Чу - значит чужой?

Глава 67. Эпиграф к главе написан eingluyck1! *** Я так страдал, любовь терял, покорный Судьбе! И страшно мстить, свой гнев излить хотелось бы мне! Я долго ждал, Судьба дала мне случай такой… Но вновь повержен я, как встарь, бесстрастной Судьбой! И усмирив свою печаль, уж счастья не ждал… Но лишь поверженный опять, любовь я познал! И вот теперь, сквозь сотни лет, в семейном кругу, Своей любовью и теплом я насладиться смогу! *** Долина горячего источника. Витан стоял на берегу и со счастливой улыбкой наблюдал, как Чу, хохоча, носился по отмели, уворачиваясь от ловивших его рук. Воды на мелководье было чуть ниже колена и Чу, похоже, совсем забыл свой страх перед ней. В забаве принимали участие все, Дирах, гномы, задумчивый граф и даже капитан. Чу всех затащил в воду и теперь брызги не успевали опадать, в них светилась радуга, и обнаженные тела в одних набедренных повязках грудью разбивали ее на отдельные искры, смех и крики разносились над озером. Даже удивленный наг высунулся из своего павильона и был тут же замечен. Подошедшего Филиана сразу втянули в кутерьму, нага мигом обдали водой, и через секунду он уже сам, смеясь, уворачивался от пытающегося схватить его Чу. - Так и будешь тут стоять? – спросил уже раздетый Харальд. - Да не солидно как-то... – смутился Витан, сам всей душой желая очутиться в этом веселом водовороте. - Догоняй, старичок... – фыркнул хельдинг уже по дороге к воде. - Да пропади оно все... – Витан спешно срывал одежду. - Папа!!! – радостный вопль согрел душу. Усталый народ, наплескавшись и набегавшись, угомонился, только когда Бо позвал их пробовать приготовившуюся рыбу. Старые угли затушили, а новый костер развели на берегу недалеко от воды так, чтобы наг мог лежать на мелководье хвостом в воде и все равно быть рядом с ними. Глядя на эти уже ставшие родными лица Витан понял, что наступило то время, когда он должен будет рассказать сыну о себе все. Всё, ничего не приукрашивая и не скрывая. Всю свою жизнь, и хорошо, что сейчас у костра собрались сразу все друзья сына, если уж его отвергнут, то он узнает об этом сразу. Витан бы предпочел этого не делать, потому что их отношения с Чу были еще новы и хрупки, но слишком много было у него недоброжелателей, которые из одной любви к «искусству» донесли бы до его сына всю неприглядность историй, переврав по дороге что только можно. Поэтому, сидя у костра, пока другие наслаждались приготовленной едой, он начал рассказ, издалека, очень издалека, со своего рождения. Витан рассказывал, не жалея себя, даже наоборот иронизируя и насмехаясь над своей жизнью, выставляя себя в еще более невыгодном свете, он только смотрел на сына, сидящего раскрыв рот, и изредка горько усмехался. Но когда он дошел до Ингрид, то забыл обо всем на свете, изливая свою тогдашнею боль и одиночество, тоску от смерти любимой и сына, и очнулся, только услышав голос Чу. - Это же не сказка... Нет! Папа, ты же о себе рассказываешь? Да? - Да. После этого признания Витан ожидал чего угодно, даже того, что Чу просто встанет и уйдет, единственное, чего он никак не ожидал, это того, что Чу, подойдя, опустится рядом на песок, положив ему голову на колени, и обнимет его ноги. - Я с тобой, не бойся, теперь ты не один и я не один. У нас теперь и Харальд есть, и Дирах, и Бо с Сином, - щедро делился друзьями Чу, - и Милликор, и Филиан с нагом и даже Теодор, он хоть и строит из себя строгого воина, но тоже очень хороший, а еще у меня есть названный братишка, я тебя с Арнэ потом познакомлю, он тоже тебя полюбит... - Сынок... – чувства почти задушили Витана, и он рванул ворот только что надетой рубахи. Харальд, подойдя, успокаивающе похлопал его по плечу, а рядом уже придвинулся Дирах, гномы, даже Милликор с Теодором, вздохнул