Дорога, по которой ты идёшь

— Ты не пришёл сегодня в бар, — сказал Колин, немного смущённо глядя на застывшего в дверях Тэрона. — Я решил, может, ты плохо себя чувствуешь. Ты странно вёл себя сегодня на съёмках.  — Я в порядке, — сказал Тэрон странно хриплым голосом.  — Хорошо, — коротко отозвался Колин. Пауза затянулась. Тэрон поймал себя на том, что так и торчит в дверях, загораживая проход.  — Может, зайдёте? — юноша посторонился и сделал приглашающий жест рукой.  — Слава Богу, — облегчённо улыбнулся Колин, сразу расслабляясь и уверенно шагая через порог. — Я уж думал, что ты настолько обижен, что откажешься говорить со мной. Кстати, я тут принёс… Колин поднял руку с зажатой в ней бутылкой виски.  — Раз уж сегодня мы решили надираться, так сказать, на дому, — усмехнулся он.  — У меня в номере есть бар, — пожал плечами Тэрон.  — Ну, да. И я просто уверен, что во всех бутылках долито не меньше половины воды, потому что никто не хочет платить за пользование баром. Тэрон хмыкнул.  — То-то вкус того виски, который мы пили в прошлый раз с Софи, показался мне таким мерзким. Он ощущал просто чудовищную неловкость. Хуже, чем чувствовал себя с Колином до того, как узнал его ближе. В сто тысяч раз хуже, если честно. Поэтому, когда в дверь снова настойчиво постучали, Тэрон даже почувствовал некоторое облегчение.  — Ты кого-то ждёшь? — спросил Колин непринужденно, но Тэрону показалось, что его улыбка, всегда такая открытая, вышла несколько напряжённой. — Может, я не вовремя? Это Софи? Тэрон пожал плечами и повернул ручку.  — Тэрон, добрый вечер… Прошу простить за незапланированный визит, — произнёс Марк Стронг, глядя на опешившего Тэрона.  — Добрый вечер, Марк, — окликнул его Колин, и чувство неловкости по консистенции стало напоминать жирную сметану. Ложка бы в нём точно стояла.  — О, добрый вечер, Колин. Я не хотел мешать, — смущённо пробормотал Марк. — Я сейчас уйду. Я только хотел спросить вас, Тэрон, не знаете ли вы, где Софи. Её нет в номере, я решил, что, может быть, она у вас.  — Мммм… Нет, я не видел её сегодня вечером, — покачал головой Тэрон.  — Может быть, вы знаете, где она? — настойчиво спросил Марк.  — А зачем вы её ищете? — поинтересовался Тэрон, постепенно оправляясь от удивления и начиная чувствовать жгучее любопытство. Марк замялся.  — Честно говоря, я хотел пригласить её на ужин, — сказал он медленно.  — Вы, на ужин? Её? Да ладно! — вырвалось у Тэрона.  — А что, я не могу пригласить на ужин коллегу? — спросил Марк резко.  — Конечно, можете, — усмехнулся Тэрон. — Если она не в ресторане внизу, и не у себя, может быть, она пошла прогуляться. Знаете, недалеко от гостиницы есть один неприметный переулок… Там тихо, и все бегают туда курить. Может быть, она там. Он объяснил ему дорогу.  — Пока, Марк, — многозначительно произнёс Колин. — Удачи тебе.  — Да уж, тебе тоже, — хмыкнул Марк и удалился.  — Ну, и дела… — медленно протянул Тэрон, снова закрывая дверь и усаживаясь в кресло напротив Колина. — Кто бы мог подумать…  — А я тебе говорил, — заметил Колин, улыбаясь.  — Хорошо, что я не подбил вас заключить пари. Я точно был готов поставить не меньше двухсот фунтов… Вы бы без штанов меня оставили! Он осёкся, чувствуя, что начинает неудержимо краснеть, и поспешно поднялся с кресла, пробормотав что-то насчёт бокалов.  — Ни в коем случае не хотел бы оставить тебя без штанов, — мягко улыбнулся Колин, либо действительно не заметив его маневра, либо, что более вероятно, лишь сделав вид. Тэрон пробормотал что-то невразумительное, разливая виски. Потом, взяв свой стакан, опрокинул его в себя одним движением. Дыхание перехватило, но жуткий узел внутри чуть-чуть ослаб.  — Боже мой, Тэрон, — покачал головой Колин, который лишь слегка пригубил свой виски и отставил бокал в сторону. — Ты пьёшь так, как будто хочешь до зелёных чертей допиться. Забыл разве? Манеры. Лицо. Мужчины. Он засмеялся. Открыто, чуть закинув голову. Узел в груди у Тэрона запульсировал такой острой нежностью, что захотелось плакать. «И как с этим жить?! — подумал он со смесью ужаса и счастья. — А что, если эта фигня там так и останется?» — Хотите, чтобы я повторил коронную фразу про серебряную ложку в заднице? — спросил Тэрон непослушными губами, чтобы хоть как-то поддержать диалог, и постарался усмехнуться. Колин наклонился к нему, таинственно пошевелил бровями и сказал многозначительно:  — Правда в том, мой друг, что никакой ложки на самом деле нет… У Тэрона волоски на руках встали дыбом, а по спине пробежал холодок от низких, грудных нот в его голосе. Он облизнул губы.  — А мой любимый момент — это с таблетками. Каждый раз, когда пересматриваю, мурашки по коже…  — Тебя волнует тема выбора? — поднял брови Колин, задумчиво глядя на него. В его взгляде Тэрону почудилось что-то, похожее на нежность. Но, он был уверен, это была нежность скорее того рода, с какой взрослый человек смотрит на ребёнка, с серьёзным видом втолковывающего что-то своим куклам и солдатикам и выстроившего целый мир в углу гостиной.  — Типа того… — протянул он, немного задетый этой мыслью. А потом вдруг спросил: — А вы бы какую взяли?  — Синюю, — ответил Колин после некоторого раздумья.  — Потому что синий — цвет мудрости? — хмыкнул юноша.  — Нет, — серьёзно ответил Колин. — Потому что я трус. Тэрон молча смотрел на него. Колин задумчиво улыбался.  — Знаешь… Если бы мне предложили загадать желание, любое, самое безумное, я бы попросил один день.  — Один день чего?  — Один лишний день. Тридцать первое июня. День сурка, который повторится только один раз. И чтобы на следующее утро, кроме меня, никто ничего не помнил.  — И зачем он вам нужен? — поинтересовался Тэрон.  — Я бы попробовал понять, смогу ли я жить так, как хочу… Или я, как тот предатель, в конце концов устану, захочу, чтобы мне стёрли память — и вернусь обратно в Матрицу, к своей спокойной, понятной жизни. Он сделал хороший глоток из своего бокала.  — Ну, а я бы взял красную, — решительно заявил Тэрон.  — Ну, естественно, — улыбнулся Колин. — В твоём возрасте я бы тоже не сомневался ни минуты… В двадцать пять лет, если видишь на своём пути красную кнопку, нажимаешь её, не раздумывая.  — Колин, вы ещё не настолько пьяны, чтобы начать смотреть на меня с высоты своего жизненного опыта, — закатил глаза Тэрон.  — Дерзкий мальчишка, — фыркнул Колин и, отсалютовав ему бокалом, сделал ещё один глоток. Они помолчали. Потом Колин, видимо, задумавшийся о чём-то своём, тихо пробормотал: «Лгут зеркала! — какой же я старик…»  — Никакой вы не старик! — фыркнул Тэрон. — Что это за внезапная хандра на вас напала? Встряхнитесь, Колин, я вас не узнаю!  — Может, это общение с Марком так на меня действует.  — А что с Марком? — поинтересовался Тэрон.  — Он ведёт себя, как мальчишка! У Тэрона брови так и поползли вверх:  — Не зависть ли слышится мне в вашем голосе? Колин смущённо кашлянул.  — Пожалуй, — сказал он медленно. — Я действительно завидую тому, что Марк потерял голову… — Тэрон молча кивнул, побуждая его продолжать. — В моём возрасте, Тэрон… А может, возраст тут ни при чём, и дело во мне самом…в общем, в моей жизни почти совсем не осталось вещей, от которых я мог бы потерять голову.  — А как же работа? — поинтересовался Тэрон. — Я думал, вы любите свою работу.  — Конечно, люблю.  — Но это всё равно не то? — спросил Тэрон осторожно. А потом, видя, какое грустное выражение появилось на лице Колина, неловко сказал: — Я думал, что такие, как вы, теряют голову от собственной невероятной офигенности. Колин хмыкнул.  — Просто иногда мне кажется, — сказал он задумчиво, — что я как будто иду одной и той же проторённой дорожкой. Ты как-то сказал, что я всё время играю высокомерных чопорных мудаков…и ты прав. Мой типаж, в конечном счёте, поймал меня в ловушку. Я играю легко, без натуги, надеваю строгий костюм так привычно, как будто влезаю в старую растянутую тенниску. В ней так уютно, спокойно и настолько не надо напрягаться, что всё это подозрительно похоже на профессиональную смерть.  — И в «Одиноком мужчине»? — спросил Тэрон. — Там вы тоже чувствовали себя уютно и спокойно? Колин улыбнулся.  — Пожалуй, да. В конце концов, это ведь, по большому счёту, всё тот же типаж. Хотя, — он усмехнулся, — тогда я предпринял некоторые шаги, чтобы лучше понять своего героя…надо признать, довольно радикальные. Марк тогда сказал, что я спятил окончательно. И я ужасно этим гордился. Тэрон посмотрел на него с любопытством.  — Вы мне расскажете? Колин потёр шею.  — Не совсем уверен, что готов к подобному каминг-ауту, — протянул он медленно. Тэрон уставился на него во все глаза. Сердце в груди сделало мёртвую петлю.  — Вы же не хотите сказать… — он даже дыхание затаил, не смея поверить…не смея надеяться.  — Да, — кивнул Колин с улыбкой. — Вижу, ты уже и сам догадался.  — Не может быть! — воскликнул Тэрон, силясь сдержать охватившее его ликование. «Это ещё не значит, — одёрнул он себя, — что тебе тоже что-то светит». Колин развёл руками, но физиономия у него при этом была довольная донельзя.  — Рад, что всё ещё могу шокировать молодые умы.  — Ещё как! — выпалил Тэрон, едва не подпрыгивая в своём кресле. — А как вы…  — Да обычно, — пожал плечами Колин. — Пошёл в гей-клуб. Встретил там молодого человека, который изъявил желание скрасить мой одинокий вечер. Меня главным образом интересовало, насколько сильно секс с мужчиной отличается от секса с женщиной.  — И что, большая разница? — заинтересовался Тэрон.  — Честно? — Колин усмехнулся. Тэрон закивал. — Ни малейшей! Я даже почти не чувствовал себя идиотом… Уж точно в меньшей степени, чем когда-то в первый раз с девушкой.  — Но как вы… — Тэрон смутился, пытаясь сформулировать мучивший его вопрос. — Вы чувствовали влечение?  — На самом деле, — хмыкнул Колин, — я был тогда в таком состоянии…эйфории, и ужаса, и предвкушения…полагаю, я бы возбудился, даже если бы мне просто показали палец… — Тэрон ощутил, что в комнате становится жарковато. — А тот юноша, — продолжал Колин, — был весьма хорош собой. На самом деле, я тогда подтвердил одну свою теорию.  — Какую теорию? — хрипло спросил Тэрон.  — Помнишь, мы с тобой говорили о Вселенной в каждом человеке?  — Конечно, — кивнул Тэрон. — Что там можно найти всё, что угодно.  — Я тогда говорил буквально, — медленно произнёс Колин. — Понимаешь? Буквально всё, что угодно. У Тэрона перехватило дыхание, и голова закружилась. Глаза Колина стали совершенно чёрными.  — Я не верю в существование сексуальной ориентации. По крайней мере, как чего-то изначально заданного. Я думаю, что люди просто чаще всего летают в своей Вселенной одними и теми же путями.  — Потому что бескрайняя звёздная бездна пугает их?  — Возможно. И в конце концов они начинают думать, что остальная часть Вселенной непроходима, или даже — вообще не существует. Некоторое время они пили молча. Тэрон в панике думал о том, что, если так пойдёт и дальше, конспирация отправится ко всем чертям — в паху знакомо подёргивало. После признания Колина в голове то и дело возникали совершенно невыносимые картины.  — А что, вообще никакой разницы? — вдруг вырвалось у него. — Я имею в виду…ну…  — Ну, положим, я слегка преувеличил, — фыркнул Колин. — Чтобы произвести на тебя впечатление. На самом деле, кроме очевидной технической, есть ещё одна.  — Я весь внимание. — Понимаешь, Тэрон, когда ты с женщиной…всё известно заранее. Роли распределены задолго до вас, ещё Адамом и Евой, которые постановили, что мужчине положено вести себя вот так, а женщине — иначе. И почти все из века в век покорно следуют этим канонам.  — А как же все эти разговоры о том, что душа женщины для мужчины — загадка? — хмыкнул Тэрон.  — Ну, так и есть…примерно лет до тридцати пяти, — ответил Колин. — Иногда позже, а чаще — ещё раньше…но так или иначе, почти все со временем понимают, что в большинстве случаев это просто танец. Танец, существующий с момента сотворения мира. И тебе в голову с рождения вбивают правильные па. Ты можешь вложить в этот танец всю страсть, и сделать его прекрасным. Но изменить его почти невозможно. Да и зачем менять, если обычно всё и так выходит отлично? Чем увереннее и строже ты следуешь заданным па, в нужный момент — кланяешься, в нужный момент — привлекаешь её к себе, или делаешь решительный шаг… — тем больше вероятность, что всё сложится удачно, и танец пойдёт своим чередом, прямиком к логической развязке.  — С мужчиной не так? — спросил Тэрон. Колин пожал плечами.  — Может, у тех геев, которые давно определились со своей ориентацией, идентичностью и выработали и обкатали собственную стратегию — всё точно так же. Я почти уверен. Но если это всё в новинку… Тогда ты чувствуешь себя так, как чувствовал в юности, пока ещё никто не знал правил, и все думали, что их вообще не существует. Каждый шаг — прыжок в неизвестность. Непонятно, какую роль играть, непонятно, чего от тебя ждут, непонятно, какой будет реакция другого на твои действия, и даже какой будет твоя собственная реакция. И это чувство опасности, риска, неизведанного будоражит кровь. И кажется, что вы действительно первые во всём мире до этого додумались, и вы те самые Адам и Ева…ну, в данном случае Адам и Адам, которые создают некую модель, по которой будут жить и строить отношения последующие Адамы во все времена.  — И что, с женщинами такого нет?  — Было когда-то, — пожал плечами Колин. — Давным-давно. Знаешь, с возрастом становишься ленивым и трусливым — начинаешь выбирать синие кнопки, не хочешь каждый раз заново выдумывать правила… Отношения становятся бесконечными слепками с одного и того же исходника. Теряешь способность удивляться — себе, женщинам, происходящему.  — Нда… — протянул Тэрон. — Неудивительно, что ты мечтаешь, чтобы тебе снесло крышу. Алкоголь расслабил его окаменевшие от напряжения мышцы, возбуждение, которое он испытывал, больше не сковывало страхом всё его тело, а побежало по крови, как ток, сделало дыхание глубоким, глаза — влажными, желания — явными. Он вдруг легко поднялся с кресла и одним неуловимым движением перетёк на пол, справа от кресла Колина, положил руки на подлокотник, голову — на руки, и устремил на Колина тёмный взгляд снизу вверх. Колин сверху тоже смотрел на него странным взглядом и молчал.  — От того парня, из гей-клуба…у тебя снесло крышу? — спросил Тэрон, не сводя с него глаз. Колин отрицательно покачал головой.  — Но мне ужасно понравилась одна вещь, — сказал он, наконец. — Не было заранее чётко определено, кто охотник, а кто жертва. Молодость и страсть против опыта и терпения…юный лев против старого скорпиона. Тэрон медленно улыбнулся. Колин смотрел на него, как заворожённый.  — Никогда не думал, что твои глаза могут так темнеть, — произнёс он, словно в бреду.  — Если бы я не знал тебя, — прошептал Тэрон, — я бы решил, что ты со мной флиртуешь.  — Если бы я не знал себя, я бы тоже так решил, — пробормотал Колин, резко поднимаясь с кресла. Он подошёл к окну, распахнул его.  — Тут ужасно жарко, — сказал он нервно.  — Можешь снять рубашку, — предложил Тэрон без улыбки. Колин бросил на него какой-то дикий взгляд.  — Нет, — сказал он, глубоко вдыхая холодный вечерний воздух, ворвавшийся в комнату. — Я лучше пойду. Слишком много виски…голова начинает болеть. Пробормотав что-то, похожее на «cпокойной ночи», он пулей вылетел из номера. Тэрон упал ничком на диван и еле слышно застонал.

