Наследие

Смотреть на свое отражение ему не хотелось. Но, вопреки опасениям, ничего особенного зеркало не показало. Разве что тени у глаз стали глубже. — Не обманывайся внешностью, — сказал Роше, остановившись рядом. — Я сделал то, что ты хотел, но даром не дается ничто. Постарайся закончить дела поскорее. — Да уж, внешность, — горько усмехнулся Лафонтен. — Я давно не чувствовал себя так отвратительно. И аппетита нет. — Придется потерпеть... Дане я все инструкции дал. Как соберешься домой, позвони мне, я тебя встречу. И если почувствуешь себя хуже, не геройствуй — бросай все и вызывай меня. — Постараюсь не почувствовать себя хуже. Бросать все мне сейчас никак нельзя. До вечера, Луи. * * * Он покинул зал совещаний и поднялся к себе. Не спешил, чтобы не запыхаться по пути до второго этажа. Чем именно сумел поставить его на ноги Роше, он не спрашивал, ведь сам сказал — «делай что хочешь». Но то, что такой подъем на ноги обойдется дорого, было понятно и без деталей. Дыхание сбивалось. Выходя в холл второго этажа, он задержался, чтобы передохнуть, и украдкой оглянулся — не видит ли кто? Лестница была пуста. Он говорил Дане, что никто не должен знать правды о его состоянии, пока не будет раскрыт заговор. Теперь заговор раскрыт, организаторы его арестованы, и в конспирации нужды больше как будто и нет. Но что-то упорно мешало ему счесть свою победу полной и окончательной. И дело было даже не в Митосе — тут он на успех надеялся твердо. Чтобы добиться у Трибунала продления чрезвычайных полномочий и согласия на личные переговоры со Старейшим, потребовалось всего лишь немного красноречия и немного трагического пафоса. Сам же Митос слишком умен, чтобы пренебречь возможностью решить дело миром, даже если ради этого придется немного поступиться своей гордостью. Лафонтен остановился у окна в холле. Была у него давняя привычка — раздумывая, смотреть в окно. Джек Шапиро бросил в злом запале, в ответ на упоминание об упущенной победе: «Вы представления не имеете, насколько я близок к ней сейчас...» Можно счесть этот выпад бессильной попыткой огрызнуться, но что, если сгоряча Шапиро выдал существование какого-то еще плана, придуманного именно на случай провала? Ничего еще не закончено. Пусть Камилл Розье считал предводителем заговора Шапиро, но так ли оно на самом деле? Черт бы побрал все эти интриги! Лафонтен досадливо поморщился и, отвернувшись от окна, направился дальше, к своему кабинету. Дана уже ждала его с термометром и тонометром. Это было условие Роше — проверять свое состояние каждые час-полтора. Бесконечные осмотры и проверки никакой радости ему не доставляли, но он решил не спорить с этой предосторожностью... — Что теперь? — спросила Дана, убирая приборы. — Теперь? — задумчиво хмыкнул Верховный. — Теперь пора нанести визит — одному нашему старому другу. Очень старому. Дана оглянулась: — Митосу? После того, что он вытворял? — А что такого он вытворял? — удивился Лафонтен. — Я его вполне понимаю. — Но о чем с ним можно говорить? — Много о чем. Сейчас мы почти что в состоянии войны... Не мешает обсудить условия примирения. Дана недоверчиво покачала головой: — Он согласится на ваши условия? — Ну, не идиот же он, — хмыкнул Лафонтен. — Условия будут достаточно почетными для обеих сторон. — Не верится, что Трибунал даст на это согласие. — Уже дал. Они тоже не хотят войны, Дана. Мы же, в конце концов, не солдаты, мы ученые… Никто не захочет, чтобы опасность угрожала его близким. — Да, — вздохнула Дана. — Я пойду с вами. — Вы будете сопровождать меня по пути, Дана, — произнес Лафонтен. — Но говорить с ним я буду один. — Что? — вскинулась она. — Как — один? Без охраны? — Меня не нужно охранять от него. — Но он грозил убить вас! — Тогда он считал, что мы начали войну первыми. Сейчас у него для этого причин нет. Дана собралась было возразить, но он повелительно вскинул руку: — Довольно, Дана. Или вы обещаете слушаться меня, или останетесь здесь! — Но я не могу... — Или я немедленно вызову охрану и отправлю вас под арест до моего возвращения. Она наклонила голову и упрямо сжала губы. Помолчала немного. — Хорошо. Я сделаю все, как вы скажете. — Прекрасно. Тогда вызывайте машину и собирайтесь. Он проводил ее взглядом и, оставшись один, вздохнул. Обижать Дану он не хотел, но и срывов никаких допускать нельзя. А у нее из-за постоянного напряжения нервы все-таки сдают. Он надел пальто и вышел в кабинет. Записная книжка уже лежала в кармане пиджака, но сейчас ему пришло в голову захватить кое-что еще. Компакт-диск из папки, найденной в тайной лаборатории заговорщиков. * * * Машина остановилась у ограды дома Митоса. Пока охранник, выйдя, осматривал улицу и открывал дверцу, Дана умоляюще глянула на Лафонтена: — Месье Антуан, можно все-таки пойти с вами? — Ждите в машине, — ответил он и прибавил чуть мягче: — Успокойтесь, Дана, ничего со мной не случится. Потому что никто ведь не наделает глупостей, да? Она молча поджала губы. Нужно было пройти всего несколько метров по дорожке до крыльца, но, поднявшись по пологим ступеням, он с трудом перевел дыхание. — Я мог бы сказать, что рад вас видеть, но не вижу смысла кривить душой. В такой своеобразной форме поприветствовал его Митос, жестом приглашая в гостиную. Нужно было ответить что-нибудь соответствующее, но дыхания не хватило. Лгать с непроницаемым видом умеют все Бессмертные, даже самые честные и благородные, это их способ существования в мире людей. Если Митос таким приветствием дает понять, что в этом разговоре не намерен играть в игры, это очень даже неплохо. Взглянуть на жилище старейшего из Бессмертных было весьма интересно, но, вопреки