наг, лежащий по пояс в воде, а Филиан протянул кружку с чаем. - Кхм... – смутился Витан. Рассказ вышел сбивчивый и слишком эмоциональный. – Кстати, про Арнэ... раз с твоей кровью Арнэ передался знак нашего Дома, то почему у тебя самого на руке его нет? – спросил он у Чу. - Знак Дома? – непонимающе переспросил тот. - Да, знак принадлежности к Семье, вот такой, - Витан взмахнул рукой, огненной вязью в воздухе рисуя замысловатый колокольчик. – Это символ Дома Лунного Света. - Оу... – воскликнул Чу. - Я видел такой у Арнэ! – И вдруг замер, словно прислушиваясь к чему-то в себе. – Вóлчек говорит, что когда я вышел из боевой формы и чешуя с руки исчезла, Знак у меня появился, но он убрал его, подумав, что это что-то страшное и из-за него меня могут опять запереть в монастыре, но я попросил... – Чу, не договорив, улыбаясь, смотрел на цветок, проявившийся на тыльной стороне его ладони, и на браслет принца Дома, обвивший запястье. - Даже так... – тихо протянул удивленный Витан, испытующе вглядываясь в Чу. – Только попросил и все... Вóлчек это твой Зверь? У него и имя даже есть... Что он еще может? - Он у меня очень умный и сообразительный, - горделиво улыбнулся Чу. – Он уже научился изменять свой облик, умеет отращивать и прятать клыки и когти, и вообще они с Искрой в последнее время чего только не вытворяют, когда заиграются. - Искрой? Теперь все замерли, выслушивая уже историю Чу о появлении маленькой инопланетянки... А Витан все никак не мог справиться со своим удивлением. Искра! Божественная Искра! Когда-то, на заре своего детства, он слышал про такое, но это было так невыносимо давно, что даже воспоминания постепенно стирались. Сразу, вот прямо сейчас вспомнить информацию не удавалось, но он обязательно постарается... Так они и сидели возле костра, пока окончательно не стемнело. - Теперь вы знаете о нашем Доме, - поднявшись с песка, сказал Витан. – Знаете всё обо мне и Харальде, о Чу. Вот сейчас, зная это, я и хочу, чтобы вы подумали о вступлении в наш Дом его равноправными кинарами, а я предлагаю вам всем свою защиту и покровительство, даже если в Дом вы не вступите... *** Ближе к рассвету Витан устало вошел в свою спальню, увидел Харальда, стоящего возле окна, и принялся расстегивать рубашку, потом уселся на кровать и, сняв сапоги, блаженно вздохнул. День, проведенный в кругу обретенной семьи, пробудил в душе неожиданные эмоции и теперь с лица его не сходила тихая, светлая улыбка. Харальд, услышав шорох, обернулся. Увидев эту улыбку, он скривился, и словно та стала последней каплей, прошипев что-то себе под нос, направился к двери. - Эй! Ты куда? – удивился Витан. - Буду спать в гостиной, - не останавливаясь, буркнул Харальд. - Что?! – Витан на секунду застыл, неверяще глядя на удаляющуюся спину, а затем вскочил. – А ну, стой! - Зачем? Зачем я тебе?! У тебя теперь Чу, полон Дом народу, сыновей, как горошин в стручке… Я-то тебе зачем?! - Харальд… - Витан даже не знал, что сказать. – С чего вдруг? - Вдруг?! Нет, - протянул он, - это не вдруг. Думаешь, мне приятно было слышать каждый день, как ты в любви своей расчудесной Ингрид признавался, думаешь, приятно выслушивать, какая она распрекрасная да красивая была, какая удивительная женщина? Я и так давно понял, что она красавица, у тебя все умные, удивительные и добрые, один я уродище! Харальд кричал прямо в лицо Витану и никак не мог остановиться, а тот только сейчас, увидев в любимых глазах неподдельную боль, понял, что натворил. Витан никогда не умел общаться. Первое столетие своей жизни он вообще прожил совсем один, да и потом, когда Тьма создала остальных чиэрри, они не спешили с предложениями дружбы тому, в ком инстинктивно чувствовали превосходство, сторонились его. А Витан был слишком гордый, чтобы навязываться