Наследие

...Перечитав очередное донесение, он снял с телефона трубку. Привычного гудка не было. Сердце подпрыгнуло так, что на миг перебило дыхание... Он бросил трубку, с силой придавив ее к аппарату. Немного посидел, не двигаясь и унимая нервную дрожь. Потом вздохнул и выпрямился. Сердце билось неровно. Все знали, что неработающие телефоны раздражают Верховного, но считали это причудой, происходящей от чрезмерной педантичности. Однако раздражение — это все-таки мелочь, а такой вот приступ панического страха — уже совсем другой масштаб проблемы... Он еще раз коротко вздохнул — и протянул руку к кнопке вызова. Вошла Дана. — Да, месье Антуан? — Дана, мой телефон неисправен, или что-то со связью? Она подошла к столу, сняла трубку, послушала. Легко улыбнулась: — Телефон исправен. Было падение напряжения в сети, возможно, аппарат не сразу сработал. — Спасибо. Вы свободны. Она пошла было к двери, но остановилась и оглянулась: — Месье Антуан... — Да? — Я... могу поговорить с вами... о важном деле? Он посмотрел на нее, все еще не вполне вернувшись к реальности. Важное дело? — Насколько срочно это дело? — Не срочно. До вечера может подождать. — Хорошо. Поговорим за обедом. Она кивнула и молча вышла. Лафонтен поднялся из-за стола и подошел к приоткрытому окну. Достал сигарету. Щелкая зажигалкой, заметил, что руки дрожат. Телефоны… Одно мрачное воспоминание способно основательно портить жизнь, даже будучи загнанным на самое дно памяти. А представить, что их пять, десять, сто?.. Может быть, поэтому он никогда не завидовал Бессмертным? * * * ...Валера велел ему явиться в половине пятого вечера, и в четверть пятого он поднялся из-за своего стола. Остановился перед узким зеркалом в углу кабинета, поправляя галстук и манжеты. Он закончил расследование в срок. В кожаной папке лежали копии и выписки, оригиналы всех документов остались у него дома, в запертом сейфе. Подстраховаться следовало, от случайностей не гарантирован ни один, сколько угодно тщательно составленный план… По той же причине Арман был сейчас в Австралии. Отпросился отдохнуть после успешно сданных экзаменов и провести немного времени с Жаннет, которую твердо считал своей невестой. Разумеется, он решил, что удачно поймал отца в хорошем настроении и уговорил перенести на конец зимы поездку, запланированную на апрель. Знал бы, что происходит на самом деле, ни за что никуда бы не уехал. А идея начать знакомство с Гонщиком с провокации на дороге оказалась удачной. Ни деньги, ни угрозы оружием не произвели на этого типа такого впечатления, как обещание его самого похоронить под обломками разбитой машины. Что только не творится порой у людей в головах… Но он заговорил, и это было главным. Лафонтен не дал привязанному к стулу Гонщику разглядеть себя, оставаясь либо у него за спиной, либо в тени яркой лампы. Разговор записал на диктофон, поставленный на стол рядом с лампой. Получился разговор недолгим, но весьма содержательным. Предположение о том, что авария, в которую попал Арман, была только предупреждением, Лафонтен сделал верно. О том, что заказали ее раньше, чем состоялось скандальное заседание Трибунала, — тоже. Имени заказчика Гонщик не знал, но бывает достаточно и косвенных признаков. Гонщик, разумеется, остался жив. Хотя искушение всадить на прощание пулю ему между лопаток было очень велико… Но добраться до заказчика убийства важнее, чем свести счеты с исполнителем. Сейчас пришла очередь заказчика. Лафонтен взял со стола папку с бумагами, запер дверь кабинета. Все должно выглядеть спокойно и буднично, обычный прием, обычный отчет о проделанной работе… Секретарь Верховного, худенькая белокурая девушка, при его появлении подняла голову, но не улыбнулась. — Добрый день, Марси. — Здравствуйте, месье Лафонтен. Проходите, вас ждут. И снова уткнулась в разложенные на столе бумаги. «Вас ждут». Холодная, безликая фраза. «Месье Берк ждет вас» говорилось совсем иначе. Почти всегда — с улыбкой… Валера, восседавший в кресле за столом, походил на кота, разглядывающего запутавшуюся в силке птицу. — Итак, вы закончили работу, о которой я говорил в прошлый раз? — Да, месье Валера. — И вы готовы предъявить результат Трибуналу? — Разумеется. Но вы