***
Самое странное, что лошади были спокойны… Я помню, как проверял окрестности лагеря и ничего подозрительного или опасного не обнаруживал. Значит, пока я спал, стычка произошла настолько тихо и незаметно, что лошади даже не услышали запах крови или каких-нибудь звуков. Я иду вдоль кровавых капель и неравномерных следов, которые тянутся глубоко в лес… И куда эта женщина (как я предполагаю) так неистово шла?! Я периодически наклонялся над следами раненой и несколько секунд внимательно изучал их, включая в свои расследования все факторы, которые могли повлиять на местоположение загадочной странницы. Я смотрю вдаль, куда ведут следы и упрямо двигаюсь дальше…***
«Здесь она упала от бессилия…» — заключаю я, изучая глубокий рыхлый снег. «Затем снова поднялась и направилась в ту сторону» — я шагаю напротив кровавых следов, к огромным сугробам… Интересно, отец следует за мной? Или остался в лагере? Или, может, вообще взял лошадь и свалил непонятно куда? Лишь бы оказаться как можно дальше от этих тварей… Кругом царит напрягающая проклятая тишина… Кажется, будто все замерло, умерло и лишь ветер всё еще блуждает по мрачному зимнему царству, поскрипывая вековыми соснами. Развевает мрачную атмосферу падающие с ветвей горсти снега и угрюмые рассветные лучи, которые проникают только на маленькие заснеженные поляны. Я никогда прежде не сталкивался с такой странной тишиной, в которой, может, таится кровожадная бестия и все наблюдает за мной, играет… Вдруг эти твари слишком умны и просто заманивают меня? Неужели эти следы — «приманка»? Воображение рисует невозможные образы, которые раньше могли бы показаться невероятной глупостью. Я мог бы сейчас развернуться и, пока не стало поздно, вернуться к отцу, уехать в деревню охотников и двинуться по другому тракту в поместье. Пока не поздно. Но привычные принципы толкают вперед. Я всегда плюю на свою безопасность, когда речь идёт о спасении людей. Чтобы сделать мир лучше, нужно начинать с себя. Наивное и простое кредо, но какое честное… Неожиданно где-то испуганно кричат вороны и хлопают крыльями. Я оборачиваюсь на источник шума. Стайка черных теней улетает прочь от чего-то неизвестного под густыми кронами сосен. Я гляжу в сторону непонятного кустарника, покрытого белоснежной шапкой. Беру лук, кладу стрелу на тетиву. Если придется стрелять, то это будет тихо и безопасней. Медленно выдыхая, делаю шаг вперед… Может, стоит крикнуть? Если это та женщина, значит она в сознании (как-то же ей удалось спугнуть птиц) и она откликнется, — хотя следы и не ведут в то направление, но ветер мог замести за то время, пока я бродил. А если это одна из тварей, у меня будет время атаковать… — Эй?! — даже для меня самого, собственный голос кажется слишком громким. Прошло несколько часов с момента расставания с британцем, а я уже словно отвык слышать человеческие голоса. Это место слишком дурно влияет… Темная волчья фигура несется со стороны кустов посреди деревьев. Исчезает, затем на несколько секунд мелькает в мраке леса и снова пропадает… Черт! Я надеялся, что чудовище выскочит и я смогу быстро выстрелить ей в голову, а затем продолжить отчаянные поиски. Скорее всего, тварь будет следить за мной, насмехаться над моим человеческим страхом, чувствуя свое превосходство в силе и наслаждаться этим, а потом, когда я потеряю бдительность, застанет врасплох. Иначе быть вряд ли могло… Волко-медведи, оказывается, не настолько глупы. Я беспокойно озираюсь по сторонам. Ничего, кроме деревьев, где в тени скрывается тварь. И луж крови, посреди которых я стою. Как глупо… эта женщина скорее всего, уже мертва от потери крови. А я все еще отчаянно хватаюсь за надежду, что она еще жива… Я замечаю, как крови вокруг становится все больше и больше, как с каждым ударом сердца снег вокруг приобретает багровые краски. «Все это — лишь плод больной психики и воображения» — уверял себя я. Едкий запах разлагающейся плоти и крови ударяет в нос, а перед глазами мелькают мелкие красные искорки; в голове начинает гудеть. Я падаю на колени, прямо в кровавый