и, в конце концов, просто привык быть один. Ему и в голову не приходило, что нужно уметь строить отношения, чем-то жертвовать, подстраиваться под других, и самое главное, объяснять свои поступки, разговаривать. Сам ощущая чужие эмоции, он не задумывался, что другие лишены этой способности, ошибочно полагая, что похожие на него внешне чиэрри точно такие же как он. Витан злился, когда его не могли понять, а взрывной характер не давал объясняться. Вот и сейчас он просто не понял, что Харальду это нужно. Ему казалось, что между ними и так все ясно, но он не учел, что его хельдинг человек. Да, уже не простой человек, но все же человек! А люди не умеют открывать душу, они, словно слепые котята, нуждаются в том, чтобы их ткнули носом в узор, сплетенный из любовных слов. Да еще не простых слов, а таких, которым человек бы поверил. И только сейчас, стоя на краю разрыва отношений, Витан понял это. - Харальд, - он обнял вырывающегося хельдинга. – Прошу тебя, не уходи! Выслушай! - Но тот строптиво дернулся, отворачиваясь и тогда Витан опустился перед ним на колени. Гордый, надменный, вспыльчивый и высокомерный Витан. Харальд пораженно застыл. – Прошу... Выслушай... Всю мою жизнь, всегда Судьба отбирала у меня то, чем я дорожил больше всего. Я любил Ингрид и ее не стало. Когда она сказала мне, что ждет ребенка, я обещал, что наш малыш будет самым счастливым, и ты знаешь, что из этого получилось. Тогда я закрылся от мира и полностью отдался работе в лаборатории, но лишился Сферы Жизни, хотел отомстить и семь лет провел без движения, не зная, надолго ли это или так будет идти век за веком. В общем, вся моя жизнь... – Витан вздохнул и только досадливо взмахнул рукой. – Поэтому я и боялся, до одури, до слабости в коленях боялся назвать тебя тем словом, которым больше всего на свете и хотел. Боялся показать Судьбе, что ты мне дорог, боялся, что она отберет и тебя... А вышло, что я сам... Витан еще что-то хотел сказать, но хельдинг перебил его. - Каким словом ты хотел назвать меня больше всего? - Любимый... – и шепот его был еле различим. Харальд молча опустился на колени рядом и, взяв лицо Витана в свои ладони, поцеловал. Поцелуй этот еще отдавал горечью ревности, но одно то, что Харальд не ушел, уже говорило о многом. - Я пропаду без тебя, - едва слышно выдохнул Витан, и по загадочной спокойной улыбке Харальда понял, что тот его услышал. *** Чу стоял за дверью в засаде и как только Дирах вошел в спальню, захлопнул за ним створку и, скользнув в объятия, подставил губы для поцелуя. Дирах не стал заставлять себя ждать, он сам целый день только и мечтал сжать в объятиях это гибкое тонкое тело. Чу. Его Чу. Такой доверчивый, такой нежный. Сокровище, снежинка, звездочка... Как только Дирах не называл про себя Чу. И все равно казалось, что это все не то. Хотелось, чтобы его Чу купался в нежности, хотелось, чтобы в его памяти стерлись года, проведенные в монастыре, и Дирах целовал Чу, держа его лицо в колыбели ладоней и сам не мог оторваться. Чу ласкался словно котенок, слепо тыкался губами, доверчиво терся своим возбужденным телом о такое же возбужденное тело. Дирах обнял Чу, прижимаясь еще крепче. - Не уходи, - шептал Чу. - Дурашка моя ласковая... – сходя с ума от желания, Дирах терялся в синеве его глаз и только хотел деликатно спросить разрешения на более смелые ласки, как Чу заговорил сам. - А можно, ты опять сделаешь со мной то, что на поляне ночью перед входом в долину? – спросил и смутился, заливаясь розовым румянцем. – Или нельзя? - Ох, Чу... – прошептал Дирах, не в силах отвести от него взгляд. – Можно, все можно, даже больше... - Больше? - Мечтательно выдохнул Чу, когда руки Дираха сжали его ягодицы. – Хочу! - Смело заявил он уже в целующие губы. - Чудо моё доверчивое, нежный