***

Марк быстрым шагом вышел из гостиницы, прошёл пару домов и свернул налево, в соответствии с указаниями Тэрона. Было уже темно, в переулке почти не было фонарей, и он бы, возможно, не заметил тёмную фигуру, неподвижно стоявшую под козырьком закрытого магазина, если бы не оранжевый огонёк сигареты, мигавший в темноте, как маячок. — Не знал, что вы курите. Софи пожала плечами.  — Говорят, что целовать курящую девушку — всё равно, что лизать пепельницу, — вдруг сказал он, и тут же мысленно отвесил себе подзатыльник. «Что за дичь я несу?»  — Они просто не пробовали, — ответила Софи спокойно, но таким тоном, что Марку захотелось спросить, не имеет ли она сама подобного опыта. Но он решил, что обсуждение этой темы может подождать до лучших времён. Тем временем Софи, затушив окурок о край урны, посмотрела на него в упор.  — Вы не думаете, Марк, что, уйдя сюда, я мечтала об уединении?  — Я уверен, — хмыкнул Марк, — что в глубине души вы хотели, чтобы я вас нашёл…а иначе бы убежали гораздо дальше.  — У рыжих нет души, — отрезала Софи.  — А я слышал, что Дьявол скупает души, заключая контракты со смертными, а потом отдаёт их рыжим. Софи подавила улыбку и строго спросила.  — Так значит, у всех рыжих — души грешников, которые готовы променять бессмертие на какую-нибудь ерунду?  — Ну, почему ерунду? — хмыкнул Марк. — Может быть, у вас душа влюблённого, отдавшего её в обмен на взаимность. Или душа философа, пожелавшего проникнуть в суть вещей.  — Или неудачливого бизнесмена, одержимого жаждой наживы, — скептически заметила Софи.  — Может быть, ему нужно было кормить своих семерых детей? — предположил Марк.  — А может быть, он хотел рвануть в Вегас и прокутить всё со шлюхами. Они стояли, молча, изучающе глядя друг на друга. Марк отчаянно пытался придумать, как бы её задержать, какой выдумать предлог, что сказать такого, чтобы она не ушла. Он уже открыл рот, чтобы попросить у неё сигарету, но тут Софи торопливо проговорила:  — Мне пора. Думаю, Тэрон меня уже заждался.  — Сейчас ему не до вас, — резко сказал Марк. — Он с Колином.  — В таком случае, я пойду отсыпаться перед завтрашними съёмками, — сказала она, радуясь, что в темноте он не может разглядеть, как жар бросился ей в лицо. — Доброй ночи. Она уже повернулась, чтобы уйти, но Марк поймал её за плечо.  — Что с вами, Софи? — спросил он мягко, разворачивая её к себе. Она опустила голову, пряча глаза. — Почему вы так себя ведёте? Она не ответила.  — Вы были такой смелой всё это время, что случилось?  — Слишком смелой, — пробормотала она.  — Так где же ваша храбрость сейчас? — он наклонил голову, пытаясь заглянуть ей в лицо. Она сглотнула. — Теперь, когда вы добились своего и можете праздновать победу, она вам уже не нужна? Что это, женское кокетство? Сначала гнаться за добычей изо всех сил, сбивая в кровь ноги, летя, как ветер, не видя ничего, кроме своей цели, а потом, когда добыча, осознав, что за ней гонятся, остановилась и стала дожидаться вас на полянке, немедленно развернуться и броситься наутёк с той же скоростью? Он смотрел на неё внимательно и серьёзно.  — Или вы в пылу погони выдели только мелькающую между деревьями задницу, а теперь, когда добыча повернулась к вам лицом, вы поняли, что обознались?  — А почему вы повернулись? — быстро спросила она. Теперь уже Марк опустил глаза. Губы Софи дрогнули.  — Ну, скажите что-нибудь! Он молчал.  — Где же ваше красноречие сейчас? — язвительно бросила она. И, высвободив плечо, вознамерилась, наконец, уйти. Но Марк вдруг, закрыв глаза и набрав в грудь побольше воздуха, выдохнул ей в спину:  — Что я скажу? Не всё ли вам равно? — Софи остановилась, как вкопанная. — Слова, что говорят в подобные мгновенья… — Он, осмелев, подошёл к ней сзади и почти шептал ей в затылок: — …почти не слушают, не понимают, но…их ощущают, как прикосновенья. Он протянул руку и заправил ей за ухо мягкую прядь волос. Потом, видя, что она по-прежнему стоит, не двигаясь, провёл кончиками пальцев по щеке.  — Марк, это запрещённый приём, — произнесла она тихо, и он почувствовал, как её трясёт.  — Но и положение, согласись, было критическое, — шепнул он, и не думая отодвигаться, губами чувствуя, как от его шёпота у неё по шее бегут мурашки. Она чуть повернула голову, целуя его пальцы, продолжавшие медленно гладить её по щеке.  — Мы совершенно не знаем друг друга, — сказала она.  — Мы знаем, что нам обоим очень нравится «Сирано», — возразил он.  — Да уж, — усмехнулась она, — это многое говорит о человеке…  — А для остального есть старая, как мир, игра «Двадцать вопросов». Софи, наконец, повернулась к нему, и он даже в темноте понял, что она улыбается.  — Я тебя умоляю! Мы же не на школьном выпускном.  — Позволь мне пригласить тебя на ужин, — попросил он. — Пожалуйста, Софи.  — Конечно. — Она закусила губу. Потом, помолчав и видя, что он стоит и смотрит на неё, торопливо проговорила: — Я, честно говоря, сама не поняла, что произошло. Это какой-то инстинкт, — Она с досадой потёрла кулаком лоб. — Что-то внутри будто переломилось и заорало: «Беги, Софи, беги!» И я побежала так, как будто случайно проглотила раскалённый уголёк из камина — и надеялась, что, если буду бежать достаточно быстро, он погаснет.  — И что, погас? — спросил Марк с некоторым беспокойством. Софи помотала головой и продолжала:  — А тот поцелуй… Прости, Марк, но это был худший поцелуй за всю историю! Она фыркнула и закрыла рот рукой, давясь истерическим хихиканьем.  — Ну, в общем, примерно понятно, — сказал Марк, махнув рукой. — Осознание того, насколько плохо я целуюсь, привело тебя в состояние сильнейшего шока, и ты рванула от меня по всем кустам и буеракам. Софи шутливо шлёпнула его по руке.  — Но, в общем, — невозмутимо продолжал он, перехватив её ладонь, — сейчас ты уже пришла к выводу, что в целом можешь смириться с этим прискорбным обстоятельством…и мы идём ужинать. С этими словами он предложил ей руку. Софи, усмехнувшись, взяла его под локоть, и Марк вывел её из переулка.  — Итак, первый вопрос… — произнёс он через несколько шагов.  — Перестань! — фыркнула она. — Ты же это не всерьёз, правда?  — Ещё как всерьёз, — возразил он. — Первый вопрос… Какой твой любимый цвет?  — Софи закатила глаза, но всё-таки, после небольшой паузы, с неохотой ответила:  — Красный.  — И мой.