It’s bugging me Grating me And twisting me around Yeah I’m endlessly Caving in And turning inside out
— То есть, ты от одной беременной женщины ушёл к другой, я правильно понимаю? — сквозь зубы прошипел я, обращаясь к отцу, уже под конец столь удивительного и испортившего все настроение и планы вечера, когда я уже собирался уходить. Внутри меня просто разъедало от непонимания того, как это могло случиться. Меня ломало и появившейся головной болью, на которую я все время не обращал внимания, потому что куда больнее мне было осознавать, что моё гребанное счастье, которому я даже не успел нарадоваться, буквально выскальзывало у меня из рук, сменяя белую полосу моей жизни на черную. На самом деле во время празднования маленького юбилея***
— А ты у нас, значит, профессионал? Кажется, у меня есть для тебя одно предложение, — ухмыльнулся я и, схватив девушку за руку, начал тянуть её к сцене. — Нет, нет, нет, Пит. Я не пойду, — вскрикнула она, отступая назад, осознав, для чего я выманил её на сцену. — Ну, что тебе стоит? Всего одна песня, которую ты просто не можешь не знать, — сказал я, смотря ей в глаза. — Пожалуйста, Китнисс, — продолжил я, умоляюще выпячивая нижнюю губу. — Прекрати так делать, — нахмурившись, возмутилась брюнетка, но я сделал все в точности наоборот, чем заставил улыбнуться. — Ладно, хорошо, что за песню надо спеть? Я, ответив, продолжил тащить её на сцену. И даже когда мы уже стояли на ней, когда ей выдали микрофон, я все ещё держал меня за руку, что, кажется, её заметно смущало. — Дамы и господа, хочу представить вам мою замечательную девушку, Китнисс Эвердин! — воскликнул я, обращаясь к залу, сам не зная, почему решил представить её именно так. — Какая нафиг девушка, Мелларк? Что ты несёшь? — возмущённо прошептала она, вырывая свою руку. Я лишь ухмыльнулся и повернулся к ней лицом. Мы оказались вновь на неприлично близком расстоянии друг от друга.In a world full of pain Someoneʼs calling your name, Why donʼt we make it true? Maybe I, maybe you…
После совместно спетого припева был проигрыш и зазвучали последние аккорды. Именно на них я наклонился и поцеловал ее, ошарашивая этим всех, в том числе и хрупкую девушку, великолепно исполнившую со мной дуэт. Черт бы побрал её губы, честное слово. В ту же секунду она ответила мне, а зал наполнился аплодисментами и восторженными возгласами.***
Я вспоминал об этом, поднимаясь в квартиру, где потом рефлекторно кинул ключи на тумбу, оставил купленные бутылки на барной стойке и, развязав галстук, остановился посреди гостиной, где, черт подери, слишком многое напоминало о ней: ещё пару недель назад мы тихо сидели на этом диване и смотрели какой-то скучный фильм, нудность которого вскоре была заменена страстными поцелуями Эвердин; в шкафу-купе мы знатно потрахались на прошлой неделе, а про спальню даже и говорить ничего не надо; на кухне меня всегда по утрам ждал вкусный завтрак, от одного запаха которого уже сносило крышу. В груди вновь предательски заныло. — Прости, мам, — с печалью в голосе произнес я, снимая портрет со стены. — Но мой любимый папик продолжает портить мне жизнь своей изменой. Мам, я не знаю, что ты в нем нашла. Я не могу тебя осуждать, но неужели ты правда так сильно его любила, что смогла простить? — добавил я, садясь на диван и, буквально, вжимая рамку себе в грудь. — Свадьба отменяется, — с трудом проговорил я сквозь зубы, начиная скалиться. — Прости за алкоголь, за сигареты и все, что я здесь могу устроить, правда. Мне жаль. Думаю, ты бы не хотела этого видеть, — после я резко встал и спрятал портрет в коробку с фотоальбомами в кладовке, вновь шепча короткое «прости». Вернувшись к барной стойке, я откупорил первую бутылку и сделал глоток, сморщившись от того, как большое количество жидкости разом жгло мне слизистую. Сняв рубашку и оставив её вместе с галстуком на столешнице, я вновь отпил из горла и ногой стал швырять валяющиеся лепестки роз из стороны в сторону. На журнальном столике все ещё стояли бокалы и свечи. Это могло стать самым лучшим вечером в жизни каждого мужчины, но, видимо, только не у меня. От одного взгляда на все эти романтичные приготовления мне становилось тошно, потому что сейчас в них уже не было никакого смысла, они не приносили мне никакой радости. Со зверским рыком я с силой бросил один из бокалов в стену, после чего в противоположную сторону отлетел другой. Я чувствовал, как медленно начинал ненавидеть Эвердин просто за то, что она все это время была моей сводной сестрой. Телефон начал вибрировать от пришедшего уведомления. О, вспомни лучик, вот и солнышко. Нет, правда, прямо так она у меня и была забита в контактах. «Солнышко». Солнышко, которое мне, сука, больше не светит. 22:49. И что теперь будет?22:50. Пиздец теперь будет.
