Наследие

...— Значит, генератор — не миф, — задумчиво произнес Лафонтен, крутя в пальцах незажженную сигарету. — Увы, — со вздохом пожал плечами Джозеф Доусон. — А изобретатель оказался хитрым. Если бы мне сказали, что он сможет скрыться от Митоса! — Это, полагаю, вопрос времени, — заметил Верховный, пряча сигарету обратно в портсигар. — Кстати, он не предлагал вам поучаствовать в поисках? — Митос? Нет... даже наоборот. Сказал, что не даст эту информацию в руки Наблюдателям. А изобретателя уничтожит вместе с его изобретением. — Хм-м… Откуда же такая категоричность? — В последнее время мы дали слишком много оснований для недоверия. — Тут вы правы, — нехотя согласился Верховный. — Но мы, тем не менее, в стороне остаться не можем. Только наблюдать и делать выводы для такой ситуации маловато. Они сидели в аудитории Академии, где Доусон вел занятия с будущими Наблюдателями. Сейчас аудитория была пуста. Лафонтен никогда не показывался в Академии во время перерывов; сейчас до конца лекции оставалось менее четверти часа, и он счел, что разговор пора заканчивать. — Ну что ж... Инструкции остаются прежними — держите глаза открытыми, обо всех новостях сразу извещайте соответствующие службы либо меня лично. — Да, сэр, — кивнул Доусон, вставая с места. Возвращаться в штаб-квартиру Лафонтен не стал. Сев в машину, он велел шоферу ехать домой. Путь предстоял неблизкий, а в дороге всегда хорошо думалось. Итак, генератор — не выдумка. Даже если он действует не так, как планировал его создатель, он все-таки действует. Есть и жертвы... Предположение о том, что Грегор Пауэрс покончил с собой, не видя другого способа уйти от преследователей, оказалось верным. Что-то очень серьезное должно было с ним произойти, чтобы толкнуть на такую крайность. Ни с кем из Бессмертных, которым удалось выбраться из переделки живыми, подобного не происходило, но известно-то им все. В этом и состоит проблема, мысленно сказал он себе. Грант прав, если некто продвинулся в изучении свойств витано намного дальше, чем Орден, этим следовало воспользоваться. И это было бы возможно, знай об этом только Наблюдатели. Но увы, время упущено, и об опасном для себя изобретении узнали Бессмертные. Если Митос прямо сказал, что намерен уничтожить и изобретение, и изобретателя, значит, именно так он и намерен поступить, Старейший слов на ветер не бросает. И не в интересах Наблюдателей наводить его на мысли о том, что они сами хотят завладеть этой тайной. В их руках она для Бессмертных опаснее многократно, а Митос очень хорошо знает, как функционирует их организация и чего от нее можно ждать. Как часто бывало в последнее время, за размышлениями дорога до дома показалась недолгой. Дом. Привычная тишина и пустота старинного особняка навевали странное ощущение застывшего времени. Здесь все было так же, как и десять, и двадцать лет назад... Нет, резко одернул он себя. Только не расслабляться. Иначе недолго и себя почувствовать старинной фотографией в золоченой рамке. Переодевшись и отдав распоряжения насчет обеда и ужина, он ушел в рабочий кабинет. Ученые степени не валятся с неба исключительно ради прикрытия орденской карьеры. Вот сейчас на столе у него лежит законченная пару дней назад статья, которую перед публикацией неплохо бы еще раз перечитать и проверить. Уже начав читать, он улыбнулся: орденские исследователи и аналитики без малейшего зазрения совести пользовались архивами Наблюдателей как источником информации для своих работ. Напрямую ссылаться на такой источник нельзя, но быстро отыскать направление исследования, которое иначе пришлось бы нащупывать долго и муторно — возможно вполне. Руководство Ордена, которое само было не без греха, смотрело на все это снисходительно; да и почему бы не совместить приятное с полезным? Защитить, скажем, диссертацию, а заодно попортить жизнь Бессмертному (любителю политических шахмат, в очередной раз дорвавшемуся до власти), как бы ненароком рассекретив его схему действий? Доктор истории, месье Антуан де Лафонтен тоже не всегда раскрывал все источники материалов для своих работ. Эта статья, впрочем, была из разряда только «приятного», без прицела на «полезное»... Закончив перечитывать статью, он отодвинул стопку отпечатанных листов в сторону, с удовольствием откинулся в кресле и потянулся. Занятие любимым делом принесло душевный покой и ощущение ясности в мыслях. Он посмотрел в сторону настольной лампы — там стояла рамка для фотографии в виде закрытой книжки. Протянув руку, Лафонтен взял рамку, раскрыл ее и поставил на стол перед собой. Долго смотрел молча, улыбаясь собственным воспоминаниям... * * * ...Он впервые встретил ее в Австралии, где проходил курс лечения и реабилитации, предписанный Людовиком Роше. Увидел идущей по дорожке со стороны пляжа в обществе несимпатичного субъекта, на вид слишком потрепанного для тридцати с небольшим лет. Они ссорились... или, скорее, он выговаривал ей, а она с досадой отругивалась. — ...