хотели сначала сами ознакомиться с результатом. Он извлек из своей папки первые два листа и положил их на стол. Валера придвинул бумаги к себе и с выражением снисходительного интереса на лице начал просматривать. Есть что-то невыразимо завораживающее в том, что человек, походя игравший чужими жизнями, продолжает важно надувать щеки, полагая себя хозяином ситуации и не догадываясь, что у него самого за спиной уже стоит смерть. Сценарий написан, декорации расставлены. Лафонтен смотрел на Валера, чувствуя легкую ломоту в висках. Будет непросто, он не делал ничего подобного с тех пор, как закончилась война. Слово дал себе, что никогда больше не воспользуется страшным умением. Но оказалось, что есть вещи и пострашнее... Валера вздохнул и потянул узел галстука, как будто желая его ослабить. Ему уже душно. Ничего, это только начало. — Что это? — неприязненно спросил Гроссмейстер, выпрямляясь, но не отрывая взгляда от прочитанных листов. — Это схема, — отозвался Лафонтен очень ровно. — Схема использования счетов Ордена в Северной Европе для сокрытия доходов от контрабанды золота. — Не помню, чтобы Маретти работал в Северной Европе. — Там работали вы, месье Валера. Тот зло скривился: — Вы что же — напугать меня этим хотите? — Я отчитываюсь о результатах расследования. — Только ровная, монотонная речь, только не сбиться с ритма и тембра… и следующий лист. — Вот это — схема, по которой вы работали с контрабандой и благодаря которой оставались вне подозрений при проверках. Извлекая очередную бумагу, он обошел стол и теперь оказался рядом с креслом Валера. Тот, за судорожным просматриванием записей, даже не заметил смены диспозиции. Лафонтен чувствовал его смятение — но не страх. Страха еще не было… — Это — подробное описание аварии с участием автомобиля «Мерседес-Бенц» темно-синего цвета, происшедшей шестого декабря прошлого года на углу авеню Домениль и де ла Вега. И еще одной, две недели назад, очень похожей, но обошедшейся без жертв. Описание со слов исполнителя, прошу заметить. — Ну и? — вскипел Валера, заметно побледневший, но все еще злой. — Это-то вы к чему приплели?! — Исполнитель. — На стол упал следующий лист. — Жосслен Модо, он же Чарльз Брайтон, он же Паоло Марчиалли, он же Хосе Браско, он же… и так далее, всего восемь имен. В Париже в полицейских сводках значится под прозвищем «Гонщик». Работает по найму, гонорары берет астрономические, но никогда не ошибается. Он был настолько разговорчив, что назвал заказчика обоих покушений. — Ну и что?! — взвился Валера. — Он что, имя заказчика знает? — Нет, разумеется, — спокойно отозвался Лафонтен. — Это — фотография заказчика, которую он опознал и выбрал из десятка других. Стало тихо. Валера судорожно сглотнул и снова потянул узел галстука. Он был заметно растерян и подавлен, но не сдавался: — Бред… Много ли стоит такое свидетельство? Вы что, опознание проводили по всем правилам? Сказать может кто угодно что угодно! — А вот это, — на стол легла еще одна бумага из папки, — имя и адрес некой женщины… и дни, когда вы ее посещали, за последние месяцы. Авеню Домениль, совсем рядом от места, где был убит Альфред Берк. Мне продолжать? Валера, бледный, без кровинки, медленно поднял на него взгляд: — Чего вы хотите? Ведь не денег же? — Разумеется. Я решил, что Ордену нужен новый Верховный Координатор. — Вы имеете в виду себя? — Вы поразительно догадливы. Да, я имею в виду себя. Валера перевел дыхание. Продолжая смотреть в лицо Лафонтену, медленно потянулся к телефону. Снял трубку. Вздрогнул, уронил ее на стол. Схватился за второй аппарат, дернулся к переключателю внутренней связи. Лафонтен наблюдал все это молча, не двигаясь и не делая попыток ему помешать. Что все устройства связи в кабинете сейчас мертвы, он знал и без щелкания переключателями. И еще знал, чувствовал, что потерял хватку. Прежде, чтобы сломать сопротивление жертвы, ему требовалось куда меньше усилий. А Валера метался, нервничал, но воли и сознания не упускал... — Вы не сможете позвать на помощь. Все кончено, месье Валера. Если хотите хотя бы немного облегчить свою участь — пишите Отречение. — Отречение? — вытаращил глаза Валера. — Мне?! Сдаться на милость этим... этим... Лафонтен покачал