22:51. Очень информативно.22:53. Обращайся.
Я вновь вспомнил то, как открыл дверь в её квартиру и увидел на пороге отца, который, как выяснилось, оказался не только моим. Телефон отлетел куда-то в сторону спальни. Ненавижу. Как же я вас всех теперь ненавижу. Стоило мне всего лишь один раз полюбить, так вместе со счастьем сразу же пришла и боль. Я закрыл глаза, пытаясь убедить самого себя в том, что это сон, но когда я их вновь открывал, Китнисс все ещё оставалась моей сестрой. От всего этого только ещё больше хотелось набухаться и забыться на пару дней, а если можно, то месяцев.***
Сердце забилось ещё сильнее, когда её взгляд остановился на мне, после чего я спрыгнул со сцены и направился в её сторону, лучезарно улыбаясь и пережидая проигрыш. Люди расходились в разные стороны, образуя небольшой коридор, дабы не представлять мне преград, чтобы дойти до её скромной персоны, которой я, возможно, слишком спешно признавался в любви.Послушай, моё сердце бьётся Лишь только для тебя, Я здесь с тобой, и я люблю тебя!
Допев последнюю строчку, я подошёл вплотную к ней и поцеловал, заранее подозревая, что она в силу сложившихся обстоятельств мне не ответит. Однако, какой бы сильной и независимой она не пыталась мне показаться, её тело не было согласно с остатками здравого разума, а потому она, обвив мою шею руками и прижав ещё сильнее к себе, ответила на поцелуй, пальцами зарывшись в мои мягкие волосы. Все вокруг, как по заказу, начали аплодировать. — Ты перестал звонить, писать, как только я перестала отвечать. Я надеялась, что это к лучшему. Мне казалось, что так будет проще нам обоим, — сказала Китнисс, стараясь не смотреть мне в глаза. — Я думала, что ты, наконец, забыл меня. — Я пытался, знаешь, — ответил я, чуть задев зияющую рану. — Но, как видишь, у меня ничего не получилось. Я не могу перестать думать о тебе, Эвердин. Ты причина, по которой я не могу нормально спать по ночам.***
Мы стояли на мосту, изредка тихо перешептывались, смеялись и просто наслаждались времяпровождением в компании друг друга. Я подошёл к ней и приобнял её сзади, осторожно расположив собственные руки на её талии и уткнувшись носом в её шею. — Знаешь, наша первая встреча была очень комичной, наша первая ночь жаркой, первый разрыв не по нашей вине был самым несправедливым событием в моей жизни, — тихо шептал я, прижимая девушку ещё сильнее к себе, пока она продолжала слушать, любуясь городом. — Возможно, когда я сказал тебе это в первый раз на глазах у сотни человек в парке, я был в большом смятении, в какой-то степени даже был не уверен, честен ли я с тобой, да и с самим собой в своих чувствах, — продолжил я, уже смотря брюнетке в глаза, поскольку она развернулась. Китнисс могла бы ударить меня за сказанное, но она лишь молча ждала продолжения, доверчиво смотря в мои глаза. Потому что главные слова я все ещё не сказал, но она, кажется, уже была готова заплакать. — И сейчас, я готов поклясться, не простил бы самого себя, если бы мы не познакомились. Потому что я все обдумал. Потому что я все решил. Потому что я люблю тебя, Китнисс. Я по-настоящему тебя люблю.***
