***
Проходит день нашего пути, а мы до сих пор молчим. Мы не разговаривали до тех пор, пока не заметили следы: остывающий костёр, яркие отпечатки сапог на снегу, порванная ткань… Слабый дым воздушной волной летит от сгоревших поленьев под порывами лёгкого ветра. Глупый поступок — вот так вот кричать о том, что ты существуешь. Даже в Прежнем мире это было опасно. — Этот человек рядом, — говорю я, разыскивая глазами следы, ведущие глубоко в лес. И я нахожу их. — Думаешь, нам стоит за ним идти? — спрашивает Сэйен. — У него могут быть припасы. — Если этот человек из ВНА, тогда нам придётся отобрать у него всё, — я делаю паузу, — и убить. — А если он не один из них? — Мы не разбойники, и не мародёры, чтобы нападать на путника. Она молча кивает. — Мне кажется, он от кого-то бежит, — замечаю я, и иду по следам незнакомца. Он может быть нам полезен. — Твари? Я пожимаю плечами. Возможно. Твари могут скрываться так, чтобы быть невидимыми, может, сейчас они видят нас. Или, может это Чёрные глаза? Может, они залезли в голову этому человеку, и он в панике бросился в бег? Всё вероятно. Я беру ружьё. Если он будет вооружён и агрессивен — мне придётся убить его сразу. Нет времени на убеждения, что мы «свои» — в Новом мире это бессмысленные слова, потому что никто никому не доверяет. Он может быть шпионом, или «тем самым врагом», разыскивающего меня. Как только деревья расступаются, мы выходим на вытоптанную тропу, и видим этого незнакомого беглеца. Он неосторожный и напуганный. Бежит, постоянно оглядывается по сторонам, но когда замечает нас, начинает спотыкаться, пытаться бежать ещё быстрее, но глубокий снег препятствует ему. Я вижу его, как человека, будто бы только что выкинутого в Новый мир, как рыбу, которую выбросили на берег. Мы подходим ближе, и я вижу, что этот человек безоружен. — Не убивайте меня, пожалуйста, — скулит он. Страх в глазах мужчины заставляет меня недоумевать. Он продолжает лежать на снегу. Я отвык от ужаса жертвы, потому что… сам стал жертвой. Незнакомец довольно упитанный для Нового мира: не вижу ни впалых щёк, ни провалившихся глаз — он явно ест каждый день, и я, в водах недоумения чувствую нотки зависти, чёрные и ядовитые. Мне становится интересно, где же он берёт столько еды, чтобы позволить себе такую роскошь? Задать такой вопрос я считаю признаком неприличия и наглости даже перед угрозой голодной смерти. Неужто это отзвук Прежнего мира? — Почему вы так напуганы? — будто бы забыв о Новом мире, спрашиваю я, тыча ружейной сталью ему в лицо. Его взгляд начинает бегать в разные стороны. Я болен. Болен забытьём и снежной мутью. Человек молчит. А что он может ответить, если итак всё ясно? Но я действую по правилам — ствол карабина смотрит прямо ему в лоб, даю понять, что сейчас я сильнее его, и что я готов защищаться. Я подчиняюсь закону Нового мира, вступаю в игру, чтобы я мог выжить. Однако, вопрос неверный. Он всё ещё не осмеливается подняться. — У меня ничего нет, — словно догадавшись, чего мы можем хотеть, находиться он. Я не верю ему, потому что его глаза-то сытые, а чем-то маняще набитая сумка спрятана под куртку. Но нам пока и своего хватает. Хватает, чтобы не грабить. — Мне нужно задать вам несколько вопросов, — я опускаю ружьё и сажусь на корточки, чтобы быть с ним почти одного роста. — Вы представляете ВНА? Глаза мужчины округляются, и он панически качает головой «Нет». — От кого вы бежали? — Я услышал, как кто-то идёт — это были вы, — его голос дрожит, он облизывает губы, сглатывает. — Хорошо, — подмечаю я. — Где вы берёте еду? Незнакомец колеблется, не знает, что отвечать, и я говорю: — Мы не станем забирать. — Я нашёл в доме по пути, честно, мне просто повезло, — нервно говорит он, — я никого не убивал. — Откуда вы? — Я из Канады, я пытался сбежать от этих чудовищ, но по пути их становилось всё больше… Говорит он чуть ли не со слезами искренне. Боится смерти. Я почему-то доверяю этому человеку. Я поднимаюсь, убираю оружие и говорю: — Удачи.***