ожиданиям, никакого специфического отпечатка настоящей личности хозяина обстановка гостиной не несла. На первом месте здесь были удобство и комфорт — пухлые кресла и диваны, плотные шторы, глушащее шаги покрытие на полу. И совершенная система кондиционирования, наличие которой выдавал воздух, прохладный и чистый, наверняка безотносительно погоде и времени года. О личности хозяина этого царства уюта наверняка много больше рассказал бы рабочий кабинет, но туда Митос гостя не пригласил. Придвинул к столу в гостиной два деревянных стула с высокими спинками и подлокотниками. Лафонтен сел на предложенный стул и немного расслабился. Дышать стало легче. — Выпьете что-нибудь? Кофе? Коньяк? Верховный ответил: — Благодарю, но мне не пойдет на пользу ничего крепче воды. Впрочем... Вы позволите? — добавил он, доставая портсигар. — Будь я вашим врачом, сказал бы «нет», — отозвался Митос, ставя на стол пепельницу. — Вот как? — Лафонтен закурил и положил зажигалку на стол, рядом с портсигаром. — Вы успели ознакомиться с моей историей болезни? Митос уселся напротив, откинулся на спинку стула, поставил локти на подлокотники. И сразу будто сам стал деталью обстановки своего жилища. Да... примерно так это и описывалось в рапортах. — В этом нет необходимости. Я, если помните, изучал медицину задолго до появления диагностических приборов... — Помню. Очень любезно с вашей стороны заботиться о моем здоровье. Особенно после вчерашнего инцидента. Митос улыбнулся, едва заметно, почти одними глазами. Наблюдать за ним вот так, в разговоре, было чистым удовольствием. Много интереснее, чем рассматривать сделанные исподтишка фотографии. Лафонтену приходилось иметь дело с Бессмертными и лично, но в своем настоящем качестве руководителя Ордена — до сих пор никогда. Отсутствие прикрытия тайной было ощущением новым. Он глянул на Митоса сквозь дым сигареты, щурясь и детально воспроизводя виденный на снимках жест. Прямо заявить: «Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь», для такой беседы было бы слишком неуклюже, а понять намек Старейший наверняка способен. Улыбка Митоса погасла. Значит, он понял. Прекрасно... — Итак, если обмен любезностями закончен, хотелось бы перейти к делу. Вы догадываетесь, зачем я здесь? Митос кивнул: — Думаю, вы хотите узнать, как мне удалось добраться до вашей базы данных. — Вы правильно думаете. Но лучше начать с начала... Он аккуратно стряхнул пепел с сигареты, на эти мгновения отведя взгляд от лица Митоса. — Поверьте, я сожалею о случившемся и понимаю, что виноваты во всем этом мы. Я сам, если угодно. Однако ваше покушение на целостность Ордена вывело это происшествие далеко за рамки частного конфликта. Свести все к собственному нежеланию обострять ситуацию я уже не могу. Для вас не будет открытием, что я не управляю Орденом полностью. Мое влияние велико, но это именно влияние, а не единоличная власть. Далеко не все мои коллеги были согласны с моим намерением встретиться с вами лично. Они полагали, что я теряю достоинство, идя на поклон к Бессмертному. Именно поэтому я не стал откладывать этот визит, чтобы не дать им опомниться и найти основательные возражения. Митос кивнул: — Понимаю логику ваших коллег. Хотя не вижу никакого урона вашей чести в попытке их же оградить от опасности. — Я тоже не вижу. Тем более что опасность все еще реальна. — Да. Хотя нужная информация попала мне в руки случайно, и я не думал использовать ее для шантажа. Я предполагал сообщить все это Доусону — в порядке дружеской услуги. Но ситуация изменилась. — То есть вы не собираетесь делиться своим открытием с нами? — уточнил Лафонтен. Митос развел руками: — Увы. Не хочу вводить вас в искушение. Лафонтен усмехнулся: — Да. Соблазн устранить опасность в вашем лице раз и навсегда был бы велик. Не буду изображать негодование, такой приказ мог бы отдать даже я сам. Поговорим о другом. — Есть и другое? — Есть. Он сделал паузу, оценивая реакцию собеседника. Реакции не было, Митос просто ждал продолжения. — О существовании так называемого генератора нам стало известно еще во время первой вашей стычки с его создателем. Позже Джозеф Доусон упомянул, что вы не хотите, чтобы Наблюдатели участвовали в поисках генератора, потому что не желаете допускать нас к такой информации. О, не беспокойтесь, это была частная беседа, без протокола! Так вот, с этим я вынужден был согласиться. Но, как и в вашем случае, ситуация изменилась. — Шапиро. — Голос Митоса сделался холодным и отчужденным. — А вам это известно? — Вчера он хотел с моей помощью заманить в ловушку Дункана МакЛауда — чтобы продолжить эксперимент. Я уверен, что изобретателя пресловутого генератора информацией о Бессмертных снабжал именно Шапиро. — И то, и другое верно. — Лафонтен достал из кармана пиджака коробку с компакт-диском. — Взгляните вот на это. — Одну минуту. Митос встал, вышел из комнаты и вернулся с ноутбуком. Поставил его на стол, поднял крышку, поставил диск в привод. На диске были электронные копии тех же страниц, что лежали в черной папке, это Верховный проверил первым делом. Поймет ли Митос, что видит сейчас? Митос листал электронные страницы, все более мрачнея и все более нервно давя на кнопку ноутбука. Досмотрев, он открыл привод, переложил диск в коробку и откинулся на спинку стула, движением более резким, чем делал это прежде. — Откуда это? Его нервозность без слов показала Лафонтену, что Митос прекрасно понял, что именно видел только что. — Судя по вашей реакции, мы все поняли правильно. — Лафонтен извлек из портсигара вторую сигарету. — Вокруг генератора творились темные дела, а сам изобретатель был обманут. К счастью, мы смогли докопаться