говорю тебе, Джастин, ты просто параноик! — Параноик?! Я плачу тебе за свою безопасность, а ты, вместо того, чтобы заниматься делом... Лафонтен про себя усмехнулся. Он сидел на скамейке на уютной площадке с видом на море, и перепалку ссорящейся парочки услышал издалека. Похоже, ладная темноволосая девушка в облегающей майке и шортах — охранница, а помятый субъект — ее наниматель. Он говорил на местном диалекте английского, в ее речи слышался едва заметный французский акцент. Забавно. — Да кому ты нужен, черт тебя побери?! — вскипела она. — Вбил себе в голову невесть что! — Какое твое дело? Ты еще на меня работаешь! — У меня сегодня выходной! Слышишь? Вы-ход-ной! По тому самому контракту, который ты подписывал! И я могу гулять где хочу и с кем хочу! А теперь отвали! Он раскрыл было рот, но заметил случайного зрителя, махнул рукой и, прошипев: «Позже поговорим», развернулся и пошел прочь. Девушка глянула на Лафонтена, пожала плечами и приподняла брови, как будто извиняясь — мол, что возьмешь с дурака. И легко зашагала назад к пляжу. Лафонтен не запомнил бы мимолетную встречу, останься она единственной. Но вышло иначе. Силы возвращались к нему медленно, никаких физических нагрузок он еще позволить себе не мог. Только разминка утром, и та в облегченной и укороченной версии. Все остальное заменяли долгие прогулки пешком, трость — более для тренировки рук, чем для опоры, и ежедневные посещения тира. Там, в тире, он увидел эту девушку снова. Стреляла она хорошо. Чувствовалось, что оружие ей привычно. И в движениях ее угадывалась грация тренированного бойца… Интересно, она действительно охраняет того помятого типа или это прикрытие? Положив пистолет и наушники, она направилась к выходу из зала. Лафонтен посторонился, пропуская ее, и заметил: — Вы хорошо стреляете. Она глянула на него удивленно, но без неприязни. Улыбнулась: — Спасибо. У нее были большие темные глаза и полные выразительные губы… Он тоже улыбнулся и прошел в зал. Он никогда не позволял себе отвлекаться на красивые позы — стрельба в цель требовала сосредоточенности. И мысли о девушке тут же отложил на потом. — Мишень, — приказал он, надевая наушники. Рукоять пистолета привычно легла в ладонь. За десятилетия регулярных занятий у него выработалась привычная схема тренировки — неподвижная цель, потом движущиеся мишени, потом стрельба на звук. Сейчас, отработав свою программу и оценив результаты, он только поморщился — плохо! Особенно в части «слепой» стрельбы. Реакция стала уже не та... Он положил оружие и наушники на столик и пошел к выходу. И только тогда увидел девушку, которая стояла в дверях, прислонившись плечом к косяку, и смотрела на него в полном изумлении и восторге. — Вот это результат! — выдохнула она. — Бывало и лучше, — хмыкнул он, вдруг припомнив, на что похоже тщеславие мальчишки, которым восторгается симпатичная девчонка. — А кто вы — отставной суперагент? — А почему обязательно отставной? Они вместе вышли на улицу. — А пожалуй, что и нет, — согласилась девушка, входя вместе с ним в тенистую аллею. Бросила профессионально-быстрый взгляд по сторонам. — Или, вернее, не агент. Агенты обычно охраняют себя сами. А вас оберегают сразу двое… Хотя с оружием в руках с вами сталкиваться я бы никому не посоветовала. — У вас наметанный глаз, — отозвался он. И мысленно отметил на потом — сделать выговор своим охранникам. Расслабились... — Еще бы! — она, спохватившись, остановилась и рассмеялась. — Ну вот, гуляем вместе, а ведь даже не знакомы, — и протянула руку: — Дана Ферье. Лафонтен пожал крепкую узкую ладошку и назвал себя. Дана чуть сдвинула брови и перешла на французский язык: — О... это известная фамилия. Только я прежде не думала, что у историков такая опасная профессия, чтобы даже охрана требовалась. — Один мой друг склонен относить меня к категории богатых параноиков, — усмехнулся он. — Иногда я с ним соглашаюсь. А чем вы занимаетесь? Тот человек, с которым я вас видел в парке — ваш работодатель? — Ну да, — поморщилась она. — Мне нужны были деньги, и я согласилась поработать на него. Но уже начинаю думать, что зря. — Такой несимпатичный тип? — Еще как... Никак запомнить не может, в чем разница между охранницей и наложницей. Постоянно приходится напоминать. Ну его... — Как пожелаете, — хмыкнул Лафонтен. Они пошли дальше. Дана пребывала в хорошем настроении, оно ей очень шло, и Лафонтен решил про себя, что это ее обычное состояние. О себе она говорила легко, не стесняясь и не приукрашивая — что рано осталась без родителей, пошла служить в полицию, повздорила с каким-то начальством, стала вольной охотницей за наградами... Она была беспечной и раскованной, но ни разу не сказала ни одного грубого или непристойного слова и ни разу не показалась заученно-вежливой. Удивительное ощущение искренности и чистоты исходило от нее, как глоток свежего воздуха в душной комнате. Лафонтен проводил Дану до той площадки, где впервые увидел ее с Джастином. — Я живу вон там, — показала она видневшийся в стороне корпус среднего уровня пансиона. Улыбнулась немного грустно. — Ну вот, мне пора возвращаться. Работа есть работа. Зато через три дня у меня снова выходной. — И чем вы думаете заняться? — Чем тут можно заняться? Пойду на пляж... До свидания, месье Лафонтен. Мне правда, очень приятно. Мы еще увидимся? — Конечно, — отозвался он. — Мы же, можно сказать, соседи... Моя вилла в четверти часа ходьбы отсюда. Вон там. Она заулыбалась и, кивнув на прощание, пошла по дорожке к пансиону. Лафонтен, глядя ей вслед, спросил, вроде бы ни к кому не обращаясь: — Вы все слышали? Из-за живой изгороди у изгиба дорожки неслышно выступил Дэниел. — Дана Ферье... Имя мне не знакомо. Не слишком ли охотно она выложила всю свою биографию? — Вот вы это и проверьте, — сказал Лафонтен. — И, между прочим, мою охрану она заметила сразу... Расслабились на курортном солнышке, обитатели дикого севера? Чтобы первый и последний раз. Понятно? — Что ж не понять, — сник Дэниел. — Будем стараться. — Ладно, поверю на сей раз. А теперь исчезните. Приметив движение впереди, на той дорожке, по которой ушла Дана, он пошел следом. Метрах в тридцати, у очередного изгиба аллеи, он услышал голоса. — ...