Софи Куксон отнюдь не была полной идиоткой. Она понимала, что шансы её, мягко говоря, невелики. Но Тэрон явно переоценивал её благоразумие, считая, что она, понимая в глубине души всю безнадёжность своего предприятия, будет сидеть на заднице ровно и просто смотреть на объект своей безответной страсти неподвижным обожающим взглядом. Иными словами, у неё было достаточно мозгов, чтобы осознавать, насколько любая надежда иллюзорна, но при этом достаточно безумия, чтобы упрямо надеяться, несмотря на это. В полном согласии с мнением более проницательного Колина — она, так сказать, попала в коридор. В тот самый узкий коридор между «ещё» и «уже», «слишком много» и «слишком мало», «рано» и «поздно», в котором только и случаются чудеса. Люди, подобные Софи, опять-таки, достаточно романтичны, чтобы узнать чудо, когда оно случается в их жизни, но при этом достаточно практичны, чтобы вцепиться в него зубами и сделать всё возможное, чтобы его не упустить.
А там — будь что будет.
Поэтому, глубоко вздохнув и чувствуя себя примерно как Рокси в момент прыжка с парашютом, девушка постучала в дверь номера Марка. Разумеется, она не была голой. Более того, она с особой тщательностью выбирала среди своего гардероба платье, хотя и красивое и стильное, но максимально ненавязчивое. Платье, которое говорило бы: «Вы знаете, я тут случайно проходила мимо…», а не: «ОБОЖЕ, МУЖЧИНА, ТРАХНИ МЕНЯ! Я МЕЧТАЮ ОБ ЭТОМ С НАШЕЙ ПЕРВОЙ ВСТРЕЧИ!»
— Софи? — удивлённо спросил Марк, открыв дверь. На мгновение он замер на пороге, но, опомнившись, посторонился, впуская её внутрь. — Проходите, пожалуйста. Какой приятный сюрприз.
В горле у девушки пересохло, и все причины, могущие объяснить её внезапный визит, показались совершенно идиотскими.
— Эм… Добрый вечер, мистер Стронг, — сказала она, всеми силами стараясь сдержать предательскую дрожь в голосе.
— Бог с вами, Софи, какой мистер Стронг? Называйте меня Марком, пожалуйста, — попросил он.
Марк по-прежнему недоумевал, что привело её в его номер. Но, кожей ощущая её неловкость и испытывая рыцарское желание облегчить даме жизнь, он предложил: — Не хотите кофе? Я как раз только что сварил полную турку и был бы благодарен, если бы вы составили мне компанию.
— Б-благодарю вас, — ответила она.
— Присаживайтесь, прошу вас, — сказал Марк, указывая на кресло. — Простите за этот бардак.
Софи оглянулась вокруг. В номере царил идеальный порядок, не считая разве что нескольких листов, явно вынутых из сценария, лежавших на столе неровной стопкой, и пустой чашки из-под кофе с остатками вываренной коричневой гущи.
Она с благодарностью приняла маленькую фарфоровую чашечку из его рук, и от волнения пальцы её так дрожали, что она чуть не расплескала её содержимое на своё «стильное, но ненавязчивое» платье. Марк, сполоснув свою чашку и снова её наполнив, уселся напротив неё.
Кофе оказался изумительно хорош. И тут Софи в голову пришла идея…совершенно нелепая, но хоть как-то объясняющая её визит. Чтобы не успеть передумать или начать мучительно размышлять, что Марк может подумать о ней, услышав этот бред, она выпалила:
— Простите, что я без приглашения, мис… Марк.
— Ничего страшного, — любезно отозвался Марк, как того требовала вежливость. Глядя, как он ободряюще улыбается ей, Софи на мгновение захотелось, чтобы он наорал на неё за бесцеремонность и вышвырнул вон. «Ну, почему ты такой хороший?!» — мысленно возопила она, чувствуя, как внутри всё теплеет под его взглядом, хотя это тепло было смешано с жуткой неловкостью и невыносимым стыдом.