Невообразимая, ослепляющая боль даёт внезапный импульс и выводит Касию из Анимуса. Сознание мутное от резкого скачка «с привычного места». Она поднимает тяжёлые веки и в глаза тут же бьёт свет от мониторов. — Какого хрена? — одним языком мычит она, но в ответ — тишина. — Ты Касия Бажий, родом из Польши… — Да-да, — будто бы на автомате мямлит девушка. Благодаря постоянным тренировочным программам — она привыкла к этому вопросу для подтверждения данных. Девушка лежит, привыкает к собственному, родному телу, прежде чем медленно подняться с кресла Анимуса. — Кое-кто проник в базу данных и дестабилизировал воспоминания, — предупреждает Гэри. — Опя-я-ять, — раздражённый голос Вайолет разносится по лаборатории. — Это ассасины, видимо, им почему-то не нравится эта программа. — Почему же? — спрашивает Касия. — Вероятно, они тоже исследуют Куб, и хотят добраться до цели раньше нас, — да Коста вздыхает, — или я не знаю… — Кстати, тебя, считай, спасают второй раз! — Лори говорит так, будто девушка должна быть благодарна Абстерго и ему, что её не выкинули на помойку, как «неподходящий объект», готовый умереть от любого разряда импульсов. Касию это раздражает. Ей неприятно это слышать это от сотрудника той компании, которая принуждала людей идти на риски «ради научного прогресса», потому что добровольцев было мало-то. — Заткнись, — нервно отвечает она. — Я могла вообще не идти в «Зеркало». — Ладно-ладно, извини. — Так, думаю, через минут десять я всю исправлю, и можешь возвращаться в программу, — говорит Гэри. — Только, некоторые файлы повреждены, поэтому тебя ожидает «временной скачок» с последней загрузки. — Звучит, почему-то пугающе, — Касия трёт виски, пытаясь окончательно избавиться от отступающей боли. — Это не опасно? — Нет, это просто нарушение последовательности, не более. — Вообще, когда ты уже погружаешься в Анимус — подвергаешь свою жизнь опасности, — вклинивается Лори. — Так-то. Девушка лишь выразительно закатывает глаза. — Перестань уже!.. — Успокойтесь, — вступает Вайолет, — между прочим, вы оба ведёте весьма важный проект, который может перевернуть всё к лучшей стороне, поэтому, не создавайте конфликтов. — Ура! — восклицает Гэри. — Получилось всё гораздо быстрее, чем я думал, можешь подключаться, Касия. Девушка снова ложится в кресло. Больше всего ей не нравится погружение внутрь программы — чувствуешь животных страх перед неизвестным, перед осколками, складывающихся в узоры, а потом в полную картину прошлого. Кто-то из сотрудников говорил, что всплеск адреналина перед погружением — нормально, потому что машина полностью парализует тело, и мозг выпускает разряд, сигнал, своего рода защитную реакцию. Аналогично падение во сне, только погружение дольше, мучительнее, длится минут пять прежде чем картинка полностью соберётся по кусочкам. Во сне же всё молниеносно: испуг, паника, пробуждение и кровать. Машина повторно по записи читает цель проекта, имя испытуемого, подтверждает готовность… Всё, как надо, но каждый раз пугающе и больно.***
Деревья умирают. Я уже не помню, сколько времени прошло с тех пор, как начался Новый мир… Наверное, уже больше года назад. Я давно потерял счет времени, для меня исчезли «февраль», «март», «суббота» и «воскресенье»… Это уже совершенно не важно, есть только утро, день, вечер и ночь. Этот мир теряет установленные порядки прошлого, сметает, как метла мусор с веранды. Теперь он лишается человечности и осознанных взглядов. А зима бесконечна, колючая и ледяная. Все замерзает… деревья, кусты, посаженные когда-то растения людьми. Даже если и удастся вернуть Прежний мир, если удастся вернуть весну и лето, вряд ли будут овощи и фрукты. Я до сих пор храню разные семена, которые удалось найти. С надеждой. Такой теплой и толкающей вперед. Скрипучие и величественные ивы угрожающе наклоняются. Совсем скоро они упадут. Уже мертвые деревья… Новый мир уничтожает все, чтобы потом установить свои правила. Он пытается сделать нас чудовищами, пожирающими собственную