головой: — Вы не верите в то, чему клялись служить. Ну что ж, воля ваша. — А вы верите во всю эту ветхозаветную чепуху?! — Представьте себе, верю. — Вы сумасшедший! — Да. Странно, что вы это поняли только сейчас. — Но я... Произнося последние фразы, Валера передвинулся так, чтобы легко дотянуться до верхнего ящика стола. Лафонтен, угадав наперед движение, точным броском перехватил его руку с пистолетом. Обхватил поверх его ладони на рукояти; с усилием одолев умноженное отчаянием сопротивление, придавил Валера к креслу и упер дуло пистолета ему под подбородок. — Тихо! — Валера замер. — Дернетесь — я нажму на спуск. И заявлю, что вы это сделали сами. — Вы не посмеете, — еле ворочая языком, выдавил Валера. — Никто не поверит... — Не поверят. Но сделают вид, что поверили. Проверим? Удар сердца. Другой. Третий. Глаза в глаза. В упор. «Сдайся». Рука Валера дрогнула и ослабела. — Вы сделали ошибку, Валера. Очень большую ошибку. Вы заставили меня бояться. И за эту ошибку вы заплатите сполна. Я сдам вас Трибуналу. Дюссо не сможет спустить дело на тормозах, даже если захочет. Они все будут читать то, что только что читали вы. Будут удивляться. Задавать вопросы. Очень много вопросов, Валера. И о ваших финансовых аферах, и об угрозах вашим коллегам… «Сдайся. Уступи. Это легко...» — И о том, за что на самом деле вы убили Альфреда Берка. Может быть, даже найдут и расспросят эту женщину... и ей расскажут, какой подвиг вы ради нее сотворили. Валера оцепенел. Лафонтен аккуратно вынул из его руки пистолет. — А потом вас расстреляют. Показательно и торжественно. Вон там, на закрытом дворе. И они там тоже будут, все. Маретти, Нураками... Будут смотреть, как вы рыдаете и трясетесь от страха. А вы будете стоять на коленях и чувствовать затылком дуло пистолета… «Сдайся. Покорись, и все закончится!» Валера всхлипнул и обмяк. Глаза его остекленели, взгляд поплыл. И сразу будто рухнула невидимая преграда. Лафонтен выдохнул... ...Пол качнулся у него под ногами, пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть, но оно было — знакомое, хотя и забытое на многие годы ощущение, невероятный, ослепляющий восторг от полной и безграничной власти над другим существом... Он передохнул, собираясь с мыслями и с силами. Заговорил ровно и четко: — Слушайте меня, Валера. Вам страшно. Очень страшно. Вы боитесь разбирательства и суда. Но мертвых не судят. Вы должны остаться в кабинете. Откажитесь принять результаты расследования, потребуйте предъявить доказательства. Как только останетесь один, отключите телефоны и заприте дверь. Ключ из замка не убирайте. Стук в дверь — знак, что за вами пришли. Не давайтесь им в руки. Это ваша цель. Запомните: тройной стук в дверь. По этому сигналу вы возьмете пистолет, приставите к виску и выстрелите. Он снова перевел дыхание. Проверил обойму в пистолете, положил его на прежнее место в ящик стола. Собрал со стола бумаги, кроме двух первых, и убрал в папку. Обошел стол, чтобы стоять перед ним, а не рядом с креслом. Валера безвольным тюком обвис в кресле, мысли в его глазах не было. — Я считаю до трех. На счет «три» вы придете в себя. Раз. Два. Три. Валера резко вздрогнул, моргнул и выпрямился. Уставился на лежащие перед ним исписанные листы. Тут же оттолкнул листы и вознегодовал: — Это вы называете результатами расследования?! А доказательства? Где доказательства, я спрашиваю? — Доказательства есть. Я могу предъявить их сейчас же. — Так предъявите! Лафонтен спокойно забрал последние бумаги, развернулся и пошел к двери. Намеренно задержался на пороге, чтобы в приемной было слышно недовольный возглас: — Я не собираюсь ждать вас до ночи. Полчаса, и ни минуты больше! — Да, месье Валера. Лафонтен притворил дверь, посмотрел на секретаря. Та сочувственно покивала: — Он сегодня весь день не в духе. — Да уж. Наверно, и здесь было слышно, как ругался? — Нет, слава Богу. Эта дверь достаточно плотная. Не переживайте, он почти всегда такой. Это прозвучало, как попытка утешить, про себя заметил Лафонтен. Улыбнулся в ответ: — Я не переживаю. Всякое случается. Я вернусь через полчаса, Марси. Хорошо, что она заговорила. За разговором не услышала, как щелкнул замок. Вот и все. Надо было еще успеть позаботиться, чтобы телефоны снова работали. Отключены они должны быть со стороны кабинета... * * * ...