Наследие

Он докурил сигарету и отвернулся от окна. Потом прошел к столу, сел и снова придвинул к себе папку с сегодняшними донесениями. Сверху лежал лист, только что отдельно принесенный Даной. «8 октября неизвестными была предпринята попытка похищения Энн Линдси, бывшей подруги Бессмертного Дункана МакЛауда. Похищение сорвалось благодаря помощи А.Пирсона. Участие в деле других Бессмертных не доказано, но я считаю нужным обратить внимание Службы безопасности на этот инцидент. Характер информации, использованной похитителями, позволяет заподозрить источник среди Наблюдателей либо бывших Наблюдателей, ушедших в отставку четыре года назад. Джозеф Доусон». Лафонтен отодвинул донесение, поместив лист в ряд с еще тремя такими же. Очередная попытка несанкционированного доступа к Центральной Базе. Исчезновение Бессмертного Грегора Пауэрса. Столь же таинственное исчезновение четы Валикуров. Использование неизвестными лицами информации из архива Наблюдателей. Если многолетнее чутье напрочь ему не изменило, эти происшествия связаны, особенно с учетом недавних событий с участием некоего Джеймса Хортона. Лафонтен до сих пор не мог простить себе того, что сам не довел до конца расследование столь масштабного дела. Такие дела имеют привычку выскакивать с продолжением. Итак, на руках у них очередной кризис. — Дана, — произнес он, включив внутреннюю связь, — соедините меня с начальником спецгруппы. И выясните, где сейчас Джозеф Доусон. — Да, месье Антуан, — отозвалась она. Спустя минуту снова раздался ее голос: — Крис Бэйкер на линии. Лафонтен поднял трубку: — Добрый день, Крис. Вы получили последнее сообщение? — Здравствуйте, месье Лафонтен. Если речь о попытке похищения Энн Линдси — да, получил. — Что скажете? — Доусон знает больше, чем написал в рапорте. Поговорить с ним? — Я поговорю с ним сам. Что еще? — Я уже запросил сведения обо всех агентах, ушедших в отставку в тот период. Пока больше ничего. — Хорошо. Обо всех новостях докладывать мне немедленно. И... установите внешнее наблюдение за Джеком Шапиро. — За Джеком Шапиро? — Вас что-то удивляет? — Нет, но… Дело том, что за последний месяц Джек Шапиро попадался нам на глаза дважды. Подозревать, что это неслучайно, причин не было — до сих пор. — Вот как. Тогда тем более есть повод присмотреться к нему попристальнее. — Будет выполнено. Лафонтен отключил связь и снова задумался. Дело, которому предстоит стать последним в его биографии Верховного Координатора, — расследование заговора. Дело, которое открыло ему путь к высшей власти, — тоже расследование заговора. С чего начали… Случайность это или знак судьбы? * * * …В кресло Гроссмейстера Клод Валера перебрался с должности Регионального Координатора Северной Европы. Был он из числа тех, кто у шефа Службы безопасности на подозрении просто по умолчанию. Очень уж скользким казался этот тип, отличавшийся бесстыдством, злопамятностью и страстью к мелким интригам. Такие люди обычно бывают не в ладах с законом, и подозрения Лафонтена носили практический характер: возможные преследования со стороны властей не нужны руководителям даже нижних уровней, не говоря уж о Региональных Координаторах. Мирскую деятельность Валера тщательно проверяли, но ничего противозаконного не выявили. Лафонтена это не успокоило, он чуял подвох. В свое время, когда Трибунал только утвердил назначение Валера на должность Регионального Координатора, Лафонтен озвучил свои подозрения Гроссмейстеру. Берк выслушал внимательно, не отмахнулся, как от незначащей чепухи. Но спорить с Трибуналом, имея только аргумент «Ну вот не нравится он мне!», бессмысленно, а более весомых оснований, увы, не нашлось. Валера был умным, ловким, имел массу полезных связей и недурные организаторские способности. В Орден пришел давно, еще в молодости, в нарушениях правил и запретов ни разу уличен не был. Тем более что в качестве Регионального Координатора ему предстояло работать в паре с Густавом Бергманом, человеком опытным, надежным и способным заметить, если вдруг что-то в делах пойдет не так. «Но разумеется, вы, герр Антуан, можете установить и дополнительный контроль за его деятельностью — по своей линии. И получить основания для предметного разговора...» Разумеется, он мог установить дополнительный контроль. И разумеется, установил. Но основания для предметного разговора так и не появились. Либо Валера в самом деле был чист, либо мастерски скрывал свои подпольные занятия — все четыре года работы с Бергманом. Но как все это объясняло его столь внезапный карьерный взлет? Еще в бытность исследователем Лафонтен тщательно изучал историю Ордена, и в числе прочего — биографии всех Верховных Координаторов за последние сто пятьдесят лет. Это были очень разные люди, схожие между собой только в некоторых чертах характера. Сила, бесстрашие, абсолютная честность и умение находить грань, за которой следование правилам перестает быть благом — все то, чем в полной