***
— Руки! Руки за голову! — их втроём с рядовым Дереком Хиксом и капитаном Кристофером Кинном поставили на колени. Привезли их вместе. Куда отправили других выживших после подрыва машины — он не знал. В голове шумело после того, как один из талибов ударил его прикладом по лицу. Один из охранников внезапно шагнул к капитану и схватил его за голову, заставил прогнуться немного назад, а потом просто с силой впечатал ему в живот ногу. Форд глядел в землю. Они не в том положении, чтобы позволять себе даже косые взгляды в сторону своих конвоиров. Иначе будет плохо, гордых не любят. — Мразь, — выплюнул талиб, и Кинн судорожно кашляя повалился на землю. — В подвал их. Подождем Ибрагима. В подвале было темно и сыро. Они лежали там долго, собираясь с силами и гадали, что же с ними будет. Конечно, их вряд ли убьют: обмен пленных британцев был намного выгоднее, чем просто позволить себе прострелить им башку. Поэтому обычно с пленниками обращались относительно по-человечески, если не было замешено что-то более серьезное. За британских граждан командование всегда платило хорошую цену. Через несколько часов пришел Он. Ибрагим, как его звали. В белоснежных кроссовках с обитыми носами. Его образ так не вязался с этим местом, и все-таки он был здесь. Улыбаясь, он зачитывал их документы, которые были обнаружены у них при обыске, выясняя ничего не значащие вопросы, просто прессуя, подавляя. Ибрагим сидел как всегда на стуле возле стены, перебирая корочки и читая их звания, и медленно накаляя обстановку. — Клиффорд Уолш, младший лейтенант. В глаза смотри мне! — Форд посмотрел на главного в этом помещении, стараясь полностью закрыться маской безразличия и покорности, изобразить страх. Надсмотрщики любят видеть страх. Гордых хотят сломать. Всегда. Сейчас у него при себе были подставные документы. Они были только после операции, возвращались на базу, когда их взялись подкинуть ребята из четвертой. Поэтому в целях конспирации он был именно младшим лейтенантом со странной фамилией Уолш. — Ну что, младший лейтенант. Кто вас сюда звать? Как много ты стоить? Я думать, выше рядового. Форд хорошо понимал разницу, когда стоит промолчать, потому что любой ответ вызовет гнев человека с оружием. И когда стоит ответить. — Меня только перевели сюда. Я ехал на базу. Четвертая согласилась нас подбросить. Это было в точности тем, что было указано в документах. И он это знал. Живые они им были ценнее.***
Это был третий или четвертый виток. Талибы просто измывались над ними, и особенно над рядовым из четвертой. Хикс глотал слезы и просил его отпустить. Видимо, это была одна из первых его вылазок. Слишком молодой, наученный по пропагандистским статьям, а тут его кинули прямо в самое пекло. — Где было ваше последнее задание? Скажи, или убьём! Один из талибов направил в лоб парню дуло пистолета и рассмеялся. Ибрагим сидел на стуле и тоже скалится, очищая апельсин. — Мы были в кишлаке под Исталифом. Это заявление было подобно разорвавшейся бомбе. Талибы начали кричать, что-то доказывая и тыча в парня оружием. Мальчишка всхлипнул уже в голос, держа руки за головой. Форд прислушался к крикам и внезапно понял, что всё неожиданно стало плохо, совсем плохо. Похоже, четвертая успела что-то натворить такое, что недостойно прощения. Никому. А потом с ужасом услышал слово, сказанное на пушту талибом в белых кроссовках. — Wazhnem! [1] Мужчина с пистолетом улыбнулся, а Форд перевел взгляд на белые кроссовки, не в силах смотреть. Но все равно вздрогнул, услышав выстрел и звук падения тела на глиняный пол.***
Это уже в последующие дни он узнал подробности. Группа по наводке пробралась в кишлак, узнав, что там размещался штаб повстанцев, и перебила почти всё население. Никто из талибов больше не говорил про то, сколько они стоят. Им не верили, что они не причастны и не относятся к четвертой. Они стали врагами номер один, теми, кому можно отомстить. Капитан смотрел гордо, наверное, поэтому его пытали с особым наслаждением. Они держались. Держались, когда им не давали спать, когда их пытали водой, когда им не давали есть. Когда их избивали. Просто без смысла, не пытаясь выбить никакую информацию. Им мстили. И в один момент капитан не выдержал. Форд лежал на полу, прижав ноги к животу, пытаясь скрыть свою боль, отрешиться от нее. Он смотрел в окровавленное лицо Кинна и просил. Молил Бога, чтобы Майк пришёл. Чтобы его нашли. Потому что не было никакой надежды, что он выберется оттуда живым. Он помнил, что Майк держал всё под контролем, знал всё, что происходило. Он надеялся, что нужно ещё немного подождать, совсем чуть-чуть — и брат его обязательно найдёт.***