плоть, своими рабами… или же трупами. Мороз, порох, железо… холодная сталь ружья… Коннор, если ты вернешь артефакт на место, природа станет прежней. Да, но пропавшего не вернуть. Слишком много потерь и смертей. Мир не будет прежним. Нужно будет строить все заново. А люди? Они обезумели, заблудились в этом лабиринте Нового мира, забыли, что такое «мораль». Слишком озлобленные и голодные. А нужных осталось слишком мало. Но мы не можем себе позволить потерять рассудок, хотя он и мутнеет. Трезвое сознание так и просит, умоляет утонуть где-то в темноте, но я не могу позволить себе такой, казалось бы, роскоши. На фоне этого мы слепо идем к своей цели, будто что-то невидимое и таинственное ведет нас.***
Сэйен слабеет. И я. Мы давно не ели, больше недели… Совсем. И не давали себе минуты на нормальный сон. Нет времени… Но силы покидают ее быстрее, чем меня. Дитя требует пищи. Требует жизни. Оно отнимает весь дух своей матери, чтобы жить самому. Совсем скоро оно придет в мир, и Сэйен потребуются много сил, чтобы восстановиться. Нужно что-то найти. Хоть что-то… Мы идем медленно, но настойчиво. Патруль ВНА ищет меня. И я не должен допустить ошибки, чтобы эти ублюдки нашли меня. Я думал, что в Новом мире самое страшное и ужасное — твари, но нет… Самые опасные и жестокие твари — люди. Сам человек стал врагом самому себе, и вместо того, чтобы выжить — уничтожает себя. Спустя пару суток Сэйен упала. Она больше не могла идти. Мой хрупкий мир чуть не разрушился тогда. Черт… Ей нужно хоть что-то поесть. Но все дома выпотрошены до последней крошки, и мы давно ничего не находили. Не знаю, найдем ли теперь. Это уже намного сложнее, чем прежде. По пути еще встречались небольшие поселки. Мы заходили в дома, быстро и тщательно выискивая хоть какую-то залежавшуюся корку хлеба. Все пусто. Я привык к заброшенности, к забытым жилищам и тоскливым скрипам половиц, но каждый раз, когда я заходил за порог дома в очередном бессмысленном поиске еды, мое сердце неприятно ныло. Наверное, я убеждаю себя в том, что привык… Мы, наверное, скоро умрем. Я беру ее на руки. Я тоже слаб и в глазах постоянно темнеет, но я обязан завершить начатое. С ней. Ее тело бессильно висит на моих руках. Я корю себя за то, что первые дни не осматривали дома, не заходили в поселки, за то, что искал «самый короткий путь», потому что «мало времени», когда уже первые дни терпели голод, все думал и утверждал, что «потом найдем», «силы еще есть», «обязательно по пути встретится какой-нибудь дом, и обыщем его»…***
Впереди, посреди заснеженных елей виднеется темное здание. Большая жирная, расплывчатая точка на белом фоне. Я устаю. Сознание так и хочет ускользнуть куда-то в безопасное место, из этого измученного тела. Ему необходимо отключиться, отдохнуть где-то там, в пустой темноте, чтобы оставаться хоть в каком-то порядке… или где отдыхают сознания? Интересно… Черт, о чем я думаю?.. Скрип снега отдаленно и тихо отдается в голове. Я едва что-то вижу и слышу: пытаюсь удержать в себе сознание, не дать телу отключиться. Мне ни в коем случае нельзя умирать, хотя и хочется. До боли хочется бросить этот ненормальный мир, чтобы потом невидимо вздохнуть с облегчением. Тяжело плечом открываю дверь здания. Амбар. Противным скрипом отдаются дверные петли, уже давая понять, как давно они стоят нетронутыми… Едкий запах прогнившего сена въедается в нос и оседает в горле. — Стоять! — вдруг слышится где-то сверху. Я останавливаюсь, напрягаю уставшие глаза. Вижу только расплывчатые очертания стойл, старых и обветшавших. Кругом еще валяется сено. Поднимаю взгляд вверх. Никого нет. Или просто зрение меня подводит? Ну не забавно ли? Пугливый человек, который прячется где-то на балках от тварей и мародеров пытается остановить незнакомца. Хотя, наверное, видно, что я почти в безвыходном положении: нетвердые шаги и впалые щеки — укусы голода, да еще и девушка без сознания на руках. А, стоп! Почему он должен быть пугливым?.. С чего я взял, что он прячется?.. — Кто