Ты окончательно спятил, Джастин?! Я ходила в тир! Знакомо тебе это слово? Или ты предпочитаешь телохранителей, которые не умеют стрелять?! — Я видел, в какой ты ходила тир! Нашла себе клиента побогаче? Имей в виду, таким угодить бывает сложно... — Никогда. Не смей. Считать. Меня. Шлюхой. Ты понял?!! Ты меня нанял, а не купил, заруби себе это на носу! — Ладно, пошли, потом поговорим. — А ну убери руки, мать твою...! Молодой здоровый парень. Пусть пьянчужка и раздолбай, но молодой и здоровый. Лафонтен неслышно выступил из тени, удобнее перехватывая трость правой рукой. Левой поймал руку Джастина, правой с силой впечатал трость в его ботинок. Джастин взвыл. Дернулся назад, потерял равновесие и завалился спиной на ствол ближайшего дерева. — Эй, какого… ?! Не давая ему опомниться, Лафонтен сдавил и согнул его запястье так, что сустав почти затрещал, и упер набалдашник трости ему под горло: — Ты не слишком вежлив с дамой, приятель. Джастин еще раз попытался дернуться, но сразу притих, ошалело тараща глаза. Лафонтен разжал пальцы, и Джастин отскочил в сторону, морщась и потирая запястье. — Ладно, — пробурчал он. — Был бы ты помоложе... — Был бы я помоложе, — с откровенной усмешкой отозвался Лафонтен, — ты бы сейчас зубов не досчитался. Иди, проспись! Дурак был этот Джастин или нет, но понять, что связываться себе дороже, ума ему хватило. Он пробормотал что-то себе под нос и, развернувшись, пошел прочь. Лафонтен проводил взглядом горе-нанимателя, потом повернулся к Дане. Постарался незаметно перевести дыхание — сердце, кажется, из груди готово было выпрыгнуть, даже от такого пустячного усилия. Черт, совсем потерял форму! Дана смотрела на него во все глаза. — Не стоило. Я бы и сама справилась, — сказала она, неловко пожимая плечами. — Не сомневаюсь. Но бить морду работодателю — не лучший способ сохранить работу. — Да, наверно... но… Она совсем растерялась, даже покраснела. Покусала губу и сказала, глядя в сторону: — Извините... То есть спасибо... Просто... за меня никогда в жизни не вступался мужчина. Лафонтен, улыбнувшись, заметил: — Все когда-то бывает в первый раз, верно? Она вскинула на него недоверчивый взгляд, но, увидев его улыбку, тоже засмеялась. * * * Хотя работать, как прежде, он еще не был готов, текущие дела Ордена мимо него не проходили. Врачи наконец освободили его от постоянной опеки, и он стал уделять работе больше времени. Он в состоянии был контролировать текущие дела — финансы, общую политику, международные связи. А вот лезть в дела Трибунала ни времени, ни сил пока не было. Хотя итоги расследования, о котором Джек Шапиро информировал его кратко и уверенно, очень даже нуждались в проверке. Вроде расследование и шло своим чередом, но по мнению Лафонтена, оно просто топталось на месте. Ни одно из убийств Наблюдателей раскрыть не удалось, новых избежать — тоже. Да что там, даже закономерность хоть какую-то выявить не получалось... Осложняло дело то, что три месяца назад ушел в отставку его сын. Лафонтен получил одновременно и официальное постановление Трибунала, и письмо от Армана, где тот кратко объяснял причины своего решения. Все было вроде бы в порядке — да, произошел конфликт, такое бывает, кто-то оказывается в более выгодной позиции, кто-то должен уступить, пройдет немного времени и все образуется... Но именно сейчас уход Армана с поста Регионального Координатора лишил его источника неофициальной информации о происходящем в штаб-квартире. Настойчиво лезла на ум мысль, что именно на это и был рассчитан невесть с чего начавшийся скандал... Нужно было ехать в Париж. Он вернулся к обычному ритму работы еще прошлым летом и уже собирался отправиться домой, когда пришло известие о краже копии базы данных Бессмертным Каласом и угрозе распространения запретной информации. Он тут же решил ускорить отъезд, но озвучить свое решение не успел. Он очнулся тогда в реанимационной палате местной клиники, не помня, как туда попал, но чувствуя полнейшую беспомощность. Рецидив болезни, внезапный и тяжелый, зачеркнул результаты нескольких последних месяцев. Его лечащий врач, который получил его медицинское досье от Роше с соответствующими указаниями, предельно вежливо, но строго выговорил ему за столь небрежное отношение к собственному здоровью и запер в клинике без всякой связи с внешним миром. А на попытки объяснить, что его присутствие необходимо в другом месте, категорически ответил: «Присутствие на другом континенте сейчас для вас возможно только в том же качестве, что и здесь — в реанимации. Перелета в Европу ваше сердце не выдержит». На это возразить было нечего, и Лафонтен сдался. Проблему в Париже устранили без его участия, разбираться с утечкой информации не потребовалось. Он решил послушать совета врача и остаться в санатории еще на осень и зиму. В конце этой зимы и пришло известие об отставке Армана. Лафонтен тогда как раз покинул санаторий и перебрался на эту виллу. Здесь предполагалось пробыть до осени; однако, чем дальше, тем больше ему казалось, что ждать так долго незачем. Лечение продолжить можно и дома, а к штаб-квартире нужно перебраться поближе. Что-то слишком много стало возникать вопросов к работе Трибунала... С такими мыслями он разбирал свою почту через два дня после знакомства с Даной Ферье. Дело шло к обеду, когда, деликатно постучав в дверь, к нему заглянул Дэниел. — Да. — Я получил сведения об этой Дане Ферье, — сообщил секретарь, подходя к его столу. — Только что пришел ответ. — Очень хорошо, — произнес Верховный, поднимая голову. — Давайте. Дэниел положил перед ним несколько листов