снег. Руки прикасаются к багровому снегу и рукава робы по локоть пачкаются в полутеплой зловонной жиже. Как же это омерзительно… Вчерашний ужин подступает к горлу, а когда отвратительная горькая жидкость оказывается во рту, я невольно сглатываю ее… Глубоко вздохнув, собираю все свои силы и поднимаюсь. Нечто в сознании приказывает: Бежать!.. Бежать, чтобы выжить, для того, чтобы посвятить себя уже давно начатому делу: убить Ли, дать отпор назойливым британцам и защитить святые земли своего народа, возродить колониальное Братство, дать Америке вздохнуть с облегчением и… воссоединится с отцом, грандмастером тамплиеров и закрепить союз двух врагов… Поэтому нужно бежать, невзирая на своё ослабшее тело. Вот я, типичный Коннор Кенуэй, упрямый ассасин, который плюет на себя, который яро посвятил себя своим идеалам, принципам, на благо мира! Даже травма, случайно полученная в пылу битвы, не могла сравниться с тем, что я сейчас ощущаю. Тогда, невзирая на страшную боль все равно продолжал отчаянно сражаться, потому что понимал, что одна малейшая ошибка — и смерть. Но сейчас это неописуемо сложно… Перед глазами стоит тёмный туман, за которым танцуют непонятные причудливые тени… Посреди этого тумана виднеется черная фигура, отдаленно напоминающая всадника… Она приближается, и кажется, это был её голос: — Упрямый идиот! Я же говорил!..***
Кое-как державшая равновесие темная фигура ассасина останавливается и пытается хоть что-то разглядеть сквозь темную пелену в глазах. Хэйтем направляется рысью в его сторону, держа в руках повод лошади сына. Он знал, что здесь опасно. Что-то подсказывает ему, что это ловушка мерзкой твари. Глупо рисковать собой, ради своих принципов и какой-то женщины, которая уже, видимо, мертва... — Упрямый идиот! Я же говорил!.. Ноги индейца подкашиваются и он падает в снег. Что с ним, британец не знает. Мог только предположить, что это от шока… Ведь говорил же что нужно уходить отсюда! Но нет же! Надо обязательно вляпаться в какое-то незабываемое приключение и навлечь на обоих опасность! — Придурок! — не выдерживает тамплиер и спешивается с коня. Кое-как поднимает бестолкового ассасина, который сам видимо пытается стоять на ногах и еле-еле усаживает на свою лошадь…***
Я не понял, что произошло, когда открыл глаза. Я словно в забытом сне, который проходит незаметно или которого вообще нет… Сон тёмный, похожий на бездну, пустоту, в которую проникает сознание. А сейчас оно как будто выбирается из этой черноты и начинает медленно восстанавливаться, рисовать некоторые былые картины, постепенно строить мысли. Что произошло до этого сна, я не помню… или не знаю. Тело не слушается. Оно кажется бесчувственным заточением, в котором и есть сознание, все еще наполовину находящееся в пустоте. Сейчас оно взрывается, расширяется до вселенского масштаба. И я шевелю пальцами и с наслаждением глубоко вдыхаю… Более-менее белый потолок с несколькими трещинами предстает первым на чистом холсте моего сознания. И яркий свет, от которого приходится невольно зажмуриться. Когда я осознал то, что увидел, в голову медленно начали закрадываться мысли: «Где я?», «Что произошло?», «Что со мной?». Неожиданно что-то тёмное склоняется надо мной, загораживает собой чистый яркий свет. Я не могу посмотреть, что это за странное существо или предмет. Я снова попадаю в ту темноту？Или скоро попаду？Нечто приближается. И тут разум строит былые образы, постепенно восстанавливает забытое, вырисовывать потерянные черты. Я фокусирую взгляд и замечаю два знакомых серых глаза. Отец! — Коннор? — сердце вздрагивает от голоса, который кажется мне чужим. Я не знаю, сколько времени провел в мертвой тишине, или сколько слух был утерян вместе со мной самим, — Можешь говорить? Мысли суетятся, пытаясь сформировать всё утерянное, достать тот навык, с помощью которого можно говорить. Проходит несколько секунд и я сам не ожидал, как сумел приоткрыть рот… — Понятно, — вздыхает британец и исчезает. «Ничего тебе непонятно» — мысленно произношу я и закрываю глаза. Как же хорошо и приятно снова спрятаться от непривычного яркого света…***