ты?! — громко и резко спрашивает он. Странный вопрос, словно не ясно кто я. Кто я? Человек, судорожной хваткой хватающийся за жизнь. Человек, который убегает от смерти, избитый и истерзанный Новым миром. Уже не имеет значения, кем я был в прошлом. Ассасином, борцом за свободу, воином… который никак не подозревал о конце света. Вроде бы легкий вопрос, но как ответить на него — не знаю. Я не знаю, что именно хочет узнать этот незнакомец. Я не знаю, кто я действительно на самом деле… — Помогите нам, — единственное, что пришло ко мне в голову. Неожиданно и внезапно. То, что самое нужное и необходимое сейчас. Эти слова звучат умоляюще и с отчаянием. Тишина. Молчание длится секунд десять. Вдруг оглушительный выстрел раздается напротив моих ног. Угрожает. — Повторяю: кто ты?! Хочешь убить нас?! Я тихо усмехаюсь. Он слепой? Или на него действительно нападали едва живые люди? Хотя, может, его все равно пугает, что я обвешан с головы до ног оружием. — Мне просто нужна помощь! — как можно настойчивее и умоляюще говорю я в воздух. — Я не враг, — наконец-то нахожусь я. — Уходи отсюдава! Иначе пристрелю вас обоих! Ну да, мы же надоедливые и назойливые мухи, которых нужно только отгонять. Но я понимаю, что мне тогда придется его убить. У меня еще есть силы для этого. Я залезу по стене, цепляясь за эти расщелины и полки, и убью его, а потом уже обыщу весь амбар. Похоже, я соврал ему, когда сказал, что я не враг. Теперь мы все враги. Но в его голосе слышится жалость. Жалость с нотками угрозы и агрессии. Ему жаль нас, но он все равно будет защищать то, что ему, может быть, принадлежит. Он мог бы убить нас сразу, но не делает этого. Интересно, почему? — Давай, — я ищу глазами незнакомца, который будто стесняется показаться. — Давай! Тишина. Она явно выдает растерянность этого человека. — Хочешь убить — убивай! — кричу я. Уверен, он этого не сделает. Незнакомец просто угрожал, он, вряд ли убийца. Это крайне удивительно для Нового мира. Однако какие-то черты Прежнего в нем хранятся. — Просто уходи, — как-то подавленно и отчаянно говорит он. Я сажусь на колени, прижимаю бездыханную девушку к груди. Я быстро прикасаюсь к ее шее и облегченно вздыхаю, когда подушечками пальцев нащупываю саму жизнь, теплую, но слабо пульсирующую. Не умирай. Осталось немного потерпеть… Аккуратно укладываю ее на сено и поднимаюсь. — Пожалуйста, помогите, — мне кажется, я говорю пустоте, и что слова испаряются в воздухе, так и не услышанными. — Девушка со мной — ждет ребенка, и я не помню, когда мы в последний раз ели. Это, наверное, единственный шанс — давить на жалость. Пока единственный. Я не хочу снова кого-то убивать. — Мне плевать! Каждый сам за себя. Все правильно. Это новые порядки Нового мира, темные и мерзкие. Зато они могут помочь выжить, стирая выдуманные человеческие мотивы прошлого… Я понимаю этого мужчину. Главное — дожить до своей смерти. Из тени спереди показывается обросшее и грязное лицо… Картинка расплывается перед глазами, вижу только игру света и фигуру этого человека, которая подобно облаку парит в воздухе. Мне приходится прищуриться, чтобы увидеть его глаза. Ожесточенные и коварные, но еле тронутые какой-то жалостью. В грудь мне предупреждающе тычет дуло ружья. Странно, почему же он меня сразу не убил? Ни грамма еды, зато куча оружия и боеприпасов … Смешно. Другие так и хотели убить меня, ради оружия, еще пытались стащить патроны, бомбы… Может, у него итак валом мушкетов, ружей и ножей? — Проваливай! — рычит он. — Еды здесь нет! Я слабо бросаю взгляд на ствол оружия, думаю, сколько хватит мне сил, чтобы перехватить его и прикладом оглушить незнакомца… Рука у него твердая, уверенно держит ружье. Еда у него точно есть, причем явно в достатке. Его темная фигура увеличивается передо мной, приближаясь. Сознание еще может ухватиться за этот визуальный образ, слабыми отголосками реагируя на происходящее. Оно различает свет и тьму, размытые движения, которые кажутся бесконечными… — В последний раз