Параллельная

      Какое-то время молодые люди тупо смотрели в экран, иногда обновляя страницу. Лёша не выходил из сети, и Филатова хотела уже предложить Паше закрыть страницу парня, но раздался спасительный звонок в дверь — заказанная пицца. — Пойдём со мной, — девушка потащила Вершинина из библиотеки, и тот попытался остаться, но быстро понял, что противоречил бы сам себе — мысли о Костенко, который преследует Параллельную, становились паранойей.       Вершинин попросил Диану остаться в доме, а сам вышел во двор, открыв ворота курьеру. Забрав две коробки, Паша проследовал к крыльцу, а Диана всё это время стояла на ступеньках, всё равно на улице — хотя парень не хотел, чтобы она мёрзла на ветру. Девушка как-то юркнула к Паше, и, сам того не заметив, он обнял её за плечи, а она его за торс, идя рядом. Паша понятия не имел, откуда в ней столько нежности и сострадания к тому, кто откровенно и намеренно портил ей жизнь — и от этого он влюблялся в неё эту ещё сильнее. Из головы не выходил Лёша в этой реальности, а Диана наигранно весело — но «играла» она так старательно, что правда хотелось верить в эти эмоции — раскрывала коробки с пиццей и искала в холодильнике жестяные баночки с колой. У Вершинина мимолётно пронеслась мысль о дизайне — они ничем не отличались от жестяных банок с колой в его родном мире, и в голове никак не укладывалось, что он сейчас находится в Советском союзе, в живом и процветающем городе, который больше тридцати лет в привычном мире был мёртвым. — Давай возьмём пледы и пойдём на крышу? Я раньше так часто делала, — весело — насколько это было возможно — предложила Филатова, вручив в руки парня банки. Вершинин не хотел ровным счётом ничего — кроме как побыть одному, и то не точно. Не точно потому, что Паша одновременно очень боялся остаться в одиночестве. Боялся возвращения галлюцинаций, ощущения, что он сходит с ума, и чувства вины, которое усиливалось в разы, стоило только начать о нём думать. Её холодная рука, тащившая парня по лестнице наверх, хоть немного затыкала мысли. Эта девушка хоть немного заставляла его чувствовать себя не одиноким — и чувствовать, что кто-то родной рядом. Это было невыносимо глупо, но углубляться в анализ ситуации, опять же, не позволяла Диана. В её комнате она вытащила из ящиков под кроватью два больших мягких пледа, и тоже отдала их Паше. Девушка включила какой-то прибор — по струйке белого пара Паша понял — увлажнитель воздуха, и свет в комнате потушила. — Пошли, чердак там, — Филатова махнула рукой в конец коридора, и через несколько минут ребята сидели на покатой крыше, укутавшись в пледы. Диана с аппетитом ела пиццу — в ночной прохладе от той шёл еле заметный пар — девушка, кажется, еду немного перегрела в микроволновке. — Ты любишь маслины? — внезапно спросила девчонка, смотря на Пашу, который взял кусок пиццы только под её взглядом. — Да, — Верш повернулся к Диане, и та убрала со своего кусочка пару чёрных кружочков на кусок парня. — А я терпеть не могу. Но самая вкусная пицца почему-то всегда с их добавлением, — совершенно обыденно поведала она. — А в твоей реальности Диана их любила? — Любила, — задумался парень на минуту, но ответил уверенно. Та Диана никогда не убирала их с пиццы. В воспоминаниях не было подобного диалога из прошлого; но сейчас Параллельная ужасно напоминала ту Филатову, которую он знал всегда — говорила о чём-то абсолютно незначительном так, словно это была вещь вселенского значения. — Странно, — усмехнулась девушка. — В одном сериале* как-то говорили, что идеальные пары складываются только там, где один человек маслины любит, а второй ненавидит. Впрочем, это глупости, — Филатова натянула плед посильнее, и какое-то время они молчали. Паша обнял её за плечи, свой плед почти скинув, а полы её пледа затянул. — Почему не ешь? — внезапно спросила девчонка. — Как-то не хочется, — пожал плечами блондин, смотря на звёздное небо. Иссиня-чёрное, усыпанное миллионами искорок, и, в отличие от привычного московского — совсем не подёрнутое дымом от заводов. Ещё в своей реальности Вершинин