до истины, и в том числе благодаря вашим подсказкам. — Моим подсказкам? — Ну да. — Он достал записную книжку и нашел нужную страницу. — Первый раз, когда вы сообщили о фальсификации Хроники Шарля Буто. На тот момент негласное расследование уже было начато, но информации катастрофически недоставало. А так мы смогли четко определить, кого и где мы ищем… Потом история с нападением на вашу юную подружку. — Ну да, мальчишка, похожий на итальянца, с фальшивыми документами. Помню. Митос уже взял себя в руки, его голос снова был ровным и спокойным. — Да, именно так. Юноша был родом из Марселя, там и инициировался полгода назад… В нашем случае он был проходной пешкой, но через него и его досье мы вышли на человека, с которым поддерживал связь Шапиро. Можно считать, что именно вы и указали нам путь к решению задачи. — Доусон передавал вам полезные сведения со ссылкой на источник? — Я не принимаю сведений без ссылки на источник. Да, я знаю, с чьей помощью нам удалось схватить за руку очередного Отступника. — Значит, есть еще одна теневая фигура, — хмыкнул Митос. — Я знаю этого человека? — Нет, не знаете. — Он из младшего поколения Наблюдателей? — Почему вы так решили? — Я уже отвечал на этот вопрос. Рассадник инфекции в Ордене — Академия. До тех пор, пока вы не разберетесь, откуда идет зараза, неприятные инциденты будут повторяться снова и снова. — Вы проводили собственное расследование? — Нет. Я дал себе труд подумать о некоторых событиях последних нескольких лет. Лафонтен стряхнул с сигареты пепел, не отводя взгляда от лица Митоса. — Принято считать, что наши беды начались с отступничества Хортона. Бессмертный пожал плечами: — Принято не значит верно. Да, Трибунал объявил Хортона Отступником и изгнал из Ордена. Но в чем состояли предъявленные ему обвинения? Клятвопреступление, злоупотребление властью? — Не только. — В этом списке не было главного — убийства! Вернее, убийств. Я уверен, что по Хортону настоящего расследования даже не проводили. — Откуда такая уверенность? — Если бы у Наблюдателей был на руках список его жертв, то сопоставить просто по карте первые из многочисленных убийств Наблюдателей со смертью Ирены Галати сумел бы самый тупой исследователь. Но никто ничего не сопоставлял, верно? Митос уже не сдерживал эмоций, но Лафонтен счел за лучшее придерживаться бесстрастного тона: — Верно. Я увидел ответы на все вопросы, едва начав читать материалы дела. Именно это стало основной причиной отставки Джека Шапиро. — Чего и следовало ожидать! — жестко сказал Митос. — Если Бессмертный убивает Наблюдателя, весь Орден готов встать на дыбы. Как же, наших бьют! А если Наблюдатель убивает Бессмертного, его осудят за нарушение присяги, но не за убийство. Вы не думаете, что именно здесь может быть корень ваших бед? Вы, ваши Академии, не учат будущих Наблюдателей видеть в Бессмертных людей. А эти люди, заметьте, имеют точно такое же право защищать свою жизнь от посягательств всяких Хортонов и Шапиро, как и любой обычный смертный. Просто делают они это не через суды и адвокатские конторы. Однако априорно полагается, что убийство Бессмертного как таковое даже и не преступление! Лафонтен сделал еще одну мысленную пометку: предстоящее заседание Трибунала точно не покажется скучным никому. Вслух же заметил: — Применительно к Шапиро я сказал «причиной отставки», а не «основанием для ареста». Но в остальном вы правы. Митос напряженно сузил глаза. Значит, не верит в излишнюю покладистость и ждет подвоха. Ну что ж... — Сказанное вами не прибавляет чести ни мне, ни моей организации. Но, увы, приходится согласиться с каждым словом... На самом деле, я ожидал чего-то подобного. — Я на старости лет становлюсь слишком предсказуемым, — усмехнулся Митос. — Или я на старости лет становлюсь слишком догадливым. С учетом всего здесь сказанного, я хочу предложить вам возможность повлиять на те самые нравы молодых Наблюдателей, о которых вы рассуждали с таким жаром. Старейший заметно удивился: — Повлиять на нравы? Каким же образом? Почитать лекции в вашей Академии? — Нет. Как я уже упоминал, мы нашли виновников недавних безобразий. В скором времени они должны предстать перед судом Трибунала. Имя одного из них вам неизвестно и таковым останется. Второй — Джек Шапиро. Его дело Трибунал будет разбирать в ближайшую пятницу. На этом заседании я предлагаю вам присутствовать. Митоса это предложение явно застало врасплох. Что ж, хорошо. Хотя Лафонтен не стремился ошеломить его или, Боже упаси, оскорбить. И, чтобы не оставлять места двусмысленностям, договорил: — Вашу безопасность я гарантирую на время вашего пребывания в штаб-квартире. Остальное будет зависеть от вас. Последовала короткая пауза. — Вы ведь понимаете, что я не могу выступать от имени всех Бессмертных. — Конфликт произошел с вами, а не со всеми Бессмертными. Поэтому говорите за себя. Этого будет достаточно. — Ваши коллеги вряд ли это одобрят... Что вам даст эта демонстрация? — Возможность исправить ошибку, в которую вы только что ткнули меня носом. Вы — потерпевшая сторона. Вы имеете право и высказать свое отношение к происшедшему, и поучаствовать в решении судьбы вашего обидчика. Никакого секрета мы в данном случае не разглашаем, вы и так все о нас знаете. Ну и… дабы убедить вас в искренности наших намерений… — Он ладонью хлопнул по коробке с диском. — Материалы исследований, фрагмент которых я вам показал, не попадут в наши архивы. Вернее, туда попадет самая безопасная их часть. Об остальном не будет знать никто. Митос задумался — теперь надолго. Потом, подняв глаза, медленно кивнул: — Туше. Очень хороший ход. — Мы друг друга поняли, — произнес