— Просто… — с трудом продолжала она, отчаянно краснея. — Надеюсь, это не покажется вам совсем из ряда вон, но… Я понимаю, что это очень невежливо…
— Ну, что вы Софи… Я буду рад помочь, если это в моих силах, — снова улыбнулся Марк.
— Дело в том, что вы…так получилось…вы уже мне помогли. Я…понимаю, это звучит дико, но я…законченный кофеман! — выпалила она на одном дыхании, подавив в себе желание зажмуриться от ужаса. На пару мучительно долгих мгновений ей показалось, что Марк просто потерял дар речи от её наглости, но он сказал неожиданно весело:
— Вот как? Что ж, никто не поймёт вас лучше меня!
— Понимаете, — обречённо сказала Софи, глядя ему в глаза и отчаянно желая, чтобы с потолка ударила молния и испепелила её на месте, — сегодня я дошла до крайней точки. Я почувствовала, что не выдержу больше ни часа без новой дозы. А здесь с этим совсем туго. В радиусе десяти кварталов невозможно достать ни капли приличного кофе.
Чем больше она говорила, тем яснее чувствовала, как на место стыду и желанию немедленно сдохнуть приходит вдохновение. Всё-таки она была актрисой, и лицедейство было её ремеслом. Она уже и сама поверила, что крайне возмущена позорным отсутствием сносного кофе в этой части Вселенной.
— А я от кого-то краем уха слышала, что вы непревзойдённый мастер и знаток кофе, — продолжала она. — Ну, и вот, я решила, на свой страх и риск, что вы не откажете собрату по несчастью и нальёте мне хотя бы глоток, прежде чем выставить меня за дверь за бесцеремонность.
Марк засмеялся, и Софи почувствовала, как её сердце резко нырнуло вниз и тут же взмыло вверх, как на американских горках. «И так пульс бешеный, — подумала она, — а я тут ещё кофеинчиком догоняюсь…»
Кое-как стряхнув с себя очарование его смеха и пытаясь спрятать в своей чашке глупую улыбку, предательски разливающуюся по всему лицу, проступающую сквозь выражение вежливого дружелюбия, как кровавые пятна на месте совершённого там жестокого убийства, она сказала:
— Теперь я вижу, что меня не обманули. Кофе действительно великолепен. Я не пила такого очень давно.
«Хотя, подозреваю, что из твоих рук и чашка уксуса показалась бы мне божественным нектаром, — подумала она про себя. А потом, чувствуя, что окончательно теряет голову от накатывающей волнами невыносимой нежности, сказала сама себе: — Соберись, тряпка! Млеть будешь потом, вспоминая всё это вечером в своём номере. А сейчас ты Рокси, и он — твоё задание…»
— Приятно слышать такое от знатока, — снова улыбнулся Марк, и Софи почувствовала, как снова куда-то плывёт. Да что он, чёрт возьми, подмешивает в этот чёртов кофе? Афродизиак?
— Если бы вы не были таким прекрасным актёром, — ляпнула она, — вы бы могли зарабатывать на жизнь, варя кофе.
Он снова засмеялся, и она почувствовала, что сейчас просто перегнётся через стол и поцелует его. Лицо обдало жаром. «Один шанс, — сказала она себя, пытаясь успокоиться. — У тебя только один шанс и нет права на ошибку. Нельзя сейчас терять голову. Если ничего не получится, я обещаю тебе — ты поцелуешь его, потом, позже. До того, как закончатся съёмки».
Она ощущала себя так, как будто пытается удержаться на взбесившейся лошади, вонзая ей в бока шпоры и раздирая в кровь губы поводьями. И что руки, тянущие повод, и колени, сжимающие ходящие ходуном лошадиные бока, уже немеют от напряжения, и она уже совсем близка к тому, чтобы сдаться и позволить ей сбросить себя на землю.
«Дыши, — сказала она себе. — В любой непонятной ситуации — дыши».
— Софи? — услышала она сквозь шум в ушах обеспокоенный голос Марка. — Что с вами?
