Параллельная

      Обе девушки несколько минут сидели в темноте, и напряжённость, как и неприязнь, отчётливо чувствовались в воздухе, словно были тяжёлыми частицами едкой пыли. — Я понимаю, что тебе нравится Паша и всё такое, — нерешительно начала Анастасия, развернувшись к окну в пол оборота, но видя при этом, как Диана напряглась. Брюнетка смотрела в упор на Мадышеву, и взгляд казался очень тяжёлым. Настя никогда не чувствовала такого от настоящей Дианы. — Но всё не так просто, как ты думаешь. Если он так и не рассказал тебе правду, мне очень жаль, — Настя прекрасно понимала, что, возможно, делает ошибку. Что Паша, абсолютно точно, её возненавидит. Но молчать дальше было нельзя — Вершинин зайдёт слишком далеко и не спросит ничьего мнения на этот счёт. — Какую правду? — сухо спросила Филатова, не спуская глаз с собеседницы. Внутри комком нарастала тревога, и девушка чувствовала, как бегут мурашки по спине, липким холодным потом облепляя позвоночник. — Всё понятно, — тоном леденящим душу — или то, что от неё осталось у обеих в этой комнате, — сделала вывод рыжая. — Да, только мне не понятно ничего, — Диана осознала, как грубо и резко звучал её голос. Она давно не слышала себя такой, даже когда они немного поругались с Пашей во дворе больницы, когда возвращались со стройки. — Ты пришла сюда говорить загадками? — Я пришла сюда предупредить тебя, — Настя ответила не менее зло, — ничем хорошим твои отношения с ним не закончатся, и в принципе его появление здесь загонит тебя в дурдом уж точно. — С чего я должна тебе верить? — вполне логичный вопрос задала Филатова, поднявшись с кровати, но не подходя к подруге Вершинина. — Я не такая тупая, чтобы уже выбирать свадебное платье и имена детям. Но ты не думаешь, что мы разберёмся без лишних? — Я хочу помочь, — пытаясь успокоиться, начала Настя, стараясь не переходить на крик. Давалось это очень сложно. — Чем? Говоря, что Паша — худшее, что со мной случалось, но ничего не объясняя? Вы оба играете в какую-то хреновую игру, не посвящая меня в правила, — Диана перебила девушку, и уж точно не пыталась сохранять хладнокровие. — Это не игра! — Мадышева ударила ладонью по подоконнику, отчего Филатова в очередной раз вздрогнула. — Хорошо, ты можешь мне не верить. Но всё намного серьёзнее, чем ты можешь себе представить. Прошу, поговори с Вершем. Он должен тебе рассказать всё. Но подумай об этом — эта правда сломает тебе психику, если не жизнь в целом. Я буквально умоляю тебя — возвращайся домой. Ты же можешь попросить своих родителей. Оставь его, пока это не зашло слишком далеко. Хуже будет всем, — Диана заметила слезинку, скатившуюся по щеке с веснушками. Было видно, что девушка не врёт, но какие она преследует цели — всё ещё было неясно. — Ты предлагаешь мне просто исчезнуть? Сбежать, ничего не объясняя? — издевательски продолжала задавать вопросы Филатова. — Так будет лучше, в первую очередь — для тебя, — твёрдо стояла на своём Настя. Разумом она понимала, что начни кто-то подобное говорить ей самой — она бы вела себя точно так же, как ведёт себя сейчас Диана. Но сердце в это время обливалось кровью и леденело от страха одновременно. Она ведь и правда хочет как лучше. Хочет защитить эту девчонку, хочет не дать лучшему другу свихнуться окончательно, хочет спасти себя, в конце концов. Если задуматься, то спасать уже толком нечего и некого. Три человека, и все разбиты так сильно, что уже не собрать по кусочкам, даже если сметать кусочки веником на совок. Единственный выход — выкинуть, чтобы никто другой не порезался. — Это по-детски, — всплеснула руками Филатова, соскочив с кровати и отойдя в противоположный угол от того, где стояла Мадышева. — Надо разговаривать, как взрослые люди, а не уходить из чьей-то жизни без причин! — Причин достаточно, и я бы не хотела, чтобы ты о них знала. Но Паша уже всё испортил, и он должен тебе всё рассказать, — в очередной раз к своему начала клонить Настя, но тут же была перебита. — Уходи, — коротко бросила Диана. Мадышева опешила, прерванная так быстро и так решительно. Смысл остаться и рассказать правду был. Да и объяснить, что сама Настя тоже может рассказать ей всё, но разве она поверит? Да кто вообще в здравом уме поверит в перемещения во времени и параллельные вселенные, в одной из которых тебя убили? Но рыжеволосую захлестнули эмоции, запутанный клубок из злости, отчаяния и страха, и она вылетела из палаты чуть ли не пулей. Проходя коридор и уже не заботясь о том, увидит ли её кто-то, Настя очень пыталась не сорваться на бег.       