Лафонтен, забирая коробку и вставая. — Вы принимаете мое предложение? — Этого я не говорил. — Митос тоже поднялся. — Но я обещаю подумать. — Отлично. Если надумаете — в пятницу, в десять утра. Мой секретарь вас встретит. Митос усмехнулся: — Помню. Решительная девушка. Признаться, меня удивило, что она позволила вам явиться сюда в одиночестве. — Дом под наблюдением. Пока я здесь, никто не сможет ни войти, ни выйти незамеченным. — Вы же не забудете снять колпак? — Не беспокойтесь, не забуду. Что ж, я доволен нашей беседой, куда больше, чем вчерашней. — Взаимно. Он спустился с крыльца, миновал дорожку, вышел за изгородь к ожидавшей машине. Дана сидела в салоне, хотя Лафонтен ожидал увидеть ее переминающейся с ноги на ногу на краю узенького тротуара. Он сел в машину и облегченно откинулся на спинку сиденья. Приказал: — В штаб-квартиру. Водитель кивнул, заводя двигатель. Дана осторожно тронула Лафонтена за рукав: — Месье Антуан, может быть, лучше вернуться домой? — Лучше, — отозвался он, закрывая глаза. — Но работа еще не закончена. Нельзя останавливаться на полпути. * * * Сгущались ранние сумерки, когда он отправил Дану отдыхать. Она сразу насторожилась: — А вы? — Закончу дела и тоже вернусь домой. Ничего со мной за полчаса не случится, не пугайтесь. Она посмотрела на него недоверчиво, но подчинилась. Оставшись один, Лафонтен плотно прикрыл дверь в приемную и вернулся в кабинет. Сел за стол. Дану он обманул. Вряд ли он отправится куда-то через полчаса. Хотя виски уже наливались знакомой тупой болью, несмотря на лекарства. Четырнадцать папок с личными делами агентов Ордена. Две Лафонтен отложил в сторону сразу. Люди, чьи имена значились на обложках, перед земным судом уже не предстанут. Еще одного тоже отложить, он в больнице в тяжелом состоянии, и неизвестно, выживет ли. Остальные здесь, под охраной. Верховный не допрашивал никого из них самолично, только слушал допросы, оставаясь в стороне и в тени. «Да что проку подсматривать за ними в замочную скважину?! Мы можем знать больше — знать все! — мы не должны проходить мимо такого шанса!» «Все равно рано или поздно кто-то до этого бы додумался. Чем находка этого психа хуже любой другой?» «Мне все равно, что это неправильно. Пока мне платят, я работаю...» «Все Уставы в конце концов стареют. Почему бы его не переписать?» «Все дело в том, что у нас ничего не получилось. Вот если бы мы оказались победителями...» Он резким движением оттолкнул от себя стопку папок и, откинувшись в кресле, прикрыл глаза. «Переписать Устав»! Сколько их было за долгую историю Ордена, этих наивных простачков, полагающих себя вестниками новых времен и перемен? Четырнадцать жизней. Если не прерванных, то поломанных. Устав Ордена не допускает исключений… А про хитрую комбинацию вокруг Мишель Уэбстер ни один из допрошенных заговорщиков ничего не сказал. Даже косвенного намека не нашлось, чтобы приписать эту инициативу кому-то из погибших агентов. Кто же тогда? Кто-то из руководителей? Розье или сам Шапиро? Которое предположение будет абсурдно достаточно, чтобы оказаться истиной?.. В дверь негромко постучали. — Да? Через порог, бесшумно прикрыв за собой дверь, переступил Дэниел. — Добрый вечер, месье Антуан. Я принес результаты обследования лаборатории. Вы хотели взглянуть. — Спасибо, Дэниел. Проходите, присаживайтесь. Он подождал, пока его бывший секретарь, а ныне сотрудник исследовательской группы Дэниел Кери подойдет и сядет напротив. После появления Даны Дэниел получил обещанное повышение. Теперь он работал в группе, которая занималась в том числе расследованиями странных и сомнительных историй, вроде изобретения генератора. — Вам придется побыть моим гидом, Дэниел. Я не физик, формулы читать не умею. — Конечно, месье Антуан. Меня за тем и прислали. Выслушав обстоятельный доклад об обследовании лаборатории, Лафонтен медленно кивнул: — Да, но все это только теория, Дэниел. — Конечно. Потому что никто этого генератора не видел и в действии не опробовал. То, что им удалось воспроизвести по украденным у изобретателя данным, было далеко от завершенного механизма. С трудом верится, что Крамер проводил свои эксперименты на столь примитивном уровне. — Вам бы хотелось узнать, на каком уровне были исследования настоящего изобретателя? — Я бы сказал, что теория любопытная, — пожал плечами Кери. — Но на практике... Не думаю, что такие эксперименты следует ставить. Возможно, еще просто не время. — А что думают ваши коллеги из группы? Дэниел невесело усмехнулся и покачал головой: — Все под впечатлением от идеи. Даже пари заключали на то, который из приборов окажется ближе к описанию… Правда, с одной теорией это определить сложно. — Вот как... Дэниел, у меня есть к вам еще один вопрос. — Все, что смогу, месье Антуан. Он достал из ящика черную папку. — Вот эти бумаги не хранились в лаборатории вместе с остальными записями и приборами. Вы можете сказать, имеют ли они отношение к… теме вашего исследования? Кери удивленно приподнял брови, но взял протянутую папку и начал перелистывать. Почти сразу легкое удивление на его лице сменилось изумлением и почти испугом. Долистав до конца, он с глубоким вздохом провел рукой по лбу и темным волосам: — Да, определенно, эти расчеты имеют отношение к нашей теме. Это та часть, которой не хватало, чтобы привязать теорию к практике. — А подробнее? — Вот здесь, — начал снова перелистывать записи Дэниел, — снова теория. Вернее, идеология. Вода и бред. Вот отсюда начинается собственно описание прибора. Только формулы, без детальных пояснений. — Но вы можете их понять? — Я магистр физики, месье Антуан... И потом, теоретическую основу мы с ребятами