В офисе Службы безопасности очень кстати оказалось пусто. Опытных сыщиков обмануть сложнее, чем девчонку-секретаршу. И тем более сложно объяснить, почему их шеф после разговора с Гроссмейстером вымотан так, будто ворочал тяжелые бревна. Лафонтен захлопнул дверь кабинета, повернул ключ в замке. Бросил на стол папку, ушел в дальний угол, где стоял маленький диван, и повалился на жесткие подушки. Потянул узел галстука, расстегнул воротник рубашки... Он был почти в обмороке. В голове шумело, перед глазами плыли радужные круги, тело будто налилось свинцом — не пошевелиться… Подобного не бывало прежде никогда. И больше не будет точно. Потому что больше такого напряжения его мозг просто не выдержит. В молодости, отказываясь от работы на военную разведку, он заявил, что способности свои утратил, очевидно, вследствие постоянного нервного перенапряжения. Это было равно правдой и ложью. Правда состояла в том, что приказать человеку умереть не только требует немалого усилия, это еще и тяжелая эмоциональная травма. Конечно, если самому оставаться человеком, а не бесчувственной машиной для убийств. Ложь — в том, что дар внушения покинул его самопроизвольно. Нет, он сам приказал себе забыть о жестоком умении, которое давало невероятное ощущение силы и власти, но взамен медленно, но верно убивало душу. Забыть и не упоминать больше даже в мыслях, в надежде, что дар действительно уйдет. Теперь ложь окончательно стала правдой. Это не значит, что он больше не способен убить. И способен, и убьет, если потребуется. Но вот так — уже никогда. ...Усталость усталостью, а собраться было нужно. Если он не появится в приемной Верховного вовремя, это вызовет подозрения… Подняться на ноги он смог, спустя минут десять. Перебрался к столу, достал из нижнего шкафчика бутылку коньяка и стакан. Налил, выпил залпом. Отдышался. Убрал из папки опасные бумаги, положил на их место пару листов с обычными рабочими сводками. Еще посидел немного, собираясь с мыслями, и решительно поднялся. В конце концов, постучать в дверь тоже кто-то должен. * * * Стучать в дверь Лафонтену не пришлось. Когда он добрался до приемной Верховного Координатора, там был парнишка — помощник архивариуса, пришедший с пухлой папкой для писем. Марси стояла у двери кабинета и прислушивалась. — Добрый вечер, — произнес Лафонтен, входя в приемную. — Марси, в чем дело? Что-то не так? — Я не знаю, — растерянно оглянулась она. — Марк пришел в начале шестого, как обычно, а дверь вдруг оказалась закрыта. Шеф никуда не уходил и не приказывал не беспокоить, зачем ему понадобилось запираться? — А внутренняя связь? — Отключена. И телефоны тоже… — Она подергала ручку двери. Повысила голос: — Месье Валера! Вы слышите меня? Что случилось? И требовательно постучала в дверь. Трижды. Ответа не было. А потом за дверью раздался выстрел. * * * Он погасил сигарету и вернулся к столу. Недавнее волнение улеглось, оставив после себя усталость и глухую подавленность. Время все расставляет по своим местам. Тогда, двадцать шесть лет назад, Орден переживал нелегкий период. Слабость руководства, коммерческие интересы, которым не место в работе Наблюдателей, конфликты, несправедливые обвинения… Слишком много всего за короткое время. Громкий скандал с разоблачениями и без того непопулярных руководителей вызвал бы лишнее брожение в умах, а обвинения против Верховного Координатора неизбежно потянули бы за собой недоверие Трибуналу и склоки между региональными группами. Самоубийство Валера было лучшим выходом. Даже выяснись позже, что на самом деле произошло убийство, это не имело бы никакого значения — для конечного результата. А для убийцы? Устранение Валера было не целью, но частью многоходовой комбинации. Вероятность, что убийство раскроют сразу, тоже была, пусть и ничтожная. Лафонтен это в своих планах учитывал. При таком развитии событий его самого ожидало то, чем он давил на Валера — суд Трибунала и расстрел. Это стало бы полным поражением, но страха перед возмездием как таковым он не испытывал, ни сразу, ни тем более спустя время. Тогда что означают страхи и видения прошлого