Параллельная

      Блондин поднял глаза к небу. На том медленно плыли даже не облака, а белёсая дымка, так ярко контрастирующая с вечерним, почти ночным, небом. Тихо.       Паша снова думал, почему всё получилось именно так, и почему он сейчас в Припяти. Да и не только он. В сотый раз жалеет, что потащился сюда, ещё и ввязал друзей. Всё равно все попытки догнать чёртового подкастера тщетны. Этот психованный, видимо, давно затерялся в лесу неподалёку от города, и хорошо, если ещё жив. А может и плохо. В принципе, что хорошего?       Паша часто замечает за собой, что мысли предательски путаются. Прямо как в тот день, когда деньги и пропали после вечеринки. Он понятия не имел, как сказать об этом родителям, хотя отчасти пропажа случилась из-за них. Если бы они ещё изначально поверили ему, не стали бы устраивать идиотские проверки по скайпу, он бы никакого мастера, чтобы чинить хренов компьютер, не вызывал. От этого обида снова разгорелась внутри: он никогда не подводил их, старался не расстраивать. А сейчас даже не знает, приедет ли домой вообще. Конечно, обвинять родителей сейчас — глупо. Сейчас он один сидит на крыше двухэтажного заброшенного здания, докуривая сигарету. По счёту она, кажется, пятая.       Паша пытается найти объяснения. Ему, кстати, плевать, что он искал их на протяжении всего этого «путешествия», и снова возвращался к одному единственному выводу: у него просто-напросто едет крыша. Иначе он это назвать не может. Он видит людей, и зачастую эти люди — копии его друзей. Только твердят все об одном и том же — что живым он из Зоны не выйдет. Сначала пытался свалить всё на розыгрыш. Горелов и Настя те ещё стёбщики. Иногда парень думал, что это чуть ли не единственная причина, по которой они вместе. Но сейчас даже им не до приколов и шуток. В прочем, Припять и Чернобыль вообще к смеху и веселью не располагают. И пока Вершинин минутами напролёт играет в некие гляделки с этими галлюцинациями, друзья никого не видят. Потому что они адекватные. А он сам, видимо, уже нет.       Паша уже почти смирился, что у него тут развилась шизофрения. Хотя он и не совсем понимает, как это возможно, отголоски логики говорят, что всё из-за стресса. Но даже с этим доводом легко можно поспорить: с психикой проблем у парня никогда не было. Хотя, когда по Припяти гоняет чёрный джип, который постоянно мешает поймать этого грёбанного подкастера, психика может и пострадать. Но джип хотя бы видят остальные. Всё не глюк, а это уже повод порадоваться.       Паша перебрал сотни вариантов, кто мог быть в машине и зачем ему это. Но каждое новое предположение было ещё бредовее предыдущего, и, в конце концов, это жутко надоело. Надоело и пребывание в мёртвом городе. За пять дней они нашли только какой-то непонятный прибор, валяющийся сейчас внизу в груде с остальными вещами. Никто так и не понял, зачем он нужен. Лёха, вроде, нашёл на нём фонарик. Поэтому и не выкинули.       Вершинин обернулся на шорох. По полуразрушенной лестнице поднялась девичья миниатюрная фигурка, на плечах которой была накинута тонкая толстовка, которая вряд ли согревала достаточно для предосенней ночи. Девушка привычно одёрнула футболку, тут же пряча руки в карманах кофты, подошла к парню, сидящему на самом краю. Помедлила пару секунд, осторожно опустилась рядом, и, повторяя за Пашей, свесила ноги с края. Как всегда с укором глянула на сигарету, зажатую в его дрожащих пальцах, тут же отбирая её и скидывая вниз. Искорки бычка быстро потухли — падать было всего пару метров. — Паш, — выдыхает облачко белого пара брюнетка, но слов продолжить, судя по всему, не находит. Просто подвигается ближе, берёт Вершинина за руки, пытаясь согреть его замёрзшие пальцы. Блондин переводит взгляд на неё, так привычно опускает голову, зарываясь лицом в её волосы, притягивает чуть ближе к себе. Его бьёт дрожь — от холода, наверное. Тёмноволосая знает, что он тут давно. Знает, что Настя и Лёша уже крепко спят, а он ещё и не ложился. Сама она пыталась уснуть, но в голову лезли только дурацкие мысли, да и вообще... засыпать без него в этом жутком месте, кажется, было невозможно.       Ей страшно. На протяжении всей этой поездки страшно. И блондин знает, что это так, хотя девушка и пытается изо всех сил это скрывать. Даже сейчас, когда они наедине. — Всё хорошо будет, — тихо говорит брюнетка, но уверенность, даже если вдруг напускная, в голосе есть. Паша никак не реагирует, а она сильнее сжимает его ладони, кладя голову ему на грудь. — Конечно будет, — соглашается тот, лишь бы не расстраивать её. Сам-то он уже не слишком в это верит. Она всегда пытается мыслить позитивно, в любой ситуации, и делает это адекватно, а не слишком навязчиво. Не сказать, что сам Паша пессимист, но эта девушка способна вдохнуть жизнь, наверное, в любого. — Пошли спать? — так же тихо спрашивает она, обнимая парня за плечи, и тот обнимает её в ответ. Молчит. Она волнуется за него, переживает... а он не может верить даже ей. Верить настолько, чтобы рассказать, что с ним творится. И что сидит он тут лишь потому, что хочет просто побыть один и в сотый раз попробовать сопоставить факты и собрать мысли в кучу. И именно это бесит больше всего. Он любит её и боится оттолкнуть, напугать, расстроить. Потому что ставит её чувства выше своих. И всегда так делал, но сейчас всё явно изменилось, а она его не бросила. Ещё и пытается убедить, что они смогут вернуть всё назад. А смогут ли? — Ты иди, я сейчас, — практически шепчет синеглазый, отпуская её. При всём желании дрожащий и хриплый от сигарет голос не будет звучать громче. Она поднимается, уходит к лестнице, не говоря ни слова спускается, и шаги её стихают внизу.       Вершинин заметил, как поникли её плечи. Желание побыть в одиночестве никуда не делось, но... он идёт за ней. — Диан, ты чего? — спрашивает разбуженная Настя, оттягивая край спального мешка от лица, чтобы посмотреть на подругу, которая обняв колени руками сидит в углу здания, где они решили переночевать. Посреди цементного пола был разведен костёр, но сейчас тот уже потух и не греет. Холодно. — Всё хорошо, — старается проглотить подступивший ком, отвечает. Настя ещё раз переспрашивает, всё ли нормально, и Филатова кивает, потому что ещё слово, и она точно разрыдается прямо тут. Дальше бы наверняка последовал вопрос, где Паша, но тот тихо спускается, подходя к тёмноволосой, которая при виде парня спешно залазит в мешок, отворачиваясь к стене. Тот расстёгивает молнию, ложась рядом и обнимая Диану, которая только сильнее зажмуривает глаза, чтобы предательские слёзы не хлынули потоком. Настя снова укрывается с головой, пока Филатова из-за холода даже на минуту забывает о подавленных рыданиях. Да это и не удивительно: до осени осталось меньше недели, и ночи давно не дышат летним теплом. — Ди, я люблю тебя, — убирая её волосы со своего лица, шепчет Вершинин, обжигая шею и скулу горячим дыханием. Даже в темноте видит, что она улыбается, и так же тихо-тихо, почти неслышно, шепчет в ответ: — И я тебя.