Вероятность

Один и тот же сон. Каждую ночь он мучает Эмили с неуменьшающейся силой. Её беззвучный крик, безысходность, раздирающая изнутри боль. И с каждым разом этот сон становится всё реальнее. И с каждым разом он всё сильнее пугает девушку. Снова крик, снова объятия любимого человека, слёзы, страх, что сон может оказаться реальностью, а происходящее сейчас всего лишь иллюзия. - Я рядом, - шептал родной голос. Постепенно успокоившись, девушка взяла любимого за руку. - Не могу больше. Давай уедем отсюда. Ненадолго, может на пару недель. Я возьму отпуск за свой счёт, думаю, Паркер поймёт. Рванём куда-нибудь, где не говорят на английском. Может в Россию или Испанию. - Как насчёт Германии? У моей мамы скоро день рождения. Через неделю. Но если мы с тобой приедем раньше, она будет только рада. - Это было бы замечательно. Эмили обняла Тома, глубоко вдыхая запах его тела. - Спасибо. - Давай-ка вытаскивать тебя отсюда. Парень улыбнулся и покинул палату. Пару часов спустя девушка была у себя дома и укладывала вещи в чемодан. - Я заказал билеты, наш самолет через шесть часов. Поеду к себе, соберу вещи, приму душ и через пару часов буду здесь, хорошо? - Ты предупредишь маму, что приедешь раньше и не один? - Скажу, что приеду раньше и познакомлю её с самой прекрасной девушкой на свете. - Самой прекрасной? Я выгляжу отвратительно. Синяки и ссадины не прибавляют мне привлекательности. - Для меня ты даже сейчас самая красивая. - А то, что я так обошлась с твоим братом? - Если ты стараешься разубедить меня, то у тебя плохо получается. А если быть до конца честным, то не поведи я себя как идиот, ты бы не терзала себя по этому поводу. - Я люблю тебя. - И я тебя. Больше я тебя не отпущу. Собирайся, а я поеду. Том встал со своего места и направился к выходу, а Эмили лишь глубоко вздохнула. Всё тело ныло, при каждом движении оно отвечало ей ноющей болью. Боль была постоянной, а стоило сделать глубокий вдох или порывистое движение, откликалась такими резкими отголосками, что хотелось плакать. Казалось, она насовсем проросла в страдающем теле, словно паразит, метка о страшном случае, не позволяющая забыть всё произошедшее как страшный сон. Сняв с себя одежду и размотав все повязки, девушка подошла к зеркалу и, сорвав оставшиеся пластыри, взглянула на своё израненное тело. - Ну и видок у тебя, - сказала она своему отражению. Ещё незажившие ссадины, синяки и неглубокие порезы - всё это напоминало ей о тех нескольких часах безуспешной борьбы с психом в заброшенном здании. Девушка тряхнула головой, отгоняя от себя эти мысли, и направилась в ванную. Прохладная вода стекала по телу, беспокоя раны, но вместе с тем приносила облегчение, будто смывая тяжелые воспоминания и унося их в канализацию. Эмили понятия не имела сколько времени провела без движения, наслаждаясь стекающей по измученному телу водой. Выйдя из ванной, девушка взялась за аптечку и аккуратно закрыла порезы свежими повязками. Надев чистые джинсы и белый свитер грубой вязки, она снова подошла к зеркалу. Что ж, бинтов совсем не видно, лишь пара ссадин на лице. Закончив сборы, она взяла чемодан и спустилась вниз. Оставив вещи в гостиной, Эмили вышла во двор и села на садовые качели. Немного раскачавшись, она закрыла глаза и воображение унесло её очень далеко. Туда, где с ней не происходило ничего ужасного, где мама жива, а отец здоров, где Том с самого начала был рядом и ему никогда не приходилось её спасать, где нет этой боли, что мучает ее тело и выматывает душу. Из дома донеслась настойчивая трель телефона. Нехотя поднявшись со своего места, девушка направилась на зов. - Я слушаю, - спокойно произнесла она, даже не посмотрев, кто ее вызывает. - Это Билл, - взволнованный голос, - мне звонила мама, сказала, что Том едет к ней прямо сейчас. Он оставил тебя одну в больнице? - Я еду с ним. - Вот как... Ну хорошо. Я закончу с делами и прилечу в Германию примерно через неделю. - Хорошо. Я лишь смею надеяться, что ты простишь меня за то, что... Я хочу сказать, что... - Мне не за что тебя прощать, - прервал её Каулитц, - Ты сделала выбор. Я бы не сказал, что правильный, но... Я просто не хочу терять ни тебя, ни брата, поэтому смирюсь с этим. Дай мне время. - Спасибо тебе. Увидимся в Германии. - Да. До встречи на родине. Девушка положила трубку и услышала, как сигналит машина. За окном её ждал Том. Не дожидаясь, когда он зайдёт в дом, она направилась к выходу, захватив чемодан и рюкзачок. - Я готова ехать, - произнесла Эмили, едва выйдя за порог. - Тогда вперёд. Я возьму чемодан. Самолёт быстро набирает скорость и отрывается от земли. Тяжелые мысли, терзавшие девушку доселе, отпускают, оставшись на земле. Достав припасенную книгу она открывает её на форзаце: "Не переставай мечтать. С любовью, мама." Она помнит, как мама дрожащей рукой выводила эти аккуратные буквы, лёжа на больничной кушетке. Она помнит, с каким трепетом она преподнесла ей этот прощальный подарок. На глаза навернулись слёзы, прямо как в тот день. Это была её любимая книга. Смахнув горячие слёзы, Эмили открывает первую главу. " Январь 1999. Ракетное лето. Только что была огайская зима: двери заперты, окна закрыты, стёкла незрячие от изморози, все крыши оторочены сосульками, дети мчатся с горок на лыжах, женщины в шубах чёрными медведицами бредут по гололедным улицам. И вдруг могучая волна тепла прокатилась по городку, вал горячего воздуха захлестнул его, будто нечаянно оставили открытой дверь пекарни. Зной омывал дома, кусты, детей. Сосульки срывались с крыш, разбивались и таяли. Двери распахнулись. Окна раскрылись. Дети скинули свитера. Мамаши сбросили медвежье обличье. Снег испарился, и на газонах показалась прошлогодняя жухлая трава. Ракетное лето. Из уст в уста с ветром из дома в открытый дом - два слова: Ракетное лето..."