— Ничего, — ответила она через силу. — Просто задумалась, наслаждаясь вашим дивным кофе.
— Я спрашивал вас, как вы чувствуете себя в роли Рокси, — сказал Марк. — Мне кажется, у вас отлично получается, но как вам самой этот персонаж?
— Отлично, — сказала она, улыбнувшись непослушными губами. «Вот так, девочка, вот так. Просто говори. Вдох-выдох». — Похоже, Роксана — моё счастливое имя. Моя первая роль была в школьном спектакле… Я играла Роксану из «Сирано де Бержерака»… После этого я поняла, что хочу стать актрисой.
— Неужели? — радостно спросил Марк. — Какое совпадение. Моей первой ролью был Сирано.
— Я ненавидела её всей душой, — сказала Софи, вздохнув. — Ни одну свою героиню я не ненавидела так сильно. Даже леди Макбет.
— Но за что?
— За то, что она такая дура! — выпалила Софи. — Как она могла предпочесть этого придурка Кристиана!
— Ну, она ведь не знала… — попытался возразить Марк.
— Говорю же: дура! — отрезала Софи.
— Признаться, я тоже не во всём одобрял Сирано, — признался Марк. — Это его молчание в конце, уже после смерти Кристиана, казалось мне трусостью. Он ведь, получается, заточил любимую женщину в монастырь и позволил ей в течение многих лет оплакивать некий эфемерный идеал, которого в реальности даже не существовало.
— Он не хотел предавать память Кристиана, — сказала Софи тихо.
— Возможно, — пожал плечами Марк. — Но сдаётся мне, ему и самому было легче любить Роксану на расстоянии. В конце концов, он был поэт…а поэты плохо переносят семейную жизнь.
Они помолчали.
— А Мерлин? — спросила Софи с замиранием сердца. — Он вам нравится?
— Да, — кивнул Марк. — Очень нравится. Особенно теперь, когда он стал мне понятнее как человек.
— В каком смысле?
И Марк рассказал ей то, что прошлым вечером рассказал Колину — о Джейн Голдмен и её желании досконально изучить собственных героев. Об Артуре, Ланселоте и Гвиневре. И о трагической любовной истории в жизни Мерлина.
— Боже мой, — пробормотала Софи, кусая губы. Она изо всех сил старалась не расплакаться. Вообще-то ей несвойственно было рыдать по любому поводу, но тут, видимо, сказалось общее напряжение.
— Удивительно, правда? — спросил Марк.
— Да, — отозвалась Софи. — Удивительно, что мы можем получить ответы на все наши вопросы.
— Гарри вчера сказал то же самое, — улыбнулся Марк. — А что бы вы спросили у Джейн?
Софи задумалась.
— Знаете… — произнесла она нерешительно. — Я бы спросила, кто такая Газель. Откуда у неё протезы на ногах. И почему она повсюду следует за Валентайном. И почему он доверяет ей настолько, что даже не вставил ей датчик за ухо, как остальным…
Марк заинтересованно посмотрел на неё.
— Мне не пришёл в голову этот вопрос. А ведь действительно…
— Знаете, — торопливо сказала Софи, окрылённая его интересом, — если бы я писала эту историю…
— У вас есть какие-то соображения?
— Теперь, зная историю Мерлина… Почему бы Газели не оказаться той самой Хелен? Допустим, она не погибла на том задании, а ей просто оторвало нижнюю часть ног — например, при взрыве. И она, разочаровавшись в Кингсмен, которые не смогли её защитить, стала…ну, скажем, вольной наёмницей. Приделала себе протезы и работала на тех, кто больше заплатит. А потом встретила Валентайна.
— Интересная версия, — сказал Марк. — Но ведь Хелен была ровесницей Мерлина, а Газель — явно моложе лет на двадцать.
— Да, правда, — разочарованно признала Софи. — И потом, Хелен явно не свойственна была та верность, которую мы видим у Газель.
— Почему же?
— Что значит — почему? Она ведь предала Мерлина! — запальчиво сказала Софи. — Она ведь выстрелила в него!