с отпечатанным текстом. Лафонтен быстро просмотрел первую страницу, потом спросил: — Вы уже познакомились с ней лично? — Ну... в общем, да, — согласился Дэниел. — Судя по всему, она та, за кого себя выдает. — А ваше собственное впечатление? Дэниел покусал губу, хмурясь, потом ответил: — Полная оторва. Лафонтен улыбнулся — это какое же знакомство нужно, чтобы составить подобный отзыв? Но от комментариев пока воздержался. «Полная оторва» явила себя на дорожке, ведущей к вилле, утром следующего дня. Одета она была менее пляжно, чем в прошлый раз: короткие шорты сменили светлые бриджи, обтягивающую майку — просторная блуза с рукавами по локоть. Дана шла неторопливо и с любопытством оглядывалась по сторонам. Лафонтен, только что вышедший на веранду к накрытому для завтрака столу, заметил ее издалека. Когда она подошла к крыльцу, вышел ей навстречу и остановился на верхней ступеньке. — Доброе утро. Она вскинула голову и улыбнулась: — Здравствуйте. Вот, решила поймать вас на слове — насчет виллы. Здесь красиво. — и спохватилась: — Извините, я не очень помешала? — Нет, — улыбнулся в ответ Лафонтен. — Даже наоборот, вы очень вовремя. Позавтракаете с нами? Она смущенно кивнула: — Не откажусь. Шустрая горничная принесла третий прибор. Едва она ушла, на веранде появился Дэниел. Дана, оглянувшись, удивленно уставилась на него: — Дэн?! Он заметно растерялся; Лафонтен, пряча усмешку, произнес: — Дана, позвольте представить — Дэниел Кери, мой секретарь. — Вот как? — переспросила она и нахмурилась. — Так я что же, провела ночь с вашим секретарем? Дэниел вспыхнул, теперь уж точно не зная, что сказать. — Я не очень люблю, когда со мной спят по приказу, — продолжила Дана. — Ну что вы, Дана, — остановил ее Лафонтен. — Какой приказ? Интересоваться моими новыми знакомствами — его служебная обязанность, а если он не устоял перед вашим очарованием... Можно ли его за это винить? Она посмотрела на Дэниела, потом снова на Лафонтена. И, не удержавшись, тихонько прыснула, потом рассмеялась. Поняв, что ничего страшного не произошло, Дэниел тоже заулыбался... * * * ...Потом она часто приходила. Быстро перезнакомилась с его охранниками, оценила бассейн и гимнастический зал. Но больше всего времени проводила все-таки с ним. Ходила на прогулки, каталась на яхте... На яхте и была сделана фотография, которая теперь стояла у него на столе. Спроси его кто-нибудь тогда — что он увидел в этой девушке, зачем приблизил ее к себе? — он вряд ли смог бы ответить. Это было одно из тех решений, которые приходят внезапно и будто ниоткуда, и остаются, даже если кажутся не слишком разумными. Лафонтен достал из ящика снимок из дома Камилла Розье. Положил две фотографии рядом. Действительно, сходства было очень много — яркое южное солнце, море, палуба яхты... На одной — девушка, только что выбравшись из воды, щурит глаза, заслоняя лицо от солнца рукой; на другой — стройный темноволосый мужчина... Один снимок стоял на рабочем столе, другой — на столике возле кровати. Оба хранят очень личные воспоминания. Как же осложнили дело эти внезапные откровения! Верховному Координатору позволено многое, но просто так установить слежку за Первым Трибуном он не может. Тем более что теперь он далеко не был уверен в том, как поведет себя Грант в таком конфликте. Из каких соображений Глава Трибунала решился на участие в безумном проекте? Даже если из благих, от обвинения в отступничестве и потери положения и власти в Ордене это его не спасет. Так зачем? Конечно, если считать, что они с Розье заодно, тогда понятна и история с ухаживанием за Даной — очень легко вписать это в общую картину, как попытку узнать побольше о Гроссмейстере. Нет, даже теорий строить на этот счет Лафонтену не хотелось. Невыносимо было думать, что его снова предали, и кто? — ученик, которого он сам поднял до нынешнего статуса. Должно быть другое объяснение. Нужно искать... * * * Дни шли, а объяснений не прибывало. Лафонтен внимательно следил за поведением Гранта и не видел решительно ничего, что позволило бы заподозрить того в двойной игре. Но статистика обращений к Центральной Базе упрямо твердила о другом. Он знал, что единственное может и должен сделать в таких обстоятельствах: созвать Трибунал, предъявить собранные данные и потребовать у Гранта объяснений в присутствии его коллег. Знал, но просто не мог заставить себя последовать правилам. Даже если всему найдется объяснение и оправдание, для Гранта это будет концом всего. Потому что разбирательство неизбежно вытащит наружу подробности его личной жизни, которые он очень тщательно скрывал, и ожидать, что после этого он останется на своем посту, увы, не приходилось. Но что еще можно сделать? Плюнуть на все правила и поговорить с Грантом лично, вне стен офиса? И что делать, если все подозрения подтвердятся? Дать Отступнику уйти будет нельзя, убить — а поднимется ли рука? Решение пришло две недели спустя — снова от Джозефа Доусона. Едва прочитав его очередное донесение, Лафонтен понял: вот она, долгожданная возможность проверить собственные догадки и предположения. Нападение на Мишель Уэбстер по чьей-то наводке. Обстоятельства любопытные: Митос, Кедвин и Мишель ездили отдыхать за город, к приятелю «Адама Пирсона». И там их нашел некий Бессмертный, пытавшийся нападать на Мишель еще в Париже. Личность этого горе-охотника Наблюдатели установили быстро, а вот как он оказался именно в этом месте и в это время… Привела его туда записка, найденная при нем вместе с фальшивым удостоверением, и оставалось узнать, от кого он мог эту записку получить. Этим