говрю! — ствол ружья еще сильнее прижимается к груди, но я словно не ощущаю этого. — Топай отсюдава! — Тоби, в чем опять проблема? — протяжный скрипучий мужской голос тоже доносится сверху. Быстрый и нервный. Они там убежище устроили что ли? — Да тут опять эти бродят! — Ну, так прикончи их! Или мне все снова делать за тебя? Хотя это твоя работа! Я не понимаю. Такое впечатление, будто к ним каждый день приходят такие же отчаянные люди, как и мы… Я бы мог запросто убить их обоих. Раньше мог… Ты ассасин, Коннор, профессиональный убийца, знающий, как убить быстро и тихо. Так мне говорил отец. Кажется, недавно, когда мы еще вместе искали этот артефакт. Два месяца… Два месяца назад он сказал мне это? Да, тогда у меня было много сил, по сравнению с моим нынешним состоянием, много. Бурным и горячим потоком она билась во мне. Я мог убить тварь, а сейчас я даже не уверен, что смогу обезоружить этого придурка. Да мне тяжело даже разглядеть его лицо! Слабак… Идиот… — Ну, когда же ты научишься?! — снова этот скрипучий голос… словно из ниоткуда появившейся силуэт мужчины забирает ружье из рук того, кто никак не решался меня прикончить. — Дай сюда. — Подождите, — слабо прошу я, так, будто что-то забыл. — Пожалуйста, может, вы поможете нам? Нам очень нужна помощь! — чуть ли не сквозь слезы говорю я. — Тоби, если хочешь хоть как-то нормально жить, игнорируй этих жалких бродяг, что бы они ни выпрашивали, — дурацкое дуло ружья снова впивается мне в грудь. — Значит, так, проверь обязательно, перезарядил ли ты свое драгоценное оружие, иначе без этого никак, — мерзко и саркастически поучает он. — А потом, спуск… До меня вдруг резко доходит, что этот тип не шутит, что он серьезно может легко и бесчувственно меня пристрелить. Я резко хватаю ствол оружия так, что приклад сильно врезается тому в челюсть. Пока они оба в замешательстве я срываюсь с места, хватаю Сэйен на руки и выбегаю из амбара. — Ублюдок! — слышится сзади.***
Сейчас главное — найти укрытие рядом с амбаром, чтобы те люди не нашли нас. К счастью, меня никто не преследует. Крутой заснеженный склон небольшого холма. За ним можно скрыться, тем более его подножие скрывают черные мертвые кусты. Я бегло осматриваюсь. Никого нет. Хорошо. Я осторожно спускаюсь по склону, стараясь не задеть сухие ветви. Один звук — и меня могут начать искать. Я видел их разведчиков. Важные, с мушкетами наперевес, на ногах стоят твердо… Не понимаю, почему они не преследуют меня, ведь я явно взбесил того идиота. Все равно лучше не рисковать и не привлекать лишнего внимания. Выгребаю ногами снег, опавшие листья и тяжело опускаюсь на землю. Так и тянет в сон, но, наверное, если я засну, то вряд ли уже проснусь. Сильнее обнимаю Сэйен, чтобы было теплее. — Не умирай, прошу тебя, — шепотом умоляю я. — Не умирай… скоро я что-нибудь найду. Я считаю каждый ее слабый вдох и выдох. Больше всего волнуюсь о ней. Сейчас она такая беззащитная и исхудавшая. Прижимаю руку к ее костлявой груди, сердце бьется. Надо подождать до ночи, и можно будет проще забраться в амбар, когда многие будут спать. Группировка выживших, обосновавших здесь лагерь. Съестное у них точно есть, хоть какое-то. Беру флягу, делаю несколько коротких глотков. Вода холодная, обжигает горло, а желудок, будто напоминая о себе, снова бьет тревогу. Больно… Хотя бы вода есть. Всё вокруг темнеет, расплывается и рассыпается мелкими разноцветными искорками. Глаза сами по себе закрываются, и мне становится страшно… Я умираю? Так наступает смерть? Страх отдаленный, но сильный, растущий в панику. Я стараюсь вернуть, всё как есть, пытаюсь удержать в себе остатки сознания, а изображение то мутнеет, то снова яснеет. Яснеет тогда, когда заставляю себя делать вдохи и выдохи, словно я забываю, как правильно дышать… Или может я просто засыпаю? Просто теряю сознание? Я не знаю, что мне сейчас делать: поддаться этой странной силе, или продолжать бороться? Вдох… Выдох… Вдох. Выдох. Вдох… Ты не должен умирать. Герои не умирают.