— Но ведь таковы правила Кингсмен, — мягко сказал Марк. — В первую очередь — приказ, и никакие личные чувства не должны влиять на его выполнение. Если поступил приказ — значит, так надо. Значит, этот человек — угроза для окружающих или для самой организации Кингсмен. И потом, ведь он тоже в неё выстрелил…
— А по-моему, — возразила Софи, — если уж ты любишь человека, то пойдёшь за ним куда угодно. Валентайн хотел перебить чуть ли не всё человечество и строил планы по захвату мира? Прекрасно. Газель помогала ему и прикрывала спину.
— Что-то типа: «Даже если ты возьмёшь ствол и пойдёшь мочить всех подряд, я буду стоять рядом и подавать патроны»? — улыбаясь, спросил Марк.
— Именно!
— Ну, я уверен, если бы твоей Рокси приказали убить того же Эггси, она бы выстрелила, не раздумывая.
— Но она не любила Эггси! — возразила Софи с горячностью. — А вот если бы ей приказали убить Мерлина… Я уверена, она бы не смогла! Даже если бы точно знала, что он представляет опасность для Кингсмен.
— Ты полагаешь? — Марк удивлённо посмотрел на неё. Софи опустила глаза.
Некоторое время они сидели молча. Потом Марк, усмехнувшись, сказал:
— Знаешь, когда я тебе рассказывал все эти истории…ну, про Гвиневру, и про Мерлина… Я чувствовал себя так, как будто мы в фильме, и я — Мерлин, а ты — Рокси, и твоё обучение уже закончено, и я рассказываю тебе легенды Кингсмен…
— Если бы это было так, — сказала Софи, глядя ему в глаза, — если бы вы действительно рассказали мне ту историю, я бы на месте Рокси сказала вам: «Дорогой Мерлин. Если бы мне дали приказ выстрелить в вас, я бы не смогла. Даже если бы от этого зависело, стану ли я агентом или нет. Даже если бы я уже была агентом и мне сказали, что вы — безумный психопат, строящий планы по захвату мира. А потом я бы отправилась с вами хоть на край света и помогла бы вам захватить мир. Потому что, я уверена, если бы мир захватили вы, он бы от этого стал только лучше…»
— Полагаю, — сказал Марк с натянутым смешком после неловкой паузы, которая, как показалось Софи, тянулась целую вечность. — За такие слова можно легко вылететь из Кингсмен».
Софи поставила чашку на стол и поднялась.
— Вы знаете, — пробормотала она, не глядя на него. — Мне уже пора. Большое спасибо за кофе.
Вернувшись к себе в номер и закрыв дверь, она со стоном сползла по ней вниз, в ужасе закрывая лицо руками.
***
— Да ладно тебе! — в очередной раз пробормотал Тэрон, неловко поглаживая по голове Софи, ввалившуюся к нему в номер часа в два ночи в совершенно невменяемом состоянии. Девушку трясло, колотило, она одновременно истерически хихикала и обливалась слезами, и он, изрядно перетрусив и подумывая уже, не вызвать ли Скорую, или Службу спасения, или Колина, на худой конец, кое-как смог добиться от неё бессвязного рассказа о том, что именно довело её до такого состояния.
— Н-не подумай, что я т-такая и-истеричка, — сказала Софи, судорожно икая. — П-просто я сле-гка п-перенервничала!
— Да ладно тебе, — повторил Тэрон. — Со всеми случается. Подожди-ка…
Он дотянулся до бара, достал початую бутылку виски и протянул девушке:
— Давай, пей.
Софи, обхватив бутылку обеими руками, сделала хороший глоток и закашлялась. Тэрон заботливо похлопал её по спине.
— Вот так, молодец, — сказал он, сам прикладываясь к бутылке.
— Т-тэрон, всё п-пропало, — всхлипнула Софи.
— Ну, что, всё? — устало спросил юноша.
— Я у-уверена, что о-он в-всё понял!
Тэрон хмыкнул.