информационные службы еще занимались, но Лафонтена интересовало сейчас другое. Он достал и развернул папку со статистикой запросов к Центральной Базе, которую делали по данным, сообщенным Марком Дюпре. Если сформулировать запрос аналогично, но с поправкой на даты и время новых событий… Через полчаса он уже раскладывал на столе только что отпечатанные листы с ровными столбцами цифр и символов. Искать пришлось долго... И снова все стрелки неумолимо сходились на Деннисе Гранте. На него указывало все — кроме обнаружившейся маленькой детали. Смена пароля. Грант сменил пароль, которым пользовался для доступа к Базе, за четыре часа до запроса, по которому Лафонтен определил его участие в этом деле. А за полчаса до того же запроса База зафиксировала попытку доступа с его же старым паролем. Конечно, ошибиться может каждый — по рассеянности или задумчивости. Но Грант был чертовски пунктуален, и такой беды, как рассеянность в обращении с секретной информацией, за ним не водилось. Лафонтен с облегчением вздохнул и откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза. Это не Грант. Возможно, кто-то из его ближайшего окружения, но не он сам. Ближайшего? Снова выпрямившись, Лафонтен включил внутреннюю связь: — Дана, разыщите начальника спецгруппы. Если он здесь, пусть зайдет ко мне немедленно. Если нет — найдите по телефону. Крис Бэйкер пришел лично. — Садитесь, Крис. Как продвигается ваша работа? — Со времени последнего отчета ничего интересного, месье Лафонтен. Тишина и покой. — Вы не находите это подозрительным? — Разумеется, нахожу. Мы уже ждем сюрпризов. — Так... Ну что ж, тогда новый приказ. Я должен знать все о делах Камилла Розье. — Розье? Региональный Координатор? — Не беспокойтесь, основания для подозрений достаточно веские. Начните с его связей... особенно возможностей контактов с Джеком Шапиро. Бэйкер медленно покачал головой: — Если он поддерживает отношения с Шапиро, оставаясь для нас невидимым... он настоящий ас. — Поддерживать отношения можно по-разному, в том числе и без личных встреч, не мне вам это объяснять. Проверьте его переписку и телефонные переговоры. — Телефоны Шапиро уже прослушиваются. Результата пока нет. — Значит, продолжайте искать. Шапиро хитер и знает, что в любой сложной ситуации будет первым подозреваемым. Начните с Розье, он вряд ли ждет к себе внимания и может сделать ошибку. Бэйкер молча обдумал услышанное. Потом спросил: — Скажите, месье Лафонтен, на чем основаны ваши подозрения? Может быть, нам воспользоваться еще чем-то, вновь обнаруженным? — Увы, нет, — ответил Верховный. — Остальное на уровне догадок, причем таких, о которых лучше не рассуждать вслух даже нам с вами. Во всяком случае, пока ваши поиски не дадут результат. — Хорошо, — кивнул Бэйкер и встал. — Я могу идти? — Да, конечно. И еще... Лафонтен внимательно посмотрел на выжидательно замершего Бэйкера и сказал прохладно: — Ваша прошлая ошибка стоила нам очень серьезной потери. Если вы допустите промах сейчас, это дело будет в вашей карьере последним. — Я понимаю, — отозвался Бэйкер. — Я не допущу ошибки. — Прекрасно. Идите. Дверь за Бэйкером захлопнулась. Лафонтен поднялся с места и подошел к окну. Достал портсигар, но закурить не успел — дверь снова стукнула. Он оглянулся. На пороге стояла Дана. — Я подставила его? — тихо спросила она. — О чем вы? Она пересекла кабинет и остановилась прямо перед ним. — Я подставила его, верно? Камилла Розье? Вот так поворот. Она-то откуда это взяла?.. — Но так нельзя! — она чуть не плакала. — Он обошелся со мной нехорошо, но это еще не повод... — Дана, — прервал ее Лафонтен. Шагнул к ней и, мягко коснувшись ее подбородка, заставил поднять голову. — Что вы такое себе придумали? Она замерла. — Я видела запрос, который вы давали в информационную службу. И еще раньше, разные мелочи… А сейчас у вас был Бэйкер! И я... — И вы решили, что Розье под колпаком из-за неудачного романа с вами? Вы в самом деле считаете меня способным на такую низость? Она несколько мгновений смотрела на него, распахнув глаза, потом тихонько вздохнула и натянуто улыбнулась: — Простите... Я растерялась, и мне показалось... — Это вам только показалось. — Но он же… на самом деле под колпаком? — Да. Но не потому, что дурно обошелся с вами. Она поспешно отодвинулась на шаг и отвернулась, смахивая слезы. Ну вот что ей взбрело в голову и что с этим делать? — Дана, я не могу объяснить вам всего сейчас. Но со временем вы все узнаете и все поймете. Она кивнула. Сказала тихонько: — Извините… — и пошла к двери. Он посмотрел ей вслед, вздохнул и, снова повернувшись к окну, достал сигарету. Все-таки в Дане он не ошибся... * * * ...Он мог наблюдать за ней часами — как она плещется в море, или играет в волейбол, или валяется на песке, перелистывая журнал и жуя яблоко. Просто смотреть, зная, что, нарезвившись, она придет к нему — как случалось теперь каждый раз, когда они проводили время отдыха вместе. А такое бывало во все ее выходные. Ей нравилось разговаривать с ним, нравилось слушать его. Она любила рассказы об истории городов и мест, где побывала сама, о политических интригах и анекдоты из жизни исторических знаменитостей, благо и того, и другого, и третьего Лафонтен знал предостаточно. И, видимо, ей доставляло удовольствие просто быть рядом. Как и ему. Даже если просто смотреть на нее издалека и думать о своем. Какими бы радужными ни были письма Джека Шапиро, Лафонтен им уже не верил и на душе у него было неспокойно. После того, как в срочную командировку в Париж отбыл Двигз Уинстон, Региональный Координатор Австралии, он окончательно