Диана опустилась на пол, согнув ноги в коленях и уставившись в стену. Её мысли были далеко, и девушка еле уговаривала себя не пойти к Вершинину и не теряя времени потребовать всё объяснить. Дико не хотелось оставаться одной прямо сейчас, но ещё больше не хотелось опять пойти к этому почти незнакомому парню и искать в нём опору, поддержку и спокойствие. О чём бы ни пыталась предупредить сейчас Настя — было видно, что ей страшно, а это что-то да значит. Нельзя было ему доверять, и Диана знала это с самого начала. Она всё ещё не намерена сбегать без причин, но сейчас, пусть уже чувствуя, как по щекам побежали слёзы, очень важно было перетерпеть это одной и не сделать ещё один шаг по блядскому привыканию к этому сумасшедшему парню. Филатова резко встала с холодного грязного пола своей палаты, и, борясь со стыдом и ненавистью к самой себе, вытащила из кармана толстовки две таблетки, быстро глотая те, даже не запивая водой. Хотелось выпить разом больше, и Диана пожалела, что совсем недавно выкинула все те таблетки, что она не пила до этого момента, ради данного Паше обещания. Ещё не зная никакой правды девушка чувствовала, как сделала ошибку.       Параллельная лежала под больничным одеялом, но сон никак не приходил, несмотря на выпитые антидепрессанты. Девушка обнимала себя руками за плечи, закрывая грудь, и даже не представляла, насколько маленькой и слабой выглядит со стороны. От жалости и одновременной ненависти к себе сводило живот и горло. Её тошнило, а во рту оставался горький привкус таблеток.       Мадышева, отдышавшись на улице, зашла в больничное крыло, остановившись перед их с Вершининым палатой. Ей не было стыдно за разговор с Дианой, но она всё же боялась сказать об этом Паше. Боялась, что они отдалятся ещё сильнее, хоть одновременно и дальше отдаляться было некуда, а молчать и ждать, когда Параллельная привяжется к нему окончательно, было нельзя. Настя и сама слишком боялась, что этот мир перестанет вызывать в ней такую горечь — она всё ещё надеялась вернуться домой, хотя шансы падали стремительно. Ненавидеть эту вселенную и этот город значило что-то вроде непринятия и борьбы, хотя всё чаще хотелось сдаться и борьбу эту прекратить. Некоторые поступки не исправить никогда, и плевать, насколько долго ты не сдаёшься и как сильно веришь, что исправить получится.       Вздохнув, Анастасия всё-таки открыла дверь и вошла в комнату. Паша сидел на кровати, держа в руках тонкую книгу какого-то английского классика — стащил у Дианы, когда заходил к ней в палату. Было видно, что даже если он и читал, то точно не вникал в смысл написанного — его взгляд был очень далёк от заинтересованности в литературе, и при виде Насти парень резко закрыл книгу, не вложив закладки. Она поняла, что начинать говорить надо прямо сейчас, не дав повиснуть угнетающей тишине. — Привет, — начала Мадышева, садясь рядом с Вершининым, который тоже поздоровался и отложил книгу на тумбочку, смотря на подругу, ожидая продолжения диалога. — Спасибо за цветы, — чуть улыбнулась Настя, стараясь сделать это искренне.       Паша осторожно обнял рыжую, тоже пытаясь скрыть, что цветы вовсе не ей полагались. Если быть честным, проведя вечер с Дианой, он совсем забыл о них. А о том, что Настя решит, будто он оставил их тут для неё, не думал в принципе. Но это точно играло сейчас в его пользу. Они оба врали слишком много, и эта ложь буквально сочилась из каждой эмоции. — Паш, я… только что говорила с Параллельной, — девушка ожидала, что он оттолкнёт её от себя. Учитывая эмоциональное состояние обоих — даже боялась физической боли, которую он мог причинить по её мнению. Уже некоторое время Мадышева в принципе считала его за какого-то монстра, и от этого было мало того, что