уже разобрали так и эдак в подробностях. Вот в этой части описана работа прибора, который фиксирует энергополя Бессмертных. Он может работать как просто датчик присутствия, а может и различать индивидуальные свойства полей. Последнее затрудняется тем, что параметры полей меняются после каждого приема витано… Эту часть опробовали и экспериментально подтвердили, она действенна. Вот отсюда описывается способ воспроизведения сигнала, подобного Зову. Тоже опробовано и подтверждено. А вот здесь — самая сложная часть, о способах воздействия на индивидуальные поля Бессмертных. Вот этот эксперимент и остался незаконченным... Лафонтен слушал внимательно, делая себе в блокноте пометки для памяти. И чем дальше, тем больше утверждался в мысли, что данное Митосу обещание скрыть опасную информацию от Ордена выполнять придется буквально. — Итак, вы считаете, что с помощью вот этих расчетов генератор можно воссоздать? — спросил Верховный, когда Кери умолк. — Можно. В части фиксации и распознавания витановых энергополей он будет работоспособен точно. И если бы его возможности ограничивались только этим… Он умолк и отвел взгляд. — Договаривайте, Дэниел. — Полевые агенты были бы просто в восторге, если бы появилась возможность определять Бессмертного сразу и безошибочно, но... — Но вас беспокоят не полевые агенты? — Свои меня беспокоят, — вздохнул Кери. — У всего есть оборотная сторона, вы мне всегда об этом напоминали. Но никто же, пока обсуждали, не задумался, чем обернуться могут такие эксперименты, никто! — По-моему, вы сгущаете краски, Дэниел, — произнес Верховный, протягивая руку за папкой. — Оригинальные научные теории всегда будоражат умы, но от теории до практики путь неблизкий. Кери вздрогнул и, передавая папку, непонимающе уставился на него. — То есть… вы не собираетесь передать эти бумаги нам? Лафонтен покачал головой: — Нет. И, больше того, я прошу вас забыть о том, что вы их видели. Я не требую, чтобы вы лгали или брали на себя ответственность, если возникнут проблемы, Дэниел. Просто молчите, пока не задают вопросов лично вам. Кери подумал немного, потом кивнул: — Да, кажется, я понял. Но, не знаю, что вы задумали, месье Антуан... — Вы мне не доверяете? — Я полностью вам доверяю. Но… сохранить такую тайну очень сложно, если возможно вообще. Пожалуйста, будьте осторожны. — Я буду очень осторожен. Еще раз благодарю вас, Дэниел. Кери встал: — Честь имею. Дверь за ним захлопнулась, и Лафонтен, почувствовав, что даже короткий разговор отнял у него немало сил, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Несколько раз глубоко вздохнул. Объяснения Дэниела подтвердили его мнение о генераторе: распространения этого знания допустить нельзя. Он слишком хорошо помнил, что такое война. Особенно когда она оказывается прямо у порога твоего дома. Но решить — одно, а выполнить такое намерение... Дэниел ведь и в другом был прав — остановить распространение информации очень сложно. Можно сжечь бумаги, стереть данные из компьютера, уничтожить внешние носители, но слово, однажды сказанное, сделать несказанным уже нельзя. Где-то, как-то, тайное все равно станет явным… А охотников воспользоваться этим знанием найдется предостаточно. Как там сказал Митос — Академии не учат будущих Наблюдателей видеть в Бессмертных людей? Тоже ведь правда — забывают, на каждом шагу забывают, что «объект изучения» не только как-то там функционирует, но еще и думает, и чувствует, и очень не любит чужого внимания к своей жизни. И вдруг соблазн — просто на блюдечке предлагают способ влезть и в жизнь, и в душу! Кто-то обрадуется по наивности, кто-то — вполне осознанно. И если среди этих радующихся окажется новый Джеймс Хортон… Лафонтен выпрямился, окинул взглядом разложенный на столе «пасьянс» из папок, задержался на черной кожаной. Только запретами барьера на пути такого знания не поставить. Нужна работа, оценка настроений, прощупывание возможных связей… А все это требует сил и времени, которых у него нет. Хотя… Настроения выплескиваются разом, а связи становятся видны и понятны в моменты обострений скрытых конфликтов. Возможно, он преувеличивает опасность, и никаких баталий вокруг открытия профессора Крамера не будет. Но если все-таки..? Всемогущество Верховного Координатора — миф, в который верят разве что студенты Академии и рядовые агенты. Даже чрезвычайные полномочия — не карт-бланш. Сдавая их, он должен будет отчитаться за все, сделанное в их рамках. И ему очень хорошо известно, какие решения Устав запрещает принимать единолично, даже во время кризиса. Слова присяги, произнесенной двадцать шесть лет назад, он помнил наизусть до сих пор. «...Что бы ни случилось, помнить, что я только человек, и никогда не смогу видеть больше, чем доступно человеку...» Такая же фраза присутствовала в текстах присяги всех Высших Стражей. Это вопрос не только чести и морали, это принцип выживания организации. Сколько политических режимов и империй пережила эта организация? Слишком много, чтобы можно было придумать повод для пересмотра ее базовых принципов. Лафонтен придвинул к себе две папки, лежавшие в стороне. С предводителей заговоров всегда был особый спрос. Камилл Розье уже попробовал на своей шкуре, что это значит. Но, быть может, он и найдет убедительное объяснение своей глупости, и Трибунал не станет применять к нему крайних мер. А Джек Шапиро... вот у кого нет шансов кого-то в чем-то убедить. Он ведь уже побывал под судом Трибунала. Жизнь ему тогда сохранили, но и только... * * * ...