Параллельная

      Проснувшись утром и глянув время на экране телефона, Паша прикрыл глаза. Почти девять. Скоро подъём.       Настя ещё спала, закрывшись одеялом до носа, на соседней кровати. Решив не дожидаться её пробуждения, блондин вышел из палаты, аккуратно прикрыв дверь, отправляясь в душевую.       Из зеркала на него смотрел совсем не тот Павел, которого все привыкли видеть. Тёмные круги под глазами, да и глаза в принципе словно провалились. Скулы выделялись отчётливее, чем всегда, делая лицо более жёстким и заострённым. Вершинин пару раз плеснул ледяной водой на лицо, снова поднимая взгляд на зеркало и быстро моргая, чтобы капли воды упали с ресниц. Глаза красные. Видеть себя как-то противно. Хотя уже плевать.       Мысли в голове перекрывала боль. Боль от осознания, что сейчас он снова увидит совсем другого человека в облике Дианы. Все действия парень делал на автомате ровно до того момента, пока не сел на лавочку, где они сидели вчера с Настей. На улице было сыро — ночью лил дождь, и Паша слушал его стук по подоконникам довольно долго. Парень слегка поёжился — выйти в одной футболке было не лучшей идеей, но забота о здоровье — последнее, что его сейчас волновало. Из-за угла здания вышла Диана. Парень понял, что палата девушки, скорее всего, находится в другом крыле больницы. В голове добавился пунктик: узнать, в каком отделении.       Брюнетка сразу заметила нового знакомого, ускоряя шаг. На ней была накинута толстовка, в карманах которой она прятала руки. Чем ближе был этот странный парень, тем неувереннее она себя чувствовала. Собрав все силы и навыки общения в кучу, негромко произнесла: — Доброе утро, — остановилась напротив него, с интересом, причём открытым, глядя на его открытые футболкой руки. Сам Паша только сейчас заметил, сколько на них ссадин и царапин. Кое-где кровоподтёки уже стали желтеть. — Такое себе, — подняв глаза на собеседницу, ответил синеглазый. Она была чертовски милой. С немного пушащимися волосами, с сонными глазами, припухлыми после сна губами. И эти губы чертовски хотелось поцеловать. Поцеловать его Диану. — Окей, — девчонка лишь непонимающе пожала плечами, протягивая наушники. — Спасибо большое, ты меня прям спас, — чуть улыбнулась уголком губ. Парень уже опустил свой взгляд, но молчал. — Не холодно? — кивнув на его руки, попыталась продлить диалог. Но смысла в этом явно не было. Она не слишком хорошо умела заводить друзей, так с чего с этим странным, слишком усталым на вид парнем было бы иначе? — Не холодно, — не холоднее, чем от невозможности дотронуться до такого родного тела — уж точно. Не объясняя ничего, не прощаясь, да не сказав ни слова — он резко встаёт, уходя в сторону противоположную той, откуда пришла Диана. Он не будет общаться с ней. Он не будет загонять себя в это болото ещё глубже.       Они же должны что-то придумать — эти чёртовы учёные, знакомые Костенко. Он и Настя всё равно каким-то образом должны вернуться в их реальность, и привязываться к этой девчонке из параллельной реальности он точно не будет. Он, чёрт возьми, любит не её.       Диана проводила фигуру парня взглядом, и, идя обратно в палату, куда скоро должна была приехать мать, грустно усмехнулась: не в порядке с головой, по мнению родителей, у неё, но видели бы они этого Пашу — назвали бы эту больницу настоящим дурдомом. Но даже тут Диане намного больше нравилось, чем дома. Тут, по крайней мере, никто не ругается друг с другом, не бьёт посуду и не угрожает разводом. Возможно, это всё из-за успокоительных, которыми её пичкают, но Диане было плевать. Предвещая встречу с матерью, которую, хотя за это и было стыдно, девушка не хотела видеть совсем, она только глубоко вдохнула, входя в здание.