Не выходя на балкон, я втянул в себя содержимое сигареты и медленно выдохнул, отходя от воспоминаний своего первого признания. В нос сразу же отдало неприятным табачным запахом, но, знаете, меня это ни на секунду не остановило. Зажав сигарету зубами, я выкинул журнальный столик в прихожую, довольно наслаждаясь звуком битого стекла, посыпавшегося на светлый ламинат. — Не доведёт до добра эта правда, — напевал я, уже будучи в стельку пьяным. Я всегда думал, что алкоголь отключает бушующие чувства, но он лишь ненадолго их заглушал, поэтому они возвращались лишь с большей силой. — Звонить и писать мне не надо, больше с тобою нам не по пути. 23:03. Давай поговорим, пожалуйста.23:07. Это ещё о чем, сестренка?)
Потушив в пепельнице сигарету, я снова взял бутылку и следующим предметом, отлетевшим в другой конец комнаты, стал торшер, мирно стоявший и меня не трогавший у входа в спальню. Скатившись по двери вниз, я с бушующей злобой понял, что мне дико что-то мешалось в кармане брюк. Ах, да, кольцо, как я мог забыть, я же чуть не стал истинным семьянином. Я допил оставшийся виски, после чего пустая бутылка звонко разбилась о входную дверь, чему мои уши были только рады. — Извини, но ты мне больше не понадобишься, — виновато сказал я золотому кольцу, и красная коробочка сразу же оказалась где-то на кухне в лепестках роз и осколках от стекла журнального столика. Хотел жениться, но кому-то сверху показалось, что я стал слишком хорошо жить. Спасибо, так же мне намного лучше, правда? Зайдя в спальню, я плашмя упал на кровать, после чего достал из пачки ещё одну сигарету. Я смотрел в белый натяжной потолок, а в голове уже не было абсолютно ничего. Ничего, о чем бы мне хотелось порассуждать. В душе меня все ещё прожигала обида за то, что все так обернулось. Я возненавидел каждого: и отца за его измену и уход из семьи, и его милую с виду жену, которая на деле оказалась той ещё стервой, сумевшей увести мужа из семьи, и Китнисс за то, что она просто была в моей жизни все это время. Я с головой оказался в полнейшем бешенстве, которое почему-то все больше начинало мне нравиться. Наверное, это все потому что я был пьян. Спустя минут двадцать я встал для того, чтобы взять вторую бутылку прекрасного алкоголя, но тут же в мое поле зрения попал коллаж наших с Китнисс фотографий. Сняв его со стены, я сел на кровать и стал смотреть на фото так, будто никогда их до этого не видел. Как же сильно я её люблю. Я просто хочу, чтобы все вернулось на свои места, чтобы мы были вместе, как на протяжении этих чертовых 10 месяцев.***
— Пит, неужели ты не понимаешь чем это закончится? У тебя будет жена, ребёнок. А я не хочу быть любовницей, не хочу рушить чью-то жизнь. Я не хочу быть запасной. Между нами ничего не может быть. Как же ты этого не понимаешь?! — уже со слезами на глазах кричала она, пытаясь достучаться до меня, слегка подлупашивая меня ладонями по груди. Я лишь перебил её, так и не дослушав злостную тираду про отношения до конца, накрыв её губы своими, снова выходя за тупые установившиеся недавно рамки дозволенного. И она ответила мне, на мгновение, кажется, позабыв о том, что сама говорила, что больше не имела никакого права это делать. Такие манящие и опьяняющие одним прикосновением губы, такие сладкие и не мои. Которые я мог быть вынужден заменить другими. — Даже если это не последний раз, — отдышавшись, начал я, нежно проводя костяшками пальцев по её щеке и всматриваясь в её глаза. — Я не мог упустить шанс, чтобы вновь поцеловать тебя. После этого я, опустив голову вниз, ушел, оставив Китнисс в полнейшем недоумении, ловящую воздух ртом в ожидании нового поцелуя и срывающуюся с планки спокойствия, на которую она, наверное, так отчаянно пыталась забраться, думая, что так будет проще. Проще, если бы в её жизни не было бы меня. Я не обернулся, сделав шаг, два, три и, в конце концов, даже тогда, когда уже зашел в кофейню. Больно. Паршиво. Снова хотелось кричать. Стучать кулаками в стену и надеяться на скорейшее пробуждение от этого страшного сна. Но проблема была в том, что это было в реальности. И я ничего не мог с этим поделать.***