— Все это прекрасно, но Устав есть Устав. И фактически одобрить его нарушение... — Господа, не будьте наивными! Бессмертные и Наблюдатели никогда не существовали в полной изоляции. Тому есть достаточно доказательств, было бы только желание внимательно изучать Хроники. А на этот раз равновесие нарушили мы сами! — Да, но... Лафонтен слушал разгоревшийся спор, следя не столько за разбросом мнений, сколько за настроением собравшихся. Права решающего голоса у него здесь не было; чрезвычайные полномочия, предписывающие Верховному Координатору вести заседание, он сложил с себя на вчерашнем собрании Региональных Координаторов, после того, как был окончательно утвержден новый состав Трибунала, постоянный и, отдельным решением, сменный. Но право совещательного голоса у него осталось. Правда, высказываться он не спешил. Вел заседание Деннис Грант. Недавний кандидат на место Третьего Трибуна, волею обстоятельств он оказался сразу в кресле Первого. И, следовало отдать должное, чувствовал себя там весьма уверенно. Они сидели за длинным полукруглым столом. Десять человек — трое и семеро: постоянный состав Трибунала и сменные заседатели. Они совещались третий час, но к единому мнению так и не пришли. От прежнего Трибунала им досталось дело Джозефа Доусона, от последних событий в Ордене — дело Джека Шапиро. И так получилось, что разбор вроде бы разных случаев на деле обернулся противостоянием позиций Шапиро и Доусона. Вокруг этого никем открыто не названного противостояния и развернулись самые горячие споры. Как сделал про себя вывод Верховный, симпатии Трибунала были на стороне Доусона. — ...тем не менее, господин Шапиро предполагал, что тайна Ордена стала известна Бессмертным именно через Доусона. — Каким Бессмертным? — новый голос звучал откровенно насмешливо. — Охоту на Стражей организовал Джейкоб Галати, который ни с Доусоном, ни с МакЛаудом в контакты не вступал. Лафонтен глянул на говорившего. Камилл Розье, Региональный Координатор Западной Европы, самый молодой из присутствующих. — Господа, вы — Региональные Координаторы. Вам всем приходилось разбирать случаи похищений и убийств ваших агентов. Но в чем-нибудь хоть кто-то из вас заметил изменение в поведении ваших наблюдаемых? Какую-то активность, которая могла быть вызвана знанием о нас? Держу пари, что нет. — И что это, по-вашему, означает? — В первую очередь то, что никакого массового распространения сведений о нас среди Бессмертных не было. Обвинение, предъявленное Джозефу Доусону, безосновательно. Розье выдержал паузу, потом заговорил снова: — Вам не случалось задуматься, господа, на пороге какой катастрофы мы стояли все последние три года? Я задумался, и мне по сию пору страшно. Нас спасло только то, что Бессмертные — невозможные индивидуалисты. Джейкоб Галати, выслеживая наших агентов, легко мог вступать в контакт и с их назначениями. Воспользуйся он этой возможностью, и от нашей тайны действительно остались бы одни воспоминания. А чем мы были заняты в это время? Устраивали охоту на ведьм в своих рядах, да и то не очень умело — хватаясь за то, что очевидно лежало на поверхности. А началось все с «подвигов» господина Хортона, которых никто не удосужился нормально расследовать! Повисла неловкая тишина. Единственным человеком, которому можно было предъявить такие претензии, здесь и сейчас был Верховный Координатор. Лафонтен поднял взгляд: — Вы правы, господин Розье. И я сожалею, что не проконтролировал это дело сам... — Простите, господин Лафонтен, — сбавил тон Розье, — я несколько увлекся... Я не имел в виду лично вас. Но если уж мы начали разбирать это дело, нужно выяснить, с чего все началось. Господин Доусон, решив пойти на открытый контакт с МакЛаудом, далеко превысил рамки своих полномочий. Но я уверен, что его действия нужно расценивать как вынужденные и направленные на благо Ордена. — С каких пор дружеские отношения считаются вынужденным действием, господин Розье? — раздался голос с другого конца длинного стола. — Ведь речь именно об этом, а не о единичном случае вынужденного контакта. Если возвести такое поведение в правило... — Я не предлагаю ничего возводить в правило, — протестующе поднял руку Розье. — Я только хочу сказать, что исключительные случаи нужно рассматривать именно как исключительные, в контексте исключительных же обстоятельств. Мы с вами не студенты, и прекрасно знаем, что вмешательство в Игру в особых случаях допускается... — Но принимать такое решение можно на уровне никак не ниже Регионального Координатора и непременно ставить в известность Трибунал! — А я согласен с господином Розье. У Доусона не было времени согласовывать и получать разрешения. Но даже когда оно было... На него фактически свалили все промахи руководства Ордена за последние три года, так что его нежелание давать делу официальный ход вполне понятно. — Промахи руководства, говорите? Руководство могло ошибаться, но это еще не дает оснований просто игнорировать Трибунал и его решения!.. Страсти разгорелись с новой силой. Лафонтен задержал взгляд на Деннисе Гранте. Грант единственный из всех, кто до сих пор не принял активного участия в обсуждении. Словно в ответ на этот взгляд, Грант решительно выпрямился: — Господа, а не уклоняемся ли мы от темы? Прошу вспомнить, что инициатором дела Доусона выступал Джек Шапиро, который сейчас сам находится под судом. Имеет ли значение для вас этот факт? — Свидетельство не теряет силы, если свидетель сам не без греха. Вы же не станете утверждать, господин Грант, что отступничество Шапиро само по себе уже оправдывает Доусона? — Разумеется, нет. Но здесь прозвучало что-то о промахах руководства... — Шапиро — отдельный случай. Давайте придерживаться пунктов обвинения. Первое и главное: превышение полномочий в условиях чрезвычайной ситуации, которое