мере был наделен и Альфред Берк. А вот Валера ни одним из этих качеств не обладал. Да и организаторские способности, упомянутые в числе его бесспорных достоинств, не соответствовали масштабу претензий. При всей своей ловкости он оставался посредственностью, неведомо как поднявшейся много выше своего уровня. Вполне возможно, что не последнюю роль в его возвышении сыграли приятельские отношения с Жаком Дюссо. Но чтобы Первый Трибун только ради дружбы открыл путь к высшей власти в Ордене человеку, откровенно ее недостойному? Вот только таких игр и не хватало сейчас Ордену! Да и не в одиночку Дюссо принимал решение, чем-то он должен был убедить и остальных двоих Трибунов, и собрание Региональных Координаторов. Непросто считать правым себя, а немалое число умных и опытных руководителей организации — жертвами либо соучастниками обмана. Особенно когда в подтверждение этой правоты нет ни одного неопровержимого факта. Нужно было немного выждать, чтобы хоть как-то оценить обстановку. Случай такой представился неожиданно скоро. * * * Двух месяцев не прошло после утверждения Валера в звании Верховного Координатора, а до Лафонтена уже дошли слухи о деле, которое будет разбирать Трибунал и которое грозит наделать много шума. Странно было то, что он, шеф Службы безопасности, узнал о шумном деле из сплетен. Что это значит — спецрасследование? Но откуда тогда слухи? Начальник спецгруппы, Питер Лукас, появлялся в штаб-квартире регулярно, и уж о факте особого расследования он бы Лафонтену сообщил — хотя бы во избежание столкновений их служб. Но Лукас молчал и здоровался, как ни в чем ни бывало. Кто же тогда ведет расследование и есть ли оно вообще? Лафонтен обдумывал очередное сообщение своего осведомителя, когда в дверь его кабинета постучали. — Да, войдите, — произнес он, не поднимая глаз от листа с донесением. — Здравствуйте, господин Лафонтен. Он поднял голову и сразу, отодвинув бумаги, встал. Его привычка соблюдать этикет и субординацию даже в мелочах давно стала чем-то вроде фирменного знака. На пороге его кабинета стоял Густав Бергман. — Могу я с вами поговорить? — Конечно. Прошу садиться. Он дождался, пока неожиданный посетитель сядет на стул перед его столом, и только тогда сел сам. — Да, господин Бергман? — Вам известно, зачем меня вызвали в Париж? Вопрос прозвучал тревожно и, больше того, с испугом, застав этим Лафонтена врасплох. Бергман не слыл трусом, и видеть его в таком смятении было странно. — Нет. Я не интересуюсь текущей деятельностью Трибунала. — Да не о текучке речь! — произнес Бергман с отчаянием. Дернулся было вскочить, но удержался. Нервным жестом пригладил светлые волосы. — Я сам узнал только здесь, когда приехал... Меня обвиняют в нарушении присяги и злоупотреблении властью. Лафонтен медленно выпрямился. — Как? Обвиняют без расследования Службой безопасности? — Судя по вашей реакции, да. Господин Лафонтен, я... Простите мою нервозность, мне не так часто приходилось просить о помощи! — О помощи? Меня? Господин Бергман, я не знаю, что вы сделали... — Я ничего не сделал, господин Лафонтен! Неужели я осмелился бы обратиться к вам, будь на мне действительно что-то криминальное? Все мое преступление в том, что год назад я повздорил с Валера из-за одной аферы. — Какой аферы? — Это не имеет значения. Дело не состоялось, из-за меня же... Если я заявлю об этом теперь, кто мне поверит? Я мешал им, господин Лафонтен, и они нашли способ от меня избавиться. Без вашего участия дело все равно не обойдется. Вас принято бояться, но в вашей порядочности никто до сих пор усомниться не мог… Так помогите мне! Лафонтен покачал головой: — Если вы так хорошо осведомлены о моей порядочности, господин Бергман, то должны знать, что в таких просьбах нет нужды. Я не принимаю бездоказательных обвинений. — Это мне известно, — с горькой улыбкой произнес Бергман. — Беда только в том, что они найдут доказательства чему угодно... даже тому, чего никогда не было. — Я буду иметь это в виду. Бергман собрался было встать, но Лафонтен поднял руку в остерегающем жесте: — Не так скоро, господин Бергман. Раз уж мы заговорили о бездоказательных обвинениях... Будьте любезны, расскажите мне поподробнее, кто такие «они», какую аферу вы сорвали Валера и чем мешаете ему теперь. Бергман потер лоб ладонью и глубоко вздохнул. — Хорошо. Хотя... позвольте, я лучше напишу. Лафонтен придвинул ему лист бумаги... Вскоре Бергман протянул ему исписанный лист и произнес: — Вы знаете, чем я рискую, давая такую расписку? — Прямо сейчас — ничем, господин Бергман, поскольку вам грозит смертный приговор за измену присяге. Лафонтен быстро просмотрел написанное и положил лист на стол перед собой. Вот оно — доказательство справедливости подозрений в адрес Валера. И Бергман действительно оказался в состоянии заметить неладное. Но если заметил, почему промолчал? — Последний вопрос. Почему вы тогда же, год назад, ничего не сообщили ни мне, ни