Камра и другие радости жизни

Сержант Какура Мелихаис родился довольно далеко от столицы. В детстве матушка пугала его Тёмными Магистрами и всячески предостерегала от близости к Сердцу Мира. «Попадёшься в лапы к Тёмным Магистрам», - говорила она, - «и никакой Король Мёнин тебя не спасёт!» И неважно, что Короля Мёнина не было в мире уже не одно тысячелетие – по старой привычке, перенятой от своей бабки, матушка почитала Короля Мёнина главным защитником всех несправедливо обиженных. Магию в семье Мелихаисов практиковали очень ограниченно: разве что камру сварить да чтобы зелень в огороде хорошо росла. А всё почему? Старшие братья покойного отца Какуры – Гримы Мелихаиса – учились в Королевском Университете как раз во времена Войны за Кодекс. И если один из братьев, как только началась смута, вернулся в родные пенаты, под матушкино крыло, то второй остался в Ехо, умудрился поступить в какой-то Орден (название Ордена матушка не то что не повторяла, а даже при упоминании самого слова «Орден» до сих пор опасливо озиралась по сторонам) – и бесславно погибнуть где-то посреди смутных времён. Матушка винила во всём таинственных Тёмных Магистров, хотя Какура полагал, что дядька его сгинул в какой-нибудь пьяной драке – уж больно разнообразные слухи ходили о его чудачествах до переезда в Ехо. Таким образом, Какура плохо себе представлял, кто такие Магистры и отчёго они бывают Тёмные, но к любой магии выше той, которая нужна для домашнего хозяйства, относился с подозрением. Однако судьба сложилась так, что ему тоже пришлось перебраться в Ехо. У его матушки вообще было много родственников, так вот, какой-то её пятиюродной тётке потребовался помощник по хозяйству. Сын её, служивший в столичной Полиции, постоянно отсутствовал дома, а она сама не справлялась. И тут матушка почему-то решила, что её младшенькому скучно дома, и надо его срочно чем-нибудь занять. Какура полагал, что в глубине души матушка надеялась, что в Ехо её ненаглядный сыночек наконец-то найдёт себе невесту, ну так вот – он совершенно не спешил с женитьбой, и уж тем более – в столице, где нужно было сначала как следует оглядеться и пообвыкнуться. Какура пожил у тётки примерно с месяц, после чего понял, что, если не займётся чем-нибудь вот прямо сейчас, то сдохнет от скуки гораздо вернее, чем в семейном поместье. Там-то были друзья-приятели, леса, поля и вообще вольная воля, а тут была тётка, которая следила за каждым его шагом и, казалось, хотела не обженить племянничка, а напротив – спрятать его от всего мира. Как-то раз, сидя вечером с тёткиным сыном за кувшином камры и игрой в крак по маленькой, Какура попросил братца составить ему какую-нибудь протекцию в городе. Тот посмотрел на него, как на деревенского дурачка (коим, собственно, и считал внезапно свалившегося на его голову родственника), и спросил: - А городская полиция тебя чем не устраивает? Какура задумался: - Ну ведь там, наверное, город знать надо? - Да зачем город? Дадут тебе участок в несколько кварталов – и следи там за порядком. Какая разница, что вокруг делается?! Какура подумал ещё немного (чисто для порядка) и согласился – других-то вариантов у него все равно не было. В полиции Какуре понравилось, да и с начальством он быстро нашёл общий язык, благо, служили в полиции в основном приезжие – как это, наверное, бывает в подобных учреждениях почти во всех обитаемых мирах. Служба оказалась несложной: знай, приходи себе вовремя да стой на посту, изредка грозно вращая глазами и угрожающе расправляя плечи. Форму выдавали казённую, кормили вполне сносно – не мамкины харчи, конечно, но зато в кармане у Какуры наконец-то появились наличные деньги, за которые никому не приходилось отчитываться, на что он их потратил. Так что, изменениями в своей жизни Какура оказался вполне доволен. Уже через пару лет его повысили до сержанта, и теперь у него в подчинении находилось ещё пятеро таких же деревенских оболтусов, каким был ещё совсем недавно он сам. Однако в разговорах с начальством он презрительно величал подчинённых «деревня», считая себя уже чуть ли не коренным жителем столицы. (Знаете ведь, как это бывает, правда?) В Ехо у Какуры появился один любимый трактир – на краю одного из вверенных ему кварталов Старого Города, и, самой собой, несколько нелюбимых – те, где, по его мнению, ему – сержанту Городской Полиции! – недоливали камры. Какура любил посиживать в «Белом облаке Хонхоны» в пятницу вечером, потягивая местное пиво и глядя по сторонам: «вон тот перец как вырядился! Натуральная птица сыйсу!» (птицы сыйсу Какура никогда не видел, но был уверен, что у птицы с таким названием обязано быть безбожно яркое оперение), или «а это что за красотка? Что-то я её раньше не видел на районе. Наверное, приезжая. Понаехали тут!» Ну, и так далее. Камру Какура заказывал всегда простую, без добавок – не любил ни вкус, ни запах разных заморских пряностей. Матушка их в камру не добавляла – вот и ему ни к чему! Камра – она и есть камра, что с ней экспериментировать! – так рассуждал сержант Городской Полиции Какура Мелихаис. В тот вечер погода выдалась особо благоприятной: зимние ветра уже покинули пределы Ехо, уступив место мягкому весеннему ветерку, из пригородов тянуло нежным запахом первых распускавшихся цветов. Какура, сидевший на открытой веранде своего любимого трактира после честно отработанного трудового дня, вдохнул вечерний воздух и вспомнил, как в такие вечера матушка разбирала на их домашней веранде семена для посадки и вполголоса рассуждала сама с собой, где, что и в каком количестве в этом году будет сажать. Краем глаза Какура уловил какое-то движение слева, словно светло-лиловый сполох на предзакатном небе. Показалось, подумал он. Но через несколько минут за столиком слева от него остановился официант. Посетитель довольно долго делал заказ, тщательно подбирая сорт вина под выбранную им рыбу. Однако это могла быть и посетительница: голос говорившего был высок и звучал слегка неуверенно, да и будет ли мужчина так долго делать заказ? Пива заказал – и ладно! Рассмотреть сидевшего за соседним столиком Какура смог, только когда официант ушёл на кухню. Ну, как рассмотреть? Не будешь же пялиться человеку в лицо – всё же не на службе. Так что ему оставалось только коситься в сторону незнакомца (нет, скорее всё же, незнакомки) закутанной в какое-то необыкновенное лоохи. Кроме необычного нежно-сиреневого цвета (Какура, конечно, художником не был, и в цветах разбирался не очень, но вспомнил, что один куст сирени в матушкином саду был именно такого цвета), лоохи отличала полупрозрачная ткань. Фигуры за ней, однако, было не разглядеть, так как лоохи было многослойным. А по краю сиреневой ткани вилась тонкая золотая полоска, по которой почему-то так и хотелось провести сначала взглядом, а потом и рукой, чтобы проверить, куда же она убегает и где теряется… Какура помотал головой – наверное, в пиво что-то добавили! Надо будет напустить проверяющих на этот трактир, пусть разберутся. Совсем трактирщики распоясались! Он встряхнулся, отгоняяя нежно-сиреневое видение, и уставился в другую сторону. Там местные домохозяйки выгуливали огромных кошек, подобных которым он никогда раньше не видел – тоже довольно интересное зрелище. Однако минут через десять Какура вдруг обнаружил, что рассматривает вовсе не кошек, а дом с зелёными окошками под красной крышей. Дом, конечно, был вполне ничего себе, даже красивый, но главное – он располагался в том же направлении от Какуры, где сидел нежно-сиреневый незнакомец… «Вот же дырку над ним в небе!» - в сердцах подумал Какура. Он чуть не залпом допил своё пиво и собирался пойти домой, но тут в трактире начало твориться нечто странное. Неприметный тип, сидевший за пару столиков от Какуры, что и неожиданный предмет его сегодняшнего внимания, подобрался сзади к нежно-сиреневому и ловко и незаметно – как ему казалось, - забрался в карман находившегося в глубокой задумчивости постояльца. Тот совершенно ничего не заметил, однако заметил Какура! Он встал во весь свой немалый рост – и перекрыл пути к отступлению для «серого», как окрестил он про себя нахального воришку. Ухватив нарушителя за руку, в которой тот по-прежнему держал украденный кошелёк, он начал заводить руку ему за спину – но «серый» нырнул второй рукой в карман лоохи, достал нож и попытался напасть на Какуру. Но не тут-то было! Уж в чём-чём, а в рукопашной у «серого» против Какуры шансов не было: тот был на голову выше, гораздо шире в плечах и явно намного опытнее в уличных драках, чем незадачливый воришка. Однако, отнимая нож, Какура случайно чиркнул им по щеке нарушителя порядка – и у того хлынула