Дорога, по которой ты идёшь

      Тэрон проснулся часа в четыре утра и долго лежал, бессмысленно пялясь в темноту. Всё тело затекло и болело от неудобной позы — он так и уснул на диване, даже не раздевшись. Медленное прокручивание в голове всех подробностей вчерашнего разговора с Колином сводило с ума. Он вчера едва не бросился за ним по коридору, и, упав на диван, приказал всем своим мышцам окаменеть, потому что чувствовал, как дикая, не находящая выхода энергия захлёстывает его и сжигает изнутри, побуждая бежать за своей жертвой хоть на край света, схватить, встряхнуть, прижать к стене. Ему хотелось выть, кататься по полу, драть ногтями обивку дивана…но вместо этого он приказывал себе не двигаться, и пытался дышать ровно и глубоко. Правда, это мало помогало — с каждым вдохом он чувствовал слабый запах Колина, оставшийся в комнате, осевший на ковре, въевшийся в обои, застрявший в носу, как раскалённый прут. Едва уловимый запах одеколона, чистоты, шерсти его свитера, и — Тэрон был готов поклясться в этом на Библии, Ведах и Коране одновременно — запах похоти. Похоти взаимной и неутолённой. Двойник не приходил, и Тэрон был, с одной стороны, рад этому, а с другой — отчаянно нуждался в советчике. Правда, внутренний голос теперь старательно копировал интонации двойника. «Блять, ну, и что теперь делать?» — спросил себя Тэрон сразу после ухода Колина. «Дрочить», — ехидно ответил голос в голове. Тэрон не последовал его совету. Он просто лежал, стараясь отключить все импульсы, идущие от тела, и все мысли. И через некоторое время это удалось — он провалился в сон. Но сон, короткий и беспокойный, не принёс ему облегчения. Когда он проснулся, мысли, словно с цепи сорвавшись, заскакали в голове, как ошпаренные зайцы. Правда, зайцы были саблезубыми и раздирали его мозг в кровавые ошмётки. «Но он же хочет меня, я же видел это, видел по глазам, у него зрачки были, как будто он накачался амфетаминами!» «Он же сказал тебе, что он трус». «Как такое может быть? Если он чувствует то же самое… Какой, к чёрту, страх?» «Глупый, влюблённый идиот. Ты не понимаешь — даже если он что-то такое чувствует, особенно, если он на самом деле что-то такое чувствует…он просто станет игнорировать это, он выкинет на помойку себя, тебя, своё сердце, твоё сердце… Люди, одержимые страхом, способны на ужасные вещи». «Он не способен на это. Мы же друзья». «Вы были друзьями. И только до тех пор, пока он мог смотреть на тебя свысока и держать на безопасном расстоянии. Он никогда не подпустит тебя ближе. Он просто утечёт сквозь твои пальцы, как песок». «Но он же говорил, что хочет сильных чувств. Что хочет потерять голову». «А ты и уши развесил! Ну, да, конечно, он прочитал тебе целый монолог о том, как сера и бессмысленна его жизнь, как он хочет острых ощущений, и ты радостно на это купился! А он опять выбрал синюю таблетку. Он же сказал, что всегда их выбирает. Почему из всех его слов ты услышал только те, которые заставляли тебя надеяться?» «Замолчи! — бессильно заорал Тэрон. — ЗАМОЛЧИ! ЗАТКНИСЬ! ХВАТИТ!» Некоторое время было тихо. Потом голос в голове спокойно спросил: «Ну, и на кого ты сейчас орёшь?» Тэрон свернулся на диване калачиком, вдруг ощутив ужасное одиночество, тупое, ноющее, как больной зуб. Ему не хватало Колина. Конечно, всё тело Тэрона ломило от неудовлетворённого желания, и в паху тянуло почти болезненно. Но ещё больше юношу мучило ужасное ощущение потери. Непоправимости. Утраты. Тэрон и не подозревал, как сильно успел привязаться к нему — как к другу, к человеку, с которым он был откровеннее, чем с кем бы то ни было…и в то же время никогда не был откровенен до