Проснувшись, я вижу над собой тронутое долгими десятилетиями лицо, обрамленное аккуратными рыжими бакенбардами. Умные зеленые глаза внимательно глядят из-под редких светлых бровей в мои, словно пытаясь что-то найти там. Знакомое чувство тревоги вынуждает настороженное воображение выдумывать самые страшные и опасные образы этого человека. Обычно, незнакомцы или «не свои» люди находились со мной настолько близко только тогда, когда собирались убить или как-то навредить… В миг рассеянность иссякает. Я облизываю пересохшие губы и тут же в неустойчивом сознании появляется искра и я пытаюсь оттолкнуть незнакомца подальше, но ослабшая рука только вяло хватает мужчину за рукав. — Сэр? — раздается низкий, зычный голос, принадлежащий этому незнакомцу. Слышатся шаги по скрипучим половицам, и надо мной склоняется отец. Тревога отступает… — Он очнулся, — рыжеволосый мужчина, который, оказывается имел немецкий акцент, кивает на мою руку, которая, как будто с надеждой все еще не отпускает манжет незнакомца. — Коннор, — я отпускаю рукав человека. Все мое внимание переключается полностью на отца, человека, которому сейчас я доверяю больше всего. — Ты в лазарете Лексингтона, не волнуйся, — его голос звучит довольно тихо и приятно. Мигом я начинаю вспоминать картины, которые происходили до этого всего и я надеюсь, что все эти звери, кровь, странности и загадки в лесу были лишь сном. Я предполагаю, что пробыл без сознания очень долго и повреждённый разум мог забыть действительные, настоящие события до этого страшного сна. Интересно, удалось ли мне уже закрепить союз между тамплиерами и ассасинами? Или просто с отцом снова появилась общая цель, миссия, но возникли вот такие неприятные обстоятельства? Почему? — Можешь подняться? — осторожно спрашивает Хэйтем, с надеждой наблюдая за мной. Следующие секунды выдаются довольно непривычными и кажутся новыми. Увидев мои попытки сесть, тамплиер поддерживает меня. В глазах настолько темнеет, что незаметно даже яркого света, выходящего из окна напротив. Кажется, что я снова окунусь в непроглядную черноту, но вдруг чувствую, как ладонь отца ложится на мою кисть, как бы мотивируя. Неужели он способен на поддержку？Изображение медленно появляется, становится четким и более ясным. Свет из окна уже ослепляет. По телу проходит мелкая дрожь, когда босые ноги прикасаются к сырому полу, вновь ощутив под собой твёрдую опору. Необычно… Как будто-то возвращаешься из другого мира.Возможно, так и есть… В душе творится ураган из переживаний и радости, но внешне я невозмутим. Невероятная щекотливая и приятная вспышка происходит, когда я выпрямляюсь… Движения необычные, вызывают странные ощущения, как будто я никогда такого не испытывал, но всё же тело восстанавливается, вспоминает забытое… «Может, я умер?» — вдруг возникает больная мысль. Нельзя думать о таком. Отвержением оказывается резкая боль в висках. — Выпейте, — ранее казавшийся подозрительным, незнакомец протягивает мне стакан с водой. Я сразу хватаю его и осушаю залпом, с наслаждением ощущая, как что-то холодное освежает изнутри. — Ты был без сознания больше месяца, — с досадой заявляет отец. — За это время случилось многое, во что, может быть, ты не поверишь. — Что произошло? — Ты болен, Коннор, — британец внимательно глядит мне в глаза. — Те звери, были заражены… кровь, по которой ты шел, была «приманкой». Твари истерзали какую-то женщину, надеясь, что кто-то из нас станет искать ее. Заманили тебя в то место, где была их кровь и… — Хэйтем молчит несколько секунд, ожидая, когда я «переварю» услышанное, затем продолжает: — Ты выжил благодаря мистеру Овербеку, — британец кивает на рыжеволосого джентельмена, который все это время, оказывается, наблюдает за мной. — Он изучает происходящее в лесу, и пришел к выводу, что в Америке вспыхнула эпидемия… Неизвестно, откуда берутся эти существа… Но теперь понятно, для чего они пускают собственную кровь. Всё-таки то был не сон. — Эти твари проникли в город и чем раньше мы покинем его, тем лучше…