читал — дым от АЭС есть, но он бесцветный. На небе его не видно, но частицы, хоть и мало радиоактивные, в нём присутствуют. Как-то резко свалилось осознание — если бы не он и не Костенко, станцию бы не спасли. Воздуха стало не хватать — будто его выкачивают из помещения, хотя Вершинин сидит на открытой крыше, и всем телом чувствует лёгкий, иногда усиливающийся ветерок. В голове теперь стучат не только навязчивые мысли — но и сердце отдаётся эхом. На спине выступает холодный пот, и воздух в лёгкие, кажется, не поступает на полном серьёзе. Паша старается успокоиться: считать звёзды, сосредоточиться на девушке, сидящей рядом, считать, как часто мигают огни на трубах ЧАЭС. Но это не помогает — паническая атака только усиливается. Мозг захватывают ощущения близкой смерти — наверное, что-то подобное ощущают тонущие люди — только вот Вершинин прекрасно плавает. К сожалению, не в океане своих эмоций и чувств. — На голодный желудок бить татуировки нежелательно, — усмехается Филатова, но резко становится серьёзной, когда Павел пытается поймать её за руку. — Всё нормально? — девушка крепко сжимает его ладонь в своей, слыша учащённое дыхание, заглядывая в глаза. — Да… лучше уже, — парень старается дышать глубже, и Диана обнимает его так крепко, как может, шепнув на ухо о том, что она рядом. Она не понаслышке знает, как страшно бывает при таких приступах; но её никто не обнимал так ни разу в жизни, и справляться приходилось самой. Убеждать взволнованный гормонами мозг, что никакой опасности нет, и обнимать свои же плечи своими руками. Вершинину в этом плане повезло больше. — Хочешь, вернёмся в дом? — участливо предлагает Филатова, когда сердцебиение Паши приходит в норму, а он обнимает её слабее — без угрозы сломать ей пару-тройку рёбер. — Нет. Здесь очень красиво, и воздух… свежий. — Ты из-за Лёши так… расстроен? — Филатова отстранилась, но сидела всё же максимально близко. — Да, видимо. Он мне часто мерещился, и сейчас я узнаю, что он абсолютно точно существует, что он жив здесь, и занимается чем-то — сидит в сети, не знаю… проводит время в кругу других друзей, да даже с другим мной он дружит. Хочется ему что-то написать, как-то с ним связаться… — Нет, — резко оборвала его девушка. — Ты не будешь этого делать. Если поверила я — не значит, что поверят все, кому ты начнёшь рассказывать правду. А тем более через интернет. Сам подумай: как бы ты отреагировал на подобное? — Да, ты права. Я то же самое слышал от Насти, когда хотел… рассказать тебе всё. Но с тобой мы уже общались, — вслух размышлял Вершинин. — Чем больше я думаю, что мне делать дальше — тем больше понимаю, что самым логичным будет смириться и остаться в этом мире. После всего, что случилось здесь, я и в своей реальности буду чужим. — Ты тут недавно, — Диана смотрела на звёзды просто чтобы было, куда отвести взгляд. — Я живу здесь, и всё равно ощущаю себя так, будто не тут должна быть вовсе. Я не верила в судьбу раньше, но твоё появление здесь хоть как-то оправдывает, почему это чувство преследует меня всю жизнь. Я не знаю, исчезнешь ты или останешься тут, и это самое паршивое в этой ситуации. На твоём месте я бы, наверное, всеми способами пыталась вернуться домой. Но если вернёшься — я буду скучать, — девчонка сделала паузу, и Паша понятия не имел, что ответить, чтобы ситуацию не усугубить. — Я тоже буду скучать по тебе, — он переплёл их пальцы, и Диана усмехнулась: — Поеду в Москву и напишу тому тебе, который из этого мира. Позову погулять и всё такое. Возможно, вы не сильно и отличаетесь, — она засмеялась, но всё это было ни на грамм не смешно. — Как же глупо ревновать к самому себе, — Вершинин повернулся к Параллельной, смотря в упор. Девушка несколько мгновений взгляд игнорировала, но потом всё же посмотрела в его глаза в ответ. — Я живу такой глупостью с того самого момента, как осознала всё происходящее. — Парень медленно наклонился к ней, и почти коснулся её губ губами, но Филатова резко отпрянула в последний момент. — Пицца почти закончилась. Пойдём бить тебе тату, или ты передумал? — Диана быстро