Верховному Координатору? — Валера ясно дал мне понять, что, попытайся я донести, мне придется хуже, чем ему, — тихо ответил Бергман. — И не только мне. У меня жена и двое детей, господин Лафонтен... Я ограничился тем, что расстроил их проект. Но мне не простили и этого. — Жаль, что вы так низко оценили наши возможности, — заметил Лафонтен. — Многое стало бы проще. Сейчас время упущено. — Да, я понимаю, — с тоскливым вздохом кивнул Бергман. — Я сделал глупость. Но сейчас мне не на кого надеяться, кроме вас. — Надейтесь на себя, господин Бергман. Это лучшее, что я могу вам посоветовать. — Спасибо на добром слове, — усмехнулся Бергман. — Надеюсь, ваш совет послужит мне утешением, если в итоге вы же будете должны меня убить. — Он не послужит утешением мне. Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча. Лафонтен чувствовал, что Бергман не лжет. Он сомневается, неуверен, но это не страх разоблачения... Бергман, вставая, кивнул: — Благодарю вас. — Пока не за что, — ответил Лафонтен, тоже поднимаясь. Он дождался, пока за Бергманом закроется дверь, и снова медленно опустился на стул. Это уже не вписывалось ни в какие рамки! Дело о нарушении присяги Региональным Координатором расследуется без участия шефа Службы безопасности! Что это — демонстрация пренебрежения со стороны руководства Ордена? Или ему дают понять, что на посту своем он не задержится? Ни с тем, ни с другим Лафонтен мириться не собирался. Правда, лезть на открытый конфликт, имея в распоряжении только слухи, было бы чересчур опрометчиво. Но кто предупрежден — тот вооружен. * * * Приказ об аресте Густава Бергмана пришел в тот же день, ближе к вечеру. А на следующий день состоялось заседание Трибунала. Лафонтен присутствовал на судебных разбирательствах не впервые и не впервые наблюдал за поведением и судей, и обвиняемого. Сейчас он быстро составил для себя представление о происходящем. Бергман невиновен, вне всяких сомнений, хотя уже не верит в справедливость суда и защищается только из принципа. Дюссо на обвинении настаивает твердо, хотя не очень ясно, верит ли сам в свою правоту или притворяется. Антонио Маретти недоволен, больше того, ждет возможности вмешаться в разбирательство. Это хорошо. Оставался Третий Трибун, Нураками. Его намерения понять, как всегда, невозможно, а поскольку позиции его коллег ясны, итог заседания будет зависеть как раз от его решения. Валера. У Верховного Координатора нет решающего голоса в Трибунале, он имеет право только опротестовать уже принятое решение. Но Валера наблюдает за ходом заседания с таким видом, будто уже знает, каким будет решение и заранее доволен. Вот мерзавец! — ...Итак, господин Бергман, вы продолжаете настаивать на своей невиновности? — Да. — Даже после предъявления последнего свидетельства? — Свидетельство сфабриковано. — А в самом деле, — вмешался Маретти. — Жак, вы же понимаете, что на это свидетельство завязано слишком много. А получено оно, минуя Службу безопасности, что лично мне не очень нравится. Лафонтен мысленно подобрался. Так, сейчас общее внимание переключится на него. — Что скажете вы, господин Лафонтен? — Я ничего не скажу. — Он шагнул вперед, выступая из тени. — Расследование этого дела шло, минуя нашу Службу, хотя никаких оснований для специального расследования я не вижу. — В таком случае, — произнес Маретти, — почему бы нам не поручить господину Лафонтену проверить показания этого вашего свидетеля, Жак? Это не займет много времени, а правду мы узнаем гораздо вернее. — Как скажете, Антонио, — пожал плечами Дюссо. — Отложим заседание на два дня. До проверки. — Полагаю, проверка будет проведена со всем тщанием, — проговорил Валера. — Разумеется, — сквозь зубы ответил Лафонтен. И быстро глянул на Маретти — тот хмурился и нервно постукивал пальцами по столу. Потом поймал взгляд Бергмана. Какая отчаянная надежда была в этом взгляде! — Со всем тщанием, — добавил он. * * * Двух дней на проверку свидетельства едва хватило. На что бы ни намекал Валера, у Лафонтена цель была вполне определенная. Он поставил на ноги всех свободных агентов, но, принимая донесения, недовольно откладывал их в сторону. Как верно заметил Бергман, доказательства можно найти чему угодно… Только к концу второго дня на его стол легло донесение, которого он ждал. Теперь ему было с чем выступить на суде. И пусть Валера лопнет от злости! Следовало, конечно, поставить Трибунал в известность о результатах поиска до начала заседания, но привлечь к проверке данных Службу безопасности тоже не мешало бы прежде, чем предъявлять обвинения. На третий день Трибунал собрался снова. Валера тоже присутствовал на заседании и заранее довольным не выглядел. А выглядел, наоборот, сумрачным и озабоченным. Как будто понимал, что не все идет по его плану. — Итак, господин Лафонтен, получено ли вами подтверждение заявления свидетеля? — произнес Дюссо. Стало тихо — на миг перед тем, как Лафонтен ответил: — Нет, не