мой, ты же еще ничего не знаешь, а уже соглашаешься... – приговаривал Дирах на каждый поцелуй, а рука сама, оказавшись на основании хвоста, начала его неторопливо поглаживать. Чу тихонько заскулил от начинающего загораться в теле наслаждения. Горячая волна поднималась, разливаясь по телу сладкой истомой. Мягкий теплый хвост с шелковой кисточкой доверчиво обвился вокруг ноги Дираха и погладил его по колену. А Чу уже заглядывал Дираху в лицо, пытаясь узнать, как тот к этому отнесся. В монастыре, до того как запереть его в темноте, Чу приучали прятать свой хвост как что-то отталкивающее и уродливое, и он по привычке все время пытался делать так, чтобы хвост не бросался в глаза. Но здесь, в долине… Дома, поправил сам себя Чу, он видел, как его папа поглаживал хвостом Харальда и тот счастливо улыбался. Значит, наверное, и Чу так можно, но он не совсем был в этом уверен и теперь стоял, ожидая приговора от Дираха. А поглаживать хвостом Дирра вдруг оказалось так здорово! Чу и не знал, что хвост у него очень чувствительный! Раньше, когда он был покрыт чешуей, Чу почти ничего им не чувствовал, зато теперь... Ощущения накатывали одно за другим. Мягкая шероховатость брюк, тепло материала, согретого телом, неожиданно напрягшиеся, а потом расслабившиеся мышцы. - Ммм… - протяжно простонал Дирах, прикрыв глаза, - сделай так еще… У Чу отлегло от сердца. - Можно? - Да… Чу выгнулся, еще теснее прижимаясь, и вдруг охнул, когда Дирах подхватил его на руки. Чу никто и никогда на руках не носил, это было непривычно и очень странно, но в тоже время так волнительно, словно он сам отдавал себя в чужие руки, словно это тело уже не принадлежало ему. Но в том-то и было дело, что руки эти чужими не были. Это был Дирр, его Дирр. - Да, так, хочу, хочу… - шептал Чу, когда теплые нежные ладони скользнули под его одежду. - И я хочу… - губы, дразня, чуть задевали шею, - хочу… всего тебя… сейчас… - Я твой, - просто ответил Чу, не задумываясь ни на секунду. Чу двумя руками обнимал Дираха, гладил, прижимал к себе и обмирал от счастья, не в силах поверить, что стал так вдруг нужен этому красивому, уверенному в себе мужчине. Сам Чу ни в чем уверен не был, потому черпал уверенность в Дирахе. Тот щедро делился ей, а еще любовью. Каждое его движение было лаской, тихий шепот – признанием, а поцелуй - нежностью. - Любимый мой… Чу застонал от одного лишь звука его голоса, он привык стесняться своего тела, а теперь… Дирах обращался с ним словно с величайшей драгоценностью, нежил и ласкал его, заставляя наслаждаться каждым прикосновением. Ладони Дираха скользили по коже, словно по теплому шелку. Чу выгибался, подставляясь под них, отдавался ласке полностью, с наслаждением. Он словно впитывал ее в себя, всем своим видом прося еще и еще, и Дирах не скупился, понимая, как была нужна Чу эта ласка, дающая уверенность, что он любим, что не чужой, что желанный. Желанный! Какой же ты желанный, любимый мой! Руки у Дираха чуть подрагивали от стремления сорвать, наконец, одежду, и его и свою, и почувствовать Чу всем телом, но Дирах не хотел испугать Чу и останавливал себя. Только Чу сам подобными заморочками не страдал. Пока Дирах переживал за них двоих, он проворно расстегивал пуговицы у него на рубашке и через минуту уже целовал открывшееся плечо, гладил спину, слегка царапаясь когтями, а потом, раздвинув ноги, обнял харида за бока, прижимая к себе. Дирах только рыкнул, уткнувшись лицом в плечо Чу, и замер, пережидая сладкую волну, прокатившуюся по телу. А Чу, этот большой ребенок, пока харид застыл, стащил с его плеч рубаху. - Вот тебе раз, - рассмеялся Дирр. - И еще раз… - проказливо сверкнул глазами Чу, и пока Дирах, встав на колени, избавлялся от рубашки, быстренько расстегнул ему брюки и потянул их