— Давай, поднимайся, — Форд после очередного круга с трудом, при помощи рук, встаёт на колени, отплёвываясь от крови, затем начинает подниматься. Внезапно ботинок с металлическими вставками врезается ему в рёбра, заставляя задохнуться от боли. — Что, даже на ногах не держишься? Жуткий хохот — последнее, что он слышит перед тем, как снова погрузиться в темноту.***
— Осторожнее, вы, дебилы, — его ставят на ноги, но в голове шумит, и вода вперемешку с кровью капает на пол возле его ног, моментально впитываясь в почву. Одна капля всё-таки падает на белый кроссовок, некрасиво разливаясь пятном на чистой белоснежной коже. — Мразь. Вспышка боли заканчивается так же, как и всегда.***
— Эй, c ним точно всё в порядке? Мне не нужно, чтобы всё мне заблевал. — Не беспокойтесь, я за этим прослежу. Форд кашляет, выплёвывая воду. Его в очередной раз окунают под воду, легкие жжет и вдох сделать невозможно. Уже захлёбываясь, он проваливается в темноту.***
Боль. Форд больше не зовёт Майка. Он не верит, что брат придёт. Он уже не плачет. Он давно перестал чувствовать запахи, хотя знает, здесь пахнет. Когда талибы заходят в камеру, они зажимают себе носы и отчётливо морщатся. Здесь воняет. Нечистотами, кровью и гнилью. Гниющей плотью пахнет тело капитана, которого талибы даже не потрудились похоронить. Хотя Форд, казалось, чувствует этот запах, только когда в камеру входит он, Ибрагим, талиб в белых кроссовках. Именно он источает этот трупный запах. Всё, что ему хочется — чтобы это побыстрее закончилось. Чтобы всё закончилось. Ему больше не верится в спасение. Он практически счастлив услышать. — Wazhnem. Его кто-то поднимает на ноги и выводит на яркий свет. Он закрывает глаза, потому что это больно, видеть и выходить так резко из тёмного помещения, где он провел столько времени. Его ставят на колени. Он закрывает глаза. Он готов. — Улыбнись на камеру, приятель, — говорит талиб в белых кроссовках. Он чувствует холодное лезвие, прижимающееся к его шее. Его палач — левша, поэтому лезвие сильнее всего давит на правую сторону. Он улыбается. Неожиданно раздаются выстрелы, крики. Лезвие ножа проходит по касательной с правой стороны, недостаточно для того, чтобы убить, и он падает, инстинктивно пытаясь зажать рану рукой. Это больно, умирать вот так. Внезапно он осознаёт, что не хочет умирать. Он смотрит на небо, бескрайнее и голубое, и понимает, что хочет жить. Пожалуйста, Боже, дай мне выжить! На его лицо падает тень, скрывая солнце. Нет, отойди. Он пытается вырваться, пнуть склонившегося человека. — Эй, полегче. Чёрт, успокойся. Я вызвал вертушку, сейчас тебя заберут. Эй, тише… Он видит американские нашивки. Неужели его услышали? И сознание наконец отключается.***
В госпитале, придя в себя после операции, он извещает командование о том, что он выжил.***
В сознание снова вторгается голос. — Давай, сосредотачивайся. Все закончилось. Ты в безопасности. Ты сидишь на диване… Нет. Он тяжело дышит, садясь на кровати. Неимоверно жжёт горло, и он думает, что рана снова открылась. Он поднимает руку, но чувствует лишь сухую повязку. Он обхватывает себя руками и его начинает сотрясать от сухих молчаливых рыданий. Через несколько минут он берёт себя в руки, хватает с тумбочки пачку Мальборо и выходит на улицу. Дрожащие пальцы с трудом достают сигарету, но зажигалка дает только слабую искру и огонь разжигаться не хочет. Дерьмо. Щелкает пьеза, свет огонька вспыхивает и освещает изрезанную шрамами руку, протягивающую ему прикурить. Форд быстро прикуривает, лёгкие наполняются дымом, а вот горло дерёт с такой силой, что он не удерживается и кашляет. — Что же ты так себе лёгкие-то посадил? — Нет, — хрипит Форд, когда приступ проходит. Следующая затяжка дается почти легко. — Просто долго не курил. Воспоминания оживляют образы сна. Они снова встают перед глазами. Разговаривать не хочется, и он несколько раздражённо смотрит на мужчину. Тот смотрит в звездное небо, то и дело выпуская облачка дыма после очередной затяжки. Дым густой и дурманящий. Человек улыбается. — Ты тот выживший лейтенант вместе с четвёртой? Ну и как чувствовать себя побывавшим в том аду? — Пошел к черту! — Форд говорит это слишком резко. — Ты понятия не имеешь, что это было. Каково это было! — Ошибаешься. Чувство вины, трупы друзей. Боль. Страдания. Постоянные срывы, воспоминания. Сны. Жуткие. Будоражащие кровь. — Простой пересказ учебника. Иди насилуй мозг кому другому. Ты нихрена не знаешь! — Я? Может ты слышал мое имя. Алекс Робертс. Я выжил после 12 недель в подвале. Он достал