лишился покоя. Отъезд Уинстона был срочным и секретным, настолько, что сам Лафонтен узнал об этом случайно и после времени. Он попытался связаться с Шапиро, но ничего не вышло, Первый Трибун не отвечал ни на звонки, ни на письма. Тут сомнений не осталось совсем — в Париже неладно, и выяснить, в чем дело, нужно как можно скорее. В то утро Дэниел пришел с докладом в обычное время, но бледный и хмурый, будто после бессонной ночи. — Известия из Парижа, месье Антуан, — сказал он. — Да, я слушаю. Что за чертовщина там творится? — Расследование убийств Наблюдателей закончилось не так радужно, как писал Шапиро, — сказал Дэниел. — Убийца добрался до штаб-квартиры Ордена. — Что? — медленно выпрямился Верховный. — Как — до штаб-квартиры?! И что? Секретарь мрачно вздохнул. — Убиты двое из троих Трибунов и пятеро Региональных Координаторов. Восточная Европа, Северо-Восточная Азия, Африка, Южная Америка, Австралия. Плюс охрана... Всего двенадцать человек. А этот ублюдок скрылся. — Боже! — Лафонтен встряхнул головой, надеясь отогнать жуткое наваждение. — Но каким образом? — Здесь все, — тихо сказал Дэниел, кладя на стол тонкую папку. — Сведения не самые полные, но правдивые. Не так уж легко было их получить. — И в чем была проблема? — Секретность и чрезвычайное положение. Шапиро не хотел, чтобы лишние подробности вышли наружу. — Значит, чрезвычайное положение, — Лафонтен придвинул к себе бумаги. — Я... прочитаю сам. Вы свободны. Дэниел ушел. Оставшись один, Лафонтен вздохнул, собираясь с мыслями, и начал читать донесение. Он ожидал беды, но действительность далеко превзошла ожидания. Расследование убийств Наблюдателей действительно шло, в этом Шапиро не лгал. Но вот в каком направлении… Позиция Трибунала, озвученная Шапиро, состояла в том, что Наблюдатели, погибшие за три последних года, стали жертвами Бессмертных, которым стало известно об их существовании и деятельности. А известно все это стало потому, что как раз три года назад один из них нарушил свою клятву, рассказав о Стражах Бессмертному, за которым должен был только наблюдать. Джозеф Доусон. Доусон… Это имя было на слуху у многих именно тогда, три года назад, когда шло расследование «подвигов» Джеймса Хортона. Лафонтен быстро пролистал бумаги в папке. Краткая выписка из досье Доусона была приложена к сообщению вместе с копиями решения о его аресте и протокола заседания Трибунала. Итак, Доусон пошел на прямой контакт со своим назначением. Более того, завязал с ним дружеские отношения, снабжал информацией, которая давала Дункану МакЛауду преимущества в Игре, и, в довершение всего, не включал в свои отчеты сведения, которые дали бы возможность эту его деятельность выявить. Разумеется, в секрете все это оставалось недолго, и за самим Доусоном установили тщательное наблюдение. За три года материала набралось очень много, и Шапиро наконец-то принял решение начать судебное разбирательство. Но какое все это имеет отношение к восьми десяткам убийств Наблюдателей, происшедших на разных континентах? Если предполагается, что от МакЛауда сведения о Стражах пошли дальше, через его знакомых Бессмертных — где свидетельства? Отслеженные связи, пересланные сообщения, замеченные перемены в поведении? Ни одного упоминания! Наблюдатели гибли один за другим, а в жизни их подопечных ничего не менялось. И были эти подопечные очень разными, в том числе совершенно мирными обитателями монастырей и университетских библиотек. Так на основании чего вообще сделан вывод, что убийца — или убийцы — Бессмертные? Все это нуждалось в проверке, которой прямо сейчас провести было нельзя, и Лафонтен отложил эту часть протокола, чтобы изучить отдельно позже. И вернулся к событиям недавним. В разбирательство по делу Доусона неожиданно вмешался Дункан МакЛауд, фактически подтвердив своим появлением в штаб-квартире все пункты обвинения. Доусон потребовал собрать присяжных… Трибунал согласился при условии, что предложивший эту идею МакЛауд разделит судьбу своего друга-Наблюдателя. МакЛауд, как ни удивительно, согласился. Но это была игра краплеными картами, уже потому, что присяжных выбирал сам Шапиро. И приглашать тех, от кого мог ожидать несогласия со своим мнением, он просто не стал. Доусона ожидаемо приговорили к смерти, МакЛауд, тоже ожидаемо, сбежал… Интересно, почему сбежал один. Что произошло во время казни Доусона, никто не видел, но во дворе особняка нашли одиннадцать трупов. Всех, кто там был, кроме самого Доусона. А у кованой ограды, от которой двор просматривался, как на ладони — около трех десятков гильз. Лафонтен отодвинул бумаги и достал сигарету. Он знал, разумеется, кто прислал ему эти сведения. Увы, этот информатор не всесилен, фотографий с места трагедии ему добыть не удалось. Единственный снимок, приложенный к отчету — тот самый двор особняка, снятый с места, где нашли гильзы. Чтобы попасть с этого места во двор, нужно было обойти все здание. Это слишком долго и рискованно. Нападавший сумел выяснить, где находится штаб-квартира, пробраться туда незамеченным, снять охрану у ворот… Но он никого не искал и не спасал. Он шел убивать, и исчез, как только сделал свое дело. Пять Региональных Координаторов. Пять! Уинстон, так и не вернувшийся в Австралию. Аргентинец Хесус Ортиз. Оба — давние друзья Джека Шапиро, жена Уинстона в дальнем родстве с Ширли Шапиро. Африканка Джома Кикайю. Была активной сторонницей Шапиро, поддерживала практически все его идеи и начинания. Надежда Ростова... Лафонтену вдруг явственно припомнился прием пять лет назад и молодая рыжеволосая женщина, порывистая