едва не привело к конфликту с Бессмертными и раскрытию тайны Ордена — реальному, а не надуманному. Вдумайтесь, господа, это фактически повторение действий Хортона, но уже на уровне официального руководства Ордена, а не кучки отщепенцев! На фоне этого... А шансы Шапиро падают, думал Верховный. Основательно же успел Трибунал под его руководством растерять популярность! Общий гвалт снова перекрыл голос Гранта: — Разумеется, господа, по тем самым законам, которые клялся защищать, он заслуживает самого строгого наказания. Но! Напомню вам еще кое-что. Знаете, что творится в нижних эшелонах нашей организации? Иначе, чем всеобщей паникой, это не назовешь. Как по-вашему, пойдет ли нам на пользу, если мы с первого же заседания примем эстафету у наших предшественников, начав топить свои беды в крови? Разве этого от нас ждут? Лафонтен, про себя усмехнувшись, кивнул. Вот это было уже ближе к делу. И этот последний аргумент, скорее всего, перевесит все остальное. Политика... Политика перевесила. И единственным, кого это торжество целесообразности не порадовало, оказался Джек Шапиро. В начале процесса он заявил, что решение Трибунала ему безразлично, но на деле вышло иначе. — Джозеф Доусон, повторно рассмотрев предъявленные Вам ранее обвинения, Трибунал признает Ваши действия соответствующими обстоятельствам, а Вас — невиновным по всем пунктам. Трибунал объявляет Вас восстановленным в правах Наблюдателя и приносит Вам свои извинения, выражая также надежду на Вашу помощь в выяснении вопросов, возникших в ходе разбирательства. — Грант сделал небольшую паузу, потом продолжил: — Джек Шапиро, Трибунал рассмотрел все предъявленные Вам обвинения и признал их справедливыми. Однако, приняв во внимание тот факт, что ошибка Ваша была совершена без умысла, и считая постигшее лично Вас несчастье достаточной причиной для смягчения приговора, Трибунал предлагает Вам подать официальное прошение об отставке и удалиться от дел Ордена без урона Вашей чести. Грант отложил в сторону папку с вердиктом и поднял голову: — Ясно ли вам решение, господа? — Ясно, — ответил Доусон. — А вам, господин Шапиро? — Нет, — медленно покачал тот головой. — Вы восстановили в правах его? Отступника?! — Господин Шапиро! — Это не суд. Это пародия! Политический фарс! — Вы недовольны тем, что суд пощадил вас? — повысил голос Грант. — Я не просил пощады! — гневно выдохнул Шапиро. Оглянулся, ища взглядом Верховного Координатора. — А впрочем, чего от вас ожидать... Вы еще не понимаете, чем все это обернется... Но вы поймете! — Вы, видимо, это уже поняли? — негромко произнес Лафонтен. — Да, понял, — ядовито усмехнулся Шапиро. — Закона здесь больше нет... * * * Шапиро ошибался, напомнил себе Лафонтен. И в том, что приравнял милосердие к беззаконию. И в том, что счел решение Трибунала продиктованным Верховным Координатором. Не было такого, ни тогда, ни позже, ни разу за все годы работы Денниса Гранта. Работать с новым составом Трибунала было непросто с самого начала, уже потому, что выбирался состав этот практически стихийно, без соблюдения каких бы то ни было принципов преемственности. Посыпались эти принципы ко всем чертям после чистки рядов, устроенной руководству Ордена Джейкобом Галати. Нет худа без добра, столь серьезная встряска многим прибавила ясности в мыслях, но людям, взявшимся приводить в порядок дела в Ордене, еще предстояло и друг друга узнать и сработаться. А еще собрание Региональных Координаторов приняло предложение Гроссмейстера возродить старую традицию — избрание, дополнительно к постоянному, сменного состава Трибунала. Это был еще один способ ограничить возможный произвол стоящих у власти. Есть все-таки разница — диктовать свою волю двоим или десятерым… Но, добившись возрождения этой традиции, Верховный Координатор ограничил не только власть Первого Трибуна, но и свою собственную. Разумеется, на его личном авторитете это не сказалось никак. Но если этот авторитет пошатнется… Личное влияние — тоже ресурс, запас которого конечен и исчерпаем. Всерьез проверять запас этого ресурса у Лафонтена поводов еще не случалось. Он отодвинул досье Шапиро, посмотрел на папку с именем Камилла Розье. Снова припомнил фотографию Гранта, случайно найденную Даной в доме Розье. Он не должен был этого знать. Грант ни словом, ни взглядом не выдал их с Розье секрета. Если бы не сообразительность Даны! Лафонтен хорошо помнил, в каком смятении застал Первого Трибуна, когда тот обнаружил свое псевдо-участие в заговоре. Для смятения этого были бы все основания, будь Верховный сам уверен в том, что Грант — Отступник. Но даже в момент такой опасности мысль о том, что настоящим виновником происшествия может быть Розье, Гранту в голову не пришла. Опять припомнилось то, самое первое, заседание нового Трибунала и выражение, с которым Грант смотрел на Розье. Он ведь не слушал эмоциональную речь, а именно смотрел. Будь этот взгляд обращен на женщину, смысл его был бы истолкован сразу и безошибочно. Тогда же никто не обратил на это внимания. Но теперь, задним числом... Лафонтен тоже не заметил бы ничего особенного, если бы сам однажды не удостоился такого взгляда — давно, когда Деннис Грант, только окончив Академию, работал у него секретарем. Воспоминание было ярким, как вспышка: Грант, подавая бумаги для подписи, касается кончиками пальцев его руки и отстраняется не сразу. «Вы недовольны своим продвижением по службе, Деннис?» «Нет, отчего же». «Тогда что вам нужно?» «Вы». Лафонтен поднял тогда голову и посмотрел в лицо не в меру храброму парнишке. Тот даже не вздрогнул. Лишь щеки покрылись ярким румянцем. «Вы уверены, что я могу принять ваше