фонарь. — Видишь? Эти отметины? — он закатал руку и Форд увидел, что вся его рука, а не только тыльная часть, покрыта старыми шрамами. — Нас обвинили в убийстве какой-то религиозной шишки. В итоге выжило из двадцати пяти захваченных в плен всего двое. Это было по настоящему жутко. Но, как видишь… Я все ещё тут. Он выключил фонарь и снова уставился на небо. Форд посмотрел на него. — Как… как ты справился? Как ты смог забыть? — Справился? Забыть? Забыть это невозможно. Это — твоё прошлое. Оно настолько жуткое, что ты не сможешь жить нормально, ты будешь всё время помнить об этом. Но ты должен переступить. Жизнь продолжается. И Бог, — он ткнул куда-то сигаретой в небо. — Бог зачем-то даровал тебе жизнь. Обязательно для чего-то. И ты должен её прожить. Ты не забудешь, но ты можешь научиться справляться и не вспоминать. Закрыть на замок. Не давать воспоминаниям себя поглощать. Это было, но ты выжил. Прошлое будет всегда с тобой. И если тебе это нужно, ты сможешь с этим справиться и остаться тем, кем ты хочешь продолжать работать. Мужчина ушел, а Форд стоит и пытается осмыслить сказанное. Ведь действительно. Это его мозг. Все эти кошмары лишь в его мозгу. Надо только научиться их контролировать.***
И он решил попытаться. Он решил помочь себе сам, а не скатываться в депрессию и вечную агрессию. А через неделю после того разговора с проверкой прилетел, наконец, его брат. Майкрофт. Он был тогда в своей палате, когда к нему вошел Майк. — Я приехал как только узнал и как смог. Как ты? Он посмотрел на явно нервничающего брата и поначалу не смог унять той жуткой обиды. «Ты опоздал, Майк. Ты опоздал, — хотелось сказать ему. — Я умер там». И это было правдой. Только там он понял, что в критический момент помощи ждать не от кого. Надо найти силы и жить самому. Майкрофт действительно беспокоился, не находил места, стремился узнать, что случилось с братом. Он был таким, как всегда. Но Форд смотрел на него сейчас и видел, что он не может ему сказать, как было дело. Он не мог сказать, что он чуть не умер там, что он желал смерти. Он не мог сказать, как он звал Майка. Он не мог сказать и вообще передать, как ему было там. Это никого не волнует и не должно волновать. Каждый бы на его месте там выл бы как сопливый ребенок, лежа в собственных испражнениях и блевотине. И он прошёл через это. Он не позволит этому сломать себя и не позволит никому увидеть, что это хоть как-то сломило его. Ведь если Майк, сидящий напротив, узнает то, через что он смог пройти на самом деле, как близок он был к смерти, он не простит себе. Он сломается. Сидя сейчас перед братом, всё таким же холодным как всегда, Форд видел то, как бегали глаза, осматривая его повязки. Брат и так чувствует вину. Не стоит собственноручно загонять гвозди в его гроб. Форд улыбнулся, как и раньше поприветствовал брата. — Да ну, Майки. Я выбрался. Я всегда выхожу сухим из воды. Я смог и сейчас. А как твоя проверка? Не мог же ты прилететь сюда только из-за меня? То-то наш генерал сегодня устроил разнос, что его даже здесь слышно было. Майкрофт только скривился, а Форд понял, что быть прежним не так уж и сложно. Он может обдурить этих идиотов и починить свой мозг сам. Снова этот голос. — Ты у меня дома. Это Джон. Шерлок. Это Джон Уотсон. Твой сосед по квартире. Нет, он не Шерлок, он его брат. Их часто путали с братом, но он другой. И у него никогда не было соседа по квартире. Более того, он никогда не жил в квартире. Он уехал в восемнадцать, и его домом были казармы. Он служил, потом был в плену, выбрался оттуда. Потом убил виновного в том, что случилось с его командой. Потом его отправили под суд. Он сидел в тюрьме. Чуть не умер от ран, нанесённых в столовой тюрьмы ножом. Выжил. Его вытянул Майкрофт и приказал быть заменой Шерлоку, изобразить его и быть приманкой. И это оправдано, Форд больший боец, чем Шерлок. Даже если охрана его потеряет, он будет в состоянии постоять за себя. Он будет готов. Но помимо этого, он должен присмотреть за друзьями Шерлока. В особенности за Джоном Хэмишем Уотсоном, военным доктором, капитаном пятого нортумберлендского полка. Джоном, за которым ему сказали присматривать, не зная того, что они были знакомы. Форд осмысленно посмотрел на сидящего напротив него капитана. Нет, сейчас просто доктора. — Джон. Услышав его хриплый, сипящий голос, Уотсон натянуто улыбнулся и осторожно сжал лежавшую на плече друга руку. — Эй. С возвращением. И это фраза относится к тому, что ты, наконец, пришёл в себя. Насчёт того, что ты вернулся с того света, тебе ещё предстоит… Да, блин. Сначала скажи, какого чёрта это вообще было?