получено. — Как?! — гневно вскинулся Валера. — Вы не смогли проверить?.. — Мной получена другая информация, — продолжил Лафонтен. — Названный свидетель во время, о котором идет речь, находился в Бразилии. Срочная поездка по личному делу. Он физически не мог присутствовать при событиях, о которых дает показания. Отсюда следует: либо его нужно привлечь к суду за лжесвидетельство, либо выяснить, кто и с какой целью вынудил его на эту ложь. Валера потерял дар речи. Дюссо тоже молчал. Маретти же с довольной улыбкой откинулся на стуле: — Что я вам говорил, Жак? Это дело шито белыми нитками. Увольте своего информатора. — Есть и другие доказательства, — досадливо поморщился Дюссо. — Да будь их хоть вдвое больше! — хмыкнул Маретти. — Я против того, чтобы рассматривать дело, которое началось со сфабрикованной улики. Повисла напряженная тишина. Лафонтен глянул в сторону Нураками. Тот раздумывал, опустив глаза и глядя на свои сцепленные руки. Пауза затягивалась, и Дюссо нетерпеливо прочистил горло. Нураками поднял на него взгляд и ровно произнес: — Я согласен с господином Маретти. Лафонтен на секунду прикрыл глаза и незаметно перевел дыхание. Он выходил из зала заседаний с нехорошим осадком в душе. Да, все закончилось благополучно, но Бергмана все-таки спасла случайность. Не будь этой маленькой небрежности (оставленного без подтверждения свидетельства), стоять ему завтра утром под дулом пистолета. Что, черт возьми, происходит? Ликвидация потенциальных оппонентов? И кто будет следующим? — Господин Лафонтен. Он остановился и оглянулся. У выхода на лестничную клетку, глядя в его сторону, стоял Нураками. — Можно вас на пару слов? Лафонтен молча последовал за ним. Проходя через холл между этажами, Нураками остановился и повернулся. Глянул оценивающе. — Да, господин Нураками? — Вы очень смелый человек, господин Лафонтен. Очень смелый. Вы ведь даже не знаете, в какую ввязались интригу. — Это имеет значение? — Как знать, как знать... Но позвольте дать вам совет. Будьте осторожны. Вы перешли дорогу людям, которые очень хорошо умеют играть на любых страстях и слабостях, в том числе и на простой человеческой порядочности. Помните об этом. Он повернулся и пошел дальше. Лафонтену от этих предупреждений стало еще тоскливее. Да, Нураками его поддержал. На сей раз. Хотелось верить, что поддержал искренне. Страшно было сознавать, что, при всей осведомленности о делах в Ордене, он оказался неспособен заметить вовремя это безобразие. Так от кого же исходит главная опасность? От Валера? Если так, то устранить эту опасность несложно. Но если он — не более, чем подставная фигура? А ведь предстоял еще разговор с ним. Насчет себя самого Лафонтен иллюзий не питал; не поставив Трибунал заранее в известность о результатах своих изысканий, он серьезно нарушил правила орденской субординации. Покойный Альфред Берк за подобную демонстрацию независимости голову бы снял! Вот только не было бы подобной демонстрации при Альфреде Берке. Того, что стало для нее поводом, Берк бы не допустил. Но сейчас объяснения давать придется. И не Берку, которому можно и нужно было прямо говорить все в любой ситуации. А вот этому... * * * Валера потребовал его к себе в половине четвертого. С первых же слов стало ясно, что никакие объяснения Гроссмейстеру не нужны. А нужно ему было указать место чересчур самостоятельному подчиненному. Так, чтобы впредь думал, прежде чем это место забывать. Но чтобы указывать место кому-то, надо самому быть на своем. — ...у вас есть основания гордиться собой, — саркастически выговаривал Валера, откинувшись на высокую спинку кресла и прихлопывая по столу ладонью в такт словам. — Только не говорите, что просто делали свою работу! Я наслышан о вашем умении угадывать с полуслова, что именно от вас требуется. Странно, что именно сейчас вы проявили полнейшую непонятливость. Или это следует считать демонстративным неподчинением? Ну, что вы молчите?! Нелепо, до жути, до омерзения нелепо было и слышать исполненную праведного негодования речь, и просто видеть этого человека здесь, в этом кабинете, в этом кресле — как чернильную кляксу на странице строгих формул. Стереть эту кляксу было нечем, а значит, нужно было молчать. Он и молчал, глядя в стену позади кресла Верховного, сцепив за спиной руки и сдерживая себя до такой степени, что во рту стало солоно от прикушенной губы. Но на прямо заданный вопрос ответить нужно, хотя бы и сквозь зубы. — Угадывать с полуслова желания хозяина — обязанность лакея, месье Валера. — Не прикидывайтесь! — Валера, выпрямившись, гневно ударил по столу кулаком. — Это оказалось ниже вашего достоинства, вот в чем дело! Я не обязан отчитываться перед вами обо всех своих планах! Кем вы себя возомнили?! — он перевел дыхание и заговорил ровнее: — А впрочем, я знаю, откуда дует ветер. Всю эту дружную компанию давно следовало разогнать. Ну, Верчезе нам уже не опасен, а вот Маретти... Он слишком часто