— Если то, что мне про него рассказывал Колин, правда, он бы не понял, даже если бы ты выдала ему всё начистоту, а потом разорвала платье на груди и сказала: «Марк, я ваша навеки!» А если и понял бы, то не поверил. Он бы подумал, что ты либо пьяная, либо мы с тобой заключили пари.
— П-правда? — спросила Софи, с надеждой глядя на него.
— Поверь мне. В смысле, не мне, а Колину. Они дружат сто лет.
— Но, в любом случае, — Софи высморкалась в платок. По крайней мере, Тэрон надеялся, что это платок, а не его рукав. — Он теперь наверняка считает меня идиоткой.
— Не без этого, — согласился Тэрон — и тут же получил чувствительный тычок локтем в бок. — Ай! И его можно понять! «Законченный кофеман»? Серьёзно?
И они оба истерически заржали.
— Я знаю, — жалобно сказала Софи, снова вытирая слёзы, на этот раз — слёзы смеха. — Это была плохая идея. Но в тот момент мне просто ничего больше не пришло в голову. Когда я его вижу, у меня в голове как будто целый космос взрывается — и тут же начинает создаваться заново, и так каждый раз.
Тэрон присвистнул, хмыкнул и дружески притянул её к себе, а она благодарно положила ему голову на плечо.
— Я такого никогда прежде не испытывала, — пробормотала Софи.
— Можешь продолжать, — заметил Тэрон с иронией. — Я не ощущаю ровным счётом никакой неловкости.
— Ты когда-нибудь чувствовал такое? — спросила она.
Тэрон задумался.
— Нет, никогда, — признался он. — И после твоих приключений — что-то не хочется.
Софи кивнула.
— Я так и думала.
— Что? — Тэрон ощутил смутное раздражение. — Думала, что я никогда не влюблялся?
— Типа того. В твоём взгляде читается какая-то безмятежная невинность.
— Ты что, считаешь, что я девственник? — изумился Тэрон.
— Да нет, — отмахнулась Софи. — Сердечная невинность. Что-то вроде первозданных лесов, где ещё не ступала нога человека, повсюду порхают непуганые птицы, ну, и всё такое.
— О, Господи, — Тэрон возвёл глаза к потолку. — А у тебя, конечно, там сплошной ад, полыхающие джунгли, отравленные реки, ядерная зима и прочая жопа, подталкивающая нас к мысли о том, что Валентайн был не таким уж психом.
Софи засмеялась.
— Кстати, насчёт невинности, — она пихнула его кулачком в плечо. — Как ты потерял свою?
— Ты считаешь, что я уже достаточно пьян для этого разговора?
Тэрон поболтал остатками алкоголя в бутылке. Он и не заметил, когда они успели выхлебать весьма порядочное количество виски. Внутри разливалось приятное тепло. Подумав, он опрокинул в себя ещё порцию и, утирая рот, заявил:
— Вот теперь достаточно. На самом деле, и вспоминать-то не хочется. Там нечем особо гордиться.
— Дай угадаю, — хмыкнула Софи, — Заднее сиденье машины её отца, и ты кончил на второй минуте?
— Хуже, — хмыкнул Тэрон. — Это был школьный туалет, и нас застукал завуч. Прямо в процессе.
Софи заржала.
— Да уж, если бы давали премию за худшую потерю девственности в истории, ты бы взял серебро.
— Хм? — заинтересовался Тэрон. — Ну-ка, выкладывай.
— Ну, мне было пятнадцать… Я встречалась с парнем на пару лет старше, и однажды он всё-таки затащил меня к себе, когда его родителей не было дома. Не буду утомлять тебя подробностями, суть в том, что, так как у меня особо не было крови, он решил, что я ему соврала и он у меня не первый.
— Господь… — Тэрон смачно впечатал лицо в раскрытую ладонь.
— Именно. В общем, он обозвал меня шлюхой и дал мне пощёчину.
— Ого. — Тэрон присвистнул. — Надеюсь, ты после этого не разочаровалась в сексе навсегда?