***

— Делать всё равно нечего… Может пройдёмся? — неуверенно начала Настя, смотря на Вершинина, который уже час просто лежал, смотря в потолок. — Тридцать четыре, — только ответил тот, заставив Настю сильно забеспокоиться о его психическом состоянии: — Чего? — На потолке тридцать четыре трещины. Посчитай, может неправильно, — закрыл глаза руками, чувствуя в них какой-то песок. Недосып, наверное, даёт о себе знать. — Я не хочу выходить, потому что снова боюсь увидеть её. Настя, они похожи куда больше, чем мы с тобой думали, — парень повернулся к ней, глядя в тёплые карамельные глаза. Но даже они, такие родные, как и пирсинг в носу, как и россыпь веснушек, как и родинка на шее, сейчас казались такими непонимающими. Словно он совсем один, и всё зависит от него. А сам синеглазый понятия не имеет, как это решать и как вытаскивать себя и подругу из этого тупика. И это-то, кстати, угнетает больше всего: был бы у него план, были бы хоть какие-то мысли, он бы утонул в этих попытках, и боль от смерти друзей отошла бы на второй план. Но он чувствовал ответственность за Настю, в словах которой тогда, на эмоциях, была и правда. Она извинилась, сказала, что не со зла, но они до сих пор звенели в ушах. Это ты виноват. — Она такая же милая, понимаешь? Она так же улыбается, она… блять, она спросила, не холодно ли мне. Она… заботливая, внимательная… Я не знаю, как это объяснить, они похожи… — Паша, — перебила Настя, — Паш, соберись, пожалуйста, — она села к нему на кровать, смотря в глаза. — Костенко говорит правильные вещи, нам нельзя рассказывать ей всё, — рыжая привычно поправила волосы. — А даже если не рассказывать… вряд ли в этой реальности она потупела. Сама поймёт, что что-то неладное. — Да, ты права, Настюх, — в очередной раз согласился Паша. — Давай, пошли, посмотрим, что тут рядом есть, и не знаю… просто отвлечься надо. Хотя бы ненадолго.       Выйдя с территории больницы, ребята шли по улице бесцельно. Пейзаж городской окраины был совсем не примечательный: жилые дома времён Советского союза; — чёрт, тех времён, когда он существовал и в их реальности, — полуразрушенное здание, непонятно, почему недостроенное; детская площадка, которую бы давно пора покрасить. Шли в тишине: у обоих в головах было слишком много мыслей. Впереди тусклой вывеской еле-еле привлекал внимание продуктовый магазин. — Может, выпьем? — внезапно разрушила тишину Настя. — Костенко оставил денег, я забыла тебе сказать… короче, я знаю, что это не выход, но… может хотя бы легче станет немного, — она смотрела вдаль, и непонятно, что там привлекло её внимание. — Пошли, — только хрипло ответил тот. Настя купила коньяк, явно не дорогой. Глядя на жидкость в бутылке, Вершинину и пить-то её не хотелось, но вот возможность забыться прельщала.       Пить на территории больницы, даже после отбоя, было плохой идеей. Но пить где-то в другом месте, с угрозой попасть в полицейский участок, было идеей ещё более плохой, учитывая отсутствие документов и постоянного места жительства в этой реальности.       Сидя на лавочке, делая небольшие глотки из горла бутылки по очереди, оба думали о своём. Коньяк обжигал горло, но приятным теплом разливался внутри, хотя послевкусие на языке было отвратительным. — А если мы тут насовсем останемся? — Настя сделала ещё пару глотков, передавая бутылку. — Хуже будет вернуться в нормальное время, и снова проебаться, не думаешь? — Вершинин смотрел на небо. — Сейчас бы сигарет ещё. — Ты же бросил давно. — Это всё будто в другой жизни было. — На, держи, — Вершинин обернулся на голос сзади, снова видя Диану. В уже затуманенном сознании снова зажглась боль, и тот, не думая, взял из её рук сигарету. Девушка, на миг соприкоснувшись пальцами с его, удивившись, что его пальцы слишком холодные, заметила их дрожь. Хотелось сказать что-то, как-то поддержать… но судя по утру, парень на общение был не настроен. Филатова пошла дальше, на ходу закуривая, но была окликнута парнем: — Диана, — их взгляды встретились, и, держа сигарету в зубах, тот бросил: — Огонёк.       Девчонка подошла, уже сделав затяжку. Протянула зажигалку этому блондину, который, к её удивлению, даже запомнил её имя. Рыжеволосая рядом с ним — явно не из робких — сейчас слишком притихла, опустив взгляд. Диана не курила уже больше двух недель, и сейчас от дыма как-то противно першило в горле. Паша вернул зажигалку, чуть слышно прошептав «спасибо». — Будешь? — смотря на неё как-то слишком уж убито, даже для пьяного, протягивая бутылку с коньяком, поинтересовался синеглазый. Филатова терпеть коньяк не могла, но и отказываться не хотелось. Возможно, поможет уснуть. Молча взяв бутылку, под дикий, больной взгляд рыжей, та сделала глоток, на время зажимая сигарету в пальцах. — Может, хотя бы познакомимся? — обратилась Филатова к незнакомке, замечая на её глазах выступившие слёзы. — Я Диана, хотя ты уже явно знаешь. — Настя, — смахнув солёные капли с щёк, односложно ответила девушка. — С нами посидишь? — резко сказал Вершинин, словно сам от себя не ожидая. Проигнорировал возмущённый взгляд Насти, потому что осознавал, что эта девушка сыграет значимую роль. Хотя и совсем не понимал, какую именно. Возможно, это были просто пьяные доводы, но парень отчего-то чертовски хотел, чтобы она просто осталась. Узнать хотя бы частично, как её жизнь сложилась тут. — То, что вас спалить могут, не волнует? Дежурные медсёстры иногда покурить выходят, — девушка села между ними, потому что расстояние позволяло. — А тебя саму? Ты-то явно тут лечишься от чего-то, — потушив бычок о лавку, спросил блондин, в глубине души испытывая к ней что-то вроде… уважения. Любил он ту Диану, настоящую, но эта была сейчас какой-то более решительной, более… предусмотрительной. — Ага, от самой себя, — девчонка закашлялась, кинув сигарету на асфальт и затоптав. — Ладно, коньяк, я смотрю, заканчивается. Надо расходится, пока нас реально не заметили. В следующий раз место получше найдите, — фыркнула она, и, бросив что-то себе под нос — как потом понял Паша — попрощалась, лёгкой походкой ушла туда же, куда и уходила до этого. Только теперь Вершинин проследил, и даже пьяный хорошо запомнил нужную дверь. — Чёрт, ты был прав. Они действительно… похожи в чём-то. И я представляю, как тебе больно. Мне не лучше, — рыжая обняла парня, но тот, коротко обняв в ответ, махнул рукой, показывая, что слова лишние.