Самые темные дни в году Светлыми стать должны. Я для сравнения слов не найду — Так твои губы нежны.
© Анна Ахматова
Мир за окном стал на удивление ярким. Проснувшись утром, Моблит слышал, как у окна трещит стайка воробьев, и, когда он готовил себе нехитрый завтрак — простая яичница, ничего особенного — ему хотелось напевать. На двенадцать часов назначена встреча с Ханджи. Моблит проснулся в восемь. Он пил снотворное, чтобы заснуть, потому что его мучали мысли: что он скажет ей? Как себя вообще вести с женщиной, чтобы заслужить второе свидание? Да и свидание ли это? Он просто отдаст ей блокнот. Выпьют по чашке кофе да и разойдутся, слишком они разные. Ханджи была совсем не такой, как Моблит, это явно виделось хотя бы по ее внешности, которая всегда находилась в беспорядке, в отличие от безукоризненных костюмов Бернера. Впрочем, на встречу он надел не костюм, а простой свитер. Весна в этом году выдалась ранней, солнечной и заодно ветреной, так что Моблит был более чем уверен, что волосы Ханджи будут растрепаны, и заранее этому умилялся. Она нравилась ему, эта странная, почти сумасшедшая женщина, настолько увлеченная своим делом, что не замечающая мир вокруг.***
Моблит не ошибся. Когда Ханджи прибежала (она не ходила, а бегала) на место их встречи, открытое кафе, ее прическа и впрямь напоминала пресловутый взрыв на макаронной фабрике, очки немного съехали, и выглядела Зоэ довольно странно, но как только она широко улыбнулась и поздоровалась, Бернер понял, что он в нее влюбился. Вот так вот странно влюбился в незнакомую ему женщину… Ну почему же незнакомую? Ханджи Зоэ, архитектор, не замужем. Вполне достаточно фактов для того, чтобы влюбиться. Другое дело, что она его вряд ли заметит — Моблит не удивился бы, если бы Ханджи вырвала блокнот у него из рук и умчалась по своим потрясающе важным делам, даже не попрощавшись. Она присела напротив, заказала двойной американо, нервно заправила волосы за ухо, поправила очки. — Так вы… Моблит? — Да, а вы… мисс Зоэ? Она нетерпеливо махнула рукой. — Ханджи! Ханджи меня зовут! И можно сразу на «ты». Ненавижу церемонии. — Вот ваш… твой блокнот, — Моблит протянул Ханджи тетрадь, и она, вопреки его уверенности, не вырвала оную у него из рук, а просто забрала и спрятала в сумку. — Так было неприятно это потерять. Я рада, что ты нашел. А то люди такие… вот если бы бумажник или ноутбук, может, хватило бы совести вернуть, а записки — что записки! Их никто не ценит. — Рукописи не горят, — совершенно некстати ввернул Бернер цитату из хорошей книги. — Вот именно! — Ханджи даже на месте подскочила, — так вы читаете Булгакова? — Я много кого читаю, — смущенно признался Моблит, и на него тут же посыпался список авторов и произведений, некоторые из которых он знал и читал. Разговор, вопреки ночным сомнениям, потек по приятному и легкому руслу. Ханджи оказалась очень интересным человеком — куда интереснее Бернера, и вовсе она не архитектор, так, балуется, как призналась — она археолог. Ученый. Вскоре тема беседы переключилась на исследования Зоэ, и она так увлеклась, что даже не притронулась к своему кофе, а Моблит слушал с открытым ртом: эта женщина изучала останки динозавров и пыталась доказать то, что когда-то на Земле жила раса великанов. — Но есть же, есть доказательства! — пылко жестикулировала Ханджи, — я видела огромные человеческие скелеты, следы мы откапывали, только все надо исследовать! Она вошла в раж настолько, что случайным взмахом руки опрокинула чашку с кофе, заляпав себе джинсы. Благо, напиток был уже не горячим. — Ой, — виновато сказала Ханджи, — вечно со мной так. То разобью что-то, то разолью… Начальство ругается, а я что? — Все нормально, — заверил ее Моблит. — Это мои любимые джинсы, — скисла Зоэ, — пока до дома доеду, пока постираю… — Я недалеко живу, — робко встрял Бернер, — может, у меня…***
Моблит никогда не был спонтанным. Однако сейчас его решение привести Ханджи к себе домой было абсолютно необдуманным. Он переживал о том, что она согласилась, и всю дорогу до дома молчал, а Ханджи перечитывала свой блокнот. Оказавшись в квартире, постыдился холостяцкого беспорядка, но ванную Зоэ показал, и пошел заваривать еще кофе, ибо в кафетерии ни он, ни она так его и не выпили. Ханджи явилась на кухню в одних трусах. То есть, в блузке, конечно, джинсы она сняла и сунула в стирку, о чем оповещал шум машинки, но… Бернер вспыхнул, как восьмиклассница. — Что? — удивилась Зоэ, — а-а-а, это! Женат? Не бойся, я жене сразу правду скажу. — Нет, не женат, — твердо ответил Моблит и зачем-то добавил, — один живу. — А что тогда? — искренне не поняла Ханджи. — Вы… красивая, — признался он, разливая кофе по чашкам. Зоэ засмеялась так громко, что Моблит вздрогнул. — Я?! Красивая?! Ты головой треснулся? Я же… — она осеклась, увидев взгляд Бернера. — Ну ладно, халат у тебя есть? Моблит покорно достал из шкафа длинный халат, и Ханджи в него укуталась. — Не переживай, — сказала она, делая глоток кофе, — я не собираюсь с тобой спать. Почему-то Моблит обиделся, но виду не показал. Он тоже не собирался приставать к своей гостье, не на первой же встрече, но зачем так категорично? — Никогда? — на всякий случай уточнил Бернер. Ханджи поперхнулась кофе. — Ну-у, не то чтобы никогда… Просто я мужчинам обычно не нравлюсь. Сейчас же все любят молодых грудастых блондинок. — Я ненавижу грудастых блондинок! — выпалил Моблит, — я обожаю худощавых брюнеток! В очках! С растрепанными волосами! — Извращенец, — беззлобно усмехнулась Зоэ.***
Та встреча так ничем и не закончилась. Мокрые джинсы Ханджи забрала с собой, но зато надела старые штаны Моблита, и обещала обязательно их вернуть. А мир все-таки стал ярче. Намного.