больно, так ещё и стыдно, учитывая, что сейчас он сжал её плечи только сильнее, от себя не отпуская. — И о чём? — хрипло спросил он, чувствуя, как напряжена Настя, и буквально после этой мысли девчонка освободилась от его объятий, отсаживаясь немного дальше, чтобы видеть его глаза. От того, что она уже не переносит даже его прикосновений, было дико плохо. — Пообещай, что ты выслушаешь до конца и… не будешь сильно злиться, — отодвигаясь ещё сильнее, еле выдавила Мадышева. Она смотрела на человека, которого знала так давно, но сейчас он казался совсем чужим, да и она сама чувствовала, как он совершенно не знает её. — Настюх, ты чего? — озабоченно и как-то слишком ласково спросил блондин, встал с кровати и опёрся на стену. Из близлежащего окна на его лицо падали тени от фонаря, делая болезненные черты лица ещё острее. — Ты боишься меня что ли? — с явной горечью словно прочитал её мысли Павел. — Почему она до сих пор ничего не знает, если ты не собираешься оставлять её в покое? — проигнорировав последний вопрос, Настя постаралась скрыть нарастающую злость. — Ты ей что-то сказала? — вопросом на вопрос ответил Вершинин, но ответил совершенно спокойно, словно эта правда — последнее, что его волновало в данный момент. — Нет. Ты это начал, Верш, тебе и завершать, — Мадышева смотрела в его глаза, но не могла прочитать ни одной эмоции. Парень прикрыл те, и тень от длинных ресниц упала на синяки под глазами. Он привычно взъерошил светлые волосы рукой, но ещё несколько мгновений молчал. — Это и тебя касается. Расскажем вместе, — тоном, который был знаком Насте ещё из их реальности и адекватной жизни, — не терпящим возражений, — произнёс он. Девушка хотела возмутиться, но осознала, что он задавит её аргументами, и будет прав. То, что она решила, будто они оба стали другими людьми — сугубо её проблемы, а он, пусть и на малую часть, оставался всё тем же лидером, у которого всегда есть запасной план. — Почему ты не хочешь просто отстать от неё? Почему ты вообще решил, что она тебе, или даже нам, поверит? — Настя пыталась контролировать эмоции, но в голосе всё равно слышалось отрицание и непонимание. — Я почти уверен, что это всё не просто так. Что она как-то поможет нам понять, что делать. Не знаю. Учитывая, как всё везде связано, в каждой реальности, не думаю, что это просто совпадение, — потерев переносицу, негромко и не быстро ответил Вершинин всё так же спокойно. — В твоей философии о зависимости вселенных друг от друга ты упустил одну вещь, — начала Настя с нескрываемой раздражённостью, но была перебита: — Я знаю, что я причиняю ей боль, — уже не так спокойно бросил Павел, — и мне стыдно за это. Мне херово от всего, что я происходит и с отношениями с ней, и с тобой. Но что ещё делать, Насть? — смотря в карие глаза подруги спросил он, и пыл Мадышевой спал. Она тоже не знала, что делать. — Я хотела сказать не это. Я знаю, что ты осознаёшь это. Я не хочу делать тебе ещё больнее… я очень тебя люблю, Паш. И у меня нет никого кроме тебя сейчас. Если мы всё-таки вернёмся домой… ты ведь изменяешь Диане. Настоящей Диане. Я видела, как вы целовались с Параллельной. Я знаю тебя давно, и это не похоже на то, что ты пытаешься разобраться во временах, — рыжая не могла смотреть на друга сейчас и делала вид, что стена, на которую падали тени от деревьев, привлекает её внимание. — Если так думать, настоящая Диана умерла, — его голос дрогнул, заставив Настю посмотреть на парня. Лицо оставалось таким же особо эмоций не выражающим. — Эта Диана мне правда очень нравится. Только не толкай лекций о том, как это неправильно, пожалуйста. Верно подмечено: я понимаю всё не хуже тебя, — грустно улыбнулся Вершинин. — Расскажем Диане всё вместе, — поднявшись с кровати и подойдя к другу, Мадышева крепко обняла его, даже не представляя, как это нужно было ему сейчас. Да и ей самой не намного меньше. От внимания Паши не укрылось и то, что за весь диалог Настя впервые назвала Филатову по имени, а не Параллельной. Каждый раз это слово от Насти было наполнено какой-то неприязнью, и непонятно почему, Вершинина это задевало. — Или хотя бы попробуем, — вздохнула она.