конца. И вот, после того, как он всё же попытался… Тэрон даже выгнулся на диване от боли. Он уже жалел о своей несдержанности (ну, что ему стоило сидеть на заднице ровно и не рыпаться?!), и малодушно желал, чтобы всё это оказалось просто сном. Да-да, он проснётся, и всё снова будет как раньше… Он почти решил подойти утром к Колину и сказать ему, что был вчера невероятно пьян — и чтобы тот не принимал всерьёз его глупое поведение. Или сказать, что он всё понимает, убедился, что взаимности быть не может, и надеется, что они вернутся к тем же дружеским отношениям, что и раньше… При этой мысли Тэрон крепко зажмурился и заскрипел зубами. Он ненавидел себя. За то, что поторопился и выдал свою глупую страсть с потрохами. За то, что теперь жалеет об этом. За то, что готов бегать за Колином, как собачка, выпрашивая — если не любви, то хотя бы дружбы. Он даже думал пойти к Софи…но, вспомнив, что Марк Стронг вечером искал её, побоялся явиться некстати. Да и потом, единственным человеком, которому он мог пожаловаться на свою безответную страсть к Колину, был сам Колин. Но теперь об этом можно было забыть. «Это всё-таки слишком высокая цена», — пробормотал он в темноту и снова отключился.

***

Колин его избегал. Этого не понял бы только полный кретин. Тэрон готов был орать от досады и бессилия. Он не находил себе места, и Колин прекрасно знал об этом, не мог не знать! Неужели этот человек настолько одержим своим страхом, что готов бегать от несчастного влюблённого мальчишки, как от чумы? «Где ваше хвалёное великодушие, мистер Ферт? Где ваша долбанная невозмутимость, доброжелательность, способность смотреть на вещи с высоты своего жизненного опыта?» От этих мыслей рот наполнялся ядом. Тэрон думал, что, если бы он сейчас в ярости вцепился Колину в горло, тот бы умер на месте, как от укуса чёрной мамбы. И каждый раз, сглатывая, он ждал, что этот яд окажется смертельным для него самого. Он дошёл до того, что окрысился даже на Софи, которая на перерыве в буквальном смысле припёрла его к стенке в курилке и сказала:  — Выкладывай.  — Что? — огрызнулся Тэрон, чувствуя, как весь гнев, обида и жестокое разочарование подступают к самому горлу — и вот-вот обрушатся на ни в чём не повинную девушку. Он прикрыл глаза, отдаваясь внутренним приливам и отливам.  — Так… Вижу, дело плохо, — Софи подтолкнула его к шаткому стулу, стоявшему у стены. — Ну-ка, присядь.  — Ты пытаешься облагодетельствовать меня, чтобы на время забыть о собственных проблемах? — не выдержал Тэрон. Он почти ждал, что сейчас девушка отшатнётся, как от удара, и с ещё одной дружбой в его жизни будет покончено. Ну, и плевать. Туда этому всему и дорога. Однако Софи была не из пугливых. Прищурившись, она смерила Тэрона оценивающим взглядом.  — На самом деле, у меня как раз всё неплохо, — сказала она спокойно. — Возможно, именно поэтому я, увидев просвет в собственном аду, бросилась тушить твой. Тэрон поднял на неё взгляд. Раздражение било хвостом в горле, как рассерженная змея, но одновременно где-то очень глубоко в животе он почувствовал слабое тепло.  — Он всё-таки нашёл тебя вчера? Софи кивнула.  — Значит, я был прав, что не нагрянул к тебе посреди ночи? — хмыкнул юноша. Софи слегка покраснела.  — Ну, всё ещё не настолько хорошо, — протянула она. — И ты в любом случае должен был прийти. Она дотронулась до его плеча.  — Ты же мой бро, — сказала она мягко. — А бро должны вытаскивать друг друга из-под руин разбитой жизни.  — Но не из постелей возлюбленных, — фыркнул Тэрон.  — Ого. Всё так далеко зашло? — Софи подняла брови.  — Нет, конечно, — покачал головой Тэрон. — Тебе — постель, мне — руины.  — Достойный выбор. Они помолчали. Наконец, Тэрон, встряхнув головой, насмешливо спросил:  — Ну, а теперь колись: откуда ты знаешь?  — Ну… — Софи улыбнулась. — Я уже некоторое время подозревала нечто подобное… А вчера Марк сказал, что тебе не до меня, потому что ты с Колином. И сказал это таким тоном, что я окончательно убедилась, что всё это — не мои влажные фантазии. Ну, или не только мои, по крайней мере.  — Да ладно, — Тэрон махнул рукой. — Судя по всему, эти влажные фантазии завладели умами всей команды…с Мэттом во главе. Более того, он сделает, судя по всему, всё возможное, чтобы круг фантазирующих расширялся и дальше… Накаркали, не иначе.  — Ну, пусть тогда каркают дальше, обеспечивая тебе счастье в личной жизни, — хмыкнула Софи.  — Ага… Походу, единственное, чего я дождусь от вещего ворона, это: «NEVERMORE!»  — Что ж ты так убиваешься, ты ж так не убьёшься! — хмыкнула Софи. — Тэрон, я тебя не узнаю. Давай, снимай корону королевы мелодрамы и сделай что-нибудь.  — Я, по-моему, и так уже сделал чересчур много, — мрачно ответил Тэрон.  — Вы посмотрите на этого нытика! — возмутилась Софи. — Где твои яйца, позволь спросить? Отдал их Колину, перевязанные голубой ленточкой, в качестве символа твоей вечной любви?  — Я, блять, настолько давно ими не пользовался, что забыл, где они находятся! — заорал юноша.  — Вот-вот, — философски покивала Софи. — Лучше проорись. Злым ты мне нравишься больше, чем ноющим.  — Я тебе щас врежу, — пообещал Тэрон. Вместо этого он как следует врезал по стенке справа и с шипением затряс кулаком. Тем не менее, слегка полегчало. — Что прикажешь делать? К нему не подступиться! Я-то думал, что он меня хотя бы выслушает, как всегда! Он ведь всегда раньше слушал меня, какой бы бред я ни нёс! Софи мягко коснулась его руки.  — Но ведь ты сам сбросил его с пьедестала, когда допустил возможность более близких отношений. Позиция учителя, наставника, проводника — это неуязвимая позиция, поскольку у такого человека априори есть самой его ролью определённое и признаваемое всеми внутреннее превосходство. А в любовных отношениях люди уязвимы, потому что равны. И ты тоже стал куда уязвимее, чем раньше — как только ты поставил его в уязвимое положение, ты потерял его защиту и ощущение, что он, если что, со всем разберётся за тебя.  — Ты всё это на собственном опыте узнала? — огрызнулся Тэрон. Но Софи снова не обиделась.  — Именно, — ответила она серьёзно. — Хотя я ужасно хотела быть с Марком, и мне казалось, что я осознаю все возможные последствия…какой-то части меня было очень больно, когда мечты начали становиться реальностью. Оказалось, что он просто мужчина, который может увлечься молоденькой девочкой, увидев обожание в её глазах. Который может — хотя бы теоретически — изменить жене, может вести себя, как идиот…пороть чушь на свидании…в общем, быть как все. Как наши с тобой ровесники. Как будто даже он не может меня защитить…  — От чего, Софи? — мягко спросил Тэрон. Он взял её за руку и с ужасом увидел, как по щеке её катится слезинка. Она сердито её смахнула.  — Ты, конечно, скажешь, что это бред… Что мне двадцать пять, а не пять…но ты что-нибудь слышал об Эдиповом комплексе?  — Ну, конечно, — пожал плечами Тэрон. — Нам же преподавали психологию. Я её даже сдавал. Но я, скажем прямо, не специалист, так что лучше уж объясняй на пальцах. Она задумчиво кивнула, пожевала губы и начала. Голос её при этом звучал как-то монотонно, словно она читала лекцию.  — Ну, в определённом возрасте девочки начинают видеть в отце сексуальный объект. Конечно, они плохо способны осознавать свои желания, но бессознательно пытаются построить с отцом отношения по типу тех, которые существуют между ним и матерью. Они могут пытаться воспроизвести их, но так как они ещё не могут понять их глубинного смысла, то воспроизводят только их внешнюю форму — например, они, ложась на отца, могут совершать определённые движения, напоминающие движения партнёров во время секса… — Тэрон невольно поморщился, вспомнив свой сон об отце. Он почувствовал, как лицо его обдало жаром. — Но знаешь, что самое интересное?  — А это было ещё не самое? — хмыкнул юноша, стараясь выглядеть заинтересованным, но не более. Софи же, не глядя на него, продолжала тем же потухшим голосом.  — На самом деле они не хотят секса с отцом в реальности. И если такое вдруг случается, они остаются травмированными на всю жизнь. Они не способны в полной мере осознать этого, но они напуганы, чувствуют себя беззащитными и растерянными… Они могут без конца проверять границы, проявляя непослушание, но меньше всего на свете им хочется, чтобы эти границы пошатнулись, понимаешь? Таким образом, отец должен защитить их…в первую очередь, от них самих. От их желаний, к реализации которых они пока совершенно не готовы. Тэрон, глубоко вздохнув, притянул девушку к себе и крепко сжал в объятиях.  — Я, конечно, не знаток этого вашего психоанализа, — заметил он осторожно, — но даже я догоняю, что у вас с Марком проблемы. Софи сглотнула и доверчиво уткнулась лбом ему в плечо.  — Наверное, какая-то часть меня всё-таки была не готова, что он действительно увидит во мне женщину, — вздохнула она.  — И каков удельный вес этой части? — серьёзно спросил Тэрон.  — Пока не знаю. Но ей прямо сейчас хочется повернуть всё вспять. Тэрон кивнул.  — Отлично понимаю. Я тоже чувствую, что перешёл черту, за которой всё никогда не будет так, как раньше. И теперь мне кажется, что раньше было не так уж и плохо. Софи мазнула щекой по его рубашке, вытирая слёзы. А потом, внезапно весьма чувствительно ткнув его под рёбра, сказала совсем другим, бодрым голосом:  — Вот, я поделилась с тобой своей жизненной мудростью… Теперь выбирай, кого ты хочешь — папочку или мужика. Тэрон ухмыльнулся.  — И когда это ты успела стать такой умной?  — Мои многочисленные страдания и лишения раньше времени посеребрили мои виски! — важно заявила Софи, задрав кверху палец. — Ой! — вскрикнула она, когда Тэрон в отместку тоже ткнул её под рёбра. — Ладно, ладно… Просто женщины всё быстрее схватывают! Поэтому, мальчик мой, тебе будет очень нелегко на избранном тобой поприще…  — Тупые сексистские шуточки? — поднял брови Тэрон. Софи ослепительно улыбнулась.

***

«Только бы не зассать в последний момент, — думал Тэрон, вытирая о дорогущие съёмочные брюки потные ладошки. — Заходим со спины… Тихо… Не спугнуть раньше времени». Колин стоял спиной к нему возле чайного столика. Людей вокруг не наблюдалось. Тэрон, едва дыша и боясь выдать себя даже стуком сердца, уверенный, что, заметив его раньше времени, Колин немедленно сбежит, подходил к нему сзади. Благо, туфли от его костюма могли ступать совершенно неслышно. Суперкрутые шпионские туфли, теперь он действительно их оценил… Тэрон надеялся только, что весь остальной шпионский арсенал типа отравленных ручек и ручных гранат ему пускать в ход не придётся. Наконец, он подошёл к Колину почти вплотную и, облизав губы, шепнул ему почти в самое ухо:  — Чаю не нальёте? Колин вздрогнув всем телом, выронил чашку, которая упала на стол, расплескав всё своё содержимое — преимущественно на самого Колина. Тэрон успел отскочить. Судя по шипению Колина, в чашке таки был кипяток. Довольный донельзя произведённым эффектом, и чувствуя себя хотя бы отчасти отомщённым, Тэрон насмешливо произнёс:  — Зачем же так нервничать? Я не кусаюсь… Разве что вы сами попросите. Колин обернулся к нему. На щеках его, даже сквозь грим, горели красные пятна. Губы были сжаты в ниточку и слегка подрагивали.  — Что ты имеешь в виду, Тэрон? — спросил он холодно.  — Почему вы сбежали вчера? — ответил Тэрон вопросом на вопрос.  — Было уже довольно поздно, я не хотел злоупотреблять твоим гостеприимством. Тэрон почувствовал, как ярость красной пеленой застилает ему глаза. Он медленно вдохнул и выдохнул, а потом сказал, копируя равнодушные интонации Колина.  — А мне кажется, вы просто испугались.  — Вот как? — Колин приподнял брови, изображая заинтересованность. И Тэрон бы, наверное, поверил ему…если бы не дрогнувшие ноздри. О, теперь он мог читать это лицо, прежде казавшееся ему тайной за семью печатями, как открытую книгу.  — Испугались того, что могло бы произойти, — невозмутимо продолжил он.  — Мне кажется, ты чересчур возбуждён, Тэрон… — произнёс Колин. И тут Тэрон сорвался.  — А чья в этом вина, грёбаный вы мистер Динамо?! — заорал он. Колин, поморщившись, отвёл глаза. — Вам обязательно нужно, чтобы я произнёс это вслух? Ок, давайте, а то вы так и будете без конца ускользать от меня, как угорь. — Он вплотную приблизился к нему и выдохнул ему прямо в лицо: — Я бы отдал всё на свете, чтобы вы трахнули меня прямо тут. И тогда мы бы посмотрели, насколько хватит вашего грёбаного самообладания. Колин, в попытке отстраниться, уже почти лежал на столе.  — Позволь тебе напомнить, что я женат, Тэрон.  — Вы вспоминаете об этом только тогда, когда вам это выгодно, не так ли? — усмехнулся он. — Вы же сами рассказали мне о том парне в клубе…и думаю, он был не единственным.  — Он не хотел от меня ничего больше, чем секс, — сказал Колин, внимательно глядя ему в глаза. — А ты, мне кажется… Тэрона передёрнуло.  — А вам не кажется, — перебив Колина, спросил он голосом, дрожащим от ярости, — что вы не имеете права судить об этом? И взвешивать всё с таким безукоризненным хладнокровием, как будто это пакет сахара!  — Я это и имею в виду, — сказал Колин мягко. — Я ведь об этом и говорю, Тэрон, мой мальчик…  — Я не ваш мальчик! — рявкнул Тэрон. — Возможно, пока, но всё ещё не ваш. Он со всей силы щарахнул кулаком по столу — так, что пластиковые стаканчики подскочили и повалились на пол. А в глазах Колина мелькнуло что-то… Нет, он не мог ошибиться. Влюблённые чувствуют такие вещи, как дикие звери.  — Я же вижу, Колин, — сказал Тэрон, гипнотизируя его взглядом. — Я же вижу, ты хочешь меня. Я видел это ещё вчера, пока ты не сбежал, старый трус!  — Я и не отрицаю этого, — произнёс он сквозь зубы, наконец-то, отбросив маску безупречного джентльмена, ведущего светскую беседу о погоде. И обнажив свои истинные чувства — раздражение, ярость, похоть. — Я только спрашиваю, достаточно ли тебе этого…  — Замолчи, — тихо сказал Тэрон. — Или я тебя ударю. Некоторое время они молча сверлили друг друга взглядом. Потом Колин, отодвинув его руку, отошёл на пару шагов. Постоял некоторое время, покачиваясь с пятки на носок, глубоко вздохнул и сказал совершенно будничным, равнодушным тоном:  — Что ж… Тогда мне, наверное, следует спросить тебя, какие у тебя планы на сегодняшнюю ночь. Тэрон услышал, как где-то в недрах его души словно взревел внутренний Колизей. Он смотрел на Колина, не мигая. Потом, видя, что тот так же стоит, ожидая ответа, выплюнул:  — Надо свериться с ежедневником! Колин по-прежнему молча смотрел на него.  — А ты как думаешь? — с досадой рявкнул Тэрон. — Разумеется, я свободен! Колин коротко кивнул.  — Тогда жду тебя вечером в своём номере. Часов в десять тебя устроит?