— Нет, — фыркнула Софи. — Я после этого соблазнила его следующую девушку.
Тэрон уставился на неё, открыв рот. А Софи невозмутимо добавила:
— А потом следующую. И ещё одну.
После этого она забрала у Тэрона бутылку и выхлебала остатки.
— Грёбаный мир никогда не будет прежним, — заметил Тэрон.
Они помолчали.
— Честно говоря, учитывая открывшиеся факты, я не понимаю, почему ты не можешь просто пойти и соблазнить Марка Стронга точно так же, как тех девчонок. Ты же у нас просто пикап-мастер!
— Тут совсем другая ситуация, — покачала головой Софи. — На тех девчонок мне было плевать. По сути, мне даже не обязательно было соблазнять их на самом деле. Достаточно было заронить Эрни в голову эту мысль, а дальше бы он всё сам додумал. Так что, если бы ничего не получилось, я бы не сильно расстроилась. И именно поэтому, думаю, всё и получилось так хорошо. А в случае с Марком меня трясёт, как подумаю о возможном провале. В его присутствии я уж точно не чувствую себя грёбаной маркизой ангелов. Да при одной мысли о том, чтобы попытаться его соблазнить, у меня начинается истерика. Соблазнять Марка Стронга? Мне? Даже думать об этом смешно. Кто он, — и кто я?
Плечи её поникли, а голос снова задрожал. Словно по волшебству, в ней не осталось ничего от той уверенной в себе девушки с сияющими торжеством глазами, которая только что призналась ему в том, что в пятнадцать лет переспала с тремя девчонками только для того, чтобы отомстить своему бывшему. Тэрон, вздохнув, вновь притянул её к себе. Софи тоже вздохнула.
— У тебя там, случайно, не осталось ещё виски?
***
После того, как Софи ушла (причём на своих ногах и даже почти не шатаясь — потрясающая девчонка), Тэрон сел в кресло и глубоко задумался. Он сто раз давал себе слово не рефлексировать на пьяную голову, потому что это было чревато. То ли в трезвом состоянии он вечно куда-то нёсся, не давая себе возможно сесть и подумать, то ли алкоголь ослаблял контроль над кнопкой лифта в собственное бессознательное, и лифт начинал, как в фильме ужасов, со зловещим лязганьем лететь вниз, увлекая за собой Тэрона… В общем, как бы там ни было, но то, для чего другим людям требовалось пару лет провести на кушеточке в кабинете психоаналитика, Тэрон мог получить, просто хорошенько надравшись. Другое дело, что он терпеть не мог это состояние. Периодически из подвалов и канализационных люков выползало такое, что юноша готов был на всю жизнь остаться убеждённым трезвенником, лишь бы больше не встречаться с обитателями нижних слоёв своей души. Оно наползало медленно, сначала потихоньку сгущаясь по углам — в пыли и мраке, где его даже не сразу можно было заметить. Тени, отбрасываемые предметами — кроватью, шкафом, столом — начинали приобретать красноватый оттенок. Какое-то пятно расползалось из-под двери в ванную. Во всех зеркалах его, Тэрона, место занимал другой… «Соскучились по мне?» Он двигался так, как Тэрон даже не надеялся когда-нибудь научиться, с силой и грацией дикого животного, идущего туда, куда его зовут его инстинкты, плавно перетекая в каждое движение, как будто наслаждаясь самим ощущением перекатывающихся под кожей мышц, его движения завораживали, как движения змеи или танцора танго. Свободный, как ветер, обжигающий, как пламя, каждое мгновение рождающийся заново, не знающий страха, ощущающий чудовищный голод во всём теле — и улыбающийся с молчаливым обещанием утолить его до конца.
Иногда Тэрону хотелось стать таким, как он. Но только на мгновение. Потом страх возвращался, и он видел в зеркале опасную злобную тварь, тянущую к нему миллион дрожащих от нетерпения паучьих лап.