и яркая, с капризными пухлыми губами и крошечной искоркой фанатичного огня в глазах. «Итак, мадемуазель Надежда Ростова». «Да, господин Верховный Координатор. Можно Надя — это хорошо звучит на вашем языке». «Как вам угодно. Признаться, впечатление личного знакомства с вами не идет в сравнение с чтением досье». «Мне говорили, что ваша любезность опаснее гнева». «Опаснее? Ну что вы... Наденька. Вы так искренни и невинны, что пожелать вам зла было бы святотатством. Хотя, полагаю, вас не слишком обрадует то, что я хочу сказать». «Что же?» «Я рассмотрел ваше заявление, но назначение ваше не поддержал». «Вот как? Но почему?» «По причине, о которой только что упомянул. Вы искренни и невинны... Слишком невинны, чтобы распоряжаться чьими-то судьбами, кроме своей собственной. Не огорчайтесь, вы молоды, талантливы, ваше назначение — только вопрос времени»... Она получила свое назначение всего за год до рокового вызова. Чун Ли, Координатор Северо-Восточной Азии, негласный лидер всей азиатской группы. Как он попал в число приглашенных, почему поддержал затеянное Шапиро дело? Ведь не был сторонником ни его лично, ни политики европейской группы вообще. Умный, образованный, прекрасный собеседник и очень сложный противник в любом споре… «Я отправляюсь обедать, господин Ли. Может быть, вы составите мне компанию - если европейская кухня не кажется вам недостойной внимания?» «Вы надеетесь таким образом повлиять на мое мнение, господин Лафонтен?» «Ни в коей мере. Просто надеюсь продолжить начатую вчера беседу. Вы доставили мне массу хлопот, господин Ли, но это не мешает мне искренне наслаждаться вашим обществом». «Умение льстить никогда не значилось среди ваших безусловно многочисленных талантов, господин Лафонтен. Поэтому в вашу искренность приходится верить...» И неизвестно еще, чем обернется эта последняя потеря, на фоне участившихся конфликтов с азиатской группой... Кто же этот таинственный убийца? Как он сумел добраться почти до сердца Ордена, чего от него можно ждать еще? Предположение, что это Дункан МакЛауд, Лафонтен отбросил сразу. Чтобы забрать Доусона, стрелять нужно было не из-за забора и не очередью из автомата. Но там, в Париже, этому верят! А пока они гоняются за химерой, смерть стоит у них за спиной — у каждого. Потому что, если убийца добрался до штаб-квартиры, он может добраться до кого угодно! Лафонтен снова пробежал взглядом текст сообщения. Задержался на именах погибших Трибунов. Чарльз Тэрвис и Эдмунд Шлегель. Тэрвис и Шлегель. Среди трупов не было не только осужденного Доусона, но и его главного судьи и обвинителя — Джека Шапиро. Почему? А может, и не было вовсе никакого убийцы-Бессмертного? Тогда что это — устранение конкурентов? Но конкурентом Шапиро можно было счесть разве что Ли. Остальные — друзья и союзники… Нет, не вяжется. Да, и чрезвычайное положение! С момента его объявления все властные полномочия должны перейти к Верховному Координатору, а его даже не поставили в известность о происходящем! И шеф Службы безопасности молчит, хотя знает, что при разбирательстве его голова полетит первой. — Месье Антуан? — На веранду тихо вышел Дэниел. — Какие будут распоряжения? — А какие могут быть распоряжения, — усмехнулся Лафонтен. — Это черт знает что такое… Подготовьте все к возвращению в Париж. — Известить Шапиро? — Ни в коем случае. Пока не узнаем на месте, что именно случилось, под подозрением все, кто остался жив. — И Жан Дюмар тоже? Его в Париже не было десять дней… — Но сейчас он в Париже. И молчит, хотя вот эти сведения я должен был получить от него, вместе с решением о чрезвычайном положении. Нужно подключать к делу спецгруппу. Бэйкеру отправьте сообщение, встречу нам пусть организует он. Дюмара взять под арест, как только мы прибудем в Париж, и сразу ко мне. Живым и способным отвечать на вопросы. Дэниел кивнул. * * * Тем же вечером, перед закатом, Лафонтен сидел на пляже, снова наблюдая за Даной — как она выходит из воды, путаясь ногами в пене прибоя и рукой откидывая со лба мокрые волосы. Пенорожденная... Она подошла и с удовольствием бухнулась на песок рядом с его шезлонгом. — Ах! Как хорошо. Люблю купаться по вечерам. — Вы как будто были здесь только вчера? — заметил он. — Разве у вас бывает два выходных подряд? — У меня больше нет выходных, — безмятежно откликнулась она, вытягиваясь и закрывая глаза. — Как и рабочих дней. Я уволилась. — В чем дело? — Да ну его... Свихнулся окончательно. Нарвался как-то на проблемы в казино и вообразил, что за ним охотится вся игорная мафия. Кого когда пара телохранителей от мафии спасала? Да еще и рукам воли дает слишком много. Ну и поругалась я с ним по-настоящему. Он меня ударил, то есть попытался ударить. А я не люблю, когда на меня замахиваются. Приложила его. Лбом в стену. Вы, конечно, были правы насчет битья морды работодателю... Ладно, как-нибудь обойдусь и без этого параноика. Она умолкла. Лафонтен некоторое время тоже молчал, потом сказал задумчиво: — Я думаю, что было бы, будь я помоложе лет на двадцать. Она, снова развеселившись, села и обняла руками колени. — О, я знаю, что бы было! — сказала с комичной серьезностью. — Вы бы увезли меня в Париж, устроили работать секретаршей в своем офисе, а потом сделали своей любовницей... А где же бедной невинной девушке устоять перед таким блеском? Он не улыбнулся в ответ, и она, разом отбросив игривый тон, придвинулась ближе: — Простите, я не хотела вас обидеть. — Вы меня не обидели. Тем более что ваша догадка не так уж далека от истины. — Тогда... Что-то случилось? — Да. Мне придется вернуться в