А скорбных скрипок голоса Поют за стелющимся дымом: «Благослови же небеса — Ты в первый раз одна с любимым».
© Анна Ахматова
Все было уже готово. Церковь, украшенная самыми лучшими живыми и благоухающими белыми розами и ярко-зелеными лентами, ждала только появления невесты. Гости расселись по обе стороны от прохода, нервничающий Моблит в фраке занял свое место рядом со священником, а Ханджи металась в маленькой подсобке, рискуя помять платье и сжимая букет до боли в пальцах. Петра бегала за ней, успокаивая буйную невесту, которая дышала в наспех свернутый бумажный пакет и тряслась, как осиновый лист. — Мисс Зоэ! Мисс Зоэ! Да перестаньте же вы! — причитала Рал, — вы же его любите? Вы его любите? — Люблю! — застонала Ханджи и едва не зарылась пальцами в прическу, но Петра поймала ее за руки. — Так прекратите истерику! — рявкнула обычно робкая ассистентка и буквально вытолкнула Зоэ из подсобки. К ней тут же подбежала мать, утирая слезы платочком. — Бог мой, Ханни, ты выходишь замуж! Я так боялась, что с этой своей наукой ты останешься старой девой! — Милая, перестань, — отец явился, как всегда, вовремя, — Ханни, пошли, твой жених уже весь извелся. Ханджи выбросила пакет, в который дышала, и подала отцу слегка дрожащую руку в изящной перчатке.***
Моблит смотрел на свою невесту и чувствовал, что на глазах его выступают слезы. Она была восхитительно красивой в пышном бальном платье, расшитом бисером. Пока Ханджи шла к нему под звуки свадебного марша, Бернеру казалось, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди. Она встала рядом, улыбнулась, и священник начал свою речь. — Обещаю любить… — Беречь… — Помогать… — Поддерживать… — В горе и в радости… — В здравии и в болезни… — Во веки веков… Моблит повторял свадебные клятвы, но видел только Ханджи и то, как шевелились ее губы. А потом священник торжественно объявил: — Счастлив представить вам: мистер и миссис Бернер! Все зааплодировали, а Моблит поцеловал свою жену, и она горячо ответила, обнимая его за шею.***
— Миссис Бернер, — Моблит поцеловал Ханджи в щеку, — миссис Бернер, — поцеловал в нос, — миссис Бернер… — в уголок губ. Ханджи рассмеялась. Они лежали на постели в номере для новобрачных, и оба еще тяжело дышали после занятия любовью. — Я тоже смотрела «Гордость и предубеждение», мистер Бернер. — Тебе не нравится? — Нравится, что ты! — Ханджи провела ладонью по груди мужа, — я тебя ужасно люблю. — Нет, я люблю тебя больше, — заспорил Моблит, — если бы не я… — Заткнись, — посоветовала Ханджи. — Заткни меня, Ханни. Она поцеловала Моблита. — Всегда затыкай меня только так, — прошептала Ханджи, — и я буду затыкать тебя только так. И никогда не называй меня «Ханни». — Птичка, — сказал Бернер, — так можно? — Птичка? Почему птичка? — Ты похожа на птицу. Такая же свободная. Ханджи подняла руку, рассматривая пальцы. — Я теперь окольцованная птица. Но я счастлива. Я готова открыть окно и орать на весь Лондон, как я тебя люблю. Не могу поверить, что готова была отказаться от этого. Какое счастье, что ты не отступился! Моблит поцеловал ее в шею. — Миссис Бернер, сейчас всего два часа ночи, а я сегодня намерен не давать вам спать до рассвета. Ханджи прикрыла глаза. На губах ее играла довольная улыбка.