вниз. - Чудо моё, - харид уже и сам судорожно выпутывал Чу из одежды и когда наконец-то выпутал, вздохнул уже совсем по-другому поводу. – Чудо! Чу лежал перед ним такой красивый, нагой и совершенно беззастенчивый. Раскинувшийся на кровати он смотрел в лицо своему хариду и, видя там восхищение, красуясь, подставлял под его взгляд то плечо, то руку, выгибался, приподнимая бедра, и тянулся, тянулся к нему. Дирах сам не мог оторвать взгляда от своего любимого и еще никак не мог поверить, что вот это прекраснейшее существо, появившееся словно бабочка из кокона чешуи, его любит и хочет быть только с ним. Сейчас, откинув прочь одежды, Чу выглядел совсем уже нереально, словно пойманный лунный свет. Белоснежные волосы разметались по подушке, чуть розовеющие скулы и яркая синева любящих глаз. Шаловливая нога розовой пяткой уткнулась ему в плечо, побуждая к действию. И все же нереально красиво… Дирах зачарованно любовался им всем и целовал... пальчики на ноге, высокий подъем стопы, тонкую щиколотку, совершенное колено, узкие бедра, идеальную возбужденную чуть подрагивающую плоть, целовал теплый беззащитный живот… - Дирр… Чу урчал от удовольствия и Дирах сам себя поймал на том, что вторит этому урчанию. Невозможно было сдерживать себя, да и не надо. Он сам упивался этими прикосновениями, пьянел от его запаха, слизывал с губ вкус поцелуев. Сходил с ума и не желал останавливаться. Чу впервые чувствовал Дираха сразу всем обнаженным телом, теперь чешуя не гасила ощущений. Это было словно ожог, непривычно и горячо, но ни за что в жизни Чу не отстранился бы и не ушел. Даже больше, ему самому хотелось трогать, гладить, целовать и он ни секунды не сомневаясь, трогал, гладил, целовал… А потом Дирах начал поглаживать его хвост и он поплыл. Сознание вроде бы было и тут и не тут, мир перед глазами кружился, тянуло нарастающее между ног напряжение… Возбужденный Дирах и так уже сходил с ума, а когда Чу вдруг вздумалось оглаживать его хвостом, он не выдержал, перевернул Чу лицом вниз и сунул под живот подушку, а тот только задрал хвост кверху, подставляя его под ласку. И ласка была, даже там, где он этого и не ожидал вовсе. Странная, возбуждающая и такая откровенная ласка… Чу вздрогнул, но Дирах языком провел по хвосту и Чу в блаженстве прикрыл глаза, сознание растворялось в каком-то золотом тумане. Дирах исступленно целовал все, до чего мог дотянуться, и все равно было мало, хотелось еще и еще, нежить, обнимать, ласкать, не отпускать от себя ни на секунду. Ласковый, доверчивый, родной. Чу. Его Чу! Даже легкая боль заставила Чу только скривиться, но когда он осознал, что Дирах сделал, глаза его распахнулись широко-широко и он, обернувшись через плечо, удивленно посмотрел на Дирра. Дирах был в нем своим… эээ… своей самой выдающейся частью. В нем… с ним… единым. Сейчас они были едины! Вместе. Как одно существо. Неразделимое. Дирах отстранился, Чу заерзал, не желая отпускать, но тот придвинулся снова, и снова, и еще, и еще… Чу уже постанывал от разгорающегося напряжения, потом поскуливал и когда Дирах, опустив руку, приласкал его, Чу, вдруг выгнувшись, вскрикнул. Мир вспыхнул, закружив его в водовороте, и каждый новый виток дарил новое наслаждение, а когда его стало слишком много, Чу закричал, зовя Дирра и водоворот рассыпался яркими искрами, а Чу обессиленно уткнулся носом в подушку. Дирах развернул его, нежно убирая прилипшие к вспотевшему лбу волосы. - Как ты? Чу моргнул, не совсем понимая, о чем его спрашивают. Сейчас он мог только отрешенно улыбаться, и все, на что его хватило - это доверчиво потереться носом о подставленное плечо и, муркнув, закрыть глаза. - Спи, счастье моё… Легчайшие поцелуи не тревожили спящего красавца, тот только улыбался, а у Дираха замирало сердце от этой улыбки.