предложение?» «Я уверен, что если вы скажете «нет», это будет просто «нет» и больше ничего». «Вы знаете мой принцип, Деннис. Вы мне симпатичны, но если вы ляжете в мою постель, работать со мной вы не будете. Вы уверены, что дело того стоит?» Лафонтен никогда не сомневался, что чувства его были вполне искренни, иначе не решился бы подойти к своему шефу с таким предложением. Но здравый смысл и природное честолюбие оказались сильнее, отказываться от любимого дела и карьеры ради постельной интриги Грант не захотел. А что связало его с Розье? И ведь крепко связало, раз позволил так просто себя обойти и подставить... Но Розье-то ввязался в заговор тому назад не три года, а всего два месяца. Когда возникла на горизонте тень сумасшедшего профессора и его изобретения. Лафонтен поднялся из-за стола, взял папку Крамера, ушел в свою комнату, развернул папку и вытряхнул ее содержимое в камин. Туда же бросил сломанный на четыре части диск. К черту! Он сел в кресло перед камином и достал сигарету. Просто курил и смотрел, как медленно, нехотя поддаются огню исписанные листы. Чем то, что он делает сейчас, отличается от сделанного Джеком Шапиро? С позиции принесенной им присяги — ничем. Но пути назад больше не было. Шанс, что все вот так просто и закончится, представлялся ничтожным. Значит, нужно подготовиться к продолжению. Он бросил в камин окурок и вернулся в кабинет. Сел к столу, положил перед собой чистый лист бумаги, взял ручку и ненадолго задумался, припоминая нужные формулировки. «Заявляю...» «...считаю своим долгом...» «...признаю...» «...подтверждаю...» Личный авторитет. Последний ресурс... * * * ...Спустя еще полтора часа он стоял на мосту над Сеной, глядя на кипящий разноцветными огнями город и ощущая холодную отстраненность, как будто видел все издалека. Прежде такого не было никогда. Бумага, подписанная его рукой, сейчас лежит в сейфе Первого Трибуна. Нет, он не стал объяснять все подробности дела, просто принес Гранту закрытую папку и попросил оставить у себя — пока она не потребуется. Грант не спросил, что в ней, положил в сейф и захлопнул дверцу. Лафонтен был уверен, что без его разрешения Грант к папке не прикоснется. Но разрешение придется дать, не сейчас, так позже. Мобильный телефон уже дважды выдавал нетерпеливую трель, и оба раза он не отвечал на звонок, прерывая связь. Конечно, его уже хватились! Роше, не дождавшись звонка, наверняка поехал к нему, не застал дома. Позвонил шоферу, получил отчет, где и как проводит время его строптивый пациент, и теперь ждет прямо у порога, чтобы высказать сразу все, что думает. В самом деле, следовало отправляться домой. К ночи заметно похолодало; не хватало ему ко всем болячкам еще какой-нибудь банальной простуды... * * * ...Роше действительно уже ждал его — в холле сразу за входной дверью. Лафонтен почему-то не удивился, увидев рядом с ним Дану. А вот ожидаемых разговоров и упреков прямо с порога не последовало. Он поднялся в свои комнаты, с помощью Патрика вымылся и переоделся в домашнее. Тогда понял, что не хочет спать и боится оставаться один в тишине и темноте. Любое движение давалось ему с трудом. Даже добраться до кровати и сесть без помощи Патрика не удалось бы. Сквозь свинцовую усталость не ощущалась даже боль. И видеть никого не хотелось. Особенно Роше с его ассистентками! — Антуан, что произошло? — осторожно спросил Роше. — Ничего. Оставьте меня, пожалуйста, в покое. — Хорошо, хорошо. Только... — Никаких «только». — Он с усилием поднял взгляд на профессора. — Ничего не нужно. Уйдите все! Убирайтесь к черту! Ахнула Мадлен. Роше открыл было рот, но откуда-то сбоку вывернулась Дана и подхватила его по руку. — Идемте, доктор. Лафонтен не стал смотреть им вслед. Оперся руками о край постели и опустил голову. Его руки осторожно коснулись чужие пальцы. Он вскинулся — и увидел рядом с собой Дану. Какого черта?.. — Месье Антуан, это же я, ваша Дана. Больше здесь никого нет, я никого не пущу, если вы так хотите. Ну, скажите мне, что случилось? «Ваша Дана». Вскипевший было гнев утих только от звука этих слов. Она смотрела выжидательно, почти умоляюще, с искренним беспокойством. — Я только что зачеркнул всю свою жизнь, — тихо сказал он и усмехнулся в ответ на ее изумленный взгляд. — Я схожу с ума?.. — Что вы такое говорите, — она улыбнулась быстро и успокаивающе. — Вы просто устали. Вам нужно отдохнуть. Утром все окажется иначе, вот увидите. — Нет... — начал он и осекся, когда она привстала, придвинулась ближе и, бережно обхватив ладонями его голову, поцеловала его в щеку. — Пожалуйста, ложитесь. Так трудно было противиться мягкому напору! Он лег, откинулся на подушки и прикрыл глаза. — Господи, как я устал. — Ничего. — Дана снова взяла его за руку. — Это пройдет. Вам просто нужно немного поспать. Завтра все будет в порядке... — Нет, — шепотом отозвался он. — Уже никогда. Она привстала — упругий матрац распрямился... — Дана, не уходи. — Он вздрогнул, поняв, что произнес это вслух. Попытался сжать зубы, но измученная плоть слабеющему рассудку уже не повиновалась. — Пожалуйста... Не уходи хотя бы ты. На миг ему показалось, что ее нет рядом, но тут матрац скрипнул снова — она обошла кровать, чтобы присесть с другой стороны. Он почти не чувствовал своего тела, даже повернуть голову не было сил... Кажется, рядом кто-то что-то говорил, но слов было не разобрать. — Не уходи, — повторил он, почти не слыша себя. Одной рукой она взяла его руку, другой обняла, мягко погладила по волосам, придвинулась ближе. — Я здесь. Здесь... Она еще шептала что-то успокаивающее, целуя его в лоб и в темя, но звуки отдалялись, таяли. Потом темнота над ним сомкнулась.