выставляет напоказ свое особое мнение. Это нетрудно исправить. Вы этим и займитесь. — Могу повторить еще раз, месье Валера, — тихо и по-прежнему глядя в стену произнес Лафонтен. — Вслепую выполнять любой приказ я не буду, называйте это как угодно. Если вы хотите толкнуть меня на заведомо грязное дело, потрудитесь объяснить, зачем это нужно. Я не солдат в строю, я шеф Службы безопасности. — В таком случае, — едко заметил Валера, — вас не затруднит подать рапорт об отставке? — Затруднит. Потому что прежде я подам в Трибунал другой рапорт и потребую объяснений, в чем состоит мое преступление, кому и зачем нужна моя отставка. Валера откинулся в кресле, сложил руки на круглом животе и некоторое время смотрел с интересом. Потом произнес: — Такая прямолинейность вам не к лицу, месье Лафонтен. Я ожидал от вас большего. Хватит пререканий! Через две недели, перед следующим заседанием Трибунала, вы представите мне результаты расследования. И на вашем месте я бы поостерегся выставлять напоказ свою независимость. Сколько поколений в вашей семье передаются традиции служения Ордену? Будет обидно, если эта славная традиция прервется на вас или вашем сыне. Единственном сыне, если я не ошибаюсь? Потрудись Валера получше узнать нрав человека, которого решил припугнуть привычным и испытанным способом, он никогда не сказал бы этих слов. Но он был слишком увлечен своим негодованием, чтобы почувствовать опасность. Лафонтен смотрел на него, слыша речь, но уже не воспринимая слов. Досада и путающее мысли раздражение исчезли, как не бывало. Пронзительно-яркий мир стремительно сузился, перекрестьем невидимого прицела сойдясь на невысокой полноватой фигуре. Грязная клякса на чистом листе бумаги. — Я вижу, на сей раз вы меня поняли очень хорошо. Идите... Надеюсь, больше вы меня не разочаруете. Лафонтен, не поклонившись, развернулся и вышел, с силой впечатав дверь в косяки. Он вернулся в свой кабинет, сел за стол, но почти сразу встал и начал нервно ходить туда-сюда. За годы его службы случалось всякое, и выслушивать в свой адрес приходилось не только похвалы. Берк в гневе мог выговорить так, что в ушах потом звенело, как от хорошей оплеухи. Но опускаться до оскорблений и, пуще того, угроз! Без сомнения, так же в свое время запугали Бергмана. Теперь же, когда Валера стал Главой Ордена и получил в свое распоряжение спецгруппу, связываться с ним намного опаснее. Но что делать? Ни в какой заговор с участием Маретти или Верчезе он не верил. Валера пытается убрать тех, кто способен ему помешать. А ему, Антуану де Лафонтену, предложено стать либо орудием и палачом, либо очередной жертвой. И если бы угроза была только ему самому... Внезапно зазвонил телефон. Лафонтен вздрогнул, нервно шагнул к столу и схватил трубку: — Да! — Мальчик мой, как освободишься, приезжай ко мне, — раздался в трубке спокойный голос Верчезе. — Есть разговор. Лафонтен медленно перевел дыхание и ответил: — Хорошо. Мне нужно съездить домой... Буду у вас в девять. Работы на сегодня было и впрямь достаточно. * * * Дома его ждал неприятный сюрприз. Армана не было, хотя обычно в будние дни он возвращался раньше. Ни записок, ни телефонных звонков. Персонал особняка только разводил руками — никто ничего не знал. Вот тогда Лафонтен почувствовал, как уходит из-под ног земля. Чего только он не передумал в тот вечер! Узнай Валера, сколько и каких именно способов покинуть бренный мир его ожидало, он предпочел бы застрелиться сразу… Перерасти из разряда пожеланий в план действий этим мыслям не дал телефонный звонок. Лафонтен бегом бросился к телефону и схватил трубку: — Да! — Отец? — послышался на другом конце голос Армана. — Извини, я не мог позвонить раньше. — Арман! — он с трудом перевел дыхание и заставил себя говорить спокойно. — Что случилось? Где ты? — В полицейском участке. — Что?! — Да нет, я ничего не натворил. Попал в аварию, пока разобрались, да еще показания давать пришлось... Но уже все, меня отпустили. — Так почему ты не приехал? — Машина... Без хорошего ремонта она никуда не поедет. — Черт! Ладно, жди там. Я за тобой приеду. Какой участок? ...Добравшись до полицейского участка, он увидел там сына — тот болтал с дежурным, присев на скамейку в углу невзрачного помещения. С Арманом все было в порядке. — Что за авария, Арман? — спросил Лафонтен, сев вместе с ним в машину и заводя двигатель. — Да по-дурацки вышло, — поморщился тот. — На перекрестке какой-то идиот выскочил на поворот не с той полосы. Я тормознул. Там еще две машины... А этот тип, представляешь, успел смыться — как сквозь землю провалился! Поймать бы его! — Ладно, — кивнул Лафонтен. — Обошлось, значит, обошлось. Сейчас я еще отлучусь по делу... Ты больше никуда сегодня не собираешься? — Нет, — пожал плечами Арман и покосился на отца. — А... точно все в порядке? Ты даже не спросил, сколько будет стоить ремонт. — Не дороже денег. Главное, ты цел. Расскажи поподробнее, что там и как