В последнее время он стал появляться чаще. И мысли, желания, образы, которые он приносил с собой, обжигали Тэрона, словно ему в глаза, в уши, в горло заливали расплавленное железо. В прошлый раз он принёс с собой сон. В этом сне Тэрон встретился с Колином, который потом превратился в его отца — и с силой, которой наяву отец не обладал, повалил Тэрона на пол. В этот момент юноша осознал, что они оба совершенно голые, и тут отец, грубо раздвинув его ягодицы, словно собирался отодрать их друг от друга, без подготовки вошёл в него. Словно наяву, Тэрон чувствовал тошнотворный, густой кисловатый запах, похожий на запах несвежего сыра, исходящий от кожи отца, слышал его сбивчивое дыхание, а вот боли не чувствовал. Только жар во всём теле.
Проснувшись в поту, дрожа от ужаса, юноша едва успел добежать до ванной, где его вывернуло в раковину. Трясущимися руками он открыл кран, и оттуда вдруг раздался чей-то короткий смешок. А потом вода хлынула с таким напором, что забрызгала Тэрону грудь и живот. Только тогда, ощутив на разгорячённой коже холодные капли воды, юноша осознал, что у него чудовищный стояк.
При воспоминании об этом Тэрона передёрнуло. Он почувствовал, как снова овладевает собой. Отражение в зеркале дрогнуло.
«Нет, не уходи! — мысленно взмолился юноша. — Мне нужно поговорить с тобой!»
Отражение посмотрело на него с любопытством. Потом Тэрону послышался смешок, такой же, какой он слышал из крана.
«Поговорить со мной? Ты же ненавидишь меня. Ты прогонял меня двадцать пять лет, с завидным упорством».
«Я думал, что ты только грязь, кровь и дерьмо»
«Я — оно и есть».
Юноше показалось, что он снова собирается уйти, и это его разозлило:
«Да погоди ты, чёрт тебя побери! Куда ты вдруг так заторопился? До этого тебя было не выставить!»
«Что тебе надо от меня?»
Тэрон с трудом сглотнул.
«То чувство, о котором говорила Софи. Ну, когда…когда…ну, в общем, вселенная взрывается и начинает твориться заново, снова и снова».
«Ну?»
«Ты ведь знаешь это чувство, правда?»
Снова послышался смешок, на этот раз — откровенно издевательский. Тэрон решил игнорировать это.
«Я тоже хочу», — сказал он твёрдо.
«Хочешь что?»
«Хочу это почувствовать!»
Пауза затянулась. Потом тот, в зеркале, сказал:
«Иди лучше трахни кого-нибудь. Живёшь, как монах, вот всякая дурь в голову и лезет. Влюбиться ему вдруг приспичило! Ты чем раньше-то занимался?»
Вдруг Тэрон ощутил странное чувство вины. Вины перед этим странным…кем? Существом? Двойником? Мистером Хайдом? Как будто он тысячу лет держал в клетке дикого волка, а теперь выяснилось, что это его заколдованный брат. Который, похоже, считает заколдованным его самого.
«Прости, — вдруг сказал он. — Я просто тебя боялся».
«И правильно делал!» — фыркнул двойник.
«Я безнадёжен, да? — уныло спросил Тэрон. — Я уже окаменел, и нет никаких шансов?»
Он ждал ответа с замершим сердцем. Но двойник молчал. Когда Тэрону уже стало казаться, что он так и уйдёт, не ответив, он вдруг спросил:
«А цена?»
«В каком смысле?»
«Что ты готов отдать за возможность бегать по земле, Русалочка?» — издевательски спросил двойник.
«Полагаю, мой прекрасный голос тебя не удовлетворит?» — невинно поинтересовался Тэрон.
«Правильно полагаешь».
«Тогда бери, что хочешь. Я не знаю, чем там у вас принято расплачиваться».
Отражение снова усмехнулось — словно лезвие мгновенно сверкнуло и тут же скрылось обратно в ножнах. И Тэрон ощутил, что «тот» ушёл окончательно. Не дав ни ответа, ни обещания, ни гарантийного талона.