Париж. — Как, уже?! — выпалила она и, смутившись, покраснела. — То есть, я хотела сказать... Вы же собирались пробыть здесь до осени! — Обстоятельства изменились. — Он вздохнул. — Дана, если серьезно... Что, если я предложу вам работу? — Работу? Мне? — удивилась она. — Но какую? Вряд ли я могу составить конкуренцию вашим телохранителям. — Верно. Хотя стреляете вы не хуже... Мне нужен секретарь. — А Дэн? — Он напьется до чертиков от радости, что ему наконец нашлась замена. Ему обещано повышение по службе. — Ну... Я работала при штабе... но недолго и не знаю, получится ли у меня сейчас. А где мне придется работать? При вас? — Почти. Скажите, Дана, вы умеете хранить тайны? — Шутите? — фыркнула она. — Охранник, не умеющий держать язык за зубами, теряет работу очень быстро. — За разглашение тайны, о которой говорю я, можно потерять голову. Буквально. Она слушала очень внимательно, не перебивая, и когда он замолчал, еще некоторое время молча смотрела на море. Потом спросила: — И вы хотите, чтобы я вступила в этот ваш... Орден? — Если вы хотите работать со мной, это обязательно. — И одной вашей рекомендации будет достаточно? Чин у вас, должно быть, не маленький. — Я — Гроссмейстер, — произнес он, поднимая руку так, чтобы Дана смогла разглядеть перстень. Она кивнула: — Я подумаю. Хорошо? — Я улетаю в Париж послезавтра, Дана. Если надумаете — приходите завтра утром на мою виллу. — Хорошо. — Она снова кивнула и улыбнулась. — Точно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь! * * * Она пришла утром, одетая в строгий светлый костюм и аккуратно причесанная. Лафонтен даже не сразу ее узнал — настолько разительной была перемена, не только в одежде, но и в выражении лица, и манере держаться. — Как я понимаю, вы решили принять мое предложение, — заметил он после приветствий. — Да, — кивнула она. — Конечно, если вы проявите немного снисходительности... Все-таки такая работа для меня не очень привычна, потребуется время. — Может быть, да, а может, нет, — мельком улыбнулся он. — Судя по тому, как легко вы сменили свой имидж... — Имидж — внешность, — покачала она головой. — Шелуха. Ее я могу менять каждый день. Сейчас речь о другом. Но я постараюсь. — Я уверен, что у вас получится, — кивнул он. — У меня есть срочная работа... Дэниел пока введет вас в курс дел. И да, вам лучше сразу перебраться сюда — чтобы завтра не тратить лишнее время на сборы. — Хорошо, — пожала она плечами. — Тогда я схожу, заберу свои вещи. — Мы сходим вместе, — предложил Дэниел. — По дороге и поговорим. Они ушли. Лафонтен вернулся к работе, еще раз про себя подивившись стремительному перевоплощению Даны из девчонки-сорвиголовы в строгую деловую даму. Нет, она очень даже не проста! Вечером ему не спалось — не давали успокоиться полученные известия и предстоящее завтра путешествие. Около полуночи он встал и вышел на веранду, немного освежиться и отвлечься от мрачных раздумий. И услышал голоса — совсем рядом, возле окон веранды. Дэниел и Дана. Лафонтен хотел вернуться в дом, но, уловив в какой-то фразе свое имя, не удержался — остановился на пороге и прислушался. — ...Он не похож ни на кого из тех, с кем мне приходилось работать раньше, — говорила Дана. — Может, расскажешь еще что-нибудь о нем? — Он сильный человек, — после короткой паузы отозвался Дэниел. — Очень сильный... и очень сильный лидер. Я знаю достаточно людей, которые пойдут за ним всюду. Буквально в огонь и в воду. — И ты? Извини, это просто догадка, но… Ты чем-то ему обязан? — Как тебе сказать... Моя мать рассказывала мне... Она ведь давно в Ордене, с молодости, и сейчас уже Региональный Координатор... Так вот, она говорила, что попала тогда, в самом начале, в одну неприятную историю. И встретила человека, который ей помог. Она считает, что эта встреча очень многое изменила в ее жизни. Хотя она никогда не называла его имени, я думаю, это был месье Антуан. — Если она хранила это в тайне… Может, он твой настоящий отец? — Было бы здорово, но увы. Хотя мой отец не сделал для меня и трети того, что он. Да, собственно, ничего не сделал, кроме того, что произвел меня на свет. Я даже фамилию матери взял, чтобы поменьше было напоминаний о нем. — Вот ведь! А я и не помню своего отца толком... А месье Антуан... как с ним работается? — Хорошо работается. Не пытайся его обманывать, это самое главное... Даже если вляпаешься во что-нибудь по глупости, лучше расскажи сразу. Будешь ему верна — поддержка и защита тебе обеспечены. Попытаешься обмануть или предать... Лучше и не пытаться. — По-моему, он очень внимательный и деликатный. — Верно. Он из тех, кто может убить, но не оскорбить и не унизить. Да, как говорят, ученики Торквемады все были такими... — Ученики кого? — рассмеялась Дана. — Торквемады. — Дэниел, похоже, улыбнулся в ответ. — Был у нас шеф Службы безопасности с таким прозвищем. Дальше Лафонтен слушать не стал. Тихо вернулся в дом и ушел в спальню. Он привык к своей популярности, но временами это восторженное поклонение начинало его тяготить... * * * ...Отвратительное чувство — знать, что рядом с тобой происходит нечто, очень неправильное и опасное, и знать в то же время, что ты не можешь исправить эту неправильность, и любое решение грозит обернуться трагедией. Лафонтен вернулся к столу, сел и взялся еще раз изучать последние сведения. Он не может ошибиться. Нельзя ошибаться! Потому что сейчас все много хуже, чем три года назад. Тогда у него было время, которого сейчас нет. И уже не будет. Никогда. Значит, в этот раз задача должна быть решена с первой попытки. Каким бы сложным это решение ни было…