираться вместе. - Чу живет в Герне, подземном городе гномов. Я думаю, они приютят нас на первое время, да и Ансельм туда не сунется, - все еще неуверенно проговорил Дирах, - хотя я не уверен, что смогу жить без солнца над головой, - вздохнул Дирах. - Не уверен и не надо, - фыркнул наг, - поехали со мной в Тримон, оттуда вас точно никто не выдаст, тем более что мой племянник – один из правителей. - Ооо... – только и успел удивиться Дирах и уже вздохнул, чтобы ответить отказом... - Поехали, - вдруг перебил его Чу, очень внимательно прислушивающийся к разговору, - знаешь, проживя под солнцем только один месяц, я уже понял, как тебе будет не хватать его. Я не хочу, чтобы ты тосковал, - Чу положил ладонь на бедро сидящего рядом Дираха и слегка сжал ее, - а Бо и Сину я напишу и все расскажу. К тому же мне сказали, что телепортами очень быстро путешествовать и в Хёльде вход в подгорье тоже есть, так что когда все немного успокоится, я смогу бывать у них в гостях. Ой... Или ты не захочешь брать меня с собой? – смутился под конец Чу. - Вот дурачок, - улыбнулся Дирах, - да я ради тебя готов вообще больше солнца не видеть... - Почему? – тихо перебил его чиэрри, пытливо заглядывая в глаза и пытаясь не пропустить ни единой эмоции, и Дирах понял, что соврать или умолчать сейчас просто нельзя. - Потому что я уже давно люблю тебя, - правдиво сказал он. - Меня? – ахнул Чу. – Но я думал, мы друзья... А мы... Ты научишь меня любить, – спросил он доверчиво, - а то у меня никак не получается, - он покосился на Милликора и тяжело вздохнул. - Научу... – Дирах обнял Чу, притягивая его к себе, - ты только не торопись...