поднялась, укутываясь в плед, и направилась к двери чердака. Паша поднялся следом, бросив на ходу, что передумывать причин нет. Когда пара пришла в комнату Дианы, та вытащила коробку со шкафа, и, прежде чем её открыть, протянула Вершинину несколько блокнотов с рисунками. — Можешь что-то тут выбрать, или посмотри на ноутбуке, там с графического планшета тоже много эскизов. И на каком месте хочешь? — Филатова проделывала какие-то непонятные для парня манипуляции, очевидно подключая машинку и готовя все необходимые предметы. — Я выбрал ещё в больнице, когда ждал тебя в палате в тот раз, когда… — Вершинин запнулся, но Диана не обратила внимания на его смущение: — Когда решил угробить мою психику, я помню, — усмехнулась она. Блондин протянул подруге открытый блокнот — на странице был уже знакомый рисунок черепа с ножом. Диана задумчиво смотрела на эскиз, будто не была его автором. — Так что с местом? — Давай на руке, — Вершинин закатал рукав толстовки, указывая на внутреннюю сторону предплечья. — Давай. Не страшно? — Диана взяла трансфер, по-турецки села на компьютерное кресло возле стола и начала повторять контурные линии рисунка, чтобы перевести его на кожу. Парень смотрел ей в спину. — Я потерял всё, что у меня было. Думаешь, можно бояться иголки, которая вгонит под кожу несколько миллилитров краски? — Как-то мы сегодня плохо понимаем друг друга, — Параллельная обернулась, смотря на собеседника. — Я имела в виду, что практики у меня было мало. Моя татуировка и ещё две маленькие — на моделях, когда я проходила курсы. А на руке портак будет видно постоянно. Поэтому себе я била на животе, — Диана засмеялась, возвращаясь к работе. Паша удивлённо захлопал глазами — он впервые видел её такой радостной и увлечённой. — Нет, я… доверяю тебе. Да и у тебя на животе далеко не портак. — А я вот боюсь. Но сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты потом не смотрел на тату и не жалел, — девушка встала из-за стола, прикладывая переведённый на бумагу эскиз к руке парня. Убедившись, что размер подходящий, она отошла к окну, что-то ища в ящике. — Я не буду жалеть даже если ты в процессе решишь перечеркнуть рисунок, — усмехнулся Вершинин, смотря на Диану, занятую поиском. — Я уже говорил, что почти не верю в то, что мы сможем вернуться в наш мир. Но если всё-таки сможем — я хочу, чтобы что-то осталось от тебя… во мне, — Филатова замерла, и спустя несколько мгновений повернулась к парню, но молчала. — Ты мне не поверишь, я понимаю. Но если мы расстанемся навсегда — знай, что я не забуду тебя. Именно из этой реальности, именно тебя. Не сравнивай себя с той девушкой, с кем я встречался. Я любил её, но она мертва. А ты здесь, и ты не оставила меня, хотя это было бы самое логичное решение. Я всегда буду благодарен тебе, и всегда буду знать, что даже если мы в разных реальностях, ты существуешь. — Если расстанемся, — она снова отвела взгляд, повторив его фразу. — Ты будто хочешь остаться. И будто не хочешь потерять меня. Но ты скучаешь по воспоминаниям. И я правда не верю, что ты можешь чувствовать ко мне что-то, кроме благодарности. Я действительно не верю твоим словам, но мне бы очень хотелось верить, — протерев место нанесения тату ватным диском, смоченным, видимо, в антисептике, Диана приклеила рисунок, придерживая тот ладонью для полной отпечатки. Вершинин накрыл её руку своей, словно ощущая её состояние — Филатова была готова разрыдаться у него на плече. Девчонка сдалась, обнимая его так крепко, как могла, будто он должен был сейчас раствориться в пространстве.       Ком в горле угрожал перекрыть любой кислород для лёгких, и через какое-то время Диана отстранилась, часто моргая, чтобы слёзы не покатились по щекам. Она сняла бумагу с руки парня, смотря на идеально переведённый эскиз. — Зачёркивать вряд ли придётся. Смотрится лучше, чем я думала. Главное сейчас ничего не испортить. Готов? — переводя тему подальше от их отношений, Филатова нанесла на рисунок вазелин, взяла в руки машинку, и, дождавшись кивка парня и его выбора удобной позы, провела первую линию.