получилось… * * * До дома Верчезе он добрался с опозданием в десять минут. В маленькой гостиной сидел еще один человек. Антонио Маретти. — Ты задержался, — заметил Верчезе из глубокого кресла возле камина. Кажется, в последнее время он вообще не вставал на ноги, либо сидел, либо лежал в постели. Ничего на это замечание не ответив, Лафонтен, сел в другое, ближнее к окну, кресло, достал портсигар и закурил: — Если я правильно понял, здесь намечается военный совет. — Можно и так сказать, — вздохнул Верчезе. — Антонио, что ты говорил о сегодняшнем заседании? — А я уже все сказал, — отозвался Маретти. — Дело, сфабрикованное от и до, Марко. Хорошо сфабрикованное. Нелепая случайность — непроверенное свидетельство. Иначе Бергману было бы не отвертеться. Если бы не смелость твоего воспитанника... — Смелость, — поморщился Верчезе. — Это самоубийство, а не смелость. Неужели нельзя было разыграть это иначе? Лафонтен не успел ничего сказать — за него снова ответил Маретти: — Не тот случай, Марко. Сам знаешь, иногда приходится играть в открытую. А то, что было сегодня... Это... я не знаю, это просто катастрофа! Для Ордена, для всех нас. — А прямо сейчас — для тебя, — проницательно заметил Верчезе. — Ты ведь не уверен, что не станешь следующей их целью? Антуан, мы решили, что новое расследование поручат тебе. Во избежание. — Уже поручили, — отозвался Лафонтен, подперев голову рукой и прикрыв глаза. — Следующая мишень — вы, месье Маретти... А я веду расследование. — И ты согласился? — спросил Верчезе. — Валера думает, что согласился. — А ты сам? Или он нашел, чем тебя зацепить? — Было бы странно, если бы не нашел, — произнес Лафонтен, аккуратно стряхивая пепел с сигареты. — Вызвал меня к себе и отчитал, как мальчишку. Потом велел заняться сбором компромата на вас, а заодно напомнил... о семейных традициях служения Ордену. Ублюдок. Старики переглянулись. — Не посмеет? — поинтересовался Маретти. — Еще как посмеет, — зло хмыкнул Верчезе. — Уже посмел, — с горечью ответил Лафонтен. — Арман попал в аварию. Только что забирал его из полиции. Все обошлось, но это — предупреждение. — Черт, — скривил губы Верчезе. — Ты не думаешь, что тобой занялась спецгруппа? — Нет, не думаю. Лукас, конечно, та еще бестия, но за грязное дело просто так не возьмется. Копать под меня — пожалуйста, но покушения устраивать? — И просто случайность ты тоже исключаешь? Всякое бывает на дорогах. — Арман хорошо водит машину, я сам его учил. Но дело не в этом... Он рассказал мне, как все было. — И? — Альфреда Берка убили так же. Что же, спецгруппу подозревать в заговоре против Гроссмейстера? Повисла тяжелая тишина. — И что ты думаешь делать? — спросил наконец Верчезе. — Подчиниться? — Это не выход. Если Валера сломает меня сейчас, то сможет сделать это и снова… И он не остановится, пока не вываляет меня в грязи и крови с ног до головы. Для меня это конец всего. Единственный способ его остановить — найти на него самого что-нибудь такое, что заставит его притихнуть раз и навсегда. — И что это может быть? — У меня нет ничего конкретного. Валера замешан в финансовых аферах, про одну из них я узнал от Бергмана... Но это не то, даже если бы удалось найти доказательства! — И только финансовые аферы? — Нет. — Лафонтен достал и зажег вторую сигарету. — Я распутывал дело с убийством Берка, там есть кое-что, но данных пока мало. Я разберусь, конечно, но нужно время, а времени нет. И потом... Меня сейчас беспокоит кое-что другое. — Что же? — Почему я ничего не знал? Если это заговор... Ну, хоть что-то где-то должно было просочиться! Я же не первый день этими делами занимаюсь, черт возьми! Что я за шеф спецслужбы после этого?! — Вот оно что, — протянул Верчезе. — Думаю, тут ты на себя наговариваешь. Не было никакого масштабного заговора. Валера просто воспользовался неопределенной ситуацией, и ему нужно время, чтобы утвердиться в новом качестве. Он боится. И пытается убрать или запугать тех, кто способен ему помешать. Если ты найдешь способ справиться с ним сейчас — ты выиграешь. — Его поддерживает Дюссо. Я еще не выяснил, почему. — Дюссо не станет пачкаться дружбой с Отступником. И от Валера открестится сразу, едва на него появится убедительный компромат. Открестится тем быстрее, чем больше будет шансов самому оказаться во все это втянутым. — Возможно, вы правы, — пожал плечами Лафонтен. Помолчал, потом добавил с ноткой злого отчаяния: — Чушь все это. Компромат, разбирательства… Жизнь на пороховой бочке! Верчезе и Маретти снова обменялись взглядами. — А что не чушь? — прищурился Маретти. Лафонтен посмотрел на него и снова обратил взгляд в темноту за окном. На душе у него было так же темно и холодно. — Неужели вы не понимаете? Он не просто воспользовался неопределенной ситуацией. Он сам ее создал. Это он организовал убийство Берка, больше некому. — И договорил совсем тихо и окончательно: — Я раздавлю эту гадину. Верчезе не удивился. — И тем самым