сейчас, двадцать шесть лет спустя? В сказочки о посмертном воздаянии он не верил ни прежде, ни теперь. Приговора высшего суда не дано заранее знать никому. Здесь же, на земле, провидение не благоволит и не наказывает, оно лишь возвращает каждому им же сотворенное. За многие годы Лафонтен привык доверять своей интуиции. Воспоминания не приходят просто так; значит, есть что-то, что связывает сегодняшние события с теми, давними, но не забытыми. Он никогда не прятался от последствий своих решений и поступков. Но именно сейчас на то, чтобы справиться с очередным «подарком» из прошлого, ему может просто не хватить времени. От этой мысли становилось холодно. Он окинул взглядом разложенные на столе бумаги, поморщился и нажал кнопку внутренней связи: — Дана, вызовите машину. Мы отправляемся обедать. * * * ...В ресторане все было таким же, как всегда. Невысокий потолок, мягко приглушенный свет, золотые и теплые тона в отделке интерьеров, любое время превращающие в солнечный день. Музыка, будто витающая в воздухе… Лафонтен снова поймал себя на попытке и здесь отыскать некие перемены — не первой и не второй с тех пор, как перемены вторглись в его жизнь. Но все оставалось по-прежнему. И это тоже было хорошо. Еще в зале этого ресторана имелось несколько уютных уголков, удобных, и когда хотелось побыть одному, и когда нужно было место для приватной беседы. И Дана бывала здесь довольно часто — когда возникала необходимость обсудить важные дела. Вот как сегодня. Лафонтен сам ел мало, в последние же дни его аппетит и вовсе оставлял желать лучшего; но это не мешало ему с удовольствием наблюдать за Даной. Важные дела не могли испортить ее аппетита, а достойный здорового мужчины обед никак не угрожал точеной фигуре. Непосредственность и полное отсутствие кокетства за столом придавали ей еще больше очарования... — Итак, вы хотели поговорить о важном деле, — произнес он, когда она добралась до десерта. — Да, — кивнула Дана и коротко нахмурилась. — Есть кое-что, о чем я хотела с вами посоветоваться. Мной заинтересовался Камилл Розье. — Ну и? — удивился Лафонтен. — Вряд ли я могу давать вам советы в выборе мужчин. — Дело не в этом. — Дана сделала глоток сока, отставила бокал и нетерпеливо поморщила нос. — Он мне не нужен и неинтересен. Но мне подумалось... Что, если на самом деле у него на уме не любовь? Лафонтен призадумался. Предположение имело смысл. Вскружить голову, чтобы выведать нечто нужное и важное… Идея была стара, как мир, но увы, не устарела. — Камилл Розье... И что вы предлагаете? Она пожала плечами: — Я могла бы сделать вид, что принимаю его ухаживания, и попытаться выяснить, чего он хочет на самом деле. То есть, конечно, он мог и по-настоящему увлечься, но почему именно сейчас? Вы сами учили меня не верить в совпадения. Он помолчал немного. — Не хочется подозревать в чем-то Камилла Розье... Но вы правы, такой всплеск интереса к вашей персоне едва ли случаен. А если так, то это опасно, Дана. С благими намерениями грязных игр не затевают, а Розье не настолько прост, чтобы легко выдать свои планы. — Ну, я тоже не вчера родилась, — снова потянулась за бокалом Дана. — Верно, но развязать язык можно любому человеку, и не прибегая к грубому насилию. А вы знаете очень много. — Он член Трибунала и знает, что ему будет за попытку развязать язык секретарю Верховного Координатора. — Да уж, за это будет... — не сдержал мрачной улыбки Лафонтен. — Но все-таки, будьте осторожны. И, если что-то пойдет не так, не геройствуйте. Эти сведения не стоят вашей жизни. — Хорошо. Я постараюсь. Сочтя вопрос решенным, Дана снова принялась за десерт. Лафонтен улыбнулся, глядя на нее, но почти сразу вновь задумался. Камилл Розье. Ему всего тридцать два года. Один из самых молодых Региональных Координаторов и самый молодой член сменного состава Трибунала. Талантливый, образованный, искренне преданный своему делу. До сих пор усомниться в его искренности поводов не возникало. Близкий друг Первого Трибуна Денниса Гранта. И этого человека подозревать в недобром умысле только потому, что он увлекся секретаршей Верховного? С каких пор интерес молодого мужчины к симпатичной девушке стал признаком готовящегося преступления? Нелепость!