кровь. Несколько капель попали на нежно-сиреневое лоохи – и его обладатель не преминул тут же потерять сознание. Какура выругался чисто по-деревенски, пожелав своему обидчику, чтобы на его полях Тёмные Магистры весь урожай съели, и при помощи Безмолвной Речи вызвал подкрепление и знахаря. Один из его подчинённых оказался как раз поблизости – и входил под крышу трактира уже через несколько минут. Ему-то Какура и сдал с рук на руки задержанного, а сам обратил всё своё внимание на нежно-сиреневого. Тот успел прийти в себя, но был бледен, как хорошо отбелённое полотно. В итоге, услуги прибывшего знахаря не понадобились, но он велел отвести пострадавшего домой, отпоить камрой и последить, чтобы он больше не терял сознание. Пострадавший всё же оказался юношей, хоть и хрупким и нежным на вид, как девушка. Выяснилось, что зовут его Ветрахис, живёт он совсем недалеко, всего в паре кварталов от трактира, и учится в Королевской Высокой Школе на живописца. Какура подал ему руку, помогая встать из-за стола, и вернул вытащенный у него кошелёк. Ветрахис посмотрел на кошелёк совершенно безразлично, но за пазуху сунул. Какура кивнул официанту, чтобы заказ Ветрахиса записали на его счёт, а он, мол, потом расплатится. Хоть и была в Ехо традиция записывать все трактирные долги на карточку и расплачиваться по ним в Последние Дни Года, но Какура не любил ходить в должниках и платил по счетам всегда сразу. Сейчас же на руке у него почти висел всё ещё бледный Ветрахис – хотя веса его Какура почти не ощущал, и было не до того. Когда они дошли до дома Ветрахиса – а жил он со своей матушкой и сёстрами в небольшом доме, который когда-то находился в пригороде Ехо, и лишь совсем недавно оказался в городской черте, - Ветрахис с трудом уговорил Какуру зайти в дом. Тот вдруг застеснялся непонятно чего – но Ветрахис посмотрел на него снизу вверх (а он был почти на голову ниже рослого Какуры, а тоньше – так, наверное, раза в три!) и так взмахнул длинными ресницами, что у Какуры просто не нашлось слов для отказа. В доме никого не оказалось – матушка с сёстрами недавно отбыли к какой-то дальней родне в Ландаланд, а Ветрахис сам готовить не любил, вот и отправился пообедать в трактир. И что бы с ним было, если бы не храбрый сержант Какура! – при этих словах он снова так взмахнул ресницами, оттенявшими его тёмно-лиловые глаза, что Какура, в которой уже раз за вечер, почувствовал непонятное томление где-то в районе диафрагмы. Ветрахис сам взялся приготовить камру, но, встав, чтобы налить воды в кувшин, тут же пошатнулся, и ему пришлось опереться рукой об стену, чтобы не упасть. Тогда Какура строго-настрого (голос, правда, почему-то слегка дрожал) велел ему сидеть смирно и только давать гостю указания, где и что находится. Подчиняясь этим указаниям (Какура вдруг подумал, что хотел бы слушать и слушать этот нежный и тихий голос до скончания времён), он достал с полки кувшин, наполнил водой и поставил на маленькую жаровню. Ветрахис хотел было сам сотворить заклинание, чтобы нагреть воду, но взмах его полупрозрачной руки вышел настолько слабым, что Какура перехватил его запястье – и аж задохнулся от того, как тонки были его косточки! - Я сам, - он осторожно опустил руку Ветрахиса на стол, словно она была хрустальной и могла разбиться. - Хорошо, - подчинился Ветрахис. Он смотрел прямо на Какуру – и тот тонул и тонул в этой лиловой глубине, и почему-то совсем не хотелось выплывать на воздух, хотя дыхания уже не хватало… Чтобы собраться с мыслями, Какура отвернулся к жаровне – но продолжал чувствовать устремлённый ему в спину тёмно-лиловый взгляд. И от этого взгляда, казалось, нежное тепло разливается по телу, собираясь где-то внизу живота. Он приготовил камру по матушкиному рецепту: крепкий чай, кофе, немного сахара – ничего лишнего, разлил её по чашкам и передал одну Ветрахису. Тот взял чашку обеими руками – то ли эта ноша была тяжела для него, то ли казалась ему неким драгоценным сосудом, из которого ни в коем случае нельзя расплескать ни капли, - пригубил и неожиданно искривил тонкие губы, которые только-только начали обретать свой прежний нежно-розовый цвет: - Насыпь корицы, без неё не могу – горчит. С тех пор Какура всегда пил камру только с корицей – без неё любой напиток, даже приготовленный самым лучшим поваром, неизменно горчил.