отрубишь голову гидре. Нет, мальчик мой, не с того надо начинать. Они замолчали. Верчезе раздумывал, знакомо постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Он же прервал тишину: — Антонио, будь любезен, достань мой блокнот. В тумбочке у кровати. И бумагу и карандаш захвати. Маретти кивнул, сходил в спальню и вернулся с пухлой записной книжкой в потертом переплете. Лафонтен знал эту книжку, видел ее не раз. Правда, записи были зашифрованы, но сам Верчезе их читал без всяких шифровальных таблиц. — Вот что я тебе скажу, — проговорил Верчезе, листая книжку. — Есть в Париже один умелец, по прозвищу «Гонщик». Большой спец по всякому автомобильному хулиганству. Его даже арестовывали пару раз, но доказать ничего не могли, все сходило за несчастные случаи. И случаев таких на его счету куда больше, чем два. Мне на днях про него рассказал один мой знакомец, полицейский детектив. Я сразу вспомнил, что ты мне говорил про обстоятельства покушения на Берка. Напрямую зацепиться не за что, но ты не полицейский и доказательства собираешь не для прокурора... Вот имя и адрес забегаловки, где он бывает. Лафонтен поднялся, взял листок, прочитал и спрятал в карман пиджака. — Это все? — Это немало. Отправляйся сейчас домой, успокойся и хорошенько отдохни. За серьезное дело нужно браться с ясной головой. И не отвлекайся на планы мести Валера. Сначала одно, потом другое. Да, завтра пришли мне с надежным человеком то, что сумел выяснить об убийстве Берка. Я в твои поиски лезть не буду, но гляну, нельзя ли проверить еще и по моим каналам. Договорились? На этом разговор закончился. Возвращаясь домой, Лафонтен припоминал события сегодняшнего дня. Маретти прав — нельзя было по-другому. И дело даже не в Бергмане... Дело в Валера. Рассказ Бергмана о несостоявшейся афере годичной давности был первым конкретным подтверждением того, что Лафонтен подозревал уже давно. Сам будучи наследником фамилии, с давних пор связанной с механизмами финансового обеспечения деятельности Ордена, об этой стороне дела он вспомнил сразу. Финансы Ордена контролирует Верховный Координатор, и интересы Валера в этой связи ясны до безобразия: деньги, снова деньги, очень и очень большие деньги. Среди Наблюдателей встречаются разные личности и далеко не только законопослушные граждане. Но в кресле Гроссмейстера мелкому аферисту делать нечего. Тем более, если этот аферист не гнушается шантажа и способен выполнить свою угрозу. Но если участие Валера в убийстве Берка подтвердится… Это уже не денежные махинации, за которые вышибут из Ордена и, если кто-нибудь удосужится заняться, подставят под уголовное преследование. Это — пуля в затылок, без вариантов и без шансов нанять адвоката. Настораживало то, как быстро угрозы Валера обрели действие. Конечно, вероятность, что Арман попал в аварию случайно, тоже была, но ничтожная в свете событий. Стремительность этой аварии означала, во-первых, что Валера ожидал проблем и готов их решать своим излюбленным способом. Во-вторых, проблемы эти решает не спецгруппа. И в-третьих, у Валера есть осведомитель в Службе безопасности. Что ж, пока этот осведомитель докладывает своему нанимателю, что все идет, как надо, и объект очередного разбирательства — действительно Антонио Маретти, активных действий со стороны Валера не будет. Это позволит выиграть время, нужное для настоящего расследования. Лафонтен решил больше не навещать Верчезе, не желая и на него навлечь беду... * * * Спустя восемь дней посыльный принес ему домой пакет с несколькими бумагами и парой фотографий. Сопоставив новые сведения с тем, что уже было собрано раньше, и с тем, что добавилось за последнюю неделю, Лафонтен понял, что головоломка почти сложилась. Не хватало только одной детали. Таинственного Гонщика его агенты отследили на второй день наблюдения. Тот оказался не слишком ловок в заметании следов… Хотя, возможно, это просто не его стиль. Да и зачем прятаться, если его преступления недоказуемы? Лафонтен отправился к любимому заведению Гонщика сам, без помощников. Сидя в машине, дождался, пока невзрачного вида человечек, известный ему по фотографиям, выйдет из бара и сядет в свою машину. Потом аккуратно последовал за ним. Старый серенький «Фиат» выглядел скромно, но видимость часто обманчива. За рулем этой машины сидел человек, которого подозревали в организации автокатастроф. Автомобиль мог быть переделан и усовершенствован. Улицы в этом районе были относительно тихими и плохо годились для слежки, но у Лафонтена цель была другая. Проводив свой объект до подходящего пустынного перекрестка, он резко прибавил скорость и, обгоняя серый «Фиат», повторил известный по рассказу Армана маневр. Возможно, не слишком изящно, но жестко и эффективно. «Фиат», увернувшийся от столкновения, выкинуло на тротуар и развернуло. Дожидаться водителя на дороге Лафонтен не стал, личную встречу с этим человеком он запланировал в другом месте... * * * ...