Затянувшаяся тишина в квартире резко сменилась звонким ударом, когда я с силой бросил фоторамку стеклом вниз, после пронаблюдав, как наши милые лица исказились сотней маленьких трещинок. С непривычной лёгкостью на пол я отправил стоявший у стены комод, который всегда мне казался слишком тяжелым. Со всей злости я стал бить кулаками по стене и продолжал это делать даже тогда, когда на обоях начали оставаться кровавые отпечатки от сбитых в хлам костяшек. Но меня это никак не успокоило. Даже физическая боль не могла в полной мере заглушить то, что являлось моим раздражителем. Выпуская все, что накипело во мне за этот вечер наружу, я стал кричать так сильно, как только мог. Мне стало до такой степени обидно за самого себя, что я был готов сорвать себе голосовые связки. И плевать я хотел на завтрашнее выступление. Плевать я хотел на то, что вел себя сейчас, как последний псих, сбежавший из сумасшедшего дома. Откупорив новую бутылку, я стоял, держа в окровавленной руке дымящуюся сигарету, посреди изуродованной мной же гостиной, заполненной запахом табачного дыма, лепестками чертовых роз, осколками стекла, сломанной мебелью и воспоминаниями, которые все равно нагло продолжали своё существование, причиняя ещё большую боль. 23:09. Возьми трубку, пожалуйста.23:47. Держись от меня подальше, ладно?
Я не хотел даже думать о том, что сейчас происходило с Китнисс. Чем больше я буду думать о ней, тем дольше я не смогу забыть о ней и обо всем, что между нами было. В голове быстро-быстро менялись картинки: встреча в клубе, её слезы о бывшем, душевная беседа после третьей бутылки вина в моей квартире, первый секс, похмельное утро, яичница на моей голове, секс в душе, встреча в кофейне, дуэтная песня, момент, когда она с силой хлопнула дверью моей машины, а я кричал что-то вроде «Эвердин, это машина, а не холодильник», её истерика по поводу развода родителей, появление беременной Джесс, мои сожаления, вскрывшаяся правда, признание в любви, различные вечеринки, теплые объятия, страстные поцелуи, горячие ночи, когда мы не давали друг другу покоя, вкусные завтраки, планы на будущее, отдых в горах… Все это воображаемое мной слайд-шоу буквально в конец убило меня, не оставив и шанса на выживание, потому что оно заканчивалось сегодняшним днем, когда все пошло по одному всем известному месту. Я знал, что ей было паршиво точно также, как и мне. Но я больше не был тем человеком, который мог бы её успокоить и пообещать, что все будет хорошо. Потому что сейчас я не мог успокоить даже себя самого. Выключив телефон, я продолжил сидеть за барной стойкой, делая глоток за глотком, выкуривая сигарету за сигаретой, наплевав на здоровый образ жизни и остатки разума. Я стал винить себя за то, чему ещё сегодня утром был несказанно рад. Стал кричать. Рычать. И плакать. Позорно плакать, не в силах справиться с бушевавшими во мне чувствами.I feel my heart implode And I’m breaking out Escaping now Feeling my faith erode