Вывеска «Блюз-бара» не светилась, но дверь уже была открыта. Лафонтен махнул рукой охраннику — «ждите здесь». Толкнув массивную дверь, он спустился по короткой лестнице в зал. Подошел к стойке, за которой протирал стаканы щуплый парнишка. Парнишка поднял голову и удивленно глянул на неожиданного посетителя. Быстро оправился от растерянности: — Простите, месье, мы еще не принимаем посетителей. Лафонтен положил руку на стойку так, чтобы свет упал на перстень, и произнес: — Мне нужен Джозеф Доусон. Бармен мгновенно подобрался, кивнул: «Да, месье», — и исчез за служебной дверью. Оттуда послышались голоса — слишком тихо, чтобы разобрать слова, потом, откинув штору, в зал вышел Доусон. — Здравствуйте, Джозеф. — Добрый день. — Я получил ваше донесение. Мы можем поговорить без свидетелей? — Прошу, — кивнул Доусон, делая приглашающий жест в сторону дверей офиса. В офисе Лафонтен сел на диван у стены, дождался, пока Доусон сядет на стул за своим рабочим столом. При своих протезах и трости двигался он весьма проворно. — Вы очень своевременно прислали свое донесение, Джозеф. Но, учитывая прочие обстоятельства, оно представляется чересчур скупым. Расскажите-ка мне поподробнее об этом неудачном похищении. — Да рассказывать особо нечего, — вздохнул тот. — Я встретил Энн Линдси случайно, когда был по делам в Секоувере. От нее узнал, что она собралась лететь в Париж якобы по приглашению Дункана МакЛауда. — Якобы? — МакЛауда нет в Париже, я так ей и сказал. Она не поверила, сказала, что, возможно, я просто не все знаю. — И вы решили обратиться за помощью? — Да. Я позвонил Адаму. Остального толком не знаю. Через день Энн вернулась, рассказала мне малоправдоподобную историю о том, как ее не дал похитить один мой друг-Наблюдатель... Ну и все. — Вот как, — протянул Лафонтен. — Интересно, что этот «Адам» вообще стал помогать в таком деле. Но что там все-таки случилось? — Я не очень понял. — Не темните, Джозеф. Вы же расспросили его, что на самом деле произошло. Поймите, это происшествие не единственное подозрительное событие в последнее время. — Я понимаю, — тихо ответил Доусон. — Но поверьте, я действительно ничего не знаю. Адама я спрашивал, но он сказал только, что эти похитители не Наблюдатели, и еще — что это ему придется благодарить меня за своевременное предупреждение. И больше ничего не стал объяснять. — Так. — Лафонтен призадумался. — А говорите, что ничего не знаете. Кто еще из парижских Бессмертных, по вашему мнению, может оказаться втянутым в эту историю? — Это пока трудно сказать. Адам встречался с Кедвин, имел с ней долгий разговор. — Об этом разговоре я запрошу отчет сам. Что думаете вы?.. Бросьте, Джозеф, я не веду протокола! Выкладывайте, что у вас на уме. Или вы совсем не знаете своих приятелей-Бессмертных? Доусон некоторое время молчал, хмурясь и нервно теребя пальцами подбородок. Потом решительно вздохнул: — Я думаю, Адам не случайно отказался отвечать на мои расспросы. Он что-то знает, или подозревает... И это что-то касается Дункана МакЛауда. — И почему вы так решили? — Он согласился говорить со мной под обещание, что я не передам МакЛауду ни одного слова из этого разговора. Я не знаю, что именно у него на уме, но этот человек ничего не делает просто так. Его встреча с Кедвин так же не случайна. И я не сомневаюсь, что об исчезновении Грегора Пауэрса и четы Валикуров ему тоже известно. Вряд ли он надумал на фоне таких событий заводить романтические отношения. Скорее, Кедвин ему интересна, как союзница. Из всех, кто обитает сейчас в Париже, на роль таких союзников еще годятся Маркус Константин и Аманда — она только что приехала. Нелишне будет присмотреться к ним. — Очень хорошо, — кивнул Лафонтен. — Вот это я и ожидал от вас услышать. Считайте, что это дело у вас на личном контроле. Доусон недоверчиво усмехнулся: — Я ожидал, что вы прикажете мне держаться подальше от всех этих дел. — Для этого время еще будет. Пока что ваши дружеские отношения с парой-тройкой Бессмертных сыграют нам на руку. А вашему чувству меры, — он надавил голосом на последние два слова, — я привык доверять. Если появится что-то интересное, докладывать лично мне. За вашим приятелем Адамом Пирсоном следить, не спуская глаз, если он решил искать приключений, то эти приключения вокруг него и будут происходить. Ясно? — Так точно. Лафонтен неспешно поднялся. — Это все. До свидания, Джозеф. Доусон поднялся, проводил его в зал и остался у стойки. Лафонтен вышел на улицу, сел в машину. Приказал водителю: — Назад в штаб-квартиру. Потом достал телефон и набрал номер начальника спецгруппы: — Крис? Установите постоянное наблюдение за Бессмертными Митосом и Кедвин. Все встречи и разговоры с другими Бессмертными фиксировать тоже. Отдельный надзор за Джозефом Доусоном. Не за ним самим, а за тем, что будет происходить вокруг него. Деятельность его агентуры, появление новых людей, стороннюю слежку — фиксировать все. Докладывать лично мне.